Первая 5 серая лавина кайзера 5 часть вторая 130 трагедия под сольдау 130 часть третья 306 отхлынувшая волна 306

УДАР КОРПУСА МАРТОСА

15-ый корпус второй армии находился под командой маленького, как из железа выкованного, черноволосого генерала с курчавой бородкой — Мартоса. Его части, занявшие Нейденбург, первыми вошли в соприкосновение с главными германскими силами и развивали наступление в направлении Лыкузен — Зелезен. Для достижения этой цели корпусу надо было продвинуться через укрепленную позицию Орлау — Франкенау.

Разведка донесла, что на этой позиции сосредоточены большие силы 20-го германского корпуса. Эти сведения быстро подтвердились. Черниговский пехотный полк, продвигавшийся в качестве авангарда правого фланга корпуса, внезапно оказался в тяжелом положении. Германцы взяли его под перекрестный огонь. Одним из первых пал командир полка, полковник Алексеев.

Времени для колебаний не было. Мартос решил энергично атаковать противника, приказав Оренбургскому казачьему полку ринуться против левого крыла неприятеля, смять его, загнуть и даже обойти. Увы, оренбуржцы, хотя и были казаками, но находились под командой чрезвычайно нерешительного начальника, уже раньше не осуществлявшего возлагаемых на него боевых заданий. Мартос и на этот раз весьма сомневался, что атака будет проведена со всей силой и надеялся только на моральный эффект, долженствующий породить среди немцев панику при виде несущейся лавины казачьих сотен.

Бой разгорелся, развиваясь в стремительном темпе. Правое крыло корпуса Мартоса оказалось в опасном положении. Генералу пришлось даже быстро набросать на листке полевой книжки просьбу о помощи. Эту записку конный ординарец карьером умчал в штаб соседнего 13-го корпуса генерала Клюева.

Трудная обстановка была на поле битвы 15-го корпуса. Холмы, смешанный лес, болота, зыбучие пески. В долине, промятой природой на добрых 30 метров в глубину ландшафта, вьется причудливо изгибающаяся речонка Алле, с берегами, местами похожими на трясину. И за этими природными препятствиями, в хороших неторопливо построенных окопах, вьющихся по гребню холмов, залегли германские солдаты 37-ой пехотной дивизии и ландштурмисты 70-ой бригады.

Но, несмотря на все препятствия, Мартос подымает в атаку две свои дивизии, приказывает артиллерии развить интенсивный огонь. С криком ура массы русских войск устремляются по пересеченной местности через плато, возвышающееся перед Франкенау, сметая перед собой линии германских защитников.

Положение немцев становится отчаянным. Необстрелянные войска поддаются панике. Рота за ротой обращается в повальное бегство. Начальники принимают крайние меры для спасения положения, каждый действует на свою ответственность, общей директивы нет. Полубатарея полевой артиллерии несется галопом через Франкенау. Ее командир, лейтенант Хейзе скачет впереди. Его оба орудия с оглушительным грохотом проносятся по булыжникам главной улицы и на южной околице правая рука лейтенанта взлетает в воздух как раз в тот момент, когда русские поднимаются для последней атаки. С лихорадочной поспешностью германские артиллеристы соскакивают с передков, ставят орудия на позицию и открывают огонь.

Граната, шрапнель... Граната, шрапнель...

Артиллеристы работают, обливаясь потом. Вокруг них вырастают кучи гильз, — скорострельные орудия Круппа бьют, если надо, как огромные пулеметы и, о чудо, техника торжествует над массами храброй пехоты. Русские цепи должны залечь.

Момент выигран. Германская артиллерия усиливается резервами. Все больше и больше гранат и шрапнелей рвется над поспешно набрасывающими перед собой горсти земли русскими солдатами. Ад творится над песчаным плато. Земля, взрытая снарядами, покрывает поле битвы непроглядным туманом, и когда солнце начинает приближаться к закату, русские цепи, толчками продвигающаяся вперед, успевают пройти ничтожное расстояние, приблизившись к немцам на 600 метров.

Но еще ожесточеннее и горячее развивается драматический бой на левом германском фланге у Орлау, защищающем деревушку Лапа-Аллендорф. Там на окопы с диким визгом устремляются казачьи сотни, не обращая внимания на ливень шрапнельных пуль. Раскаленные германские орудия производят страшные опустошения в рядах оренбуржцев, которые, увлекшись атакой, не обращают внимания на тормозящие распоряжения своего осторожного командира. Только тогда, когда из седла выбито огромное число всадников, слова команды удерживают увлекшихся казаков, и полк удается вывести из линии огня.

Обе стороны дерутся с небывалым ожесточением. На крайнем левом фланге германских позиций, где отстреливается германская 73-я пехотная бригада под командой генерал-майора Вильгельми, фронт оказывается в отчаянном положении. Русские оттесняют бригаду от главных сил и устремляются в прорыв. Еще немного, и 73-я бригада будет разметана, отброшена в густой лес, переловлена по частям, взята в плен...

Вильгельми, чтобы спасти положение, должен сам выехать на позиции. Шаря цейсом по холмам, он ищет выхода из положения и не находит его. В окулярах бинокля встают все новые и новые русские части, сжимающие его фронт, грозящие уничтожить дивизию даже раньше, чем она успеет добраться до леса.

Справа и слева начинают работать русские пулеметы. Вильгельми ложится, не отрывая голубых глаз от бинокля, и вдруг, несмотря на сильный огонь русских, встает во весь рост и кричит срывающимся голосом.

— Лошадь!

Движения генерала нервны. Его бинокль открыл страшную опасность, — обнаженный левый фланг, который каждую минуту может оказаться обойденным русскими.

И вот на своем высоком белом коне он несется во весь опор назад, к своим резервам, собирает вокруг себя четыре с половиной батальона, приказывает командирам и субалтернам обнажить шпаги.

— Форвертс!

Батальоны в остроконечных касках выходят на поле битвы, как в старые времена, под звуки горнистов, и бой барабанов. Они идут с винтовками на руку, плотно сжав ряды, отбивая кованными сапогами шаг.

— Форвертс!

Проклятая река Алле портит все начинание. Выровненные батальоны германцев, спустившиеся с холмов, начинают топтаться у извилистой болотистой речки, часть солдат и офицеров бросается вброд, другая беспомощно бегает вдоль берега, отыскивая удобное место для переправы.

A русские пулеметы и тысячи винтовок оглушительными ударами хлыста раскалывают воздух, выбивают десятками германских солдат, пригибают пехоту кайзера к земле.

Батальоны Вильгельми должны залечь... По ним бьют выехавшие на открытые позиции русские батареи.

Положение ужасное. Вильгельми крутится позади своих войск на белом коне, не зная, что предпринять. Его адъютант, капитан Аппун, неожиданно натягивает со всех сил поводья своего коня, поднимает его свечкой, поворачивает кругом, вонзает шпоры в дрожащее конское тело, затем пригибается к гриве и несется во весь опор назад.

Вильгельми растерянно смотрит ему вслед. Что такое? Неужели Аппун трус?

Но Аппун не трус. Он взлетает на вершину холма, скачет к ближайшей батарее.

— Где ваш командир? — кричит он солдатам срывающимся голосом.

Десятки взволнованных глоток одновременно отвечают, но от этого галдежа понять ничего нельзя.

Терять времени невозможно.

— Дивизион... бригада! — еще громче кричит Аппун, — слушай мою команду: ездовые по коням, бригада марш-марш! Галоп!

И вот в головокружительной скачке с вершины холма к берегам Алле несутся германские полевые орудия. Один, другой номер не может уже удержаться на месте, встряска отрывает руки от поручней, и корчащиеся тела, раздавленные копытами, остаются на разрытом пути, пройденном батареями.

Артиллерия дошла...

Лихорадочно снимаются орудия с передков, и едва только сошники успевают впиться в землю, как уже гремят первые выстрелы, и гранаты начинают нащупывать русские артиллерийские позиции.

Разражается ожесточенный артиллерийский бой. На германских и русских батареях взрываются зарядные ящики, взметнув руками падают офицеры, канониры. Русские орудия окутываются дымом и пламенем, их огонь стихает, возобновляется и снова стихает, а генерал Вильгельми уже вспарывает грудью своей лошади струи Алле и, вытягивая вперед саблю, снова кричит:

— Форвертс!

Около него образуется группа офицеров. Полтора десятка лошадей пересекают реку и бросаются на русских. Цепи германских стрелков следуют за ними.

— Хурра!

Две лавины сталкиваются на чавкающем водой болоте. Ржавая вода смешивается с кровью. Штыки скрещиваются, — русские и германцы, тесно обнявшись в смертельной хватке, падают в засасывающие бездонные трясины.

...В русской гуще лениво полощется на слабом ветру полковое знамя. Егерь Авэ бросается к нему, прокладывая штыком дорогу. За ним устремляются егеря батальона Иорк фон Бранденбург. Поднятый на полдюжины штыков русский знаменосец обессилено выпускает древко, полотнище на мгновение оказывается под ногами дерущихся, но в следующий момент снова поднимается над головами, порванное и запачканное. Группа русских офицеров окружает полковую святыню, шашки рубят ложа германских винтовок, раскалывают остроконечные каски, сносят голову егеря Авэ...

Новые егеря устремляются к знамени. Все меньше офицеров защищает его. Десятки русских солдат окружают древко, вокруг них сжимается кольцо серых мундиров, оттирает от массы остальных войск.

И тогда опять взмахивает шашка. Она срубает на этот раз не голову, — нет, — не перерубает ложа винтовки, — двумя взмахами клинка чья-то рука срезает парчовое полотнище, прижимает его к груди, и молодой офицер, опустошая барабан нагана в егерей, низко пригнувшись, пытается пробиться в тыл своих войск.

Увы... несколько штыков одновременно вонзается в его бока и спину, протыкают тело насквозь, продолжают колоть, когда хрипящее тело уже лежит на земле.

И когда позже русские отходят, чтобы собраться для новой атаки, германские офицеры проходят мимо распростершегося тела русского офицера, салютуют шпагами проколотому и окровавленному полотнищу знамени Черниговского пехотного полка...

...День 23 августа сменился синим вечером. На поле боя всю ночь кричали и стонали люди. Часть их на следующий день должна была стать пленными, другая — мертвыми. Успех был временным, т. к. на утро русские полки прошли по тому же месту, где было потеряно знамя, отгоняя на запад и Вильгельми, и егерей, и германских артиллеристов, потерявших свои орудия...