Предисловие составителя



бет17/52
Дата20.07.2016
өлшемі4 Mb.
#211890
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   52

«Шелудивым {кажется, это не оскорбление, а диагноз} хищником» за свои частые и гибельные нападения на Киевскую Русь Боняк прозван нашими летописями. В первый раз о нём упоминают летописи под 1096 г., когда он в мае месяце, пользуясь отсутствием Святополка и Мономаха, воевавших на севере со Святославичами, совершил набег на Киев и сжёг велико-княжеский двор в Берестове. А на восточной стороне Днепра в то время опустошал окрестности Переяславля другой хан, Куря. Успех Боняка и Кури прельстил и тестя Святополка, Тугоркана: он также пришел к Переяславлю и осадил его; но в это время князья уже вернулись из похода; после непродолжительной битвы они разбили отряд Тугоркана и самого его вместе с сыном и другими князьями убили. Это обстоятельство, вероятно, ускорило отступление от Киева и Боняка, который вернулся в свой улус с большой добычей. Но недолго он оставался там. В июле месяце того же года он снова появляется под Киевом и притом так внезапно, что едва не взял город. Это было самым дерзким, опасным и наиболее известным предприятием его, в ходе которого он «и мало в град не въехаша», опустошил окрестности столицы и разорил многие селения на правом берегу Днепра, но Киев не взял. Отбитый от города, он пожег окрестные села и монастыри и стал отступать. На пути напал на монастырь Печерский, разбил монастырские ворота, перерезал несколько безоружных и сонных иноков, зажег церковь св. Богородицы, красный Выдубицкий дворец и с награбленною добычей удалился. Память о том, что Боняку удалось ударить топором по воротам Киева (о взятии Киева, как и какоголибо другого крупного города Руси, половцы и мечтать не могли), сохранилась, очевидно, в половецком эпосе. По крайней мере, сын его Севенч пытался повторить подвиг отца.

В 1097 г. Володарь и Василько Ростиславичи в союзе с Давыдом Игоревичем и Боняком разбили угров, призванных на помощь киевским князем Святополком II, с которым они вели войну. Эта битва при р. Вагре около Перемышля, в которой дружина Ростиславичей и Давыд с половцами разбила наголову многочисленную рать угров, надолго осталась в памяти народа и прославила военное искусство хана Боняка, о котором по этому поводу летописец сообщает любопытные подробности: перед началом сражения Боняк будто бы обнаружил и искусство узнавать будущее. «В ночь перед битвою он выехал из своего стана в поле и начал выть по-волчьи; ему откликнулся сначала один волк, потом завыли и многии. Боняк воротился в стан и сказал Давыду: «Завтра нам будет победа над уграми» (Иловайский – «История России»). Действительно, битва была выиграна благодаря искусным засадам, устроенным Боняком. Он сбил, по выражению летописи, «угров, аки в мяч, яко се сокол сбивает галиц. И побегоша угри, и мнози истопоша в Вягру, а друзии в Сану; и гнаша по них 2 дня секуще ne ; туже убиша и пискупа их Купана и от боляр многы; глаголаху бо, яко погыбло их 40 тысящ» (Лавр. лет.). Сам факт появления Боняка не хищником, а союзником Давыда Игоревича Дорогобужского и Ростиславичей (бывших врагов Давыда) объясняется следующим образом. После того, как Святополку удалось при помощи поляков захватить Владимир у Давыда, он возобновил борьбу с Ростиславичами — Васильком и Володарем — был ими побежден и призвал на помощь венгерского короля Коломана. Давыд же Игоревич еще в начале борьбы Святополка с Ростиславичами удалился в Польшу, но, не найдя там помощи, перед лицом грозящей от Святополка опасности соединился с Ростиславичами (которые тоже опасались Святополка более, чем Давыда), призвал за деньги Боняка с его войском и отрядом хана Алтунопы, вместе с ним напал на Святополка и венгров, как уже было сказано, на берегах р. Вагры. В этой битве удалой Боняк выказал необыкновенную храбрость и военное искусство: с отрядом в 400 человек он одержал блестящую победу над венграми, которые потеряли из своего войска, по свидетельству летописца, около 40000 человек (большинство утонуло).

Венгерские летописцы в оправдание поражения своих обыкновенно говорят, что Боняк сделал на них нападение ночью. Этою победою Боняк доставил Давыду его область и после не появлялся на Руси около 8 лет. О стычках с Боняком упоминается и в «Поучении» Владимира Мономаха».

Половецкие вторжения, конечно, не прекращались и за это время, но они не были так гибельны, как набеги Боняка. Но жив был страшный Боняк: через год он подал о себе весть, пришел к Зарубу, находившемуся на западной стороне Днепра, против Трубежского устья, победил торков и берендеев.

Сокрушительное поражение потерпел Боняк в паре с Шаруканом: «в 1107 г. он захватил польские табуны у Переяславля; потом пришел со многими другими ханами и стал около Лубен, на р. Суле». «Святополк же и Володимер, и Олег, Святослав, Мьстислав, Вячьслав, Ярополк, идоша на половце к Лубьну; в 6 час дне бродишася через Сулу и кликоша на не. Половци же вжасошася от страха, не възмогоша и стяга поставити, но побегоша хватаючи конии, а друзии пеши побегоша; наши же начаша сещи я, а другыя руками имати. И гнаша я до Хорола; убиша же Тааза, Бонякова брата, а угре Яша и братию его (в Лавр. Лет. – «Сугра яша и брата его»), а Шарукань одва утече» (Ипат. и Лавр. лет.). \Сперанский, 253, 110-111-?\ \Лихачёв, 111, 182\ \Миллер, 18, 109, 114, 150-152\.

Последний раз имя Боняка встречается в Ипатьевской летописи под 1167 г.: «бися Олег Святославич с Боняком (а в летописи по Воскресенскому списку: «с Кобяком») и победи Олег Половци». В это время Боняку Шелудивому могло быть около 90 лет. Время смерти великого половецкого хана неизвестно.

Когда в 1185 были разбиты полки Игоря Святославича, Кончак предложил: «Поидем на Киевскую сторону, где суть избита братья наша и великый князь наш Боняк» (Ипат. лет. С. 646; см. также: ПЛДР: XII век. М., 1980. С. 358). Таким образом и сто лет спустя половцы хранили память о поражении Б. Вероятно, это же событие упоминает автор С., когда говорит, что готские девы «лелеют месть Шаруканю»: Шарукан потерпел поражение в той же битве.

Уместно привести замечание известного исследователя русских былин Всеволода Миллера о том, «что иногда старинные имена, некогда связанные со сказаниями или песнями, сохраняются в какой-нибудь одной местности, совершенно исчезнув из народной памяти в других областях. Так, имя половецкого знаменитого хана Боняка прикреплено к урочищу Буняково займище около села Деревичи Новоградволынского уезда, где была записана и сказка о шолудивом Буняке» (Вс. Миллер – «Очерки истории русской словесности», т. 2. М. 1910). По этому поводу представляют интерес аналогичные рассуждения Миллера о Рогдае, Кончаке, Отроке и Володаре Ростиславиче.

БОРИС ВЛАДИМИРОВИЧ СВЯТОЙ [Роман] (990-24 июля 1015) — любимый сын великого князя Владимира Святославича Равноапостольного, старший сын византийки Анны и Владимира I. По начальной Киевской летописи, он рожден от болгарыни и при втором разделе земель получил в удел Ростов, которым до того владел Ярослав {в 1010 г. Ярослав сел на новгородское княжение}. Раньше, как видно из прибавлений к некоторым спискам летописей, бывших в руках у В. Н. Татищева, Борису был дан Муром. С этого времени до 1015 г. в летописях о Борисе нет никаких упоминаний. Получил воспитание в чисто христианском духе под надзором матери-христианки и её духовников. Влияние отца было незначительным, чем и объясняется, что он так легко попал в западню Святополка. По одному из преданий (другое - см. Никита Столпник) Борис основал в бытность свою ростовским князем с целью приобщения к христианству коренных жителей Никитский Переславль-Залесский монастырь, так как особенно почитал великомученика Никиту. Известно, что Борис был женат {в житиях этот факт замалчивается, дабы не умалить святости} на неизвестной, но детей не имел.

В 1015 г. заболел Владимир, и Борис был призван в Киев. Вскоре по его прибытии стало известно о вторжении печенегов, и Владимир посылает его с дружиною для отражения их. Борис нигде не встретил печенегов {есть основания полагать, что известие было ложным, с целью удалить его из Киева} и, возвращаясь обратно, остановился на реке Альте. Здесь он узнал о смерти Владимира и о занятии великокняжеского стола Святополком. Дружина предложила ему идти на Киев и овладеть престолом. Но Борис не хотел нарушать святости родовых отношений {«Не могу я поднять руку на брата своего, к тому же еще и старейшего, которого чту я как отца»} и с негодованием отверг это предложение, вследствие чего дружина Владимира покидает его и он остается с одними своими отроками. Между тем Святополк, который, извещая Бориса о смерти отца, предлагал быть с ним в любви и увеличить его удел, отправил Путшу {Путяту - ?} и вышегородских бояр для убиения брата: симпатии к Борису народа и дружины делали его опасным соперником Святополка. Путша с товарищами пришел на Альту, к шатру Борисову, ночью на 24 июля; услыхав пение псалмов, доносившееся из шатра, Путша решился обождать отправления князя ко сну. Едва только последний, вдвойне опечаленный и смертью отца, и слухами о злодейском намерении брата, окончил молитву и лег на свой одр, как ворвались убийцы и копьями пронзили Бориса (в спину) и его слугу, родом венгра, именем Георгия, пытавшегося защитить господина собственным телом. Еще дышавшего Бориса убийцы завернули в шатерное полотно и повезли. Святополк, узнав что он еще жив, послал двух варягов прикончить его, что те и сделали, пронзив его мечом в сердце. Тело Бориса тайно было привезено в Вышгород и там погребено в церкви св. Василия. Так погиб любимый сын Владимира, известный своею любовью к церковному пению и молитве, жертвою уважения к родовым понятиям, еще в цветущей юности (около 25 лет). Вскоре же пал от рук убийц, подосланных тем же Святополком, и брат Бориса — Глеб. Его тело также было погребено Ярославом (уже в 1019 г.) в церкви св. Василия. Память обоих страдальцев осталась для России священною. Русские люди и преимущественно княжеский род видели в них своих заступников и молитвенников. Летописи полны рассказами о чудесах исцеления, происходивших у их гроба, о победах, одержанных их именем и с их помощью (Рюрика Ростиславича над Кончаком, Александра Невского над немцами), о паломничестве князей к их гробу (Владимира Владимировича, кн. галицкого, Святослава Всеволодовича, кн. суздальского) и т. д. В 1071 году церковь включила их в число святых, и с того времени утвердился праздник Бориса и Глеба 2 мая, день перенесения их мощей в новую церковь, выстроенную кн. Изяславом Ярославичем в Вышгороде. В 1115 г. их мощи вновь торжественно перенесены русскими князьями в построенную во имя Бориса и Глеба каменную церковь в Вышгороде. Впоследствии в их честь возникло много церквей и обителей в разных городах России. Самый факт убиения служил для древних летописцев любимой темой для отдельных сказаний, из которых наидревнейшие и наиболее полные жития приписывались известным деятелям древнерусской христианской литературы: преподобному Нестору {«Чтение о Борисе и Глебе»} и черноризцу Иакову Мниху {«Сказание о Борисе и Глебе»}. В летописи под 1175 г. упоминается еще о мече Бориса, принадлежавшем в то время Андрею Боголюбскому.

