Областной научно-методический центр культуры и повышения квалификации

И насладился из кубка нештара,

Помещенной (туда)жертвенной усладой.

Четвертый кубок, неприкосновенный, бессмертный

Пусть выпьет Дравинодас (как кубок) Дравинодаса!» ¹⁵³.

Итак, перед нами обряд жертвоприношения предкам, которые дают герою здоровье, силу и предрекают судьбу, говоря:

«Ты ище-то будешь ездить во чистом поли,

Во чистом-то поли тебе да смерть не писана» ¹⁵⁴.

В тексте былины есть слова, подчеркивающие родство трех калик перехожих с Ильей и их сакральные функции. Об этом свудетельствует следующее обращение калик к Илье:

«Уж ты гой еси, ты цядушко единое,

Ты едино, ты цядушко любомоё...»,

И его обращение к ним:
«Уж вы гой еси, мои милы калики,

Вы, перехожия спасёны, переброжия» ¹⁵⁵.

Надо отметить, что такая обрядовая архаика, зафиксировнная на уровне древних арийских текстов, сохранилась не только в былинах и сказках, но даже в некоторых бытовых поведенческих нормах, харак­терных для русского народа.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Как было отмечено ранее, удивительная архаика, зафиксирован­ная на уровне древних арийских текстов, сохранилась не только в были­нах, сказках, преданьях и заговорах, но даже во многих бытовых пове­денческих нормах и, конечно, традиционных обрядах русского народа. Так, встречаясь друг с другом, мы здороваемся, т.е. желаем здоровья. Но именно это и предписываетМахабхарата: «При каждой встрече сле­дует спрашивать о здоровье», кроме того, «подстригающему себе бо­роду, чихающему, купающемуся, вкушающему пишу и всем болящим желать здоровья» ¹⁵⁷, что мы и делаем (с небольшими коррективами) по сегодняшний день. В обыденной жизни супруги часто говорят друг о друге «моя половина», но ведь еще в ведических текстах говорится: «Сам че­ловек – полчеловека, вторая половина – жена» ¹⁵⁸. И здесь имеет смысл обратиться к севернорусским народным обрядам: свадебным, родиль­ным, похоронным и т.д. Е.Перфецкий в своей статье «Бытовые язы­ческие черты в свадебных обрядах русского населения Архангельской губернии» отмечал полное сходство древнерусской формы брака («по­хищение», «покупка», «приведение») с древнеримской («usus», «coemptio», «confarreatio»). Но Р.Б.Пандей, говоря о древнеиндий­ских формах брака, отмечает брак-похищение, характерный для Вар­ны воинов, называемый «ракшаса»; брак «гандхарва», когда не роди­тели девушки решали вопрос о браке, а невеста и жених решали его между собой, следуя взаимной любви; брак «асура» или «покупка», когда жених дает имущество родственникам и невесте, т.е. невесту прак­тически продавали; брак «брахма», который считался похвальной формой и был подобающим для брахманов, эта форма была прослежена вплоть до ведийских времен. Собственно, это и есть брак-приведе­ние, когда отец выдавал девушку замуж, «давая столько украшений, сколько мог, мужчине, обладающему характером и ученостью, которо­го он сам приглашал по своей воле и принимал с почетом, не беря ниче­го взамен» ¹⁵⁹.

А.А.Васигин отмечает: «Практически во всей Индии прослежи­вается одна и та же закономерность, браки высших каст и высших сло­ев общества совершаются согласно ортодоксальным формам брака, без брачного выкупа, но с уплатой приданого, браки низших слоев и каст – в формах брака купли» ¹⁶⁰.

Д.К.Зеленин в своей «Восточнославянской этнографии» под­черкивал, что у русских, особенно у староверов, т.е. среды, наибо­лее полно сохранившей древнейшие дохристианские обряды, «повсе­местно распространены тайные свадьбы – самоходом, самокруткой, уводом, уходом, убегом. Известны три вида таких свадеб. В первом слу­чае совершается настоящее похищение: невесту похищают неожидан­но для нее самой и она не знает, для кого и для чего это делают» ¹⁶¹. Эта форма брака, зафиксированная у русских староверов, практически иден­тична отмеченной Р.Б.Пандеем форме брака, характерного для варны воинов и называемого «ракшаса». Во втором, более распространенном случае, как пишет Д.К.Зеленин, «жених и невеста договариваются о тайном браке, причем невеста заранее отдает жениху часть своего при­даного или по меньшей мере делает ему подарок как залог того, что она не передумает» ¹⁶². Такая форма по существу идентична древнеиндийской форме брака «гандхарва». Именно о ней говорит царь Душьянта, герой драмы великого индийского поэта и драматурга IV–V вв. Калидасы «Шакунтала или перстень-примета»:

«Есть брак старинный – вольное супружество:

Не надо согласия родителей, венчального обряда.

Так поступают дочери подвижников святых,

И, радуясь, родители благословляют их» ¹⁶³.

Е.Перфецкий в начале XX в. пишет о том, что у славян «цент­ральным моментом религиозного заключения брака... было посажение брачующихся на коже жертвенных животных или, как оно называлось у древнеруссов – «сажание на посад». Подобное явление мы наблюдаем теперь у наших крестьян: невеста, надев на голову парчевую повязку и на верх ее «челки» (круг, высаженный бисером), приступает к шитью рубахи жениху, причем, она садится на передней лавке, на которую по­лагается вверх шерстью собственная ее шуба для сидения на ней. Для жениха существует тоже аналогичный обряд: при отправке к невесте из своего дома жених зажигает восковую свечу у образа, родители тоже берут в руки свечи и приступают к благословению сына, причем, под ноги его вверх шерстью кладется овчинная шуба, которая должна быть из одноцветной шерсти» ¹⁶⁷. И даже в настоящее время старики в воло­годской и архангельской глубинке, вспоминая свою молодость, отмеча­ют, что во время свадьбы невеста и жених сидят на лавке на шубе мехом наружу. Но если мы обратимся к древнеиндийскому свадебному обряду, то в нем невесту также сажают на шкуру (рыжего быка) шерстью вверх. Считалось, что она (шкура) должна была «способствовать плодовитос­ти женщины» ¹⁶⁸. В русском свадебном обряде девичью косу невесты рас­плетают и переплетают ее в две женские косы, символизирующие ос­вобождение от родительской власти и переход в новое состояние замужней женщины. В индийском свадебном обряде «девушке распле­тали косички, освобождая ее от родительской власти в знак того, что она переходит в новое состояние замужней женщины» ¹⁶⁹. Во время свадьбы молодых на Руси обсыпали хмелем и зернами злаков. Эта традиция сохранилась на Русском Севере вплоть до наших дней. В древне­индийском свадебном обряде также принято обсыпать молодых зерна­ми злаков ¹⁷⁰. В севернорусской свадьбе на полу рассыпалась солома, которую новобрачная должна была выметать. «Свадебный обряд в Ин­дии включает жертвенную солому на полу. Коврик невесты должен ка­саться края жертвенной соломы» ¹⁷¹. В севернорусской свадьбе сваху, дружек, тысяцкого и других участников свадебного ритуала было при­нято ругать, обзывать, насмехаться над ними. Так, сваху сравнивали с «жабой болотной», с мышью, просили увести ее на речку и т.д. Очень широко были распространены довольно скабрёзные шутки в адрес глав­ных действующих лиц этого торжества. Так, Д.К.Зеленин отмечает, что: «На Онеге во время свадебных торжеств устраивались шуточные представления, в том числе женитьба барина. Один из присутствующих, изображающий барина, громко, так, чтобы всем было слышно, выкри­кивает всевозможные непристойности, каждая из которых задевает при­сутствующих девушек, а остальные молодые люди повторяют эти же непристойности, но еще громче...» ¹⁷².

В древнеиндийской свадебной традиции считалось, «что шутки (часто неприличные) во время свадьбы вызывают смех, способствую­щий плодородию. Такое же значение, очевидно, имеет распространен­ный в Индии обычай ругать свадебных гостей» ¹⁷³.

В русской народной свадьбе не только в деревне, но и в городской среде еще в конце XIX века было принято сажать мальчика на колени новобрачной. В первый раз его сажали сразу же после приезда от вен­ца, во второй – во время кормления молодых. Г.А.Жирнова отмечала, что: «Отрок вместе со свахой и дружкой провожал молодых до брачной постели и трижды ударял ладошками по подушкам. Исследователи от­носят символические действия такого рода к семильной и контагиозной магии, направленной на то, чтобы у молодых первым родился сын» ¹⁷⁴.

В древнеиндийской свадебной церемонии на колени молодой так­же сажали мальчика.

Мы уже отмечали ранее, что в русской фольклорной традиции жениха-мужа величают, как правило, «ясным молодцем», а невесту-жену «красным солнышком». В свадебном гимне Ригведы невесту так­же именуют солнцем (Сурьей), а жениха месяцем (Сомой). Общеизве­стно, что в русской свадьбе жених – это «молодой князь», а невеста – «молодая княгиня». В древнеиндийском свадебном ритуале жених име­ет все атрибуты царя-кшатрия (т.е. воина), а невесту называют «гос­пожой» и «царицей» ¹⁷⁵.

В русской, и особенно в севернорусской свадебной традиции, име­ется разработанный и до предела семантизированный обряд предсва­дебной бани для невесты и для жениха. В древнеиндийском свадебном ритуале полагалось, чтобы «невеста и жених омылись перед брачными церемониями» ¹⁷⁶.

Мы знаем, что для севернорусского свадебного костюма (и жени­ха, и невесты) характерно сочетание красного и белого цвета, причем именно свадебный костюм перенасыщен вышивкой, ткаными прастав-ками, лентами и т.д. красного цвета. Но сочетание красного и белого было атрибутом похоронной обрядности на восточно-европейском Се­вере еще в эпоху древнего каменного века (Владимирская стоянка Сунгирь XXIV–XXV тыс. до н.э.). Исследователями неоднократно подчер­кивалось, что севернорусская свадебная песенная традиция, и прежде всего причеть невесты, исключительно близка к похоронной причети, а в целом свадебный обряд семантически близок к похоронам. «В индийской символике белый и красный цвета, особенно сочетание их, символизируют траур», – пишет Б.Л.Смирнов ¹⁷⁷. «Сари (или другая одежда) красного или темнорозового цвета и в наши дни обязательно надевается невестой вдень свадьбы почти во всех областях Индии», – отмечает Н.Р.Гусева ¹⁷⁸. Она же указывает на следующее обстоятель­ство: «в «Глиняной повозочке» выявляется интересная символика – красный цвет знаменует собой и казнь, и свадьбу; герой драмы Чарудатта по ложному обвинению предан в руки палачу, и на него надевают красный плащ, но в час казни является его возлюбленная и снимает с него тяжкое обвинение, после чего Чарудатта восклицает: «Смотри – и этот красный плащ, и осужденного венок ты в украшенья жениха сво­им приходом превратила» ¹⁷⁹.

Мы знаем, что в русской свадебной обрядности хлеб и соль игра­ют огромную роль. Молодых благословляли хлебом-солью, на свадеб­ном столе обязательно должны были стоять хлеб и соль и т.д. Но в во­сточных регионах Вологодской области сохранилась память о том, что раньше невесте перед венцом сваха и крестная мать (божатка) нати­рали темя солью. Считалось, что делается это для предохранения от сглаза. Интересно, что в древнеиндийских текстах соль и соленая пища «всегда ассоциируются с половыми отношениями» ¹⁸⁰.

Символом половых отношений в индийской традиции считается также заяц, который постоянно присутствует в изображаемых на мини­атюрах эротических сценах. Символике зайца в славянской обрядности и фольклоре посвящена работа А.В.Гуры, который отмечает, что: «Образ зайца в славянских народных представлениях обнаруживает ярко выраженную связь с архаической и сакральной в своих истоках фалли­ческой символикой» ¹⁸¹ и характеризуется любовно-брачной семанти­кой. Он подчеркивает далее, что: «Любовно-эротическая символика зайца определяет и представление о влиянии этого животного на кра­соту и привлекательность человека: «кто кусочек мяса заячьего съест, будет красавцем» (Воронежская губерния)» ¹⁸². Здесь стоит отметить, что в индийской традиции красивую девушку называют «зайцеликой». Отвлекаясь несколько от свадебной тематики, заметим, что в древне­индийских представлениях заяц связан с месяцем, являясь его вопло­щением. С подобной ситуацией мы сталкиваемся и в славянской фоль­клорной традиции: «Заяц-месяц, /Где был? В лесе» (Казанск. Губ.); «Заяц-месяц, / Вырвал травку / Положил на лавку» (Петербургская губ.); «Заяц-месяц / Сорвал травку, / Положил подлавку» / (Пермская губ.)» ¹⁸³. В свадебной обрядности (славянской вообще и севернорус­ской в частности) заяц – символ жениха. Так, на Пинеге во время свадь­бы жениху дарят сшитого из льняного холста зайца. Поскольку в север­норусском фольклоре (как и в древнеиндийской традиции) жених ассоциируется с месяцем, а месяц – с зайцем, то в таких обычаях (да­рения жениху зайца) нет ничего удивительного.

И, наконец, как пишет Р.Б.Пандей, согласно свадебным обря­дам, зафиксированным в Ригведе, «взятие руки невесты женихом явля­ется главной церемонией, и дарение девушки, как и прежде, остается делом отца, и жених приходит сватать ее у него. Но взятие руки невес­ты, по-видимому, происходит в ее доме, как это обычно делается и сейчас, а не в доме жениха...» ¹⁸⁴. После передачи отцом невесты своей доче­ри жениху их руки перевязывали веревкой: жениху – правую, а невесте – левую. Жених, взяв невесту за руку, обходит с ней вокруг огня слева направо и т. д.

Если мы обратимся теперь к свадебному обряду, существовавше­му еще в 20-е годы нашего века на востоке Вологодской области (Бабушкинский, Никольский, Тарногский районы), то здесь отец переда­вал невесту жениху, ведя ее за полотенце, одетое петлей на руку. Держась за другой конец полотенца, жених обводил невесту вокруг стола слева направо. Затем, продолжая держаться за разные концы полотенца, они становились на браную скатерть для родительского благословения. В Индии распространен обычай, по которому ко дню свадьбы женщины из семьи невесты наносят магические орнаменты (ранголи или альпона) на пол, стены дома и вокруг брачного алтаря (функции такого брачного алтаря в вологодской свадьбе выполняла именно орнаментиро­ванная браная скатерть, на которую становились жених и невеста).

В связи с этим Н.Р.Гусева пишет: «Эта древнейшая традиция, связанная с верой в магическую силу условного рисунка, прочно вошла в индуизм, и ни одно обрядово-ритуальное действие, ни один праздник в индусских семьях любого социального слоя не проходит без нанесения ранголи не только на землю перед входом в дом, на полы или стены дома, но и на сосуды и разные ритуальные предметы. Отдельные элементы подобных узоров наносятся даже на ладони невесты, а иногда и на ее лицо» ¹⁸⁵. Здесь стоит отметить тот общеизвестный факт, что в северно­русской свадебной обрядности (да и в целом у русских) охранительная орнаментика играла огромную роль. Украшенные древними геометри­ческими узорами полотенца вешались вдоль стен, в красном углу, входили составляющей частью в головной убор молодой, да и весь костюм жениха и невесты был перенасыщен такими вышитыми или ткаными охранительными орнаментами. Причем индийские магические узоры, как правило, абсолютно идентичны севернорусской охранительной гео­метрической орнаментике. Интересно и то, что в индийском свадебном обряде, согласно ведическим правилам, на рисе, насыпанном в форме лепешки, жрец рисует красным порошком один из важных элементов янтр – свастику. В свадебной обрядности Вологодской губернии лепешка-«витушка» играла также огромную роль. Витушка украшала свадеб­ный стол, она была символом молодых. При приезде молодой в дом мужа именно витушкой благословляла ее свекровь и клала этот ритуальный хлеб на голову своей снохи. Выпекалась витушка также не просто, она, как правило, вся украшалась «гуськами» и свастиками из теста. Очень часто при приготовлении такого свадебного хлеба сначала лепили из теста свастику, а затем обкладывали ее по контуру тестом. В ре­зультате после выпечки не только на внешней части пирога доминиро­вала свастика, но она также хорошо просматривалась и на плоскости, лежавшей на поду.

1 -2. Неолит. Петроглифы. Онежское озеро. IV тыс. до н.э.

Мы знаем о том, какую большую роль играют в индийской свадь­бе венки, украшающие жениха и невесту. Но здесь, наверное, стоит вспомнить, что в восточнославянской архаической обрядности одним из важнейших атрибутов Купалы-дня, связанного с началом брачного периода, был венок, использующийся как средство продуцирующей магии и оберег. Даже сам термин «венчание» определяет свадьбу как некий ритуал, связанный с венком. В. К. Соколова отмечает, что: «У белорусов через костер (на Ивана Купалу – С.Ж.) перебрасывали венки, причем если венок ловила девушка, то бросала обратно, если па­рень – рвал... Вполне вероятно, что это более ранняя, чем гадание, фор­ма действий с венком, связанная с брачной символикой, которая зани­мала в купальской обрядности видное место» ¹⁸⁶.

Ритуальная свадебная витушка. Вологодская обл. Конец XX в.

Таким образом, мы можем констатировать огромное количество схождений – образных, ритуальных, знаковых – в севернорусской и древнеиндийской свадьбе.

То же самое можно сказать, сравнивая севернорусские и древне­индийские похоронные обряды. Так, Д.К.Зеленин отмечает, что: «По русским представлениям, умирающий должен окончить свою жизнь на соломе: украинцы и белорусы кладут его на овчины» ¹⁸⁷. (кур­сив мой – С. Ж.). Согласно этнографическим данным, полученным экспедицией Вологодского пединститута в 1994 году в Кичм.-Городецком районе Вологодской области от стариков 1911 и 1914 г. р., покойников моют на сене, которое затем выносят во двор к стойке для того, «чтобы скотина затоптала» и чтобы «корень (семья) жил в достатке». Инте­ресно, что «корень» не только семья, но и само сено, на котором мыли покойника.

Р.Б.Пандей отмечает, что в древнеиндийском обряде «умираю­щего клали на землю, обмазанную коровьим навозом и посыпанную священной травой» ¹⁸⁸, т.е. здесь также, как и в севернорусской традиции, умирающий, солома и коровы взаимосвязаны.

Э.Тэйлор в своей широкоизвестной книге «Первобытная культу­ра» писал о том, что «индусы приносят в дар брахманам черную корову, чтобы обеспечить переходдуши через Вайтарани, реку смерти, и часто при смерти хватаются за хвост коровы, как будто хотят переплыть че­рез реку по способу пастухов. В числе верований Северной Европы упоминается, что человек, отдавший корову бедному, найдет корову на том свете, чтобы перебраться на ней через мост смерти, а обычай вести корову в погребальной процессии, говорят, удержался до настоящего времени» ¹⁸⁹.

В верованияхдревних индийцев «отражено представление о пред­ках, обитающих на Луне: «Поистине, те, кто уходит из этого мира, все идут к Луне. Благодаря их жизненным силам она растет в первую поло­вину месяца и во вторую половину месяца заставляет их родиться (сно­ва). Поистине, Луна – это врата небесного мира. Кто отвечает ей (дол­жным образом), того она отпускает. Кто же не отвечает ей, тот, став дождем, проливается здесь дождем; тот снова рождается здесь...» (курсив мой – С.Ж.) ¹⁹¹. Вспомним слова русского комментатора XII–XIII вв. к христианскому поучению «О вдуновении духа в человека», ко­торый, противопоставляя языческого Рода христианскому Саваофу, пи­шет: «То ти не Род, седя на воздусе мечеть на землю груды (т.е. дождь и росу – С.Ж) и в том рожаются дети... всем бо есть творец Бог, а не Род!» ¹⁹². Славянский Род является, судя по-всему, лунарно-водным бо­жеством. Таким образом, и в древнеиндийских, и в раннесредневековых русских представлениях умершие связаны с месяцем (луной) и возвра­щаются в мир живых (чтобы родиться вновь) дождем или росой. До на­ших дней на Русском Севере сохранились заговоры, в которых месяц связан с миром мертвых: «Месяц, ты, месяц, высоко ты ходишь, много ты видишь, где то ты был, на том свете, видал там мертвеца...» или «На небе светел месяц, на море белый камень, в поле сырой дуб; они три брата...» ¹⁹³.

Согласно древнеиндийским представлениям, так как «предки живут на другой стороне Луны, то жертвоприношения и просьбы пред­кам удобно отправлять в новолуние, когда у них полдень» ¹⁹⁴. Именно это и делали на Русском Севере еще в начале XX века, обращаясь к молодому (народившемуся) месяцу с просьбой о здоровье («не болели бы зубы, не страдали бы десны, не болела бы алая кровь».). Ведь согласно народным представлениям, здоровье даровали именно предки у никто другой.

Р.Б.Пандей, описывая похоронные обряды индийцев, отмечает что «древнейшие литературные упоминания похоронных церемонии встречаются в Ригведе (Х, 14, 16, 17) и Атхарваведе (XVIII, 1, 2, 3, 4)», и что существование обычая погребения во времена Ригведы доказыва­ется содержащимися в ней стихами ¹⁹⁵. Обращаясь к покойному, которо­го уносят и кладут на кладбище, жрец говорит:

«Сползай в эту мать-землю,

Необъятную, дружелюбную землю!

Отроковица, нежная, как шерсть, для того,

Кто дает вознаграждение,

Да защитит она тебя от небытия!

Расступись, земля!

Не дави (его)!

Дай ему легко и быстро погрузиться!

Укрой его краем (своей) одежды,

Как мать (укрывает) своего сына...».