Предисловие составителя
жүктеу/скачать 4 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- «Следующим по времени контактом обычно считают "набег" на малоазийский город Амастриду, описанный в житие св. Георгия из Амастриды.
- Такую же отсылку в житии Георгия Амастридского, только уже к литературной традиции идущей от "Ифигении в Тавриде" Еврипида, представляет упоминаемое древнее таврическое избиение иностранцев.
- Здесь неразрешённое противоречие. Киевский регион не содержит скандинавских древностей столь раннего периода. Оставим это противоречие до следующих находоек, или следующих теорий» (К. Егоров).
- «Вот уже целый год прошёл, как мы, после долгого, но бесплодного пребывания в Венгрии, оставили эту страну и направились к Печенегам - самым злым язычникам.
- Ясно, что только авторитет Владимира помог Бонифацию остаться в живых, но даже этого авторитета не хватило, чтобы обратить печенегов в христианство.
- БРУНО – немецкий чиновник, пленённый Даниилом Галицким при отнятии им у немецких рыцарей одного из захваченных ими русских владений.
- По гипотезе Э. Загорульского, Изяслав — также сын Василька Володаревича, а Брячислав — его брат, не отождествимый, следовательно, с Брячиславом Васильковичем, упоминаемым в летописи.
- Литература. См. статью Изяслав Василькович. ПОТОМКИ БРЯЧИСЛАВА ВАСИЛЬКОВИЧА Брячислав Василькович (10 колено от Рюрика)
- Брячислав Любовь
«Это обстоятельство отмечено и «Повестью временных лет», сообщившей о расширении первоначального «княжения» Рюрика именно в восточном и юго-восточном направлениях, от Белоозера ─ к Ростову и Мурому. В материалах памятников этого региона имеются подтверждения ранней активности скандинавов на землях формирующейся северо-восточной Руси, в IX в. тесно связанной с верхней Русью {Ладогой и Новгородом}. По мнению современного исследователя этого региона И.В. Дубова, основной поток славянской колонизации Волго-Окского междуречья шел в это время с Северо-Запада, и в потоке славянского (а также ассимилируемого финно-угорского) населения сюда проникали и отдельные группы варягов. Скандинавские находки известны у д. Городище в окрестностях летописного Белоозера, на Сарском городище под Ростовом, в погребениях владимирских курганов. Наиболее ранние и выразительные скандинавские комплексы сосредоточены в курганных могильниках Ярославского Поволжья, Тимеревском, Михайловском, Петровском, при которых располагались открытые поселения. Ярославские памятники дали богатый и разнообразный материал, относящийся как к истории освоения края славянами, так и к характеристике торговой активности на Волжском пути в IX-XI вв. Вплоть до основания великокняжеской крепости в Ярославле эти открытые торгово-ремесленные поселения вместе с летописным Ростовом оставляли, по-ввидимому, основу загадочного «третьего центра Руси», который арабские источники называют «Арса». Присутствие норманнов в этой политической общности по погребальным памятникам прослеживается с IX в. В Х в. разворачивается процесс этнической интеграции и социальной стратификации, который привёл к растворению пришельцев в славянской среде. Вклад варягов в культуру торгово-ремесленных поселений проявился не только в погребальном обряде, распространении некоторого типа вещей, но и в какой-то мере в керамической и домостроительной традициях. Продвижение скандинавских воинов-купцов по Волжскому пути зафиксировано находкой норманнского сожжения с оружием в Белымере, близ Булгара, что позволяет с большой долей вероятности видеть в «русах», встреченных здесь в 922 г. Ибн-Фадланом, представителей именно этой группы» (Г.С. Лебедев). Если считать русов IX в. норманнизированными славянскими племенами {а это, напомню, в настоящее время считается господствующей точкой зрения, подтверждённой к тому и лингвистическими исследованиями}, то они могли приходить на Византию только с Верхней Руси или из Арсании, где присутствие значительного этнического варяжского контингента археологически подтверждено, но никак не из Приднепровья. Вариант с набегами из Верхней Руси сейчас выглядит предпочтительнее, но серьёзному рассмотрению версии, связанной с Русским каганатом в ярославским регионе, ранее мешало то, что она была предложена американскими, а не советскими историками. Сейчас же этому мешает то, что Ярославль объявили Старым Городом, возникшим до Новгорода, приверженцы псевдонаучной «фолк-хистори». Между тем, с историей Русского каганата─Арсании можно связать не только Бравлина и известие «Бертинских анналов», но и набег на Амастриду. «Следующим по времени контактом обычно считают "набег" на малоазийский город Амастриду, описанный в житие св. Георгия из Амастриды. Было нашествие варваров, росов - народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравом, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чём другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они - этот губительный и на деле и по имени, народ - начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигнул наконец и до отечества святого [т.е. отечество Георгия Амастридского - город Амастриду], посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их [нечестивые] алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жён; не было никого помогающего, никого, готового противостоять... Уже давно идут споры о возможности вставного характера этого отрывка и его возникновении по следам событий 860 или 941 гг. И если точно следовать тексту, то остаётся только решительно присоединиться именно к этому мнению. Описываемые в отрывке события никак не могут определяться как локальное событие, как это делает М.В. Бибиков. В тексте идёт речь о разорении северного побережья Малой Азии начиная от Пропонтиды (Мраморное море), попасть в которую из Чёрного моря можно только пройдя на запад мимо Константинополя. Т.е. русь сначала прошла Босфор и напала на непосредственные окрестности столицы и уже оттуда распространила свою агрессию на восток, захватив, наконец, родину святого, отстоящую от Боспора на 150 км. Автор жития говорит о характере народа росов, как обо всем известном. М.В. Бибиков видит в этом отсылку к князю Рош. В Византии были широко распространены представления о скором конце света. Библейское пророчество Иезекеиля "Вот Я - на тебя, Гог, князь Роша, Мешеха и Фувала!" цитировалось часто и неправильно. Вместо Гога - правителя областей Рош, Мехеш и Фувал, получались народы: гог, магог и рос. Например, Лев Диакон: "Вот я навожу на тебя Гога и Магога, князя Рос", или житиё Василия Нового, содержащее рассказ о нападении Игоря: Варварский народ придёт сюда на нас свирепо, называемый Рос и Ог и Мог, не говоря уже о том, что само слово "Роша" является ошибкой греческих переводчиков Библии. Византийцы неизменно понимали это "Рош" как название народа и, начиная с V века, прилагали его к разным варварским племенам, реально угрожавшим империи. Пришедшая с севера грозная Русь схоластически отождествилась с этим Рошем... Такую же отсылку в житии Георгия Амастридского, только уже к литературной традиции идущей от "Ифигении в Тавриде" Еврипида, представляет упоминаемое древнее таврическое избиение иностранцев. Однако, отсылочность пассажа об избиении иностранцев очевидна, и по слову древнее, и по тому, что в отсылке говорится об избиении иностранцев, в то время как общий текст посвящён прямо противоположному - это иностранцы избивают местных жителей. Так же очевидна отсылочность и в житии Василия Нового - Рос и Ог и Мог. Отсылочность же упоминания имени росов в житии Георгия Амастридского совершенно не ясна, т.к. ничем дополнительно не поддерживается. Но зато ясно, что со времени посольства 839 г. по время написания этого жития - до 842 г., народ рос не мог заработать указанную лихую славу. Даже с учётом того, что Людовик I в своём ответном письме мог (гипотетически) во всей красе расписать деяния норманнов. Таким образом события периода после 839 и до 842 гг. либо представляют собой либо первый большой поход руси на Византию, а вовсе не локальный набег на отдельный город, либо отнести эти события на счёт известных походов более позднего времени, а текст считать вставкой. Последний по времени анализ ЖГА сделан Г.Г. Литавриным. Вот его вердикт: "…житие Георгия Амастридского не содержит ни малейших признаков, реалий, аллюзий, ассоциаций, намёков, которые позволили бы уверенно заявить, что они соответствуют времени после 40-х гг. IX в." Г.Г.Литаврин признаёт как аутентичность источника, так и действительность описываемого в нём события, встраивая его в общее представление о раннем, с конца VIII в., проникновении скандинавов-руси в Черноморский регион. Далее он разбирает доводы оппонентов, указывая как на самый существенный из них, именно на начало разорения от Пропонтиды. Далее Г.Г. Литаврин вполне убедительно показывает, что ничем иным как Мраморным морем Пропонтида (Предпонтье) ЖГА быть не может и так же основательно опровергает представления, что Амастриду атаковали на пути из Приазовья и Крыма к Константинополю (т.н. наоборот по отношению к источнику). Следовательно, делается вывод, интерпретация сообщения как более позднего не может быть признана состоятельной. Такой вывод представляется логически ошибочным, т.к. опровержение азовского пути никак не затрагивает традиционный днепровский. Его же указывает и сам Г.Г. Литаврин, для согласования с источником описывая нападение русов на окрестности Константинополя как очень незначительное. Причём делается это не в явном виде, а исключительно подбором слов: отряд, пробираясь, рейд… весьма скоротечный, незаметно проникнуть; привлекая в качестве аналогий действия русов в 941 и 1043 гг. Т.е. получается, что только для того, чтобы незаметно проникнуть и быстренько и чуть-чуть пограбить, необходимы все силы Киевской руси да ещё с приглашёнными варягами. Следовательно Г.Г. Литаврину не удалось построить непротиворечивую версию локального набега малого отряда на окрестности Константинополя. Г.Г. Литаврин, приняв ставшую за последние особенно пять лет вновь научной теорию русь - скандинавы, представляет дело так, что эти русь-скандинавы появились в регионе Чёрного моря и стали там активным торговым и военным элементом уже в конце VIII в, а в середине IX в. уже практически доминируют в этом регионе. Так как прямых текстовых доказательств этого, кроме подвергаемых сомнению ЖСС и ЖГА нет, равно как и археологических данных, то привлекается несколько весьма косвенных свидетельств... 860 (6368) г. В самой Руси в это время происходит переориентация варягов с восточного на южное направление и поиск новой базы. К началу второй половины IX века такой базой становится Киев. Именно здесь утверждаются Аскольд и Дир, и именно отсюда совершается первый большой поход на Византию в 860 г. Здесь неразрешённое противоречие. Киевский регион не содержит скандинавских древностей столь раннего периода. Оставим это противоречие до следующих находоек, или следующих теорий» (К. Егоров). Теория о нашествии на Константинополь в 860 г. из Верхней Руси (Приладожья) или Арсании ─ регионов, где скандинавские древности встречаются в изобилии, позволяет разрешить указанное противоречие. В заключение необходимо заметить, что скандинавское присутствие в ярославском регионе было кратковременным {около ста лет}, а после разгрома Хазарии Святославом в середине Х в. варяги и вовсе утратили интерес к Волжскому пути, переключившись на Днепровский. \Снисаренко, 115-116\. БРУНО-БОНИФАЦИЙ (БРУНОН) (Bruno) (ок. 970-1009) — святой, апостол Пруссии, мерзебургский архиепископ, легат германского императора ГенрихаII. Происходил из дома графов Кверфуртских, воспитывался в Церковной школе в Магдебурге и 989 г. был священником в тамошней церкви св. Морица. В 996 г. он сопровождал короля Оттона III в Рим, проникся там аскетизмом, в продолжение пяти лет был монахом в монастыре св. Алексия и Бонифация на Авентине и потом последовал за св. Ромуальдом, основателем Камальдульского ордена. Побуждаемый горячим желанием обратить в христианство пруссов, Бруно добился посвящения в сан архиепископа язычников и в 1004 г. отправился в Мерзебург, чтобы побудить короля Генриха II предпринять против пруссов крестовый поход. Когда это ему не удалось, он отправился в Польшу, оттуда в Венгрию, где описал жизнь Адальберта Пражского, и в 1007 обратил в христианство печенегов. По возвращении в Польшу, когда герцог Болеслав отказал ему в военной помощи, он отправился с 18 спутниками в страну пруссов, где 14 февраля 1009 г. все они были убиты. В 1006 г. Бруно прибыл в Киев, где пробыл месяц перед отправкой с миссионерской миссией к печенегам. Бонифаций имел указание Генриха попытаться ещё раз склонить Владимира I к католичеству. Владимир принял немца гостеприимно, что позволило историкам сделать вывод, что Русь в лице Владимира по крайней мере в то время к католичеству особой вражды не питала, а скорее выказывала расположение, что и подтвердилось последующими событиями (женитьбой Владимира на католичке). В своём послании к Генриху архиепископ сообщает интересные сведения о Владимире: «Вот уже целый год прошёл, как мы, после долгого, но бесплодного пребывания в Венгрии, оставили эту страну и направились к Печенегам - самым злым язычникам. Русский государь (Владимир), известный могуществом и богатством, удерживал меня у себя целый месяц (как будто бы я по своей воле шёл на гибель!) и противился моему предприятию, стараясь убедить меня - не ходить к этому дикому народу, среди которого невозможно отыскать ищущих спасения, а найти себе бесполезнннннуню смерть - всего легче... Но он не мог отклонить меня от моего намерения, и так как его страшило какое-то видение о мне недостойном, то он сам, с войском своим, два дня провожал меня до последних пределов своего государства, которые у него для безопасности от неприятеля на очень большом пространстве обведены со всех сторон самыми завалами (засеками). На границе он слез с коня, я шёл впереди с спутниками, таким образом мы вышли за ворота (укрепления). Владимир расположился на одном холме, , а мы - на другом. Я держал в руке крест Христов, распевая знаменитую песнь: «Любишь ли меня Пётр? Паси агнцы моя!» По окончании пеннния государь прислал к нам одного из старейших сказать: «Я довёл тебя до того места, где оканчивается моя земля и начинается неприятельская. Именем бога умоляю тебя, не губи, к моему бесславию, своей молодой жизни! Я убеждён, что завтра, раньше трёх часов, ты, без цели и пользы, встретишь горькую смерть». Мой ответ был такой: «Пусть господь откроет тебе рай так, как открыл нам путь к язычникам... Два дня шли мы без всякого препятствия: на третий день - это была суббота - нас рано схватили печенеги. В тот же самый день нас всех, с наклонёными головами и обнажёнными шеями, три раза, т. е. утром, в полдень и к вечеру, подводили под топор палача. Но чудесной помощью божию и св. Петра, нашего покровителя, мы избавились от неизбежной смерти. Было воскресенье, когда нас проводили в главный стан Печенегов. Нам назначена была особая ставка и мы должны были там жить до тех пор, пока весь народ, оповещённый через нарочитых гонцов, не соберётся на совет. В следующее воскресенье, при наступлении вечера, нас ввели в средину этого собрания, погоняя бичами нас и конней наших. Несметная толпа народа, с сверкающими от злости глазами и пронзительным криком, бросилась на нас, тысячи мечей, простёртых над нашими головами, грозили рассечь нас на части. Так нас мучили и непрестанно терзали до тёмной ночи, пока наконец печенежские старейшины не поняли речей наших и, убедившись по свойственной им прозорливости, что мы для их же пользы прибыли в их страны, не исторгли нас властью своей из рук народа. После этого, соизволением господа бога и святейшего апостола Петра, мы пять месяцев оставались среди Печенежского народа, объехали три части их страны, до четвёртой же не могли дойти, но и из ней некоторые важные обитатели прислали к нам своих поверенных...» Из дальнейшего видно, какие планы строили печенеги относительно миссионеров и почему не тронули их. «Обративши к христианской вере, по указанию божию, около 30 душ, мы, от лица русского князя заключили с печенегами мир, которого, как они меня уверяли, другой никто, кроме нас, заключить не мог бы. «Мир этот, говорили они - есть твоё дело. Если он будет прочен, как ты нам обещаешь, мы все охотно сделаемся христианами. Но если повелитель Руси поколеблется в исполнении своих обещаний, в то время нам не до христианства будет: мы тогда только о войне помышлять будем». С таким ответом мы прибыли к русскому княз, и он, снисходя к моей просьбе и имея в виду прославление имени божия, дал Печенегам, в заложники мира, сына своего (интересно, которого и какова его дальнейшая судьба? Возможно, это был Позвизд.). Посвятивши во епископы одного из монахов наших, мы отправили его вместе с сыном князя в глубь Печенежской земли. Так, к наибольшей чести и славе господа бога, избавителя нашего, было тогда посеяно христианство между грубым и самым свирепым, какой только есть на земле, языческим народом...» Ясно, что только авторитет Владимира помог Бонифацию остаться в живых, но даже этого авторитета не хватило, чтобы обратить печенегов в христианство. Визит Бруно сейчас рассматривается как одно из проявлений терпимости князя Владимира в старости к католицизму: Русь не поддавалась византийским попыткам углубить пропасть между ней и Западом. В этот период, если раздвигать его рамки шире, Болгария была более притягательна , чем Византия: религиозный мост между Русью и Болгарией был прочнее. Даже количество прямых переводов с греческого и пришедших через Болгарию говорит об этом – последних было несравненно больше. Если для греков их конфронтация с Римом была вопросом о власти, то для Руси данный момент был не важен: она не стремилась (не могла стремиться) к подчинению соседних стран, наоборот – для неё было важнее сохранять на своих границах мир и устанавливать отношения с любыми, даже и отдалёнными государствами. Другое дело, что Рим смотрел на это под своим углом зрения, фактически тождественным византийскому, но со своей стороны. Следующая миссия Бонифация в 1009 г. в земли пруссов и ятвягов, как говорилось выше, закончилась трагично: ему и 19 его сподвижникам пруссы отрубили головы. Римская церковь объявила Бонифация святым великомучеником. \Руднев, 200-203\ \Сперанский, 282\. БРУНО – немецкий чиновник, пленённый Даниилом Галицким при отнятии им у немецких рыцарей одного из захваченных ими русских владений. БРЯЧИСЛАВ БОРИСОВИЧ – см. Брячислав Давыдович. БРЯЧИСЛАВ Василькович – князь (колено 10 от Рюрика) из рода кн. Витебских. Кн. Изяславский в 1158 - 1159 гг. Кн. Витебский с 1175 г., старший из четырех сыновей Василька Святославича, князя полоцкого. О времени и месте рождения его сведений нет. Жил он в середине XII века, во время величайших смятений, какие только переживала Полоцкая земля. В «Слове» упоминается князь Брячислав Василькович в рассказе о гибели в битве с литовцами князя Изяслава Васильковича. Автор сетует, что в момент гибели Изяслава «не бысть ту брата Брячяслава, ни другаго — Всеволода». Так как Изяслав и Всеволод Васильковичи в летописи не упоминаются, то именно Брячислав Василькович мог бы помочь их отождествлению. В источниках упоминается Брячислав Василькович — сын Василька Святославича, правнук Всеслава Брячиславича (см. таблицу при статье Изяслав Василькович). В 1158 г. {в Ипатьевской лет. об этом говорится под 1159 г.} полочане пригласили княжить Рогволода Борисовича. Вскоре он пошел на Минск, где княжил Ростислав Глебович, и на Изяславль, где княжил брат Ростислава — Всеволод. Тот «поклонился» Рогволоду, и Рогволод передал Изяславль Брячиславу, «того бо бяше отцина». В 11159 г. Глебовичи «яша... Володшу и Брячислава в Изяславли, и всадиша Володшу в поруб, а Брячислава окована держахут» (Московский летописный свод). Но Рогволод пошел на Ростислава к Минску и после шестинедельной осады «створи мир с Ростиславом по своей воли, выстоя Володшу ис поруба, а Брячислава из желез» (Там же). В 1162 году Брячислав вместе с другими князьями полоцкими ходил на Владимира Мстиславича, князя дорогобужского, к Слуцку. В 1180 году, уже будучи кн. Витебским (как этот город достался ему, неизвестно), Брячислав был союзником черниговских князей {Святослава Всеволодовича} в их войне с Давидом Ростиславичем Смоленским (Ипат. лет.). После этого года в летописях о нем упоминаний нет. Но соотношение Брячислава с упомянутым в «Слове» Изяславом Васильковичем остается неясным. Если это тот самый Брячислав Василькович, что имеется в виду в «Слове», то следует отметить, что Всеслав Полоцкий ему {как и Изяславу} не дед, а прадед. В этом, впрочем, нет ничего удивительного: в те времена дедами зачастую называли всех предков вообще. А. П. Комлев и К. К. Белокуров считают Изяслава сыном Василька Володаревича {не Святославича!}, а обращение к Брячиславу как к брату считают упреком, принадлежащим Святославу Киевскому и обращенным к «старейшине» Васильковичей — дедовому дяде Изяслава Брячиславу. По гипотезе Э. Загорульского, Изяслав — также сын Василька Володаревича, а Брячислав — его брат, не отождествимый, следовательно, с Брячиславом Васильковичем, упоминаемым в летописи. Литература. См. статью Изяслав Василькович. ПОТОМКИ БРЯЧИСЛАВА ВАСИЛЬКОВИЧА Брячислав Василькович (10 колено от Рюрика)
Брячислав Любовь
Александра Дочь Изяслав Василько сын Жена Александра Невского Изяслав Ярослав БРЯЧИСЛАВ (Брянчислав) ВАСИЛЬКОВИЧ — князь (12 колено от Рюрика) из рода витебских кн., сын Василька Брячиславича, выдал в 1238 году свою дочь Александру за Александра Ярославича Невского. Очевидно, из последних (если не последний) русских полоцких князей, которых в полоцком княжестве сменили литовские. В 1262 г. полоцким князем был уже племянник Миндовга Тевтевил, зять Брячислава. Известно также, что в 1245 г. Брячислав княжил в Витебске, где его посетил Александр Невский и где у тестя гостил тогда сын Александра (и соответственно, внук Брячислава). Генеалогию см. при предыдущей статье. БРЯЧИСЛАВ Давыдович (по Карамзину — Борисович) — князь (колено 10 от Рюрика) из рода полоцких кн. Кн. Изяславский до 1129. Жена: дочь Мстислава I Владимировича.О нем только однажды упоминается в летописи под 1127 годом, и то без отчества. В этом году Мстислав I Владимирович, недовольный полоцкими князьями за то, что они не участвовали в походе против половцев, отправился войною на Полоцкую (Кривскую) землю. Брячислав вел лагожскую дружину на помощь своему отцу, княжившему в Полоцке. Но узнав на середине пути, что у Лагожска стоит Изяслав II Мстиславич, Брячислав так испугался, что не знал куда идти, и пошел прямо в руки к шурину {те. Изяславу Мстиславичу}, к которому и привел лагожскую дружину; лагожане, видя своих в руках у Изяслава, сдались ему. В 1129 году Брячислав вместе с отцом сослан был в Царьград и на Русь больше не вернулся. Других известий о нем не имеется. В родословных же встречается имя Брячислава Давыдовича, а Брячислава Борисовича нет. Понятно, что этот Брячислав – сын Давыда Всеславича, правившего тогда в Полоцке. Сын – Василько (уп. 1180). БРЯЧИСЛАВ Изяславич (≈997-1044) — князь (колено 6 от Рююрика) полоцкий (1003-1044), старший из двух сыновей Изяслава Владимировича, родоначальника полоцких князей из Рюрикова дома, внук Владимира Святого и Рогнеды; по смерти отца (1001) наследовал Полоцкое княжество, а в 1015 г., по «житию» Св. Владимира, и Луцк. Брячислав помнил, что отец его по старшинству имел преимущество перед Ярославом. Правда, Изяслав умер до кончины Владимира и не мог претендовать на киевский стол. Тем не менее, как потомок старшего брата «самовластца» Руси, Брячислав считал себя обойдённым в распределении дедовского наследства и повёл агрессивную политику. «В год 6529 (1021). Пришёл Брячислав, сын Изяслава, внук Владимира, на Новгород, и взял Новгород, и, захватив новгородцев и имущество их, пошёл к Полоцку снова. И когда пришёл он к Судомире-реке, и Ярослав из Киева на седьмой день нагнал его тут. И победил Ярослав Брячислава, и новгородцев воротил в Новгород, а Брячислав бежал к Полоцку» (ПВЛ). Некоторые дополнительные сведения об этой междоусобице даёт исландская «Сага об Эймунде», на которую ссылается Карамзин. жүктеу/скачать 4 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|