Обольщения для достижения

Оборотная сторона

Великая куртизанка Нинон де Ланкло любила мужчин со слабостями. Но порой мужчина заходил слишком далеко, сетуя, что она недостаточно сильно его любит, что она чересчур непостоянна и независима, жалуясь, что она уделяет ему мало внимания или плохо с ним обращается. Такое поведение мгновенно разрушало все чары, и Нинон тут же рвала отношения с этим человеком. Жалобы, сетования, нытье, навязчивость и мольбы о сострадании производят впечатление не обольстительной слабости, а, скорее, попытки манипулировать, запрещенного приема — и это, конечно, вызывает отрицательную реакцию у объектов. Посему, изображая жертву, делайте это тонко, не переигрывая. Только те слабости имеет смысл демонстрировать, которые вызовут сострадание и любовь. Все прочие необходимо спрятать поглубже и постараться скрыть любой ценой.

Фантазия во плоти

Но не прошло и года, как однажды во время рождественской вечеринки внимание Буриску привлек молодой китаец, сидевший в углу комнаты. Буриску не мог отвести от него глаз, ведь до сих пор ни на одной вечеринке ему не удавалось видеть местных жителей. Китаец выглядел интригующе: невысокого роста, тонкий и изящный, довольно миловидный, он держался особняком. Буриску подошел и представился. Ши Пэйпу, так назвался его собеседник, писал либретто для представлений китайской оперы и к тому же преподавал китайский сотрудникам посольства Франции. Он великолепно говорил по-французски. Двадцатишестилетний китаец произвел на Буриску неизгладимое впечатление: у него был необыкновенный голос — музыкальный, мягкий и тихий, словно шепот; после знакомства с ним появлялось желание узнать о нем побольше. Буриску, вообще-то скромный и довольно замкнутый, настоял на том, чтобы обменяться с новым знакомым номерами телефонов. Он уже подумывал о том, не начать ли брать уроки китайского у этого учителя.

Следующая встреча произошла через несколько дней в ресторане. Буриску был там единственным европейцем — наконец-то что-то экзотическое и настоящее. Выяснилось, что Ши Пэйпу был довольно известным актером Пекинской оперы и происходил из знатной семьи, состоявшей в родственной связи с последней династией китайских императоров. Сейчас он писал оперы о рабочих, но рассказывал об этом с явной иронией. Они стали встречаться регулярно, Ши Пэйпу знакомил Буриску с достопримечательностями Пекина. Буриску очень нравилось слушать рассказы Ши Пэйпу — тот говорил медленно, нараспев; исторические персонажи, казалось, оживали от звуков его голоса и грациозных жестов, которыми он сопровождал свой рассказ. Вот здесь, говорил он, указывая на дворец и одновременно начиная экскурс в прошлое, повесился последний император эпохи Мин. Или: повар из ресторана, в котором мы только что поели, прислуживал раньше во дворце императора Пу И — за этим следовала новая удивительная история. Ши Пэйпу много рассказывал и о Пекинской опере, где актеры-мужчины часто играли женские роли, порой приобретая известность и славу.

Молодые люди сдружились. Китайцам были запрещены контакты с иностранцами, но они, тем не менее, находили способы видеться. Однажды вечером Буриску оказался вместе с Ши Пэйпу у одного из сотрудников французского посольства, с детьми которого тот занимался. Бернар слушал, как Ши Пэйпу рассказывает им «Историю Бабочки», которую ставили в китайской опере: молоденькая девушка стремится учиться в имперской школе, но девушкам это запрещено. Тяга к учению, однако, так велика, что она выдает себя за мальчика, успешно сдает экзамены и начинает посещать школу. Она нравится юноше из ее школы, сама влюбляется в него и в конце концов решает признается в том, что на самом деле она — переодетая девушка. Конец истории, как почти всегда в этом жанре, был трагическим. Ши Пэйпу поведал нехитрый сюжет с необычным для него волнением, возможно потому, что именно он играл в опере роль девушки.

Через несколько дней, когда они прогуливались перед воротами Запретного Города, Ши Пэйпу возвратился к «Истории Бабочки». «Взгляни на мои руки,— сказал он. — Посмотри на мое лицо. Эта история рассказывает и обо мне тоже». В своей неторопливой, немного театральной манере он поведал, что первые двое детей у его матери были девочки. Сыновья в Китае считаются не в пример более желанными. Полу ребенка придается огромное значение: если и третий ребенок был девочкой, отец мог взять себе вторую жену. И вот на свет появляется третий ребенок: еще одна девочка. Но мать была слишком напугана и решила скрыть истину. Она договорилась с повитухой: решено было сказать, что родился сын, и в дальнейшем воспитывать его как мальчика. Третьим ребенком оказалась Ши Пэйпу.

С годами Ши Пэйпу научилась искусно скрывать свой пол. Она никогда не пользовалась общественным туалетом, выщипывала волосы на висках, чтобы создать видимость, будто она лысеет, и так далее. Буриску был потрясен услышанным и в то же время испытал облегчение: ведь, подобно юноше из театральной истории, он чувствовал, что не на шутку привязался к Ши Пэйпу и его это пугало. Теперь все вставало на свои места — маленькие руки, высокий голос, изящная тонкая шея. Он полюбил ее, и казалось, чувства его встретили взаимность.

Ши Пэйпу начала бывать на квартире у Буриску, вскоре они стали любовниками. Она по-прежнему одевалась в мужское платье, даже у него дома, но китайские женщины в те времена носили почти мужскую одежду, а Ши Пэйпу и в мужской одежде выглядела женственнее, чем все китаянки, которых ему приходилось встречать. В постели она была скромна, не все позволяла, а в том, каким образом она двигала его руками, удерживая и направляя их, было что-то возбуждающее и невероятно женственное. Все вокруг себя она делала романтичным и возвышенным. Находясь в разлуке с любимой, он вспоминал каждое ее слово, каждый жест. Все необходимо было держать в секрете, и этот факт придавал их связи особую пикантность.

В декабре 1965 года Буриску уехал из Пекина и возвратился в Париж. Он путешествовал, заводил другие романы, но в мыслях постоянно возвращался к Ши Пэйпу. В Китае разразилась культурная революция, связь между ними прервалась. Перед отъездом она призналась, что беременна от него. Он не знал и не мог узнать, появился ли на свет их ребенок. Страсть росла с каждым днем, и он постарался вновь получить правительственную работу в Пекине. Это удалось ему лишь в 1969 году.

Контакт с иностранцами для жителей Китая теперь был под еще более строгим запретом, чем в его первый приезд. Тем не менее ему удалось выйти на след Ши Пэйпу. От нее он узнал, что в 1966 году она родила сына, который был похож на Буриску, а в Китае к иностранцам питали все возрастающее неприятие, даже ненависть. Учитывая это обстоятельство и необходимость скрывать свой пол, она вынуждена была отправить ребенка в отдаленный изолированный район страны, на границе с Россией. Климат там очень холодный — не исключено, что ребенок уже мертв. Она показала Буриску фотографии мальчика, и он действительно заметил некоторое сходство. На протяжении последующих недель им удавалось видеться урывками, а затем Буриску пришла в голову идея: он симпатизировал культурной революции и хотел хоть как-то пробиться через барьеры запретов, отделяющих его от Ши Пэйпу. Он предложил шпионаж в пользу коммунистического Китая. Предложение передали нужным людям, и вскоре Буриску приступил к новой деятельности — он воровал документы и передавал их китайским разведслужбам. Сын, которого назвали Бертраном, был привезен в Пекин, и Буриску наконец встретился с ним. Теперь в жизни Буриску было не одно, а целых три приключения: романтическая история с Ши Пэйпу, шпионаж и незаконнорожденный ребенок, которого он намеревался вывезти в Париж.

Буриску уехал из Пекина в 1972 году. Впоследствии он многократно пытался вытащить Ши Пэйпу и их сына во Францию и добился успеха десяток лет спустя: семья воссоединилась. Однако в 1983 году у французских властей возникли подозрения относительно природы отношений между мужчиной-китайцем и сотрудником министерства иностранных дел Франции. В результате небольшого расследования шпионская деятельность Буриску была разоблачена. Его задержали, и вскоре он сделал удивительное, сенсационное признание: мужчина, с которым он жил, на самом деле — женщина. Французы, смущенные таким оборотом дела, потребовали обследования Ши Пэйпу. Как они и предполагали, это был самый настоящий мужчина. Буриску отправился в тюрьму.

Даже после того, как Буриску узнал признание его бывшего любовника, он отказывался верить этому и продолжал считать Ши Пэйпу женщиной. Ее нежное тело, их интимные отношения — мог ли он ошибаться? Только когда Ши Пэйпу, заключенный в ту же тюрьму, продемонстрировал ему неоспоримые доказательства принадлежности к мужскому полу, Буриску наконец поверил.
Толкование. В тот момент, когда Ши Пэйпу впервые встретился с Буриску, он понял, что перед ним — идеальная жертва. Француз был одинок, томился от скуки и разочарования. То, как он отреагировал на Ши Пэйпу, позволяло к тому же предположить, что он может оказаться гомосексуалистом или бисексуалом. (У Буриску действительно были гомосексуальные контакты в подростковом возрасте, он стыдился их и пытался подавить в себе эти наклонности.) Ши Пэйпу не раз приходилось играть женские роли, и они прекрасно ему удавались; он был стройным, тонкокостным, женственным, так что с точки зрения физической большой натяжки здесь не было. Тем не менее было невероятно трудно поверить в эту историю, удержаться от скептицизма.

В предпринятом Ши Пэйпу обольщении он вызвал к жизни фантазии молодого француза об экзотике и невероятных приключениях. Главным компонентом этой интриги было неторопливое начало и медленное, постепенное укоренение идеи в сознании жертвы. На своем безукоризненном французском (полном, однако, интересных и красочных китайских выражений) он приучал Буриску к историям и легендам, в которых правда перемешивалась с вымыслом, но, независимо от того, рассказанным драматично, с искренней и правдивой интонацией. Затем он заронил мысль о возможности искусной имитации другого пола, рассказав свою сказку о Бабочке. К тому времени, когда он рассказал «правду» о своем поле, Буриску уже был очарован им полностью.

Буриску отбросил все подозрения, потому что он хотел поверить в рассказанную ему историю. С этого момента все было совсем несложно. Ши Пэйпу регулярно симулировал месячные; за относительно небольшие деньги не составило труда раздобыть ребенка, который с успехом был выдан за их сына. Важнее то, что «она» до конца играла свою фантастическую роль с полной отдачей, оставаясь непостижимой и загадочной (чего и ожидал восторженный житель Запада от азиатской женщины), раскрывая свое прошлое, а по сути дела, весь свой опыт через крупицы истории, удивительные и волнующие эпизоды. Как впоследствии объяснял Буриску: «Ши Пэйпу вскружил мне голову... У нас с ним была связь, но в своих в мыслях и мечтах я находился на расстоянии в десятки световых лет от истины».

Буриску воображал, что переживает необычное, экзотическое приключение, воплотившее его заветные фантазии. Не осознавая того, он выпустил наружу свою подавляемую гомосексуальность. Ши Пэйпу воплотил его фантазии, облек их в плоть и кровь, обработав и подготовив перед этим его сознание. Человеческому разуму свойственна определенная двойственность: с одной стороны, он стремится поверить в вещи, которые для него приятны и желательны, с другой стороны, обладает спасительными для него подозрительностью и недоверием ко всем окружающим. Начав обработку слишком торопливо, стремясь поскорее ввести объект в мир фантазии, вы немедленно ощутите, как активизируется эта подозрительная сторона, а сомнения, появившись единожды, уже не исчезнут. Поэтому начинать нужно не торопясь, завоевывая доверие, но тем временем подбрасывать объектам маленькие крупицы чего-то странного, удивительного, возбуждая и щекоча их интерес. Затем вы разрабатываете сюжет своей истории, как будто сочиняете повесть или роман. Вы заложили фундамент доверия — теперь выдумки и фантазии, которыми вы их окутаете, покажутся вполне правдоподобными.

Помните: людям хочется верить в сверхъестественное; нужна лишь небольшая подготовительная работа, маленькая психологическая прелюдия, и они с готовностью погрузятся в мир иллюзий. В случае чего переходите на сторону реальности: предъявляйте осязаемые доказательства (вроде «сына» Буриску), но при этом вкрапляя отдельные фантастичные мазки в свои слова или допуская, чтобы случайный жест вызвал у них ощущение нереальности. Как только почувствуете, что они снова крепко сидят на крючке, продвигайтесь все глубже и глубже в дебри вымысла. Рано или поздно, следуя за вами, они зайдут так далеко, что их воображение заработает уже без вашей помощи — останется не препятствовать их фантазии довершить начатое, а вам уже не потребуется заботиться даже о малейшем правдоподобии.

Ключи к обольщению

Проблема заключается в том, что все эти образы и фантазии существуют только в нашем воображении или на киноэкране. На самом-то деле их недостаточно — мы тоскуем по настоящему, тому, что в отличие от бесконечных грез и мечтаний можно подержать в руках. Ваша задача как обольстителя — сделать фантазии осязаемыми, облечь их в плоть, наполнить жизнью или разработать сценарий, напоминающий мечты вашего объекта. Никто не силах противиться обаянию потаенной мечты, на глазах становящейся явью. Вначале вам придется подыскать себе объекты, у которых есть такие тайные и неосуществленные мечты или которые что-то подавляют в себе — это, как правило, и есть идеальные жертвы обольщения. Медленно и постепенно вы будете возводить здание иллюзии, которую им предстоит увидеть, ощутить, переживая наяву собственные сны. Это настолько сильное потрясение, что люди утрачивают связь с реальностью, и ваша выдумка начинает казаться им самым вещественным и настоящим, что только есть в жизни. Ну, а стоит им потерять чувство реальности, они, «как жареные жаворонки» (согласно характеристике, которую дал Стендаль женщинам — жертвам лорда Байрона), сами падают к вам в рот.

Большинство людей неверно понимают иллюзию. Всякому фокуснику известно, что вовсе не обязательно создавать ее из чего-то грандиозного и напыщенного; грандиозное и напыщенное, напротив, может разрушить ее, привлекая слишком пристальное внимание к вам и вашим хитроумным замыслам. Вместо этого создайте иллюзию обыденности. Когда ваши жертвы почувствуют себя в безопасности — ибо нет ничего угрожающего в ординарности,— тогда у вас появляется пространство для маневра, и вы можете начинать кружить им головы. Ши Пэйпу не сразу начал рассказывать байки про свой пол; он выжидал, добивался, чтобы Буриску подошел поближе. Когда Буриску привязался к нему, Ши Пэйпу продолжал носить мужскую одежду. Оживляя фантазию, было бы грубейшей ошибкой считать, что она непременно должна быть невероятной, нереальной. Чрезмерная, неестественная театральность сделает фантазию занимательной, забавной, но едва ли обольстительной. Ваша цель, напротив, не неестественность, а сверхъестественность — нечто странное и в то же время привычное, вроде дежа вю или воспоминаний детства — что-то слегка иррациональное и напоминающее сон. Сверхъестественное, смесь реального и нереального, обладает сильнейшей властью над нашим воображением. Фантазиям, которые вы претворяете в жизнь для своих объектов, не нужно быть чем-то эксцентричным или из ряда вон выходящим; они, напротив, должны корнями уходить в реальность, лишь намеком указывая на нечто необычное, фантастическое или оккультное (например, разговор о роке и судьбе). Вы туманно напоминаете людям какие-то их детские образы или, возможно, какой-то персонаж из книги или фильма. Даже до того, как Буриску стала известна история Ши Пэйпу, у него возникало странное, сверхъестественное чувство, будто в этом, обычном на вид человеке есть что-то удивительное, фантастическое. Как добиться сверхъестественного эффекта? Секрет в том, чтобы оставаться обольстительным и непостижимым.

Эмма Харт имела абсолютно прозаическое происхождение: отец у нее был деревенским кузнецом в Англии восемнадцатого века. Она была красавицей, но помимо этого не обладала какими-то особыми достоинствами, не блистала талантами. Тем не менее ей удалось стать одной из известнейших соблазнительниц в истории, которая сначала обольстила сэра Уильяма Гамильтона, английского посла при дворе в Неаполе, а затем (уже в качестве леди Гамильтон, супруга сэра Уильяма) вице-адмирала лорда Нельсона. При первом знакомстве с нею возникало поразительное, сверхъестественное чувство, будто перед вами — фигура из далекого прошлого, персонаж из античной истории или из греческого мифа. Сэр Уильям был ценителем и собирателем античного искусства. Эмма — вполне сознательно — напомнила ему своим обликом ожившую греческую статую или мифологический персонаж с рисунков того времени. Дело было не только в том, как причесаны ее волосы, и не в платье отнюдь, но в позах, поворотах головы, жестах, походке. Создавалось впечатление, что один из рисунков, которые он коллекционировал, вдруг ожил и превратился в живую женщину. Сэр Уильям полюбил устраивать в своем неапольском доме званые вечера, на которых Эмма, соответствующим образом одетая, позировала в живых картинах, воссоздавая образы античной мифологии и истории. Десятки мужчин объяснялись ей в любви, ведь она была олицетворением их детских воспоминаний, воплощением идеала красоты и совершенства. Ключевыми для этого творения фантазии были некоторые общие культурные ассоциации — мифология, исторические героини-обольстительницы, такие как Клеопатра. В любой культуре имеется набор подобных персонажей из отдаленного и не такого уж далекого прошлого. Вы вызываете ассоциации — сходство и по духу и по внешнему облику,— но вы осязаемы, состоите из плоти и крови. Что может быть более захватывающим, чем это чувство реального соседства с некоей фантастической фигурой, словно всплывшей из давних, полузабытых воспоминаний?

Однажды вечером Полина Бонапарт, сестра Наполеона, давала бал. Когда бал окончился, в саду к ней подошел красивый германский офицер и обратился с просьбой помочь ему передать письмо императору. Полина обещала, что постарается исполнить просьбу, а затем, с загадочным блеском в глазах, велела ему назавтра в тот же час прийти на то же место. Офицер явился, и его встретила молодая женщина, которая провела его в комнаты близ сада, а затем в великолепный салон, в центре которого находилась роскошная ванна. Спустя несколько минут через боковую дверь вошла другая молодая женщина, одетая в платье из тончайшей ткани. Это была Полина. Зазвонили колокольчики, появились горничные, они начали готовить ванну, подали офицеру шелковый халат, а затем скрылись. Впоследствии офицер описывал все происшедшее с ним, как волшебную сказку, и у него создалось впечатление, что у Полины появился каприз изобразить некую мифологическую обольстительницу. Она была очень красива и к тому же обладала достаточной властью, чтобы заполучить любого мужчину, какого захочет, но ей было неинтересно просто затащить мужчину в постель, ей хотелось придать всему вид романтического приключения, и она приглашала свой объект разделить с ней эту прихоть, эту фантазию.

Играть разные роли чертовски привлекательное занятие. Мы осознаем это еще в детстве, когда впервые испытываем радостный трепет от возможности как бы побывать в чужой шкуре, подражая взрослым или вымышленным персонажам. Мы растем, и общество закрепляет за нами определенные социальные роли, но какая-то часть нашего Я тоскует по той игре, которая когда-то доставляла столько радости, по тем маскам, которые мы могли носить и менять. Нам по-прежнему хочется поиграть в эту игру исполнить в этой жизни не одну, а несколько ролей. Потакайте этому желанию своих объектов, сперва давая им понять, что вы играете роль, а затем приглашая их принять в этом участие и разделить фантазию с вами. Чем больше все будет похоже на игру или выдумку, тем лучше. Заметьте, Полина начала обольщение с загадочного приказа офицеру прийти на другой день; затем другая женщина провела его по каким-то таинственным комнатам. Сама Полина появилась не сразу, а когда вошла, то не заговорила ни о делах с Наполеоном, ни о каких других банальных и обыденных вещах. Она выглядела как эфирное создание, которое приглашало его в волшебную сказку. Ночь была вполне реальной, но все происходившее казалось сверхъестественным, напоминало эротический сон.

Казанова заходил в игре еще дальше. Он путешествовал с огромным гардеробом и сундуком, полным вещиц, почти театральной бутафории, многие из которых он дарил своим объектам — украшения, веера и прочие безделки. Многое из того, что он говорил и делал, было заимствовано им из прочитанных романов и услышанных рассказов. Он окутывал женщин романтической атмосферой, возвышенной, однако вполне реальной и осязаемой, о чем недвусмысленно свидетельствовали все их органы чувств. Подобно Казанове, нужно и вам научиться воспринимать мир как своего рода подмостки театра. Научитесь исполнять свои роли непринужденно, с легкостью и изяществом; постарайтесь добиться ощущения некоторой театральности и иллюзорности; вызывайте удивление и смущение окружающих легкой, едва уловимой ирреальностью слов и поступков. Станьте виртуозным актером в повседневной жизни. Наша культура почитает актеров из-за того, чтобы им позволено играть роли. Этому все мы в той или иной степени завидуем.

На протяжении нескольких лет кардинал де Роган терялся в догадках, чем он мог обидеть или оскорбить свою королеву Марию-Антуанетту. Она почти не глядела в его сторону. Затем, в 1784 году, графиня Деламотт-Валуа призналась ему, что королева собирается не только изменить это положение, но даже подружиться с кардиналом. Королева, сказала Деламотт-Валуа, готовится сделать это на следующем своем официальном приеме — она особым образом кивнет ему.

Во время приема Роган и в самом деле заметил некоторое изменение в поведении королевы по отношению к себе — она вскользь бросила на него едва уловимый взгляд. Радость переполняла кардинала. Теперь, как предполагала графиня, между ними может начаться переписка, и Роган дни напролет писал и переписывал свое первое послание королеве. К его восторгу, она удостоила его ответом. Вслед за тем королева пожелала побеседовать с ним наедине и назначила встречу в садах Версаля. Роган был вне себя от восторга и нетерпения. Вечером он встретился с королевой в саду, упал перед нею на землю и целовал подол ее платья. «Можете надеяться, что прошлое забыто»,— произнесла она. В этот момент раздались голоса, они приближались, и королева, испугавшись, что их могут увидеть вместе, торопливо скрылась, сопровождаемая камеристками. Но вскоре, вновь через графиню, королева удостоила Рогана просьбой: ей безумно хочется приобрести изумительное, уникальное по красоте и тонкости работы бриллиантовое ожерелье. Требуется посредник, который бы согласился приобрести для нее драгоценность, поскольку король счел вещицу слишком дорогой. Для выполнения этого дела королева избрала Рогана. Кардинал согласился с готовностью: выполнив поручение, он докажет свою преданность, а королева будет у него в долгу. Роган приобрел ожерелье. Графиня должна была передать его королеве. Теперь Роган ожидал, что королева вначале выразит ему признательность, а со временем и отблагодарит его за услугу.

Но он так и не дождался монаршей благодарности. На самом деле плутовка-графиня оказалась настоящей мошенницей — королева вовсе не кивала кардиналу, ему это привиделось. Письма, что он получал от нее, оказались подделками, к тому же довольно грубыми. Дама, которая разговаривала с ним в саду была переодетой проституткой, нанятой сыграть роль королевы. Ожерелье, разумеется, было подлинным, но, как только Роган расплатился за него и передал в руки графине, оно исчезло. Драгоценное изделие разделили на фрагменты, которые впоследствии были распроданы в разных странах Европы за огромные деньги. Когда же Роган, не выдержав, осмелился заговорить об этом с королевой, известие об необычной покупке разнеслось повсюду. Люди верили рассказу Рогана о том, что королева получила колье, а теперь делает вид, что этого не было. Эта выдумка была первым шагом, с которого началось крушение ее репутации.

У всякого в жизни есть свои потери, разочарования, боль. Мысль о том, что можно вернуть утраченное, что ошибки могут быть исправлены, чрезвычайно притягательна. Убежденный в том, что королева готова простить ему какую-то ошибку, им совершенную, Роган буквально галлюцинировал, ему виделись самого разного рода вещи: кивки, которых в действительности никогда не было, письма, которые на самом деле были небрежнейшим образом подделаны, Мария-Антуанетта, которая оказалась проституткой. Человеческий разум совершенно беспомощен перед иллюзией, особенно когда в дело включаются сильные желания. И ничто не может быть сильнее, чем желание изменить прошлое, исправить ошибки и все уладить. Выявить эти желания у ваших жертв и создать правдоподобную фантазию будет нетрудно: мало кому под силу разоблачить долгожданную иллюзию, в которую так хочется поверить.