В жизни и смерти Бориса много неясного. Очевидно, Владимир считал его своим законным преемником, что соответствует версии рождения Бориса от византийской принцессы, и Борис был вызван в Киев ещё в 1014 г., что и вызвало мятеж Ярослава. Существует версия о том, что Ярослав Мудрый, если и не был организатором убийства Бориса, то оно, по крайней мере, произошло с его ведома: смерть Бориса, приписываемая Святополку {оба жития, как и летописное повествование, написаны не ранее середины XI в.}, устраняла с пути Ярослава к киевскому столу двух опасных конкурентов (см. статьи Эймунд и Ярослав Мудрый). Не придают достоверности житийной версии об убийстве Бориса и упоминаемые в «Сказании о Борисе и Глебе» имена убийц Бориса: Путьша, Талец, Елович, Ляшко ─ это, собственно, не имена, а прозвища {Путьша ─ путный (т.е. служащий князю) боярин, Ляшко ─ очевидно, из ляхов, Талец ─ пленник (от древнерусского «таль» ─ заложник)}. Относительно же двух варягов, посланных Святополком прикончить Бориса, существует любопытная параллель в «Саге об Эймунде».

«Князь Борис, любимец старшей отцовской дружины и поэтому наиболее опасный соперник для других братьев, был убит во время возвращения из похода на печенегов. По летописи, убийство было совершено двумя варягами, посланными Святополком, а по скандинавским сагам, его убили … союзники Ярослава, варяги Эймунд и Рагнар. Эймунд ночью ворвался в княжеский шатер и убил Бориса (Бурислейфа). Отрубленную голову молодого князя он преподнес Ярославу» (Рыбаков).

По размышлении глубоком, как говаривал Козьма Прутков, я склоняюсь к тому, что «заказчиком» убийства Бориса был Ярослав Мудрый {подробнее об этом в статье о нём}. Тем же, кто обвинит меня в опровержении церковной традиции, отвечу словами отца Брауна {литературный «отец» отца Брауна, Гилберт Кийт Честертон, был особо отмечен особой папы римского, как идеал христианина}: «Вполне вероятно, ложью можно послужить религии, но я твёрдо уверен, что Богу ложью не послужишь».

«Сказание» даёт нам описание Бориса, близкое не к житийному, а к светскому: «Сей благоверный Борис был благого корени, послушен отцу, покоряяся во всём отцу. Телом был красив, высок, лицом кругл, плечи широкие, тонок в талии, глазами добр, весел лицом, возрастом мал и ус молодой ещё был, сиял по-царски, крепок был, всем был украшен – точно цвёл он в юности своей, на ратях храбр, в советах мудр и разумен во всём, и благодать божия цвела в нём».

Борис Всеволодович (Всеволодкович) — князь (9 колено от Рюрика) городненский, старший из трех сыновей Всеволода Давыдовича Городненского, внук Давыда Игоревича, внук по матери Владимира Мономаха. Родился в Городне (Гродно) около 1117 г. известен своим участием в борьбе Мономаховичей — племянников с дядями, принимал сторону первых. В первый раз о его военных подвигах летописи говорят под 1144 г., когда он вместе с Всеволодом Ольговичем, великим князем киевским, ходил на Владимирка Галицкого. В 1150 и 1151 гг. он боролся вместе с Изяславом II Мстиславичем против Юрия Долгорукого и в 1169 г. дважды выступал с войсками на помощь Мстиславу Изяславичу, добывая ему великокняжеский стол. Год смерти его неизвестен, равно неизвестно, был ли он женат. Два брата : Глеб {понятное дело} и Мстислав {возможно, упоминаемый в «Слове»}.

БОРИС ВСЕСЛАВИЧ († 1128) – третий {?} сын Всеслава Брячиславича, князь (8 колено от Рюрика) друцкий (1101-1119), князь полоцкий (1119-1127), отец Рогволода и Звениславы, Вячеслава и Брячислава. Часть исследователей совмещает его с братом Рогволодом Всеславичем, считая, что Борис ─ христианское имя Рогволода. \Макарий\.
ПОЛОЦКИЕ КНЯЗЬЯ (АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ГЕНЕАЛОГИЯ)
ВСЕСЛАВ



------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 

Борис Рогволод

 


----------------------------------------------- 

    



Вячеслав Брячислав Звенислава Рогволод 

 


------------------------------------------*...…………………………………………………………

      



Всеслав Борис Глеб Василий Иван Ростислав Ефросинья

(Параскева)

* Если Борис и Рогволод Всеславичи ─ одно лицо, то Василий, Иван, Ростислав и Ефросинья ─ дети Рогволода Борисовича. Если считать Бориса и Рогволода Всеславичей братьями, то Василий, Иван, Ростислав и Ефросинья ─ дети Рогволода Всеславича. Всеслав, Борис и Глеб при любом варианте ─ дети Рогволода Борисовича.

БОРИС ВЯЧЕСЛАВИЧ (ок. 1053-1078) — князь-изгой, сын Вячеслава Ярославича Смоленского от брака его с достоверно неизвестной знатной немкой {матерью Бориса ранее считалю Оду, графиню Липпольд, но за кого её только историки и романисты замуж не выдавали; В. Поротников в романе «Святослав II» в роли матери Бориса представляет Эмнильду, дочь маркграфа саксонского Отона}, внук Ярослава Мудрого. По смерти отца (1056), когда в Смоленск был переведен Игорь, Борис, вероятно, был увезен матерью в Германию, откуда появился на Руси только в 1077 г. В это время по смерти Святослава Всеволод и Изяслав спорили за великокняжеский стол. Явившийся Борис воспользовался смутами и занял Чернигов в отсутствие Всеволода, но мог держаться там только 8 дней и убежал в Тмутаракань, где княжил один из Святославичей — Роман. Вскоре за ним прибыл в Тмутаракань и знаменитый князь Олег Святославич. Но жить в Тмутаракани праздно и спокойно эти воинственные князья не могли. В следующем же году они набрали отряды половцев и с ними выступили на Всеволода. Последний встретил их на берегах реки Сожицы (Оржицы), между Золотоношей и Переяславом, и был ими разбит наголову. Борис и Олег заняли Чернигов: «мняше одолевша, а земле Русьскей много зла створше» (ПВЛ). Против них выступили помирившиеся Ярославичи: Изяслав с сыном Ярополком и Всеволод с сыном Владимиром (Мономахом). Олег заколебался и обратился к Борису: «Не ходиве противу, не можеве стати противу четырем князем, но посливе с молбою к стрыема своима». На что тот отвечал: «Ты готова зри, аз им противен всем». Началась битва. «Первое убиша Бориса, сына Вячеславля, похвалившагося велми» (ПВЛ). Об этих же событиях вспоминает в своем «Поучении» и Владимир Мономах: «То и пакы ходихом том же лете со отцем и со Изяславом битъся Чернигову с Борисом, и победихом Бориса и Олга». Произошла битва на Нежатиной Ниве 3 октября 1078 г. («Слово»).

Традиционно считается, что Борис Вячеславич, упоминаемый в рассмотренных статьях ПВЛ, — это сын Вячеслава Ярославича, племянник Всеволода и Изяслава (дядьями-стрыями называет их Олег от своего — и как бы и от Бориса — имени). Однако Б. И. Яценко обратил внимание на любопытные обстоятельства. Во-первых, Борис Вячеславич называется раньше, чем Олег, следовательно, он в представлении и летописца и Мономаха как бы старший по отношению к Олегу князь. Во-вторых, Яценко задает вопрос: как мог Борис Вячеславич претендовать на Чернигов, второй по значимости княжеский стол на Руси того времени? Это может быть объяснено только в том случае, если он был сыном Вячеслава Владимировича — брата Ярослава. Вячеслав мог быть Черниговским князем: в рассказе о разделе Руси между сыновьями Владимира Чернигов странным образом не упомянут, не упомянут в ПВЛ и Вячеслав, но его имя называет опиравшийся на неизвестный источник В. Н. Татищев (История Российская. М., 1964. Т. 2.). В летописной традиции, предполагает Яценко, имя Вячеслава, сына «чехини», впоследствии было изъято и заменено именем Вышеслава, бывшего в действительности, скорее всего, сыном Рогнеды. «Изъятие имени Вячеслава Владимировича из летописей, — пишет Яценко, — лучшее доказательство того, что этот князь не умер в безвестности, не исчез бесследно из политической жизни Руси». Эта гипотеза пока не встретила поддержки, но роль Бориса Вячеславича в русской истории и событиях того времени действительно оставляет много загадочного.

Исследователи анализировали сам эпизод с Борисом Вячеславичем в «Слове». Д. С. Лихачев пишет: «Летопись не говорит о том, когда произошла битва, в которой погиб Борис. Знал ли автор „Слова“ из каких-то дополнительных источников, что битва произошла тогда, когда росла трава, послужившая ему „зеленой паполомой“ (зеленым, а не черным, как обычно, погребальным покрывалом)? Я думаю, что никаких точных сведений о времени битвы у автора „Слова“ не было. Это чисто фольклорный образ. Вырос этот образ на основе фольклорных представлений о телах убитых, лежащих „на земле пусте, на траве ковыле“ («Повесть о разорении Рязани Батыем»), но, возможно, возбужденный ассоциацией под влиянием названия местности, где произошла битва, — на „Нежатиной ниве“». Анализируя слова «слава на судъ приведе», 141 Лихачев подчеркивает, что присущая летописи религиозная трактовка («Бог гордым противится») в «Слове» снята: «Не Бог, следовательно, приводит Бориса Вячеславича на суд, а сама „слава“, персонифицированная с тою же художественной осторожностью, с какой персонифицированы в „Слове“ „обида“ ... „беда“ ... „тоска“, „печаль“ ... „лжа“, „котора“...».

Иначе осмысляет этот эпизод в своей книге Г. Карпунин. По его мнению, ситуация 1185 «в точности повторяет ту, которая была на Нежатиной ниве: Игорь следует примеру своего деда Олега, в поведении же Буй Тура Всеволода (он, отмечает ранее Карпунин, возразил против предложения Игоря перед решающим сражением повернуть назад и убедил его заночевать в степи. — О. Т.) проступает линия Бориса Вячеславича». Однако параллель эта не представляется убедительной. \Лихачёв, 86, 113\.

Литература. Яценко Б. И. Кто такой Борис Вячеславич «Слова о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1976. Т. 31.; Рапов. Княжеские владения.; Карпунин Г. Жемчуг «Слова», или Возвращение Игоря. Новосибирск, 1983.

О. В. Творогов \ССС\.

БОРИС ГИНВИЛОВИЧ (XII в.) — полоцкий княэь, памяти которого посвящены славянские надписи на Двинских камнях, которые находятся в русле Западной Двины: 1) ниже Полоцка и Дисны и 2) близ Ашерадена в Фридрихштадтском уезде Курляндской губернии. Двинские камни — древние исторические памятники славян в виде больших камней с крестами, выходящих из воды и имеющих, при вышине до 2 саженей. Из этого видно, что Ашераден принадлежал когда-то к Полоцкому княжеству. До ХХ в. сохранилось 4 больших камня из красного и серого гранита; кроме того, уцелело несколько камней меньших размеров. Как и отец, Борис был крещён в православии. (См. также Гинвил).

БОРИС ДавыдОВИЧ (?- после 1222) — русский князь (12 колено от Рюрика), княживший в Полоцке после 1215 года {возможно: 1186-1220}. Сын Давыда Всеславича, внук Всеслава Васильковича {по другой версии — князь друцкий, сын Давыда Ростиславича Смоленского, отец Василько Борисовича и Вячеслава (Вячко) Борисовича}.

Родословная Всеслава Васильковича довольно спорная. От него ведут линию к последним полоцким князям, которые существовали, но их родственные связи (Владимира и Давыда) с Всеславом гипотетичны.


X колено

 

 

Всеслав

 

 

 

 

 







 

 

XI колено

 

Владимир

дочь

Давыд

 

 

 









 

 

XII колено

Борис

Константин

Глеб

Борис

 

 

 





 







XIII колено

Михаил

сын

 

Василько

Вячеслав

Войтек

 

 

 

 





 

XIV колено

 

 

 

дочь

София

 


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   52




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет