Поль Кюглер Алхимия дискурса. Образ, звук и психическое


Рецензия на книгу: Питер Л. Рудницкий. Читая психоанализ: Фрейд, Ранк, Ференци, Гроддек. (Reading Psychoanalysis: Freud, Rank, Ferenczi, Groddeck by Peter L. Rudnytsky, Cornell University Press, 20021



бет11/11
Дата20.06.2016
өлшемі0.95 Mb.
#149502
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Рецензия на книгу: Питер Л. Рудницкий. Читая психоанализ: Фрейд, Ранк, Ференци, Гроддек. (Reading Psychoanalysis: Freud, Rank, Ferenczi, Groddeck by Peter L. Rudnytsky, Cornell University Press, 200211

Книга Читая психоанализ посвящена важным интеллектуальным событиям прошлого. Рудницкий, английский профессор и психоаналитический критик, исследует раннюю историю реляционной психологии на основе анализа жизни и трудов Зигмунда Фрейда, Отто Ранка, Шандора Ференци и Георга Гроддека. Во многих отношениях эта книга является следствием более ранней работы Рудницкого, Психоаналитическое видение: Ранк, Винникот и наследие Фрейда [The Psychoanalytic Vision: Rank, Winnicott, and the Legacy of Freud (1991, Yale)], в которой он первым инициировал процесс внимательного изображения исторических предшественников современной психологии отношений и межсубъектности. При внимательном прочтении таких критических трудов по психоанализу, как работы Фрейда Галлюцинации и сновидения в Градиве Йенсена [ «Delusions and Dreams in Jensen’s ‘Gradiva’» (1907)] и Анализ фобии пятилетнего мальчика [ «Analysis of a Phobia in a FiveYear-Old Boy»], Ранка Тема инцеста в литературе и легенде [The Incest Theme in Literature and Legend (1912)], Ференци Смешение языков взрослых и ребенка [ «Confusion of Tongues between Adults and the Child» (1932)] и Клинический дневник [Clinical Diary , посмертно изданный в 1985 году], а также Гроддека Книга об Оно [The Book of the It (1923)], Рудницкий проводит исследование в свете критики современной литературы на стыке психоанализа и литературы.

Первые три главы посвящены внимательному прочтению нескольких ранних работ Фрейда через объектив психологии отношений. В первой главе подвергается пересмотру Галлюцинация и сновидения [ «Delusion and Dreams»] – его наиболее пространный анализ литературной работы в контексте множества переносов, вплетенных в ткань фрейдовского текста, на основные персонажи рассказа Йенсена, на автора и литературу в целом. По мнению Рудницкого, Фрейд считает литературу опасным двойником психоанализа.

Во второй и третьей главах Анализ фобии пятилетнего мальчика [Analysis of a Phobia in a FiveYear-Old Boy (1910)] подвергается пересмотру с учетом неподтвержденной личной причастности Фрейда к клиническим материалам, а также проблем переноса, особенно связанных с расовыми, гендерными и религиозными вопросами (еврейская идентичность Фрейда), и действительного профессионального окружения Фрейда. Вне рамок истории болезни Ганса – пятилетнего страдания от лошадиной фобии остается то обстоятельство, что по случаю третьего дня рождения Ганса Фрейд принес домой маленькому мальчику игрушечного коня-качалку в качестве подарка. Личное участие Фрейда в жизни Ганса, по-видимому, было намного больше, чем представлено в истории болезни, где Фрейд утверждает, что он «единственный раз вмешался в беседу с мальчиком». Фрейд, разумеется, не упоминает об участии в жизни Ганса, которое охватывало бы дарение мальчику игрушечного коня-качалку на день рождения. Рудницкий отмечает: «Если фобия Ганса означает боязнь лошадей, то неизбежно возникает вопрос, сыграл ли подарок Фрейда какую-либо роль в её этиологии, хотя по этому поводу в тексте нет указаний». Книга содержит замечательное количество исторических сведений о Гансе и представляет их так, чтобы читатель смог оценить ту степень, в которой они резонировали для Фрейда с автобиографической значимостью. Так, Фрейд предлагает рассматривать фобию Ганса, которая вначале ассоциировалась с лошадьми и впоследствии распространилась на поезда и рессорные экипажи, как «дорожный знак» – «Таким образом, ощущение тревоги, связанное с железной дорогой, смешивается со временем с повседневной боязнью улиц» [G.W ., 7:319; S.E ., 10:84; Reading Psychoanalysis , p. 47]. Автор отмечает, что с раннего детства Фрейд испытывал чувство тревоги по поводу переездов, которое зародилось во время одной из ранних поездок поездом и, по-видимому, бессознательно сопоставлялось с психопатологией Ганса. Это обстоятельство не позволило Фрейду заметить этиологическую значимость подаренного им игрушечного коня-качалки и способствовало его бессознательной тенденции к переделке Ганса по своему образу; этот же императив был отыгран и с другими пациентами (см. человек-крыса и человек-волк). Рудницкий демонстрирует невероятную способность к вынюхиванию априорных предположений и буржуазных предрассудков, включенных в более осторожные теоретические утверждения Фрейда, отзываясь в то же время с уважением о проницательности и честности его клинических наблюдений.

Главы 4–7 содержат подробное изложение многих неожиданных работ по глубинной психологии, написанных ранними последователями Фрейда, которые впоследствии стали психоаналитическими диссидентами. Ранк, Ференци и Гроддек начинали свою деятельность как сторонники психоанализа и только впоследствии вступили в конфликт с Фрейдом, в силу теоретических или личных разногласий. В течение двух десятилетий Ранк был членом внутреннего круга Фрейда, выступая ортодоксальным последователем психоанализа, а затем на протяжении последних 12 лет своей жизни отрекался от фрейдовской традиции в целом. Конфликт Фрейда с Ранком был только последним в длинном ряду его рухнувших дружеских отношений, зародившихся в восьмидесятых годах XIX века, с Флисом и Брейером, а затем, десять лет спустя, с Адлером и Юнгом. Как и в предыдущих случаях, разрыв Ранка с Фрейдом в 1924 году после публикации Травмы рождения [The Trauma of Birth ] был отчасти политической драмой, а отчасти и теоретическим разногласием. Ранние мысли Ранка основывались на ортодоксальном психоанализе и противоречили юнговским. К концу своей карьеры Ранк принимал многие аспекты аналитической психологии, особенно в Истине и реальности [Truth and Reality (1929)], Психологии и душе [Psychology and the Soul (1930)] и Искусстве и художнике [Art and the Artist (1932)].

Перечитывая работы Ранка с точки зрения современного психоанализа, Рудницкий рассматривает короткий период между 1924 и 1927 годами, полагая, что тогда Ранк стал первым психоаналитиком, специализировавшимся на объектных отношениях. Ранк сместил центр клинических исследований от эдиповских проблем к доэдиповским посредством изменения фокуса психоаналитического объектива в направлении от триады мать-отец-ребенок к акценту на диаде матерь-ребенок. Хотя историческое значение работ Ранка бесспорно и он во многих отношениях был первым психоаналитиком, специализировавшимся на объектных отношениях, Ференци оказал намного более сильное влияние на современный психоанализ [см. Journal of Analytical Psychology, (2003, 48 )]. Участие Фрейда в жизни Ференци и Гроддека исследуется в шестой и седьмой главах, позволяя читателю глубже понять трудность межличностной динамики, которая формировалась основателем психоанализа в его отношениях с коллегами-мужчинами. Ференци был представлен Фрейду Юнгом, который некоторое время выполнял функции его первого аналитика-наставника. В течение нескольких лет у Юнга и Ференци было много общих интересов – от исследования психологии оккультных явлений до использования собственной личности аналитика в терапевтическом процессе (т. е. конструктивное использование контрпереноса и эмпатии) и экспериментов с взаимным анализом. Возвращение к Ференци мотивировано растущим признанием реляционных масштабов анализа в сочетании с процессом, разыгрываемым субъективностью аналитика при формировании первого опыта общения индивидов. Ференци и Юнг были ранними сторонниками этих межличностных аспектов, но их работы были маргинализированы по политическим и теоретическим причинам. Ференци открыл пути для клинических исследований, которыми впоследствии следовали Винникот и Баулби, особенно в отношении эмоциональной гармонизации связей между матерью и ребенком и последующего отыгрыша этой динамики в анализе. В отличие от Фрейда и Ранка, которые были сторонниками эмоциональной сдержанности (аналитической нейтральности), Ференци считал, что аналитик, удовлетворяющий эмоциональные потребности клиента подобно матери, которая не позволяет ребенку плакать, а эмоционально успокаивает его, по всей вероятности оказывает трансформационное воздействие на эмоциональное состояние анализанда.

Из четырех ведущих членов первого фрейдовского «комитета», созданного в 1912 году в ответ на «вероотступничество Юнга», Абрахам и Джонс были консерваторами, а Ранк и Ференци – новаторами. Поскольку в психоанализе происходило смещение парадигмы от психологии одного индивида к психологии двух индивидов, работы Ранка и Ференци стали приобретать все большее значение. Рудницкий считает, что 1923 год ознаменовал критический поворот в истории психоанализа, «второй по важности в отношении только 1897 года, когда в процессе самоанализа, проведенного Фрейдом в письмах к Флиссу после смерти его отца, он отбросил теорию совращения и впервые описал в общих чертах эдипов комплекс» (p. 141). В 1923 году Фрейд опубликовал Я и Оно [The Ego and the Id ], введя в рассмотрение новую структурную модель психики и тем самым создав основу для разработки психологии эго. Тогда же были опубликованы и другие важные работы: Таласса [Thalassa ] Ференци, Травма рождения [The Trauma of Birth ] Ранка, Книга об Оно [The Book of the It ] Георга Гроддека, а также Развитие психоанализа [The Development of Psychoanalysis ], написанная в соавторстве Ранком и Ференци. В тех случаях, когда Я и Оно [The Ego and the Id ] ставит в центре психоанализа интрапсихические структуры эго, супер-эго и ид, Ференци, Ранк и Гроддек, неизвестный новый аналитик, занимаются смещением фокуса объектива глубинной психологии в другом направлении – к психологии двух индивидов, которая включает субъективность аналитика в терапевтическое уравнение и придает особое значение взаимной зависимости в терапевтическом соотношении.

Кроме того, 1923 год был годом диагноза рака для Фрейда. Некоторые ранние последователи Фрейда, в частности, Юнг и Ранк, пытались в определенных пределах анализировать его, однако только Ференци и Гроддек предложили включить его анализ после возникновения рака.

В 1909 году, во время трансантлантической поездки для участия в конференции в Университете Кларка, Фрейд отказался вступить во взаимную аналитическую связь с Юнгом и Ференци. Этот отказ отчасти способствовал его конфликту с Юнгом: «Я мог бы рассказать тебе больше, но не могу рисковать своим авторитетом» (p. 179).

26 февраля 1926 года Ференци написал Фрейду: «Быть может, это и есть тот случай, когда я могу сказать вам, что считаю действительно трагичным то обстоятельство, что вы, подарившие миру психоанализ, считаете затруднительным, а в действительности, и вовсе невозможным довериться кому-либо» [p. 160]. То обстоятельство, что в этот критический момент Ференци и Гроддек независимо друг от друга предложили включить Фрейда в анализ, свидетельствует об их сочувствии и заботе об основателе психоанализа. Фрейд не решился принять предложение и поставить под угрозу свой авторитет.

Гроддек, директор санатория в немецком городе Баден-Баден, первым написал Фрейду в 1917 году, чтобы поблагодарить его за работу и извиниться за свои ранее опубликованные критические замечания по вопросам психоанализа. Особый интерес для Гроддека представляло распространение психоанализа на лечение физических заболеваний. Фрейд охарактеризовал это письмо в переписке с Ференци как самое интересное письмо, полученное им от немецкого врача (p. 145). Фрейд заимствовал у Гроддека концепцию «Оно» (Es), включив её в свою новую структурную модель психики (1923) и определив «Ид» (Es) как чуждую эго область психики. 18 июня 1925 года Фрейд написал Гроддеку: «В твоем Оно (Es) я, конечно, не могу распознать мое цивилизованное буржуазное Ид (Es), лишенное мистицизма. Однако мое Ид ведет происхождение от твоего Оно» (p. 152).12 Хотя Фрейд и заимствовал у Гроддека свою ключевую метапсихологическую концепцию, в работе Я и Оно [The Ego and the Id ] он проложил курс для психоанализа в диаметрально противоположном направлении по отношению к теории Гроддека. В книге Фрейда (1923) ставится на повестку дня будущее психологии эго, тогда как в работе Гроддека Книга об Оно [The Book of the It ] определяется его место в психоаналитической истории как создателя реляционной психологии.

Две центральные темы книги Читая психоанализ [Reading Psychoanalysis ], в которой исследуются область соприкосновения глубинной психологии и литературы и ранняя история психологии отношений, переплетаются в последней главе, где Рудницкий излагает свои взгляды на возможность синтеза эмпирической науки и герменевтической традиции посредством современной реляционной психологии. Хотя последняя глава и дает подробный обзор истории споров по поводу взаимосвязи науки и герменевтики в психоанализе, она все же представляется несколько неуместной в контексте предыдущих восьми глав, в которых рассматриваются реальные исторические фигуры. Психоанализ и сновидение о совпадении [ «Psychoanalysis and the Dream of Consilience»] содержит около 80 страниц и её лучше было бы опубликовать в виде отдельной монографии.

Книга Читая психоанализ возвращается к маргинализированным диссидентам психоанализа с учетом возможности формирования более взвешенной оценки их законного места в истории глубинной психологии. «Образ Фрейда вызывает много споров, как в психоанализе, так и вне его рамок. Точно так же вызывают много споров и другие одаренные индивиды, каждый из которых оставил свой след в движении и заслуживает, чтобы его считали уникальной личностью со своей судьбой и историей, достойной описания …» (p. 108). В процессе чтения книги меня очаровало количество новой информации и внимательное отношение к научным деталям. В то же время я постоянно задавал себе вопрос, почему так мало сведений о Юнге было включено в неё. Разве он не был главным диссидентом? Разве не он расходился с Фрейдом в суждениях по многим теоретическим вопросам, которые только впоследствии вернулись в главное русло психоанализа. Я имею в виду психологию отношений и психологию объектных отношений: важность матери в психической жизни, роль взаимности в анализе, регрессивные и прогрессивные аспекты симптомов, понятие самости (в отличие от эго), устранение буквального понимания сексуальности и конструктивное использование личности аналитика в терапевтическом процессе. Рудницкий не избегает упоминания Юнга в своей пересмотренной истории психоанализа, но читатель чувствует, что Юнг все еще действует как объект негативного переноса. Хотя у Рудницкого и нет прямой критики Юнга, его подбор цитат из работ других психоаналитиков выполняет за него эту задачу. Очевидно, что в психоаналитическом мире еще не настало время, когда Юнга можно было бы по праву рассматривать как уникальную личность со своей судьбой и историей, достойной описания.

Книга носит научно-информативный характер. В то же время она интересная и доставляет удовольствие. Рудницкий проделал замечательную работу по объединению источников психологии отношений, которые содержатся в ранних работах Ранка, Ференци и Гроддека. В настоящее время психология отношений является наиболее разработанной областью психоанализа и работа Рудницкого, несомненно, помогает нам продвинуться в понимании её концептуальной генеалогии.





1 Юнг К.Г. Психология раннего слабоумия. В: Юнг К.Г. Работы по психиатрии. СПБ. 2000. сс.13-174


2 La Schizophrenie: Psychopathologie des schizoids et des schizophrenes. Paris: Payot, 1927; Also see Le Temps vecu: Etudes phenomenologiques et psychopathologiques . Paris: D’Artrey, 1933.


3 Парапраксис – неадекватность поведения больного по отношению к внешним раздражителям: неадекватные, манерные, нередко импульсивные действия, негативизм, амбитендентность, мимоговорение, симптом последнего слова, неадекватная манерность речи. – Прим. ред.


4 Читатель может задаться вопросом о терминологической разнице между «имагинальным» и «имагистическим». Под «имагинальным» архетипические психологи, следуя за Корбиным, понимают «творческое воображение». По свидетельству самого Кюглера (личное сообщение) он многие годы пытался «подыскать термин, в котором содержалось или поддерживалось бы напряжение между продуктивными и репродуктивными аспектами психического образа. В результате он пришел к выводу, что таковым следует считать понятие «имагистический». – Прим. ред.


5 Кюглер рассматривает вышеприведенную цитату как центральный аспект теории Соссюра. Ввиду неясности самого цитируемого текста следует пояснить, что здесь мы снова встречаемся с его теорией «произвольности знака», которая строится на убеждении, что звуковой образ (обозначающее, или сигнификатор) связан с объектом референции или денотатом произвольно. Например, во французском, немецком, русском или английским мы можем иметь различные звуки, обозначающие тот же самый референтный объект («Поскольку так или иначе не существует речевого образа, который мог бы соответствовать более чем какому-то одному высказыванию…»). Соссюр из этого наблюдения приходит к выводу о том, что значение (или смысл) возникает не между звуковым образом и референтным объектом, но базируется на дифференциации противоположностей между различными сигнификаторами, выстраивающими язык как целое. Он любит использовать метафору шахмат, чтобы продемонстрировать свою точку зрения. Значение любой фигуры определяется ее отношением со всеми остальными фигурами на доске [«за исключением случаев его несовпадения со всем остальным контекстом»], а не материалом из которого она сделана или ее специфической формой [«языковой фрагмент (то есть, какая-то шахматная фигура – В.З) никогда не будет обнаружен даже при самом тщательном анализе»]. Иначе говоря, значение строится не на отдельных словах в языке, а на отношении между ними. – Прим. ред.


6 Ср. с выражением «Я вижу тебя насквозь» – прим. Русс. Ред.


7 Впервые на русском языке см. Альманах «Новая Весна» № 5, 2003, сс. 46–58. Перевод с английского Кривулиной З.А.


8 ИМАГО (Imago – лат.). Понятие, используемое в глубинной психологии для установления отличия объективной реальности того или иного субъекта или предмета от субъективного восприятия его значения. Известно, что образ объекта, находящийся в нашей психике, никогда не бывает абсолютно равным самому объекту, а, самое большее, лишь похожим на него. Правда, образ этот создается через чувственную перцепцию и через апперцепцию этих раздражений, но, именно, с помощью процессов, которые уже принадлежат нашей психике и лишь вызваны объектом. Опыт показывает, что свидетельства наших чувств в высокой степени совпадают с качествами объекта, однако, наша апперцепция подвержена почти необозримым субъективным влияниям, которые чрезвычайно затрудняют верное познание человеческого характера. К тому же столь сложная психическая величина, какой является человеческий характер, дает чистой чувственной перцепции лишь очень немного точек опоры. Познание характера требует ЭМПАТИИ, размышления, ИНТУИЦИИ. Вследствие таких осложнений естественно, что конечное суждение имеет всегда лишь очень сомнительную ценность, так что тот образ человеческого объекта, который мы в себе слагаем, оказывается, при всяких обстоятельствах, в высшей степени субъективно обусловленным. Поэтому, в практической психологии поступают правильно, когда строго отличают образ или ИМАГО человека, от его действительного существования. Вследствие крайне субъективного возникновения имаго, оно нередко является скорее отображением субъективного комплекса функций, нежели самого объекта. Поэтому, при аналитическом разборе бессознательных продуктов важно, чтобы имаго, отнюдь, не отождествлялось без оговорок с объектом, а, скорее, понималось как образ субъективного отношения к объекту. Это и есть понимание на субъективном уровне. (Юнг К.Г. «Определение терминов», Психологические Типы. СПб. 1995. пар. 808). Термин имаго введен Юнгом в 1911-12 годах и принят в психоанализе. Имаго-образы являются следствием комбинации личностного переживания и архетипических образов в коллективном бессознательном. Как и все прочее в бессознательном, они переживаются в спроецированном виде, в частности, образы родителей возникают не из непосредственного специфического опыта восприятия родителей, а основываются на бессознательных фантазиях или вытекают из действия архетипа. – прим. Ред – В.З.


9 На русском языке впервые опубликовано в Альманахе «Новая Весна», № 4, 2002, с. 46–58. Перевод М.Г. Лазиной.


10 На русском впервые опубликовано в сборнике Трудов Института биологии и психологии человека Агрессия (под ред. Ельяшевича А.М.). ИБПЧ. СПб. 2004, сс. 321–325. Перевод Кривулиной З.А.


11 Перевод с английского Донец Ю.М.


12 В теоретическом отношении концепция Гроддека «Оно» («It») имеет больше сходства с концепцией «Самости» у Юнга и Кохута, чем с фрейдовским «Ид» («Id»).



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет