Игорь Глебович († в 1195 г.) — сын князя Глеба Ростиславича, князь (10 колено от Рюрика) рязанский; вместе с старшим братом Романом и Владимиром владел Рязанью. С 1180 г. участвовал в усобице старших Глебовичей с младшими, Всеволодом и Святославом, владевшими г. Пронском. Младшие князья обратились за помощью к вел. кн. владимирскому Всеволоду III, который скоро принудил беспокойных рязанских князей целовать крест "на всей его воле". В 1186 г. Игорь Глебович с братьями снова напал на пронских князей. За последних вступился вел. кн. Всеволод, войска которого заставили Игоря бежать. Его сыновья Ингвар Игоревич и Юрий Игоревич стали впоследствии великим князьями рязанскими.
ИГОРЬ ДАВЫДОВИЧ — сын Давыда Игоревича, брат Всеволодка Давыдовича (8 колено от Рюрика).
ИГОРЬ СВЯТОСЛАВИЧ (03.04.1151 - 29.12.1202) — из рода князей черниговских, сын Святослава Олеговича, князь новгород-северский, герой «Слова о полку Игореве». Известен несчастным походом в Половецкую землю (1185 г.). В 1169 г. И. Святославич участвовал в ополчении одиннадцати русских князей, собравшихся под знаменами Андрея Боголюбского, против Мстислава Изяславича, великого князя киевского. В 1171 г. ходил с своими северскими дружинами воевать землю Половецкую и одержал недалеко от р. Ворсклы знаменитую победу над ханами половецкими Кобяком и Кончаком. Удачный поход (1184 г.) южно-русских князей на половцев побудил И. Святославича, вместе с братом его Всеволодом, князем курско-трубческим, и племянником; Святославом Олеговичем, кн. рыльским, предпринять в следующем году новый поход. Вместе с дружиной коуев (отрасль черных клобуков) они двинулись к берегам Дона и Сала. Первая встреча с половцами окончилась удачей русских, но на берегах Каяла (Кагальник) Игорь был окружен нахлынувшими со всех сторон ордами половцев. Большая часть воинов легла на поле битвы, а князья, с остатками дружин, взяты в плен. Из плена Игорь бежал, оставив там своего сына Владимира. Этот поход Игоря Святославича на половцев послужил канвой для знаменитого "Слова о полку Игореве". В 1198 г. Игорь, по смерти черниговского князя Ярослава, занял черниговский стол. Оставил после себя пятерых сыновей.
Самому оригинальному рассмотрению действия Игоря Святославича в 1185 году подверглись на заседании военного трибунала шарашки Марфино.
«Обвинительное заключение по следственному делу номер пять миллионов дробь три миллиона шестьсот пятьдесят одна тысяча девятьсот семьдесят четыре по обвинению ОЛЬГОВИЧА ИГОРЯ СВЯТОСЛАВИЧА.
Органами государственной безопасности привлечён в качестве обвиняемого по настоящему делу Ольгович И. С. Расследованием установлено, что Ольгович, являясь полководцем доблестной русской армии, в звании князя, в должности командира дружины, оказался подлым изменником Родины. Изменническая деятельность его проявилась в том, что он сам добровольно сдался в плен заклятому врагу нашего народа хану Кончаку, — и кроме того сдал в плен своего сына Владимира Игоревича, а также брата и племянника, и всю дружину в полном составе со всем оружием и полотчётным материальным имуществом» (Александр Солженицын — «В круге первом»). Некоторые дополнительные штрихи к сущности обвинения даёт речь прокурора (Рубина):
«— Далее, — гремел прокурор, мне хотелось бы особо оттенить отвратительное поведение обвиняемого в половецком стане. Князь Игорь думает вовсе не о Родине, а о жене:
«Ты одна, голубка-лада,
Ты одна…»
Аналиттчески это совершенно понятно нам, ибо Ярославна у него — жена молоденькая, вторая, на такую бабу нельзя особенно полагаться, но ведь фактически князь Игорь предстаёт перед нами как шкурник! А для кого плясались половецкие пляски? — спрашиваю я вас. Опять же для него! А его гнусный отпрыск тут же вступает в половую связь с Кончаковной, хотя браки с иностранками нашим подданным категорически запрещены соответствующими компетентными органами! И это в момент наивысшего напряжения советско-половецуих отношений, когда…
— Позвольте! — выступил от своей койки кудлатый Каган. — Откуда прокурору известно, что на Руси уже тогда была советская власть?
— Комендант! Выведите этого подкупленного агента» — постучал Нержин. Но Булатов не успел шевельнуться, как Рубин с лёгкостью принял нападение.
— Извольте, я отвечу! Диалектический анализ текстов убеждает нас в этом. Читайте у Автора Слова:
«Веют стяги красные в Путивле».
Кажется ясно? Благородный князь Владимир Галицкий {очевидно, имеется в виду шурин князя Игоря, пьяница и распутник, Владимир Ярославич, который был изгнан из Галицкого княжества отцом Ярославом Осмомыслом и, возможно, нашёл приют у Игоря Святославича, который в том же 1185 году примирил отца с сыном}, начальник путивльского райвоенкомата, собирает народное ополчение, Скулу и Ерошку, на защиту родного города, — а князь Игорь тем временем рассматривает голые ноги половчанок? Оговорюсь, что все мы весьма сочувствуем этому занятию, но ведь Кончак же предлагает ему на выбор «любую из красавиц» — так почему же он, гад, её не берёт? Кто из присутствующих поверит, чтобы человек мог сам отказаться от бабы, а?» Негодование Рубина вряд ли оправдано — уверен, что реальный {не летературный и не оперный} князь Игорь в плену не пренебрегал «красными девками половецкими»: подарочный набор порядочных девушек был тогда обычным делом и соответствовал протоколу дипломатического этикета. {Дополнения профессора Челнова к обвинительному слову прокурора см. в статье Свобода Кончаковна}.
В 1967 в киевском Доме ученых Н. В. Шарлемань сделал доклад, в котором стремился доказать, что «Слово» создал сам Игорь (доклад этот был опубликован лишь в 1985). Шарлемань исходил из положения, что автор был свидетелем всех событий, связанных с Игорем, а таким единственным свидетелем мог быть только сам князь. В 1978 предположение об авторстве Игоря высказал поэт И. И. Кобзев. Наиболее подробно гипотеза об Игоре была рассмотрена В. А. Чивилихиным в последних главах его романа-эссе «Память». Прежде всего Чивилихин стремился доказать, что автор мог быть только князь. Приводимые им аргументы в доказательство этого тезиса не могут быть признаны бесспорными. Большое значение в системе доказательств придается Чивилихиным словам «брат», «братие», «князь», «княже»: он считает, что эти слова в том контексте, в каком они употреблены в «Слове», могли принадлежать только лицу княж. происхождения. Однако аналогичные примеры из древнерус. текстов не дают оснований для такого заключения.
Об употреблении слова «брат» и обращения «братие» в «Слове» подробно сказано в словаре к этому памятнику (см.: Виноградова. Словарь. М.; Л., 1965. Вып. 1.). Термин «брат» употреблен 9 раз в значении «родной по отцу и матери». В одном из этих 9 случаев — «рекоста бо братъ брату: Се мое, а то мое же» слово «брат» может иметь и социальный смысл («стал говорить князь князю...»), но отнюдь не свидетельствует о том, что автором мог быть только князь: перед нами не обращениеавтора. Слово «братие» также употреблено в «Слове» 9 раз. Два из них в обращении Игоря к дружине. Одно — в «золотом слове» Святослава, т. е. в речи князя:«А чи диво ся, братіе, стару помолодити?..». Шесть остальных обращений «братие», как справедливо отмечено в «Словаре-справочнике», это «обращение к читателям и слушателям». Здесь же приведены примеры, из которых явствует, что такого рода обращения отнюдь не означают, что употреблявшим это обращение, мог быть только князь, хотя в числе читателей и слушателей этого текста имелись в виду и князья. В княж. «Изборнике 1076 г.», составленном, конечно, не князем, читаем: «Добро есть, братие, почитанье книжьное». Писец «Изборника», зная, что составленную им книгу будет читать князь, так обращается в конце ее к читателям: «Коньчяшя ся книгы сия ... избьрано из мъногъ книг княжихъ. Иде же криво, братие, исправивъше чът?те благословите, а не кльн?те». Обращение «братия» — это этикетный книжный оборот, и он не может служить бесспорным доказательством того, что автором «Слова» мог быть только князь. О том, что он обращался не только к князьям, красноречиво свидетельствует сон Святослава — смысл рассказанного им сна толкуют бояре: «И ркоша бояре князю...». По мнению Чивилихина, о том, что автором «Слова» должен был быть князь, говорит частое употребление в «Слове» слова «князь» (35 раз). Естественно, что в рассказе о походе князя, в произведении, в котором все время вспоминаются деяния князей, слово это встречается очень часто, но почему это должно свидетельствовать о княж. происхождении автора? В ПВЛ, напр., слово «князь» встречается 165 раз. А вместе с тем в текстах XI—XII вв. не зафиксировано ни одного случая употребления слова «князь» в обращениях князей друг к другу. Поэтому, если бы автором был князь, он не мог бы обратиться к Всеволоду Юрьевичу Большое Гнездо с призывом: «Великий княже Всеволоде!». Укр. историк и писатель Л. Е. Махновец привел единственный случай такого рода обращения князя к князю, но из текста XIII в. Таким образом и употребление слова «князь» в «Слове» не свидетельствует о княж. происхождении автора. В тезисах доклада «Современное состояние проблемы авторства и места возникновения „Слова о полку Игореве“» П. П. Охрименко и В. К. Сиченко отмечено, что князь или княжич не могли быть автором «Слова» в ту эпоху в силу ист. обстоятельств, в соответствии с социальным статусом князя. Кроме того, считают авторы доклада, «Слово» настолько народно, что едва ли могло быть создано представителем княж. рода. Князья очень редко выступают лишь авторами наставлений законодательного характера (Ярослав Мудрый) или поучений (Владимир Мономах), в которых четко выражены их классовые позиции и которые имеют характер юридич. наставит. документов.
Нельзя признать убедительными и доказательства того, что автором «Слова» автором «Слова» мог быть сам Игорь. Приписывать создание «С.лова» герою этого произведения невозможно ни с точки зрения морально-этических оценок, которые даются «Словом» Игорю, ни с точки зрения полит. концепций памятника, ни с точки зрения авторской психологии того времени.
В статье «Размышления об авторе „Слова о полку Игореве“» Лихачев высказывает ряд соображений об авторе «Слова» как о профессиональном поэте-певце. Останавливаясь на его призыве к князьям «встать за землю Русскую, за раны Игоревы», Лихачев пишет: «Этот призыв был бы смешон в устах скомороха, бессилен в устах певца из народа, недозволителен в устах чрезмерно зависимого придворного или простого воина, но он был возможен под прикрытием князя-покровителя... Есть только два князя, при которых певец мог именно так воспеть поход Игоря и произнести над ним осуждающие и, одновременно, похвальные слова, — это князь Святослав Киевский, „отец“ по своему положению в стольном городе, и Игорь Святославич. Более вероятным, по мнению Лихачева, считать автора «Слова» приближенным Игоря Святославича.
Разумеется, предположение о том, что автор «Слова» был профессиональным поэтом-певцом, приближенным Игоря и Святослава, такая же гипотеза, как и все остальные. Но преимущество ее состоит в том, что она ничего не навязывает памятнику, не имеет тех жестких рамок, которые неизбежны, когда автора ищут среди известных нам конкретных лиц XII в. Гипотеза эта не отменяет существующих в науке предположений о социальной принадлежности автора «Слова», о месте его происхождения, о том, с каким князем он был связан: профессиональный поэт-певец мог происходить из очень высокой и средней социальной среды (так, например, трубадуром был Гильом IX, герцог аквитанский (1071—1122)), мог быть уроженцем любого древнерус. княжества, мог быть близким к любому князю и, видимо, мог менять князя-покровителя. Профессионализм автора «Слова» делает более понятным и худ. совершенство произведения. Как отмечает Лихачев, «за гениальностью автора „Слова“ чувствуется наличие не дошедших до нас традиционных форм профессиональной поэзии». \Климишин, 309\.
ИГОРЬ ЯРОСЛАВИЧ (после 1036-1060) — князь (6 колено от Рюрика) владимиро-волынский, князь смоленский после смерти брата Вячеслава (с 1057). Младший сын Ярослава Мудрого, отец Всеволода и небезысвестного в истории княжеских междоусобиц Давыда Игоревича. Жена – дочь Брячислава Изяславича Полоцкого {по другой версии он был женат на германской принцессе Кунигунде, графине Орламиндской}. \Поротников\.
ИГОРЬ — племянник Игоря Рюриковича Старого, упоминается в ПВЛ в договоре Игоря с греками под 945 г. – его посол Слуды стоит в списке послов четвёртым после представителей Игоря, Святослава и Ольги (Ивора, Вуефаста и Искусеви). Пятым в списке назван посол от имени Володислава (шурина Игорева?), шестым – Предславы (дочери Игоря?), седьмым – жены Улеба (вдовы Игорева брата?). Известно, что у Рюрика от брака с Ефандой, матерью Игоря Старого, была ещё и дочь. Тогда Игорь должен быть её сыном. Если его мать умерла до составления договора {что вполне вероятно}, то по традициям того времени сын умершего брата или сестры считался для дяди «сына вместо» и потому получает отдельную долю. В любом случае, Игорь – родной племянник Игоря Рюриковича.
Интересно, что далее в договоре упоминается ещё один племянник Игоря ─ Акун (Хакон?) – уже после названных родственников и нескольких знатных бояр, известных ещё во времена княжения Олега. Он не может быть родным братом Игоря-племянника, т.к. в этом случае был бы назван рядом с ним.
Следут заметить, что княгиню Ольгу во время её известного визита в Царьград сопровождал неизвестный по имени племянник. Но это, скорее всего, был её родной племянник Глеб, убитый впоследствии Святославом. См. также статью Ингвар.
ИДА ФОН ЭЛЬСДОРФ — вторая жена (до 1052 г.) Владимира Ярославича.
ИДРИСИ (ЕДРИЗИ, ЭДРИСИ) [АБУ АБДАЛЛАХ МУХАММЕД ИБН МУХАММЕД АШ-ШЕРИФ АЛ-ИДРИСИ] (1100-1165) — арабский географ, происходил из рода Идрисидов, род. в Цеуте около 1100 г.; в ранней молодости отправился в Кордову, объездил часть Испании, сев. Африку и Малую Азию, впоследствии принял приглашение короля Сицилии, Рожера II, по поручению которого составил в 1154 г. обширный географический труд "Развлечение истомлённого в странствиях" ("Нузахат ал-муштак фи-хтирак ал-афак"), служивший объяснительным текстом к семи серебряным картам, посвященным тому же Рожеру II. При составлении его Идриси руководствовался как собственными наблюдениями, так и описаниями путешественников, а равно показаниями еврейских, арабских, франкских и особенно греческих купцов. Свои известия о русских Идриси составил по сказаниям Ибн-Хаукаля и аль-Джайхани, писателя конца IX или начала Х века, сочинения которого до нас не дошли. Впервые в арабской географической литературе Днепр - Днепром (Данабрис). Особенно важны сведения, заимствованные у аль-Джайхани, о разделении руссов на три племени и о существовании, кроме Киева и Новгорода, еще третьего города. И в области медицины и ботаники Идриси также выступил самостоятельным исследователем. Год его смерти неизвестен.
Иеремия (Прозорливый) (†≈1070) — преподобный печерский, XI в. Мощи его почивают в Антониевой пещере. В летописи (в сказании о Печерском м-ре) о нем говорится, что он был современником крещения Руси и имел дар провидеть. Память 5 октября.
Иероним — преподобный затворник печерский XII в. Мощи его почивают в Антониевой пещере. Память 21 сентября.
ИЗА(Й) БИЛЮКОВИЧ — половецкий хан, взятый в плен вместе с Кобяком в 1184 г.
ИЗОСИМ ─ бесермен, т.е. маглметанин, взявший на откуп сбор татарской дани. Способ сбора дани был очень отяготителен. В случае недоимок, откупщики насчитывали большие проценты, а при совершенной невозможности платить, брали людей в неволю. Кроме того, они раздражали народ неуважением к христианской вере. Народ вскоре пришел в ожесточение; в городах: Владимире, Суздале, Ростове, Переяславле, Ярославле и других по старому обычаю зазвонили на вече и по народному решению перебили откупщиков дани (1262). В числе их в Ярославле был один природный русский по имени Изосим. Прежде он был монах, пьяный и развратный, съездивши в Орду, принял там магометанство и, воротившись в отечество, сделался откупщиком дани, безжалостно утеснял своих соотечественников и нагло ругался над святынею христианской церкви. Ярославцы убили его и бросили труп па растерзание собакам и воронам.
ИЗЯСЛАВ I ЯРОСЛАВИЧ (1024-3.X.1078) [Дмитрий] — князь (6 колено от Рюрика) туровский, князь новгородский после смерти старшего брата Владимира (1052), великий князь киевский (1054-68, 1069-73, 1076-78). Второй сын Ярослава Мудрого и Ингигерд-Ирины, брат Владимира, Святослава, Всеволода, Вячеслава и Игоря, отец Мстислава, Святополка и Ярополка Изяславичей. Первая жена, возможно, - дочь Остромира (в статье Брокгауза-Ефрона говорится, что Остромир был свойственником Изяслава), с 1043 г. женат на дочери польского короля Мешко II, сестре польского короля Казимира Гертруде (интересно, что тётка Изяслава – Мария - жена Казимира).
По завещанию Ярослава ему достался киевский стол и старшинство между князьями. В летописи впервые упоминается под 1058 г.: "Победи Изяслав Голяди» (голядь – литовское плямя, следы существования которого находятся в пределах прежнего Смоленского княжества — село Голяди Дмитровского уезда, село Голяди Клинского уезда, река Голяда, впадающая в Москва-реку, и село Голяжье Брянского уезда).
По-видимому, Изяслав не был любим киевлянами. В 1068 г. половцы стали грабить Южную Русь, они разбили войско князя при Альте; киевляне обратились к Изяславу с просьбой выдать им оружие. Возвратившись с поля битвы в свой город, они собрали (15 сентября) вече на торгу и послали сказать князю: "Половцы рассеялись по земле: дай нам, князь, оружие и коней, хотим еще биться с ними". Изяслав не послушался; тогда народ стал против тысяцкого Коснячка: воевода городских и сельских полков, он не умел дать им победы; теперь не принимает их стороны, не хочет идти с ними на битву, отговаривает князя дать им оружие и коней. Толпа отправилась с веча на гору, пришла на двор Коснячков, но не нашла тысяцкого дома; отсюда пошли ко двору Брячиславову, остановились здесь подумать, сказали: "Пойдем, высадим своих из тюрьмы", и пошли, разделившись надвое: половина отправилась к тюрьме, а другая - по мосту ко двору княжескому. Изяслав сидел на сенях с дружиною, когда толпа народу подошла и начала спор с князем; народ стоял внизу, а Изяслав разговаривал с ним из окна. Как видно, слышались уже голоса, что надобно искать себе другого князя, который бы повел народ биться с половцами, потому что один из бояр - Туки, брат Чудинов, сказал Изяславу: "Видишь, князь, люди взвыли: пошли-ка, чтоб покрепче стерегли Всеслава". В это время другая половина народа, отворивши тюрьму, пришла также ко двору княжескому; тогда дружина начала говорить: "Худо, князь! пошли к Всеславу, чтоб подозвали его обманом к окошку и закололи". Изяслав на это не согласился, и чего боялась дружина, то исполнилось: народ с криком двинулся к Всеславовой тюрьме. Изяслав, увидав это, побежал с братом Всеволодом с своего двора; а народ, выведши Всеслава из тюрьмы, поставил его середи двора княжеского, т. е. провозгласил князем, причем имение Изяслава все пограбили, взяли бесчисленное множество золота и серебра. