Фоглер. Так легче всего: я не понимаю — значит, долой это
дерьмо. Это, по-моему, звучит наивно — я это перепишу. Эта
сцена не на том месте — перенесу. Я перемешиваю текст с опреде
ленной целью: в финале у меня воздвигается огромный крест или
сотня статистов в лохмотьях и с поднятым левым кулаком заполняет
сцену. Я насилую Стриндберга. Все проходит очень хорошо и
становится модой сезона. Критики прославляют меня: я стряхнул
пыль с этого старого чудака. Только люди театра могут позволить
себе такого рода вялое изнасилование. В музыке даже представить
себе подобное невозможно. Во-первых, потому что нотные знаки
невозможно неправильно истолковать, а во-вторых, профессия
музыкантов требует знаний. Какой угодно идиот может марать
Ибсена, но никто не отважится осквернить Моцарта, чтобы не
вызвать проклятий критики и публики. Сейчас я решил ставить
“Игру снов” так, как она написана. Я должен воспроизвести каждое
слово, каждое мгновение, каждую сцену так, как представлял это, по
моему разумению, Стриндберг. Затея немыслимая, поскольку многие
сцены просто невозможно воплотить. У титана был, например, плохой
вкус. В одном из углов своей столовой он разместил несколько
пыльных пальм и повесил на них цветные электрические лампочки.
По вечерам приходила его сестра и играла сонаты Бетховена.
Поэт зажигал лампочки и усаживался с пуншем и сигарой в этой
пальмовой роще. “Игра снов” перегружена подобными иллюми
нациями.
Ну, я заболтался. Ты хочешь, чтобы я убедил тебя, что ты
подходишь для роли, это точно моя задача, сладкая тайна в наших
взаимоотношениях: ты предполагаешь, что я верю в тебя, и требуешь
постоянных подтверждений. И если я достаточно убедителен в
свойх доводах — эмоционально и интеллектуально, — то ты нако
нец начинаешь верить мне и твоя уверенность в себе расцветает
пышным цветом. В свою очередь, твое доверие и уверенность в
себе стимулируют меня, меня посещает вдохновение — и это полезно
тебе. Ты преисполнена спонтанной благодарности, меня охватывает
легкое головокружение, и я думаю: “Благодарю тебя, Боже! Ты
ниспослал нам чудо еще один раз”. Кровь пульсирует в жилах,
маленькие тоненькие сосудики, полные красной жизни, разветвляют
ся все дальше и дальше, проникая в самые отдаленные и печальные
23
закоулки актерской души каждого из участников труппы, окрашивая
румянцем щеки посредственностей и заставляя их глаза светиться.
Вот так, Анна Эгерман. Так это должно происходить. Когда
я смотрел на тебя — маленького черноволосого тролля на папиных
коленях, — то, кажется, я думал: она будет актрисой, она отказывается
принимать реальность. Когда я увидел твое ужасное исполнение
роли Агнес в “Бранде” , то я подумал, что такой ужасной может
быть только очень одаренная актриса. Когда я увидел тебя в этом
глупом фильме, твою манеру двигаться* говорить, твои глаза, твою
нетерпеливость, твою ранимость, я обрадовался и почувствовал, что
вместе с тобой я раскручу вновь колесо, делающееся с годами все
более неповоротливым. ( Зам олкает, лии,о посерело.)
Достарыңызбен бөлісу: