Янко Слава
(Библиотека
Fort/Da
) ||
slavaaa@yandex.ru
322
Другое дело — философия и вообще те области, где посылки донаучного языкового знания
включаются в познание. Там язык, кроме обозначения данного — по возможности однозначно,—
имеет еще и другую функцию: он является «самоданным» и
вносит эту самоданность в
коммуникацию. В герменевтических науках с помощью языкового формулирования не просто
указывают на содержание предмета, который можно познать
иным путем после повторной
проверки, а постоянно также выясняют, как сделать ясным его значение. Особое требование к
языковому выражению и образованию понятий состоит в том, что здесь должна быть вместе с тем
отмечена та
взаимосвязь понимания, в которой содержание предмета что-то значит.
Сопутствующее значение, которое имеет выражение, не затуманивает, таким образом, его ясность
(поскольку оно неоднозначно обозначает общее), а повышает ее, поскольку подразумеваемая связь
достигается в ясности как целое. Это то целое, которое построено с помощью слов и только в
словах становится данностью.
На этот феномен смотрят традиционно как на чисто стилевой вопрос и
относят его к области
риторики, где убеждение достигается с помощью возбуждения аффектов, или измышляют
современные эстетические понятия. Тогда появляется «самоданность» как эстетическое качество,
которое берет свое начало в метафорическом характере языка.
Можно не добавлять, что здесь
лежит момент познания. Но мне кажется сомнительной противоположность «логического» и
«эстетического» там, где речь идет о действительном языке, а не о
логическом искусственном
построении орфографии, как она представляется Лоренцену. Мне кажется не менее логической
задачей допустить возможность интерференции между всеми собственно языковыми элементами,
искусственными выражениями и т. д. и обычным языком. Это
герменевтическая задача; иными
словами — другой полюс определения соответствия слов.
Данные рассуждения приводят меня к истории герменевтики. В моей попытке ее изложить задача,
по существу, состояла в подготовке к этому и образовании фона, вследствие чего мое изложение
истории герменевтики обнаруживало известную односторонность. Эта односторонность
проявилась уже в изображении Шлейермахера. Шлейермахеровские
лекции по герменевтике,
которые мы читали по изданию его сочинений Люкке, и даже оригинальные материалы, которые
издал Г. Киммерле в трудах Гейдельбергской Академии наук (и, кстати, дополненные
скрупулезным критическим послесловием
13
), как и акаде-
Достарыңызбен бөлісу: