Анна.  Я  слишком  молода  для  этой  роли. Фоглер

Фоглер.  Так  легче  всего:  я  не  понимаю  —  значит,  долой  это 

дерьмо.  Это,  по-моему,  звучит  наивно  —  я  это  перепишу.  Эта 

сцена не на том месте  —  перенесу.  Я  перемешиваю текст с опреде­

ленной  целью:  в  финале  у  меня  воздвигается  огромный  крест  или 

сотня статистов в лохмотьях и с поднятым левым  кулаком заполняет 

сцену.  Я  насилую  Стриндберга.  Все  проходит  очень  хорошо  и 

становится  модой  сезона.  Критики  прославляют  меня:  я  стряхнул 

пыль с  этого старого чудака.  Только люди театра  могут  позволить 

себе такого рода вялое  изнасилование.  В  музыке  даже  представить 

себе  подобное  невозможно.  Во-первых,  потому  что  нотные  знаки 

невозможно  неправильно  истолковать,  а  во-вторых,  профессия 

музыкантов  требует  знаний.  Какой  угодно  идиот  может  марать 

Ибсена,  но  никто  не  отважится  осквернить  Моцарта,  чтобы  не 

вызвать  проклятий  критики  и  публики.  Сейчас  я  решил  ставить 

“Игру снов” так,  как она написана. Я должен воспроизвести каждое 

слово,  каждое мгновение,  каждую сцену так,  как представлял это,  по 

моему разумению,  Стриндберг.  Затея немыслимая,  поскольку многие 

сцены просто невозможно воплотить. У титана был,  например, плохой 

вкус.  В  одном  из  углов  своей  столовой  он  разместил  несколько 

пыльных пальм и повесил на них цветные  электрические лампочки. 

По  вечерам  приходила  его  сестра  и  играла  сонаты  Бетховена. 

Поэт зажигал  лампочки  и  усаживался  с  пуншем  и  сигарой  в  этой 

пальмовой  роще.  “Игра  снов”  перегружена  подобными  иллюми­

нациями.

Ну,  я заболтался.  Ты хочешь,  чтобы я убедил тебя,  что ты 

подходишь для  роли,  это точно  моя задача,  сладкая тайна в  наших 

взаимоотношениях: ты предполагаешь,  что я верю в тебя,  и требуешь 

постоянных  подтверждений.  И  если  я  достаточно  убедителен  в 

свойх доводах —  эмоционально и интеллектуально,  —  то ты нако­

нец  начинаешь  верить  мне  и  твоя  уверенность  в  себе  расцветает 

пышным  цветом.  В  свою  очередь,  твое  доверие  и  уверенность  в 

себе стимулируют меня,  меня посещает вдохновение —  и это полезно 

тебе. Ты преисполнена спонтанной благодарности,  меня охватывает 

легкое  головокружение,  и  я  думаю:  “Благодарю  тебя,  Боже!  Ты 

ниспослал  нам  чудо  еще  один  раз”.  Кровь  пульсирует  в  жилах, 

маленькие тоненькие сосудики, полные красной жизни,  разветвляют­

ся все дальше и дальше,  проникая в самые отдаленные и печальные

23

закоулки актерской души каждого из участников труппы,  окрашивая 

румянцем  щеки  посредственностей и заставляя  их глаза светиться.

Вот так, Анна Эгерман. Так это должно происходить.  Когда 

я  смотрел на тебя  —  маленького черноволосого тролля  на  папиных 

коленях,  — то,  кажется, я думал: она будет актрисой, она отказывается 

принимать  реальность.  Когда  я  увидел  твое  ужасное  исполнение 

роли  Агнес  в  “Бранде” ,  то  я  подумал,  что  такой  ужасной  может 

быть только  очень  одаренная  актриса.  Когда я увидел тебя  в  этом 

глупом фильме,  твою  манеру двигаться*  говорить, твои  глаза,  твою 

нетерпеливость,  твою ранимость, я обрадовался и  почувствовал,  что 

вместе  с тобой  я  раскручу вновь  колесо,  делающееся  с  годами  все 

более  неповоротливым.  ( Зам олкает,  лии,о  посерело.)

жүктеу/скачать 0.56 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: