Областной научно-методический центр культуры и повышения квалификации



бет7/16
Дата25.07.2016
өлшемі10.35 Mb.
#220792
түріКнига
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   16
сетью или верхней одеждой и читал над ним заговор: «Кукура, Сукуркура, Куркура, который крепко держит детей! Чет! Чет! Собачка, отпусти его. Поклон, тебе, Сисара, лающий, горбун!» – и тем самым избавлял свое дитя от «собачьей бо­лезни» 248. У севернорусских (на р. Ваге) лечили «собачью старость» ре­бенка, протягивая его под землей (под межой) и приговаривая: «Ребен­ка тащу, а собачью старость оставляю» 249. Но как сеть связана с водой, так и одежда связана с землей. Не случайно на Русском Севере ткань называли «землею». Таким образом, древнеиндийское покрывание больного ребенка сетью или верхней одеждой семантически аналогич­но севернорусскому «сплавлению» болезни по реке или протягиванию младенца под землей.

Среди северорусских обрядов, связанных с детьми и имеющих прямые аналогии в древних ведических традициях, следует особо отме­тить т.н. «Три Спаса»: Медовый (14 августа), Яблочный (19 августа) и Льняной (29 августа).

Во время Медового Спаса (14 августа) вырезали соты с медом. Этим медом святили воду в реках, а после водосвятия купали в них де­тей. Причем рубашки, одетые на детей до купания, бросали в реку, а ребенка одевали в новую не стиранную рубаху 250. Вспомним древний гимн Ригведы, где с медом связаны образы Неба и Бога Творца Вселенной:

«Мед (навевают ветры благочестивому,

Мед струят реки,

Медовыми для нас да будут растения!

Медом пусть будет Небо – наш отец!» 251.
Древнему арийскому тексту вторит русский народный заговор, за­писанный в конце XIX в. в Вятской губернии: «На острове Буяне идет сам Царь с медовыми устами» 252. Так как в северорусских говорах слово «буй, буян, буево» – это кладбище, погост, а шире – «тот свет», то в данном заговоре речь идет не о простом земном Царе, а о Царе небес­ном или о «Небе – нашем отце». Вспомним приговор, с которым севе­рорусские женщины в ночь на Ивана Купала собирали волшебные ле­чебные травы:

«Небо – тятя!

Земля – мати!».
В санскрите, языке древнеиндийской культуры, со словом «Мад-ху» (мед) связаны такие понятия, как: сладкий, приятный, прелестный, нектар, молоко, святой, священный, пригодный для жертвоприноше­ния, а также – мудрость, ум, разум, проницательность, жиз­ненный опыт и, наконец, опьяняющий, хмельной напиток.

В.А.Васигин пишет в связи с древнеиндийскими домашними об­рядами: «У индийцев мед в древности символизировал сущность жиз­ни, бессмертие, он обладал будто бы оплодотворяющими способностя­ми и поэтому его вместе с маслом лили в первую борозду» 253.

Именно мед во всех вариациях был главным продуктом питания и объектом поклонения в обрядах Медового Спаса. Этот день знамено­вал собой начало сбора урожая, независимо от того, что часть его уже была к тому времени собрана. Древние обрядовые жертвы медом и ме­довыми напитками должны были сделать все плоды земли и все воды рек сладкими для людей. Мед был символом и знаком Бога Неба – «Деда» и поэтому им кропили воды рек прежде, чем купать в них детей. И здесь нам снова придется обратиться за разъяснением смысла этого обряда к древнеиндийским традициям.

Как и в наши дни, раньше обучение детей грамоте начиналось пос­ле основных сельскохозяйственных работ – сбора урожая. Середина августа – время подготовки к новому этапу в жизни ребенка – учени­честву. Но вот что говорит об этом периоде, назвываемом в древнеиндийской традиции «упанаяна», т.е. «посвящение в ученики», Р.Б.Пандей в «Древнеиндийских домашних обрядах»: «Церемония упанаяны восходит к глубокой древности. Соответствующий обряд парсов, назы­ваемый «навзат» (новое рождение), посредством которого дети парсов, и мальчики, и девочки, получают религиозное посвящение в возрасте шести лет и трех месяцев, показывает, что упанаяна (посвящение ре­бенка) возникла в тот период, когда предки индоариев и иранцев жили еще вместе», т.е. на своей прародине в Восточной Европе 254. Детей на­чинали учить грамоте с 5–8 лет, причем детей жрецов – весной, вои­нов – летом, а землевладельцев и ремесленников – осенью. Перед тем, как стать учеником, ребенок проходил через обряд омовения, кото­рое «очищало и тело, и душу совершающего обряд» 255. После омовения ученику дарили нестиранные белые одежды, символизирующие чис­тоту жизни.

В обряде упанаяны вода, получаемая учеником из ладоней учите­ля, символизировала очищение и напиток бессмертия «амриту» 256.

Сравним древнеиндийский обряд «посвящения в ученики», сло­жившийся, как считает В.Б.Пандей, в глубокой древности у индоарийцев (т.е. жителей севера Восточной Европы), с тем, что происходило в середине августа на «Медовый Спас» у нас в России еще в начале XX века. В этот день детей крестьян, которые, согласно древней традиции, должны были начать учиться осенью, купали в «медовых реках», т.е. реках, насыщенных медом мудрости, святости, разума, проницательно­сти, жизненного опыта. Эти воды, кроме того, несли в себе «сущность жизни, бессмертие» и обладали оплодотворяющими способностями.

Если в древнеиндийской традиции дети, получая воду из ладоней учителя, как бы вкушали «напиток бессмертия», высшего знания и муд­рости, то в русской традиции таким напитком были «медовые воды» рек. Как и в древнеиндийской обрядности упанаяны, у русских дети после омовения одевали новые белые нестиранные рубашки. Но, кроме того, именно в России сохранился обычай старую одежду, точнее, ту, кото­рую ребята снимали перед купанием на Медовый Спас, пускать по воде. Судя по всему, обычай этот чрезвычайно древний, так как отправление по водам всегда предполагает отправление в мир предков «на тот свет». Предыдущий период жизни ребенка как бы уплывал вместе с его руба­хой в другой мир, а на смену прежнему человеку рождался новый, гото­вый для насыщения мудростью, святостью, разумом, жизненным опытом. Это находит себе прямую аналогию в древнеарийском представлении о том, что упанаяна – «посвящение в ученики» – это второе рождение, откуда понятие «дваждырожденные», т.е. родившиеся для знания. Как и другие летние праздники «Медовый Спас» – это комплекс обрядов, связанных с функцией сохранения, спасения. Основной смысл этого со­хранения (спасения) – в приобщении следующего поколения к сокро­вищам знаний их предков. Омывшись в «медовых водах» Отца-Неба, дети должны быть готовы к осознанию всей полноты бытия, приобрете­нию жизненного опыта, знаний.

Знаменательно, что в этот день женщинам-матерям «прощались на небесах все их незамоленные грехи» 257, так как считалось, что они свою функцию – родить и «довести до ума» – выполнили. Следующий этап – сделать из детей достойных членов общества – задача учителей.

Второй праздник августовского цикла – «Яблочный Спас» (19 августа) также целиком и полностью связан с идеей сохранения и спа­сения.

В древности у индоевропейских народов яблоневый сад был сим­волом вечной жизни – рая.

Так, древнегреческая мифология сохранила память о чудесной яблоне с золотыми яблоками вечной юности, которая по велению мате­ри-Земли (Геи) «выросла в далекой древней Гиперборее» 258. У подно­жия этой яблони бил из недр ключ живой воды – воды бессмертия. Та­ким образом, древнегреческая мифология сохранила память об общеиндоевропейской прародине и тех мифологических представлени­ях, которые складывались на этой прародине в глубине тысячелетий.

Мы уже отмечали, что в русской народной традиции яблоня и яб­локи занимают огромное место. В народных сказках яблоки – символ жизненной силы, красоты, мудрости, счастья, удачи. И в этом нет ниче­го удивительного. Ведь даже сегодня половина яблоневых садов мира находится в России. Ну, а в глубокой древности дикие яблони росли да­леко на Севере. Заметим, что именно плоды диких яблонь наиболее бо­гаты так необходимым человеку витамином «С».

Во время празднования Яблочного Спаса все начинали есть яб­локи. До 19 августа женщины, у которых умирали дети, старались яб­лок не есть, так как считали, что тогда их детям «на том свете достанется яблочко». С яблоками были связаны представления о нравственном облике человек. Так, новорожденному клали в рот печеное яблоко, что­бы он не вырос пьяницей 259. Представление о яблоне как неком «древе жизни» настолько архаично, что оно сохранилось даже в мифологии калашей – жителей гор Гиндукуша (Афганистан) – потомков первых индоевропейских иммигрантов на субконтиненте 260.

Возвращаясь вновь к русской народной сказке «Крошечка-Хаврошечка» заметим, что здесь очень четко обозначена мысль – злой, коварный, бесчестный (т.е. греховный) человек не может сорвать, а значит, вкусить плод с дерева жизни и познания, каковым в сказке яв­ляется яблоня. Исходя из этого, можно понять и расположение обрядов в Трех Спасах.

Первый «Медовый Спас» – дети готовятся стать учениками. Они проходят священное омовение в насыщенных мудростью, знанием, жиз­ненным опытом предыдущих поколений «Медовых водах» и, пуская свои старые рубашки по воде, прощаются со своим беззаботным дет­ством.

Во время «Яблочного Спаса» дети получают вместе с яблоками запас жизненных сил, необходимых для приобщения к познанию.

Последний, третий праздник цикла «Льняной» (полотняный) или «Житный Спас» (29 августа). В этот день женщины, катаясь по сжатой ниве, приговаривали: «Нивка, нивка, отдай мою силку, на пест, на ко­лотила, на молотила, на кривое веретено!» 261. Связанный с завершени­ем уборки урожая, с предстоящим затем долгим процессом получения пряжи, холста, набором орнаментальных праставок – «священных тек­стов», этот праздник также целиком посвящен сохранению. Это со­хранение урожая, сохранение жизненных сил, сохранение священного знания, запечатленного в сакральных орнаментальных текстах.

Третий Спас как бы окончательно разделяет судьбы детей – маль­чиков и девочек. Первые пойдут учиться грамоте, вторые – рукоделию. Известно, что у новорожденной девочки пуповину (в русской традиции) почти всегда раньше перерезали на прялке или веретене, чтобы она стала искусной пряхой. У мальчика пуповину перерезали на колоде для плетения лаптей, а иногда на книге, чтобы новорожденный вырос мас­тером своего дела или грамотным человеком 262.

Выдающийся исследователь русской культуры В.А.Городцов пи­сал в 1926 году: «Шитью молодых девиц и знанию грамоты юношей придавалось одинаковое значение и это мы поймем, когда убедимся, что в шитье девиц выражалось такое же важное для населения знание свя­щенных символов той старой, а поэтому дорогой веры, которою жил народ тысячи лет. Как весталки, чистые девы Рима, хранили негасимый огонь, символ обоготворенного небесного огня-солнца, так юные девы Русского Севера обязывались и обязываются нести и несут символы своего первобытного народного культа от древнейших времен до наших дней» 263. Он же, говоря о северорусской вышивке и ткачестве, отме­чал, что: «По отзывам вполне компетентных лиц, это в своем роде луч­шие произведения в мире» 264. Вспомним, что на санскрите, языке древ-неарийской культуры, северорусское диалектное слово «прастава» (означающее орнаментальную полосу, украшающую одежду, полотен­ца, скатерти, свадебные простыни), значит «священный гимн, мудрая речь», а древнейший общеиндоевропейский бог неба Варуна носил имя Праджапати, что буквально значит «Отец пряжи».

Девочки, которым предстояло учиться прясть, ткать, вышивать (также, как и мальчики), начинали после посвящения Трех Спасов изу­чать свою сложную науку – науку будущей женской жизни.

Таким образом, три праздника конца лета – времени «сохране­ния» – действительно сохраняли и спасали сложившуюся структуру об­щественных связей, сохраняли преемственность знаний, традиций, ве­рований, накопленных данным сообществом людей. «Три Спаса» – Медовый (14 августа), Яблочный (19 августа) и Льняной (29 августа) – это прежде всего комплекс обрядов посвящения детей, достигших возраста ученичества. И аналогии обрядовых действий в русской и древнеарийской традиции поразительны.

В подтверждение того, что зачастую бывает просто невозможно объяснить некоторые распространенные и в наше время на Русском Севере обряды и верования, не используя древнеиндийский «ключ», можно привести множество примеров. Так, в настоящее время в Воло­годской области (особенно в восточных районах) во время свадьбы на праздничный стол кладут один на другой три пирога – «витушки», ко­торые весь первый день лежат на столе вместе с солью. Верхняя «ви­тушка», как правило, украшена «гуськами» и свастиками из теста. Как было отмечено ранее, именно такой ритуально украшенной «витушкой» родители благословляли молодых. О наличии подобного обрядового сва­дебного хлеба, причем именно трех хлебов, писал в 1912 году Е.Перфецкий в своей статье «Бытовые языческие черты в свадебных обрядах русского населения Архангельской губернии». Он отмечал, что: «К при­езду жениха на свадебный стол расстилают браную скатерть, на ниж­ний (только не в передний угловой) конец стола кладут один ржаной хлеб, на другой – два таких же хлеба, особо приготовленные по случаю свадьбы, называемые «столовниками»... Только в известных местах, концах стола, может лежать он один – священный столовник, в других же местах стола раскладываются свадебные пряники – подарки невес­те от жениховых гостей – они обыкновенного приготовления. Потреб­ление столовника происходит при молитвословии присутствующих, те­перь перед иконами, а в языческую пору оно происходило перед лицом домашних божеств. Потреблением хлеба при подобной обстанов­ке и освещался раньше союз новобрачных, в настоящее время он играет главнейшую роль в домашней, так сказать, внецерковной обрядности» (курсив мой – С.Ж) 265.

Всвязи с этими тремя обрядовыми хлебами, сохранившими свое ритуальное значение на Русском Севере до наших дней, имеет смысл отметить, что жители Гиндукуша – калаши, которых считают наследни­ками «древнейшей доведической идеологии первых индоевропейских иммигрантов на субконтиненте» 266, во время зимнего праздника «chaumos» – (аналога русской масленицы) пекут три лепешки, предназна­ченные для душ умерших 267.

И здесь стоит вспомнить текст «Махабхараты», рассказывающий древний миф о том, как появилась жертва предкам, и почему предки называются «пицца», т.е. лепешки. Этот миф гласит, что когда «земля, опоясанная океаном, некогда исчезла», то Бог поднял ее, приняв образ вепря. Но к его клыкам прилипли три кома земли, из которых он при­готовил три лепешки и произнес следующие слова:

«Я творец мира, себя воздвиг, чтобы произвести предков.

Раздумывая о высшем законе обряда (жертвы) предкам,

Достав землю, я со своих клыков на южную сторону сбросил

Эти лепешки, из них возникли предки.

Эти три лепешки безвидны, пусть будут безвидны

И вечные предки, созданные мною в мире.

Как отца, деда и прадеда пусть меня знают,

Пребывающего здесь, в трех лепешках.

………………………………………………

Певец, таков его устав, что предки познаются как лепешки.

И, по слову Вришакапи (т.е. Творца – С. Ж.),

Постоянно получают поклонение» 268.


Как отмечалось ранее, в восточнославянской ритуальной прак­тике прослеживается связь блинов с культом предков. Еще П.В.Шейн в XIX в. подчеркивал, что крестьяне считают, «будто надежным спосо­бом связи с иным миром является обычай печь блины» 269. Это обязательная еда похорон, поминок, свадьбы, Святок и Масленицы, т.е. дней, в той или иной мере связанных с отправлением культа предков. В.К.Соколова пишет в этой связи: «Некоторые исследователи видели в бли­нах отголосок солярного культа – знак оживающего солнца. Но это мнение не имеет серьезных оснований. Блины по происхождению, дей­ствительно, ритуальная еда, но связаны они были непосредственно не с Масленицей и с солнцем, а с культом предков, который входил как со­ставной элемент и в масленичный обряд. У русских блины – обязатель­ная еда на похоронах и при поминовении умерших... Знаком масленицы блины стали только у русских. Для украинцев и белорусов они не харак­терны» 270. Даже привычная поговорка: «Первый блин комом», – свя­зана с тем, что он клался на божницу «родителям», на подоконник для «душечек родительских» или его несли на погост и клали на могилу 271. В.К.Соколова отмечает, что: «В первой половине XIX в. обычай отда­вать первый блин покойным родителям или поминать их блинами, ви­димо, бытовал широко» 272.

Вероятно, здесь перед нами отголосок древнего мифа, приведен­ного выше, согласно которому первые предки возникли из трех комов земли, превращенных Творцом в лепешки. Таким образом, первый блин, судя по всему, являлся символом кома земли и прадеда. Не случайно поэтому в Усть-Кубинском р-не Вологодской области еще до 30-х годов нашего века сохранялось поверье, что если девушке удастся украсть у матери первый блин и, забравшись на печь, прорезать в нем дырки для глаз, а затем посмотреть сквозь них, то она может узнать свою судьбу. В данном случае, согласно логике мифологического сознания, она смот­рела в будущее глазами прошлого, глазами своих предков, которым было дано провидеть это будущее. Интересно, что древняя мифологическая основа была настолько закреплена в сознании северноруссов, что находила отражение даже в зафиксированных в начале XX в. А.А.Веселовским подражательных колыбельных. Так, он пишет, что, укачивая ребенка, матери или няньки на Уфтюге, как бы подражая колокольному звону, поют: «лива тов, лива тов...тов лив, бов лив. Завтра Христов день, тем блин, трём блин, всем по рогульке, всем по еицькю, всем по рогульке». И.Цейтлин в своей статье «Поморские народные сказки», вышедшей в свет в 1911 году, рассказывает такой вариант «Сказки об Иванушке-Дурачке», в котором Иванушка получает от старших брать­ев за две ночи на могилке отца «блин житный да блин овсяный» 273.

Возможно, что с тремя категориями предков связан также и та­кой обрядовый персонаж как Дударь, отмеченный А.М.Мехнецовым для Новгородской обл. Информаторы сообщили, что на Новый год от­крывали окно и в него выставляли деревянную лопату для хлеба и качали ее. Пели при этом «Дударя»:

«Ох те то Дударь,

Дударь-дарь да не может,

Живет долго да не умрет,

Дари подаре во сырую землю.

Птицы вы, птицы,

Завейте вы гнезда.

Я за видова (или инова), за молодова!»


Этот текст пели три раза так, чтобы услышали соседи или, как говорили информаторы: «чтобы дядька услышал». После того, как три раза споют «Дударя» с хлебной лопатой, т.е. «поднимут Дударя», на­рядные девушки шли по деревне из конца в конец рядами по трое или четверо и вновь пели «Дударя». На третий день Крещения «Дударя» провожали. Этот обряд совершали еще в первые десятилетия XX в., но никто в настоящее время не знает, что это за персонаж. Одной из ста­рушек было высказано достаточно резонное предположение, что: «Мо­жет быть, Дударь святой?».

Интересно, что поднимали Дударя и провожали его в дни, связан­ные с культом предков, поднимали с песней именно на хлебной лопате и именно три раза. Вероятно, стоит отметить и то, что на санскрите «dutara» – вестник, посредник, посланец, посланник, посол. Мы мо­жем предположить со значительной долей уверенности, что «Дударь» севернорусской обрядовой песни и есть такой посредник между миром живых и мертвых, отправляемый с дарами в «сырую землю», невиди­мый и живущий бесконечно долго там, куда улетают птицы, т.е. в раю или ирии. Но как птицы завивают гнезда на земле, в мире живых, так и девушки хотят выйти замуж не на «том свете», а здесь. И не за невиди­мого «Дударя», а за «инова», за имеющего облик – «видова», за «мо­лодова». Известно, что первый вечер Святок назывался копыльным, и когда девушки шли с прялками на беседу, то пели «Дударя». Парни же «гоняли девок прутом, матерились, обливали водой», т.е. их поведение было также сугубо ритуальным, характерным для святок.

Мы знаем, что весенне-летний праздник Троица, синхронный хри­стианской Пятидесятнице, являлся для женщин и девушек обрядовым днем, связанным с культом плодородия. Атак как плодородие, как и знание будущего, могли дать только предки, то на Троицу обязательно пек­ли блины и гадали о судьбе. Наверное, стоит вспомнить, что арийского бога-создателя Вишну, тремя шагами измерившего Вселенную и в образе вепря поднявшего землю из глубин океана, а затем создавшего предков из трех лепешек, называли Тридхатой, т.е. трехосновным:

«Как отца, деда и прадеда пусть меня знают,



Пребывающего здесь, в трех лепешках.

Нет никого превыше меня, как же мне почитать другого?

Кто в мире отец мне? Итак, я – Предок!»
«Я – отец деда (Брамы), я здесь – первопричина», – говорит Вишну в мифе, рассказанном Махабхаратой 274. Бог здесь сам называет себя «отцом деда» (т.е. прадедом) и говорит, что в нем пребывают все три класса предков. Здесь имеет смысл вспомнить слова Бируни, отме­чавшего, что в представлениях индийцев: «абстрактная материя нахо­дится посредине между материей и более высоким (миром) духовных и божественных идей: три первичные силы содержатся в абстрактной ма­терии в потенции. Таким образом, абстрактная материя вместе со всем, что она в себе заключает, является как бы мостом, (идущим) с верха к низу». Первая сила (Брахма, Праджапати) – природа в полном рас­цвете ее деятельности; созидание. Все, что возникает под воздействием второй силы, называется Нараяна – природа в момент, когда ее дея­тельность достигает предела; сохранение. Все, что возникает благодаря третьей силе, называется Махадева и Шанкара, но наиболее извест­ное его наименование – Рудра; разрушение. «Однако всему этому предшествовал только один источник и поэтому индийцы объединяют в нем все три разряда существ, не различая один из них от другого. Этот (единый) источник они называют Вишну... Здесь они следуют тем же путем, что и христиане, поскольку последние отличают друг от друга имена (трех) лиц: Отца, Сына и Святого Духа, и (в то же время) сущ­ность их представляют единой», – пишет Бируни 275.

Вероятно, именно этой Троице (вместе с тремя богинями судьбы – пряхами) и был посвящен весенне-летний праздник.

Ранее уже отмечалось, что в севернорусской обрядности счита­лось необходимым, чтобы человек закончил свою жизнь на соломе, что­бы покойника обмывали обязательно во дворе на соломе. По соломе шли под благословение молодые во время свадьбы, именно эту солому новобрачная должна была по ритуалу выметать. Во время рождественского сочельника в восточных районах Вологодской обл. (Никольский, Бабушкинский, Ниюксенский, Тотемский) парни и девушки «куликались», т.е. кувыркались по соломе 276. Обрядовая роль ряженых «кулесов» или «кулешей» связывает их с продуцирующей магией. А так как севернорусское «кулыня» значит «богатая», «знатная», «родовитая» женщина и является аналогом санскритского «kulina» – «родовитый, знатный», то мы можем предположить, что севернорусские «кулеса-кулеши» (ряженые) также – знатные, родовитые, представители са­мых древних родов. Именно благодаря своей родовитости «кулеса» и выполняли сакральные обряды и среди них кувыркание с девушками на ритуальной соломе.

Однако истоки обрядовой роли соломы мы можем найти именно в ведической традиции. В древнеиндийской домашней обрядности умира­ющего также клали на солому, а свадебный обряд включал жертвенную солому на полу. Уже в гимнах Ригведы постоянно упоминается тот факт, что боги приглашаются на «жертвенную солому», которую необходимо «расстелить в правильном порядке». Ее называют «жирноспинной» и утверждают, что на этой соломе «возникает мир бессмертных» (РВ. I. 13. 4) 277. На жертвенную солому приглашают



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   16




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет