Предисловие составителя

Раздел Святославом русской земли между сыновьями подробно излагает С. М. Соловьёв

жүктеу/скачать 4 Mb. бет 24/52 Дата 20.07.2016 өлшемі 4 Mb. #211890

Бұл бет үшін навигация:

• Когда отроки Владимира пересказали ему Рогнедин ответ, то он собрал большое войско из варягов, новгородцев, чуди и кривичей и пошел на Полоцк.
• Последующие события описаны, согласно с начальной Киевской летописью.
• Большинство лет княжения Владимира в «Повести временных лет» начинается с извещения о его походах

Раздел Святославом русской земли между сыновьями подробно излагает С. М. Соловьёв. «Как после Ярославичи теснились все в привольной родине своей, около Днепра и Киева, около собственной Руси, не любя волостей северных и восточных, так и теперь оба сына Святославова садятся на юге, недалеко друг от друга и не хотят идти на север. Но если князья не любили севера, то жители северной области, новгородцы, не любили жить без князя или управляться посадником из Киева, особенно когда древляне получили своего князя. Новгородцы и после любили, чтобы у них был свой князь, знавший их обычай; до сих пор они терпели посадника киевского, потому что во всей Руси был один князь, но теперь, когда древляне получили особого князя, новгородцы так же хотят иметь своего. Послы их, по преданию, пришли к Святославу и стали просить себе князя: "Если никто из вашего рода не пойдет к нам, - говорили они, - то мы найдем себе князя". Святослав отвечал им: "Если бы кто к вам пошел, то я был бы рад дать вам князя". Ярополк и Олег были спрошены - хотят ли идти в Новгород - и, по изложенным выше причинам, отказались. Тогда Добрыня внушил новгородцам: "Просите Владимира". Новгородцы сказали Святославу: "Дай нам Владимира". Князь отвечал им: "Возьмите"<…> Здесь останавливает нас вопрос: почему Святослав не дал никакой волости младшему сыну своему, Владимиру, сам сначала и уже после отправил его к новгородцам по требованию последних? Летописец как будто спешит объяснить причину явления; Владимир, говорит он, был сын Малуши - ключницы Ольгиной, следовательно рабыни, ибо, по древнему уставу, человек и вольный, ставший ключником, поэтому уже самому превращался в раба. Итак, Владимир был не совсем равноправный брат Ярополка и Олега. Многоженство не исключало неравноправности: если было различие между женами и наложницами, то необходимо долженствовало существовать различие и между детьми тех и других. Но если многоженство не исключало неравноправности детей, то по крайней мере много ослабляло ее: было различие между детьми наложниц ─ правда, но все не такое различие, какое, по нашим понятиям, существует между детьми законными и незаконными. На это малое различие указывает уже то явление, что новгородцы приняли Владимира, как князя, и после не полагается между ним и братьями никакого различия. Здесь, как естественно, имело силу не столько различие между законностию и незаконностию матери, сколько знатность и низость ее происхождения; разумеется, ключница, рабыня, полюбившаяся Святославу, не могла стать наряду с другою его женою, какой-нибудь княжною, или дочерью знатного боярина; отсюда низость матери падала и на сына, не отнимая, впрочем, у него отцовских прав; Владимир был князь, но при случае, когда нужно было сравнить его с остальными братьями, могли выставить на вид низкое происхождение его матери; так после полоцкая княжна Рогнеда, выбирая между двумя женихами, Ярополком и Владимиром, говорит, что она не хочет идти замуж за Владимира как сына рабыни. Обратить внимание на это обстоятельство было очень естественно княжне, ибо при многоженстве женщины знатного происхождения старались как можно резче отделить от себя наложниц своих мужей, и презрение, которое питали к наложницам, старались переносить и на детей их. Святослав сначала не дал волости Владимиру, а потом отпустил его в Новгород, так как мог испугаться угрозы новгородцев, что они откажутся от его рода и найдут себе другого князя. Добрыня хлопотал об этом, надеясь во время малолетства Владимирова занимать первое место в Новгороде и не надеясь, чтобы после старшие братья дали младшему хорошую волость; новгородцы же приняли малолетнего Владимира, потому что он все-таки был независимый князь, а не посадник, притом же надеялись воспитать у себя Владимира в своем обычае: они и после любили иметь у себя такого князя, который бы вырос у них» (Соловьёв). Нельзя не заметить, что в описании Святославова раздела Соловьёв много места уделяет собственным рассуждениям по поводу этого факта, стараясь понять и объяснить действия и побуждения русичей тех лет. Я полагаю, что у самого Соловьёва эти самые действия и побуждения вызывали недоумение и сомнение в достоверности летописного предания. Как и у меня, естественно: несомненно, это ещё один пример драматизации и мелодраматизации событий поздними летописцами. Даже и в христианские времена сыновья князей от наложниц и любовниц считались полноправными князьями. Так и сам князь Владимир Святославич не делал различия между своими законными и незаконными сыновьями {см. также статьи Олег Ярославич (Настасьич) и Мстислав (Мстиславец)Святополчич}. Владимир — сын рабы («робичич» по словам Рогнеды), но сын в обычаях язычников законный, так как понятия восточных славян о браке были прежними. Многожёнство оставалось в обычае, социальное происхождение определялось по отцу и династические права не ущемлялись, о чём свидетельствует и чётко выраженное княжеское имя. Ещё раз подчеркну, что сведения о жизни Владимира носят легендарный характер: возможно, на самом деле при разделе Святослав сразу дал Владимиру Новгород ─ без всяких новгородских посольств и интриг Добрыни. По ПВЛ Владимир среди сыновей Святослава был третьим по старшинству после Ярополка и Олега, но выдвигалась также гипотеза, что на самом деле он был вторым (старше Олега), так как получил от отца при его уходе на войну с Византией в 970 году важный Новгород, в то время как Олег довольствовался Древлянской землёй с центром в Овруче. Скандинавские саги рассказывают о том, что будущий король Норвегии Олав I Трюггвассон провел детство и юность в Новгороде. Мать Олава, Астрид, бежала от убийц мужа в Новгород к Владимиру, у которого служил её брат Сигурд, но по дороге она с ребенком была захвачена разбойниками в Эстонии. Сигурд, собирая налоги в Эстонии по повелению Владимира, встретил случайно Олава и выкупил его из рабства. Олав рос под покровительством Владимира, позже был взят в дружину, где пользовался популярностью среди воинов {Олав попал в Новгород приблизительно в 969 г. в девятилетнем возрасте и жил при дворе Владимира ещё 9 лет, что удовлетворительно согласуется с хронологией деятельности Владимира}. «Однажды Олав сын Трюггви был на рынке. Там было очень много народу. Тут он узнал Клеркона, который убил его воспитателя Торольва Вшивая Борода. У Олава был в руке топорик, и он ударил им Клеркона по голове так, что топорик врезался в мозг, и сразу же побежал домой, и сказал Сигурду, своему дяде, а Сигурд сразу же отвел Олава в дом жены конунга и рассказал ей, что случилось. Ее звали Аллогия. Сигурд попросил ее заступиться за мальчика. Она отвечала, посмотрев на мальчика, что нельзя убивать такого красивого мальчика, и велела позвать к себе людей во всеоружии. В Хольмгарде господствовал такой нерушимый мир, что, согласно закону, всякий, кто убил человека, не объявленного вне закона, должен быть убит. Поэтому, следуя обычаю и законам, весь народ бросился на поиски мальчика. Тут стало известно, что он в доме жены конунга, где много людей во всеоружии. Сообщили конунгу, и он явился со своей дружиной, чтобы воспрепятствовать кровопролитию. Было заключено перемирие, а потом и мировая. Конунг назначил виру, и Аллогия выплатила ее» («Сага об Олаве сыне Трюггви»). Этот эпизод интересен тем, что в нём сообщается имя жены Владимира, когда он княжил в Новгороде. По Татищеву первую новгородскую жену-варяжку Владимира звали Оловой, что довольно созвучно с Аллогией. В 972 г. погиб Святослав, но до весны 975 г. всё шло по завещанному им распорядку: Владимир княжил в Новгороде (Добрыня был посадским), Олег - в Овруче, Ярополк - в Киеве. Существует версия, что Олег княжил в Чернигове, и это логично: сыновья Святослава не могли ограничиться отведёнными им стольными городами, а должны были поделить между собой всю Русь на зависимые от них земли, чтобы сохранить единство государства. Политику Руси - и внутреннюю и внешнюю – направлял в то время Свенельд, бывший воевода Святослава. Всё круто изменилось после убийства дружинниками Олега сына Свенельда Люта. Через некоторое время после этого Олег пал жертвой мести Свенельда {по летописи в 977 г., но, очевидно, раньше, учитывая хронологию дальнейших событий }, а Свенельду пришлось уйти в отставку. Его место занял Блуд, которого Добрыня, очевидно, хорошо знал, что и послужило ступенькой к восхождению Владимира на трон. Но это потом, а пока Ярополк смещает Владимира с новгородского наместничества ─ опрометчивый, конечно, шаг, но Ярополку деваться некуда: раз он готовится пойти против брата Олега, надо избавляться и от второго брата. Ошибка Ярополка была в том, что он недооценил Владимира, считая, что избавиться от него можно просто смещением того с Новгорода. А может, вина перед Олегом не позволяла ему желать гибели второго брата. У Владимира такой тягости на душе не было, наоборот: Ярополк первым начал войну, пойдя против Олега и его самого. И Владимир отправляется в Скандинавию ─ к королю Норвегии Хакону Могучему ─ не бежит, как хочет думать Ярополк: ему нужно было варяжское войско. Возможно, упомянутый выше дядя будущего норвежского конунга Олава Трюггвассона Сигурд и посодействовал ему в найме двух тысяч варягов во главе со шведским (?) ярлом Фулиером (Фрейром, Фарлофом?). Хронология древнерусских летописей до крещения условна, по логичному же расчёту Владимир не позднее весны 978 г. {а вернее всего, в 977 г.} вернулся в Новгород, выгнав посадника Ярополка. За Владимиром пошли около десяти тысяч новгородцев и финнов. Новгородцы ограничивали князей, которых они призывали, во власти над городом, но они всегда поддерживали своего ставленника и деньгами, и ополчением против внешних врагов - такова честь новгородская (этим воспользовался затем и Ярослав Мудрый в 1015 г.). Владимир якобы приказал изгнанным посадникам Ярополка сказать брату: "Владимир идет на тебя, приготовляйся к войне". Наступательное движение Владимира против Ярополка было необходимо: Владимир не мог надеяться, что старший брат спокойно снесёт изгнание своих наместников из Новгорода; Владимиру нужно было опередить его, тем более, что у него теперь были наемные варяги, а Ярополк не собрался с силами; варягам необходимо было дать дело, отпустить их ни с чем было невыгодно и опасно, оставить их у себя в Новгороде было еще невыгоднее и опаснее. Но необходимо было решить ещё один вопрос. Стол не держится на двух ногах, для устойчивости ему нужна третья. Инстинктивно русские князья это понимали и, кроме Киева и Новгорода, искали третью точку опоры. Нашлась она потом во Владимире - на востоке («А мы уйдём на север!» - как говорил шакал Табаки) - но тогда казалось, что искать её нужно на западе. Полоцк был необходим для устойчивости Руси, и вся беда русских князей произошла оттого, что не сумели они приобщить этот город к смыслу жизни русской. Но, как я уже говорил, инстинктивно тянулись к нему. Мысль о союзе с Полоцком пришла к Ярополку и Владимиру одновременно, значит, витала уже в воздухе необходимость такого союза. Но именно эта одновременность и привела к тому, что вместо союза с Полоцком, возник конфликт с ним. За Полоцк пришлось бороться, а война ─ не лучший способ налаживать отношения. В Полоцке княжил тогда Рогволод, пришедший из-за моря, как говорит летопись, значит, варяг. Но навряд ли сам пришедший, а скорее потомок давнего пришельца, скорее всего некоего дружинника Рюрика {известно, что Рюрик посылал своего наместника в Полоцк}. И Владимир решил вопрос самым простым способом: посватался к дочери Рогволда Рогнеде. И согласись тогда Рогнеда, вся история Руси могла повернуться по-другому. Но она ответила на предложение Владимира знаменитой фразой: «Не хощу разути робычича» {имеется в виду свадебный обычай, когда молодая жена перед первой брачной ночью снимает с мужа сапоги}. Полоцк тоже понимал своё место, и Рогнеда вместе с отцом жаждали породниться с Киевом, то есть желали брака с Ярополком, за которого полоцкая княжна уже была просватана. Но не на ту лошадь поставили. Когда отроки Владимира пересказали ему Рогнедин ответ, то он собрал большое войско из варягов, новгородцев, чуди и кривичей и пошел на Полоцк. Итак, по моим понятиям, уже в начале лета 877 г. ладьи варягов Владимира подошли к Полоцку. Взяли город, братья Рогнеды при этом погибли, отец был казнён. «Из Полоцка Владимир двинулся с большим войском на Ярополка; тот не был в состоянии сопротивляться ему, и затворился в Киеве, а Владимир окопался на Дорогожичи, между Дорогожичем и Капичем. Это бессилие Ярополка легко объяснить: храбрая дружина ушла с Святославом в Болгарию, много ли возвратилось с Свенельдом? Ярополк мог и с малою дружиною одержать верх в сшибке с еще меньшею дружиною брата своего Олега, но ему нельзя было выйти с нею против войска Владимирова, которое летописец не один раз называет многочисленным, состоявшим из наемных варягов и северных племен. Притом известно, что народонаселение наших древних областей неохотно принимало участие в княжеских усобицах; далее, надобно заметить, что северное народонаселение - новгородцы, чудь и кривичи, которого ратники были под знаменами Владимира, сражалось за этого князя по тем же побуждениям, по каким после новгородцы с таким усердием отстаивали Ярослава против Святополка; Владимир был их князь, у них выросший; с его низложением они должны будут опять подчиниться посадникам Ярополка; но возвращение последних не могло быть выгодно для новгородцев, ибо трудно предположить, чтобы Владимир выгнал их без ведома и согласия последних, которые поэтому не могли быть в приязненных отношениях к киевскому князю; заметим еще и то, что северное народонаселение - новгородцы, чудь и кривичи - издавна было гораздо теснее соединено между собою, чем южное; мы видим эти племена действующими заодно при изгнании варягов, в призвании князей, следовательно, имеем право думать, что они относительно яснее понимали свои выгоды и дружнее могли отстаивать своего князя, чем племена южные, недавно только оружием князей приведенные в некоторую связь и зависимость от одной общей власти. Итак Ярополк, будучи не в состоянии биться с Владимиром в чистом поле, затворился в Киеве с людьми своими и с Блудом, воеводою. Этот Блуд является главным советником князя, главным действователем во время события; князь беспрекословно исполняет его внушения, что и понятно, если вспомним возраст Ярополка, если вспомним, что и при Владимире роль Блуда исполнял Добрыня. Следовательно, Владимиру или Добрыне нужно было иметь дело с Блудом, а не с Ярополком. И вот Блуд от имени новгородского князя получил предложение покинуть Ярополка, предать его младшему брату. Переманить Блуда можно было только обещанием, что он ничего не потеряет, что и при Владимире он будет иметь такое же значение, какое имел при Ярополке, т. е. значение наставника, отца при молодом князе; Владимир велел сказать ему: "Помоги мне; если я убью брата, то ты будешь мне вместо отца и получишь от меня большую честь". В летописи помещены тут же слова Владимира, в которых он оправдывает поведение свое относительно брата: "Не я, говорит он, начал избивать братию, но он, я пришел на него, побоявшись такой же участи". Блуд велел отвечать Владимиру, что он будет всем сердцем помогать ему. Летописец старается сложить всю вину на Блуда. По его рассказу, Блуд стал обманывать Ярополка, беспрестанно ссылаясь с Владимиром, советуя ему приступать к городу, а сам придумывал, как бы убить Ярополка; но посредством граждан нельзя было убить его. Тогда Блуд замыслил погубить князя лестью: он не пускал его на вылазки из города и говорил: "Киевляне ссылаются с Владимиром, зовут его на приступ, обещаются предать тебя ему; побеги лучше за город". Ярополк послушался, выбежал из Киева и затворился в городе Родне, на устье реки Рси. Владимир вошел в Киев и осадил Ярополка в Родне, где сделался большой голод, так что надолго осталась пословица: "Беда, как в Родне". Тогда Блуд начал говорить Ярополку: "Видишь, сколько войска у брата твоего? Нам их не перебороть, мирись с братом". Ярополк согласился и на это, а Блуд послал сказать Владимиру: "Твое желание сбылось: приведу к тебе Ярополка, а ты распорядись, как бы убить его". Владимир, получивши весть, вышел на отцовский теремный двор и сел тут с дружиною, а Блуд начал посылать Ярополка: "Ступай к брату и скажи ему: что мне дашь, то и возьму". Ярополк пошел, хотя один из дружины, именем Варяжко, говорил ему: "Не ходи, князь, убьют тебя; беги лучше к печенегам и приведи от них войско". Но Ярополк не послушал его, пошел к Владимиру и как стал входить в двери, то два варяга прокололи его мечами, а Блуд затворил двери и не дал своим идти за ним. Так был убит Ярополк. Варяжко, видя, что князь убит, бежал с двора к печенегам и много раз приходил с ними на Владимира, так что тот едва успел перезвать его к себе, поклявшись не делать ему никакого зла. Следовательно, из начальной киевской летописи оказывается, что Владимир был одолжен своею победою, во-первых, тому, что Ярополк не имел достаточно войска, чтобы стать против него в чистом поле: во-вторых, измене Блуда, который, стращая князя вероломством киевлян, не пускал его на вылазки и потом уговорил совершенно оставить Киев. При рассказе об этом событии нельзя умолчать об известном отрывке из Иоакимовой новгородской летописи, сохраненном у Татищева; не заключая в себе никакого противоречия начальной Киевской летописи, летопись Иоакимова главною причиною Владимирова торжества выставляет борьбу христианства с язычеством; если бы даже это объяснение было выдумано, то и тогда нужно было бы упомянуть о нем, как о догадке, очень остроумной и вероятной. Известно, что отец Владимира Святослав по своему характеру не мог склониться на увещания св. Ольги и что поклонники Христа при нем подвергались ругательствам от поклонников Перуна, хотя собственно гонения не было. Но во время греческой войны, по свидетельству Иоакима, Святослав переменил свое поведение относительно христиан: поверив внушениям окружавших его язычников, будто виновниками неудач военных были христиане, находившиеся в дружине, князь воздвиг на них гонение, причем не пощадил даже своего брата Глеба и послал в Киев приказ разорить христианские храмы. Но, отказавшись от принятия христианства сам, Святослав между тем осгавил сыновей своих при бабке-христианке; ясно, какие внушения должны были получить от нее молодые князья. В Иоакимовской летописи читаем, что Ярополк был кроток и милостив, любил христиан и если сам не крестился, боясь народа, то по крайней мере другим не препятствовал. Те, которые при Святославе ругались над христианством, естественно, не любили князя, приверженного к враждебной религии: этим нерасположением к Ярополку воспользовался Владимир (т. е. Добрыня) и успел отнять жизнь и владение у брата. Ярополк, по словам Иоакимовой летописи, послал увещевать брата к миру и вместе войско в землю Кривскую. Владимир испугался и хотел было уже бежать к Новгороду, но дядя его Добрыня, зная, что Ярополк нелюбим язычниками, удержал племянника и послал в Ярополков стан с дарами к воеводам, перезывая их на сторону Владимира. Воеводы обещали передаться и исполнили свое обещание в битве при реке Друче, в трех днях пути от Смоленска. Последующие события описаны, согласно с начальной Киевской летописью. Если мы примем во внимание рассказ Иоакимовской летописи, то нам объяснится поведение Владимира в первые годы его княжения: торжество Владимира было торжеством языческой стороны над христианскою, вот почему новый князь ознаменовывает начало своего правления сильною ревностью к язычеству, ставит кумиры на высотах киевских; дядя его Добрыня поступает точно так же в Новгороде. Судя по выражениям летописца, никогда в Русской земле не было видно такого гнусного идолослужения, хотя, как кажется, не следует принимать этих выражений буквально: начал княжить Владимир в Киеве один, говорит летописец, и поставил кумиры на холме, вне двора теремного, Перуна деревянного, а голова у него серебряная, ус золотой, Хорса, Дажбога, Стрибога, Симаргла и Мокоша {точнее ─ Мокоши, это женское божество}. Приносили им жертвы, называя богами, приводили сыновей и дочерей и приносили жертвы бесам, осквернилась кровью земля Русская и холм тот. Нам известно, что славяне-язычники сильно негодовали на христианскую религию за то, что она не допускала многоженства; в ознаменование торжества языческой стороны, князь, виновник этого торжества, предается необузданному женолюбию: кроме пяти законных жен, было у него 300 наложниц в Вышгороде, 300 в Белгороде, 200 в селе Берестове. Он был несыт блуда, по выражению летописца: приводил к себе замужних женщин и девиц на растление, одним словом, был женолюбив, как Соломон. Но в то время, как Владимир угождал язычникам, буйство наемных варягов ставило его в затруднительное положение относительно Киева. Мы видели, что торжество над Ярополком во всяком случае досталось ему дешево: если и была битва в стране Смоленской, то в собственной Руси все покорилось ему без сопротивления. Несмотря на то, варяги думали, что торжеством своим Владимир обязан им, и поступали буйно с гражданами, как c завоеванными; они говорили Владимиру: "Город-то наш, мы его взяли, так мы хотим брать окуп на народе, по 2 гривны с человека". Владимир отвечал: "Пождите месяц, пока соберут деньги". Варяги ждали, ждали и не получили денег. Тогда они сказали князю; "Обманул ты нас: так отпусти в Грецию". Владимир согласился; он выбрал из них мужей, добрых, смышленных и храбрых, и роздал им города, а прочие пошли в Константинополь, Но почему же варяги не попробовали силою взять денег? Историки догадываются, что Владимир именно назначил месячный срок, дабы взять свои меры, увеличить собственно русское войско; с одной стороны, это могло быть и так, с другой, хорошим средством для Владимира - сделать варягов безопасными - было и то, о чем говорит летописец, а именно: князь воспользовался сроком, чтобы склонить на свою сторону лучших варягов, предводителей, привязав их к себе и к Руси выгодами; толпа, худшие люди, оставшись без предводителей, не смели предпринять ничего; таким образом, Владимир ослабил варягов, разделивши их. Варяги просили Владимира: "Покажи нам путь в Грецию". Это могло значить, что варяги просили у князя пропускных листов, без которых греческое правительство не принимало варягов, по договорам. Владимир точно отправил посольство к императору насчет варягов; послы должны были сказать ему: "Идут к тебе варяги, не держи их в городе; не то натворят они тебе беды, как и здесь; расточи их в разные стороны, а сюда не пускай ни одного"» (Соловьев). По летописи Владимир воцарился на киевском престоле в 980 году. Согласно самому раннему Житию Владимира монаха Иакова («Память и похвала князю Владимиру», 2-я половина XI века) это случилось 11 июня 978 года. Из ряда хронологических соображений кажется более вероятной дата 978, а дата 980 получена видимо при вторичной расстановке годовой сетки в летописи путём неправильного пересчёта. Так летописец упомянул о 37 годах правления Владимира, что также указывает на 978 как год прихода Владимира к власти. Археологическим подтверждением антихристианства в начале правления Владимира может служить находка на месте Владимирова пантеона остатков каменного строения со следами фресковой живописи — по всей видимости, существовавшей при Ярополке церкви. В это время (983) в Киеве погибли одни из первых христианских мучеников на Руси — варяги Фёдор и Иоанн. Нам известно, что славяне - язычники сильно негодовали на христианскую религию за то, что она не допускала многоженства; в ознаменование торжества языческой стороны, князь, виновник этого торжества, предается необузданному женолюбию: кроме пяти законных жен, было у него 300 наложниц в Вышгороде, 300 в Белгороде, 200 в селе Берестове. Он был несыт блуда, по выражению летописца: приводил к себе замужних женщин и девиц на растление, одним словом, был женолюбив, как Соломон. Кстати, беременную жену Ярополка, бывшую греческую монахиню, Владимир взял в наложницы (жену Ярополку привёл его отец Святослав из похода на Византию в 970 году). Большинство лет княжения Владимира в «Повести временных лет» начинается с извещения о его походах: «В лето 6489 (981). Иде Володимер к ляхом и зая грады их, Перемышль, Червен и ины грады, иже суть и до сего дне под Русью». По другой версии, исходящей из более ранней даты вокняжения Владимира и политической обстановки в Польше, Владимир воевал с польским королем Мешко I в 979 году, взяв Червень близ Хелма, Перемышль, Туров и другие города, известные под именем червенских (ныне Галиция). жүктеу/скачать 4 Mb. Достарыңызбен бөлісу: