Картина тридцать четвертая

Его императорское величество Сергий Первый открыл глаза. Похлопал ресницами. Пошевелил пальцами ног. Несколько раз сжал кулаки. Резко сбросил одеяло. Встал и, скользя по паркету босыми ногами, направился к окну. Одернул занавеску. Чудесный вид открылся перед императором. Английский газон. Фонтан в виде огромной рыбы. Романтическая, увитая диким плющом, беседка. Широкая, посыпанная золотым песком, липовая алея.

По ней, гремя ведрами, шла императорская доярка Фекла: дебелая баба с крупным задом и растрепанными волосами.

- Пошел! Пошел! - Ворчала она на увязавшегося за ней кобелька Гарика, - Ужо я тебя, кобелину, ведром, да по твоей наглой морде.

Император проводил доярку похотливым взглядом, зевнул и, подхватив стоявшую рядом с ним пудовую гирю, принялся делать физические упражнения. Изрядно вспотев и совершенно проснувшись, Сергий Первый крикнул:

- Тихон.

Дверь открылась и в ней показалась кошачье лицо возницы Тихона.

- Баня готова?

Тихон поскреб небритый подбородок и ответил сонным голосом:

- Так она, ваше величество, завсегда готова…

Император вошел в баню. В ней пахло свежим паром, березовым веником и французским мылом. Император вздохнул полной грудью. Блаженно улыбнулся. Сбросил халат и лег на полку, подставив свои широкие плечи под березовый веник.

Тихон поинтересовался:

- Вас с обдувом, ваше величество, али сразу с компрессов зачать?

Государь задумался, вспомнил дебелую молочницу, что видел под окном своей спальни, повернулся к Тихону грудью и сказал:

- Ты, вот, что, братец, кликни-ка сюды Глашку. Чтой – то у меня сегодня с утра в паху разыгралось.

Тихон, сладко улыбаясь, пояснил:

- А вы мне, ваше величество, чаво говорили? А.

- Что а! Что чаво?

- А таво, чаво, мол, ты мне Тихон ряску болотную суешь. Ежели мне… энти… как их… африканские шишки… во! …не помогают. А что в их. В шишках-то. Пробовал я те шишки. Вонь одна и ломота в суставах, а ряска она дело знает. Вон как у вас зарябило, любо-дорого смотреть, - Возница сально улыбнулся и продолжил, - Сейчас позову, ваше величество, зараз я её кликну, а уж сам в гараж. Это не смейте даже и сумневаться!

Тихон выскользнул из бани. Император с удовольствием стал осматривать и легонько ощупывать результат принимаемой им настойки.

Вскоре в баню вошла ладно скроенная девка. От вида прелестей, что просматривались под легкой материей, по всем членам императора пробежала зябкая дрожь и колкие мурашки.

- Чаво желаешь царь – государь. Поинтересовался Глашка, низко поклонившись. Государь сглотнул похотливую слюну и недовольно сказал:

- Послушать про геометрический смысл теории Галуа.

- Это чавой - то такое, царь – государь? Поинтересовалась девка.

- А чего ж ты, дура, спрашиваешь, чаво надобно государю в бане, да с нижней конечностью… в интересном положении? Али у тебя глаза замылились, так ты их ополосни. И руки ополосни, и прочее.

Император, приняв удобную позу, улегся на полке. Глашка ополоснулась и, играя пальцами и многообещающе улыбаясь, присела рядом с ним.

- А, чтой это у нас тут за стручок такой востренький, да крепенький, - Сказал Глашка, кладя свою руку на императорский живот, - а уж мы его сейчас боровичка, крепыша срежем… да под самый корешок.

- Но, но, - Прикрикнул на нее император, - под корешок. Я знаешь, сколько энтот стручок растил. Ведро болотной ряски осушил. А ты мне тут под корешок.

Глашка опустилась на колени.

- Ты чаво это творишь, - Болезненно вскрикнул император, - ты полегшее лапай стрючок-то! Это ж тебе не сорняк на грядке, чтоб его так рвать. Деликатней надобно. Щекотливее. Чему вас только учат.

-Щекотливее - Удивилась девка, - куды уж щекотливее, твое царское величие. Щекотливее не бывает!

Император тяжко вздохнул, с горечью посмотрел на поникшую конечность и сказал:

- Бывает. Бывает. Меня помню Белява с Чернявой. Это когда я с мин херцем, материал искал. Так отщекотали, что я три дня в приподнятом настроении ходил. А зараз не фурычит стручок–то, потому что не умеете вы работать. Никто работать не может и не хочет. Вот и управляй апосле этого вами.

- Да я тут, царь – государь не причем. Я свою работу люблю, - Сказала на это замечание Глашка, - Я все по уму делаю.

- Чего ж он тогда в таком плачевном состоянии духа?- Указав взглядом на пах, поинтересовался император.

- Ты, батюшка, меньше гирю таскай, - Посоветовал Глашка, - от гирей энтих мышца растет, а стручок чахнет.

- А ну-ка замолчи, - Прикрикнул на Глашку император, - разговорилась мне тут. Тебе язык не для того дан, чтобы им болтать, а удовольствие его величеству доставлять. А ты мне одни неудовольствия чинишь. Я вот зараз кликнул Гришку- экзекутора. Он у тебя язычок- то вырвет и сплывет он вместе с банной водой в трубы канализационные. Там ему самое место.

Девка упала на колени и завыла:

- Прости, батюшка! Прости, царь - государь! Пожалей ты мой язык! Ужо я его иголкой – то наколю. Да горчицей намажу.

- Намажет она. Наколет! – Передразнил её император, - Я бы тебе сказал, чем его намазать, да не хочется аппетит себе перед завтраком портить. Пошла вон!

Глашка, скользя голыми пятками по мокрым доскам, побрела к двери. Император опоснулся. Насухо докрасна, растерся полотенцем, набросил халат и вернулся в спальню.

Здесь его уже с самоваром и пряниками ожидал Тихон. Он обстоятельно кашлянул и поинтересовался:

- Ну, как, батюшка, ухадокал девку–то?

- А, - Махнул рукой император, - то ли девка непутевая попалась, то ли ряска твоя никуда негодная. Не фурычит машина. Бывало во времена оны. Она без всякой ряски работала, аж тряслась вся. Машина-то. Бывало, как завижу юбку, а под юбкой бабью шутку…

Император сладостно вздохнул и продолжил:

- Так тут же все коленвалы… да амортизаторы ходуном… так и шли… вразнос. Помню как я Беляву, да Чернаву мял в бане… ох и мял! Ох, и тискал! с превеликим нашим удовольствием. Это когда мы с мин херцем материал шукали. Помнишь – ли мин херца, Тихон?

- Как же не помнить, батюшка, - Наливая императору в чай добрую порцию ямайского рома, сказал Тихон, - как же не помнишь дохтура – та? Ох и намаялись мы тада с им, батюшка. Ох, и натерпелись, и стреляли в нас, и жгли нас…

 - Это когда ж нас жгли?

- Может, батюшка, и не жгли. Может я. Это. Запамятовал.

Но ведь могли ж, батюшка, и сжечь, - Тихон тяжко вздохнул и произнес, - Как дохтура сожгли.

- Да, - Император встал и подошел к окну. Под ним с полным ведром молока проходила, дебелая молочница, - пропал, мин херц. Схватили его за укрывательство шпиёна. Пока мне депеша от его супруги пришла. Яво ужо и сожгли. Теперь вот пенсион вдовице его выплачиваю.

Император вернулся к столу.

- Да, братец, тут ты прав, и нас могли сжечь. Сама матушка на нас облаву учинила.

-Вот жизня была, не приведи Господь. – Вставил реплику Тихон, - Не питья, ни шиша… одна гогота.

- Зато интересно жили, братец, а теперь разве у меня жизнь. – Грустно сказал император и взглянул на боевую свою шашку, - Этого прими. Этому подпиши. Там бал, тут карнавал.

В это время в комнату осторожно постучали. Император поставил чашку на стол и недовольным тоном заворчал:

- Ну, вот видишь, чаю и того попить не дают. Лезут уже с утра пораньше. Кто там, трется? Заходи ужо!

Дверь отворилась, и в комнату заглянуло плаксиво - елейное личико императорского секретаря Матвея Скоролядского.

- Чего у тебя, Матвеюшка? – Спросил император и, не дав секретарю ответить, продолжил, - Да ты проходи, милый, чего в дверях топтаться. Чаю выпей… с пряниками. С ромом. У нас с Тихоном добрый ром. Гавайский.

- Ямайский, батюшка.

- Да какая разница, - Усмехнулся государь, - главное что добрый. Пей, Матвеюшка, пей.

- Нет, батюшка, не могу, - Решительно отказался секретарь.

- Что так, милый, - Удивился Сергий Первый, - болезнь что-ли какая с тобой приключилась?

- Нет, батюшка, - Вздохнув, ответил, секретарь, - не болезнь. Митрополит Илларион на меня епитимья наложил, но не как возмездие за совершенные мною грехи, а как «врачевание духовное». Поэтому пощусь, батюшка, и спиртного в рот не беру. Живу аскетом яко Иоанн Креститель только акридов и глотаю.

Секретарь вытер рукавом сюртука пот с лица.

- Ну, так чего у тебя, - Полюбопытствовал император, - сказывай.

- Так у тебя же встреча на десять часов назначена, батюшка, вот я и явился тебе об этом сообщить.

- А с кем, Матвеюшка, у меня назначенно?

- Так с чиновником по особым делам.

- А кто уж у нас чиновник–то по особым делам?

- Николай Иванович Карманов.

- А этот… и чего он хочет?

Секретарь с удивлением взглянул на императора:

- А мне почем знать, батюшка.

- Так, что ж ты за секретарь такой?

Матвеюшка виновато опустил глаза к полу и ответил:

- Мое дело, твое императорское величество, только докладывать, что кто–то прибыл, а по какому вопросу- то меня не касается.

Император внимательно оглядел секретаря:

- Вот бы мне, Тихон, такую службу себе сыскать. Штаны на стуле просиживать, докладывать невесть что и при этом жалование царское получать. Не уступишь - ли, Матвеюшка, мне места своего?

- Виноват - с, ваше величество. - Выкрикнул секретарь и вытер рукавом потное лицо.

Император оглядел стол. Вытащил из вазы сухенькую печенюшку и, протянув ее секретарю, сказал:

- Зови.

- Ты, что – ли Карманов, - Поинтересовался император, глядя на визитера через хрустальное стекло рюмки.

- Так точно, ваше величественно.

- А с виду, - Ставя рюмку на стол, произнес император, - ты на Мешкова похож.

Сюртук на тебе мешковатый. Панталоны опять же из какой-то мешковины. И сам ты весь серый и подвалом от тебя пахнет. Тебя в гвардию определить. Там бы тебя выучили порядку.

- Я ваше величество, служил-с.

- Ишь ты, - Император с интересом уставился на чиновника, - служил.

Государь встал из-за стола и подошел к висевшей на стене шашке. Вытащил ее из ножен. Попробовал пальцем лезвие.

- Подойди сюда.

Чиновник выполнил распоряжение.

- А ну-ка покажи нам, молодец, чему тебя в армии выучили.

Император протянул шашку Карманову. Чиновник размахнулся её и разбил лезвием китайскую вазу.

- Ну, вот, а говоришь, служил.- Неодобрительно покачал головой император, - разве ж так служат.

- Я ваше высочество, - Забормотал чиновник, - служил в артиллерии, а там все больше снаряды, да бомбы.

- Я, милый ты мой, - Усмехнулся Сергий Первый, - тоже не в мушкетерском полку службу проходил, а все ж кое – что умею.

Император взял в руку шашку. Лихо развернулся на сто восемьдесят градусов. Эффектно взмахнул шашкой и ювелирно разрубил надвое церковную свечу.

- Виноват - с, ваше величество.

- Вот именно, что виноват! Ни выправки у тебя, ни формы одежды.

- Так точно-с. Виноват-с.

- Да, что ты как попка. Виноват-с. Виноват-с, - Произнес император, всаживая шашку в ножны, - Докладывай, зачем явился.

Чиновник Карманов надел очки. Вытащил казенную бумагу. Кашлянул и принялся читать.

- Стоп. Стоп. – Резко остановил его Сергий Первый, - ты что мне тут былину собрался читать. Говори толком быстро и внятно, чего эта твоя корпорация за продолжение своих работ требует.

Чиновник спрятал бумагу, и довольно витиевато произнес:

- Видите - ли, ваше высочество. Ваше, царское величие. Хозяин земли нашей и прочее. За сие мероприятие кое они надумали. Таким образом. Нужно понимать. Как бы это сказать, выразить. Требует они, общим манером, за возобновления работ, ваше величество...

Николай Иванович замолчал.

- Ну, что ж ты молчишь, аки камень горюч, - Прикрикнул на него император, - что недавно с небес на отечество наше пал.

- Не могу, батюшка – государь, и молвить даже. Уж больно оно греховодно, я, такое дело, пощусь зараз.

- Что ж это вы все, - Усмехнулся император,- поститься вздумали. Одни греходники выходит вокруг.

- Виноват-с.- Промолвил чиновник. Наклонился к государю и что-то быстро прошептал ему на ухо. Государь отшатнулся и тихим голосом произнес.

- Что же это ты, отец, такие страсти мне тут рассказываешь. И на что это им?

- Не могу знать, ваше величество. Знаю только, что требуют.

- А где ж оно это лежит?

Чиновник открыл папку и прочел:

- В районе села Подмышки. Хозяйка оного выказывается помещица Александра Ираклиевна Головня. Тридца…

- Погоди, погоди. – Оживился император, - какая такая Головня. Вдова мин херцовская что - ли?

- Никак нет, - Покачал головой Карманов, - они-с не вдова. Они – с мужа имеют. Виталия Карловича Фаустмана. Вот и бумага-с.

Николай Иванович протянул папку с досье на помещицу Головню А. И.

Император вперил в папку взор.

- Да, как же так может быть, - Сказал он, немного придя в себя, - Его ж казнили за укрывательство шпиёна, а он вон на меня с бумаги смотрит. Или я чего доброго с ума спятил. А, ну-ка, Тихон, взгляни он это, али мне померещилось?

Тихон взял папку. Поднес ее к своим зеленовато- желтым кошачьим глазам и воскликнул.

- Он, батюшка царь – государь. Он, морда мин херцовская. Бумаги выправил, что сожгли его, а сам жив – здоров. В ус не дует и табачок нюхает.

- А я ему – значит, - Усмехнулся государь, - на этот самый табачок плачу из государственного кошту. Вот оно как выходит. Я- то думаю, что он -мертвая душа. Заупокойную молитву по нему читаю, а он вишь жив, здоров и богатства в недрах своих аки кащей бессмертный охраняет.

Государь хмыкнул, покачал головой и прикрикнул на чиновника:

- Ну, а ты чего затих, будто рыба… эта… как её… налим. Говори, чего еще в тетради твоей записано?!

Секретарь заглянул в бумаги и принялся читать.

- Сим сообщаем, что в случае вашего отказа работы…

- Да это я уже слышал, - Оборвал его государь, - Дальше читай.

- Ежели, ваше величество, - Продолжил чтение Николай Иванович, - вы согласны, то за материалом немедленно прибудеть наш представитель. Настоятельно требуем доставить его к месту дислокации материала. В противном случае мы вынуж…

- Довольно… бубнят одно и тоже. Ежели, да вынуждены, - Остановил чтение государь, - Как же он его один представитель ихней – то увезет. Материал этот. Он же, поди, тяжелый?

- Должно быть, здорового пришлют, ваше величество. - Вставил реплику Тихон.

Император сурово взглянул на него и сурово произнес:

- Молчи, когда тебя не спрашивают. Ну, так как же они его увезут, милый?

- Не могу знать, ваше императорское величество, - Дернул, как конь, головой чиновник, - Может кран, какой у яво, али ёраплан прилетит.

Государь подошел к окну. В небе горело солнце. В кронах лип копошились пичуги. Петух Хан важно прохаживался по английскому газону. Император обернулся к чиновнику.

- Ладно, пускай себе забирают… материал этот.

Секретарь что-то записал в свой блокнот и сказал:

- Надо бы, батюшка – государь, встретить и сопроводить их представителя в это село… Подмышки.

Император вновь задумался, хитро улыбнулся и коротко ответил:

- Доставим. Ступай.

- Слушаюсь-с.

Чиновник, низко кланяясь, попятился к двери. Уткнувшись в нее своим задом, он развернулся, открыл её и выскочил вон из императорских покоев.

- Ну, что, Тихон, - Сказал император, беря в руки шашку, - готова – ли наша с тобой ёбричка к дороге.

- Готова, батюшка, - Ответил Тихон, - Она завсегда готова.

- Ну, так – значит и поедем.

- Куды поедем, батюшка- царь?

- Повезем мы с тобой представителя в село Подмышки. Камень горюч искать… про который мне на ухо Карманов энтот сказал.

- А чаво это за камень такой, государь, - Спросил Тихон и уточнил, - на что им сдался?

Император значительно крякнул и ответил:

- Кажуть, что с того горюча они идолов каменных, которых ни пуля не берет, ни штык не колет и шрапнель отскакивает, наделать могут и через-то реванш у нас взять. За войну… ну ту еще… великую. Так, что едем, братец, едем.

- Да как же можно, чтобы государь, какого-то представителя вез. - Изумился Тихон.

- А мы, - Подмигнул ему император, - инкогнито его доставим. Проедемся, развеемся. Выясним, на что им этот материал сдался. Может, под себя приспособим, а через то и на мировое Господство замахнемся! Как через кости на императорский трон угодили. А окромя того… заодно и с мин херцем побеседуем, выпытаем, выспросим и к ответу призовем. Компенсируем государственные издержки. Ишь вздумал его императорское величество дурить. Это ему не там… парламенты вокруг пальца водить, а здесь… я не посмотрю, что ты мне друг…

Император резко развернулся на сто восемьдесят градусов, присел и филигранно снес голову фарфоровому кавалеру...

В полутемную комнату, что служила Виталию Карловичу в жаркие летние дни кабинетом, вошла Александра Ираклиевна и, увидев супруга, воскликнула:

- Вот ты где! Сидишь, прохлаждаешься, а я повсюду тебя ищу. Кличу, кличу. Зову. Зову. Виля! Виля! А тебя все нет, да нет. Я уж забеспокоилась. Думала, может ты купаться, пошел. День – то нынче вон, какой жаркий. Да и не… приведи Господь… потоп. Или за мужиками, увязался на лесоповал. Я же тебя знаю. Ты везде горазд нос свой всунуть. А на лесоповале… том… возьми, да и под дерево… угоди. Уж я так заобеспокоилась, так изволновалась, что уж на делянку и Алешку послала. А ты в кабинете сидишь и ни звука. Здравствуй вам, пожалуйста. Разве ж так можно. Неужто ты знаешь, что мне волноваться заказано.

Александра Ираклиевна, погладила свой округлый шестимесячный живот и присела рядом с мужем.

- Катенька- то наша, - Продолжила она, смягчая тон беседы, - тоже вишь… Божье дитя... все бормочет, ходит за мной, де тятя, где наш тятя. А тятя вот он…

Потешная она. Вся в тебя. А Мишенька – то наш! Пострел этакий. Бутуз драгоценный. В таз с малиновым вареньем… влез с головой и ножками болтает. Ой, умора, да и только! Измазался весь…. Точно ты. Потешный такой. Прямо обхохочешься, да и только, а не ребенок… Жарко нынче, - Сашенька отерла платочком вспотевшее лицо, - Никогда прежде такой жары не встречала. Пустыня Аравийская… такое прямо дело. Анамалия, да и весь сказ. Слышь, Виля, а малина–то в этом году уродила. Не зря ты чего-то с кустами весной колдовал. Я думала, что испортишь только, а оно и впрямь вишь, сколько её уродилось. Я отродясь столько не видывала…. малины–то и крупная она такая вся, и красная, и сочная, и сахарная, и вся одна в одну ягодина. Чудеса, да и только. Раньше у нас малины и на банку едва выходило, а теперичи второе ведро уже Дашка варит! А ты что ж молчишь, Виля. Мрачный какой-то, невеселый. Приключилось – ли чего?

Виталий Карлович тяжко вздохнул и вместо того чтобы ответить, взял в руки газету и принялся читать:

- Дорогие соотечественники с прискорбием сообщаем, что сего месяца тридцатого числа. Кхи- кхи. Кхи- хи. террористическая бомба вырвала из наших рядов императора Сергия Первого. Кхи- кхи. Ушел из жизни пламенный патриот, крупнейший политический и государственный деятель современности. Кхи - хи. Вся многогранная деятельность и личная судьба императора… кхи- кхи…. не отделимы от важнейших этапов истории нашего отечества. С именем императора…

Виталий Карлович выронил газету и горько заплакал.

- Да, что с тобой, Виля, - Обняла Виталия Карловича, супруга, - с чего ж ты так плачешь.

- Так ведь – то ж император, Сашенька. – Всхлипывая, ответил Виталий Карлович, - Опора и твердь государства нашего. А, кроме того, я ведь с ним пуд соли, можно сказать, съел. Я через него, как говорится, и тебя приобрел. Ведь он же тебе пенсион платил и ты его незаконно, между прочим, получала. Прямо слово, обворовывала имп…

- Чего! – Воскликнула супруга, - Незаконно! А как они нас обирают налогами, да оброками. Жируют, пируют на наш счет, а я, видите - ли, обворовала! Да как тебе не совестно такое говорить, Виля! Ведь я все для тебя. Вот и сейчас Дашке приказала пенку тебе от малинового варенья оставить. Ведь я же знаю, что ты у нас большой любитель пенок – то, а ты вон как на меня. Не ожидала я от тебя этакого коварства, Виля. Не ожидала. Я к тебе всей душой. Всем сердцем, а ты императора заместо меня любишь. Пса этого! Узурпатора!

Виталий Карлович отшвырнул от себя газету, упал перед супругой на колени и, уткнув лицо в ее колени, заскулил:

- Прости, Сашенька. Прости, голубушка. Прости меня глупого. Видит Бог, что не хотел я тебя обидеть. Попутал бес.

Александра Ираклиевна улыбнулась и, гладя мужа по волосам, сказала:

- Ну, буде тебе. Буде. Я ужо и не сержусь вовсе.

- Правда, - Подняв на супругу глаза, спросил Виталий Карлович, - не сердишься. Совсем? Совсем?

- Совсем. Совсем. Вставай, что ж брюки–то мять, – Александра Ираклиевна протянула супругу руку, - пойдем кушать пенку с молоком. В этом году молоко у нас жирное, доброе молоко. Я отродясь такого прежде не встречала. Прежде бывало, нацедят коровки чего-то такого жиденького. Вот те и все молоко, а тут прямо не молоко, а сметана. Чудеса твои Господи, да и только. Трава в этом году уродилась. Вишь какая… с мой рост. Что в твоих джунглях. Это говорят оттого, что камень горюч. С неба на нас упал. Какой –то в ём говорят минерал особый, али еще чаво.

- Минерал. Минерал, - Поддержал супругу Виталий Карлович, - ты у меня самый лучший минерал.

Супруги вышли из комнаты. В открытое окно влетел ветер и заигрался со страницей некролога, на котором был изображен Сергей Эдуардович Бойко со своим возницей Тихоном.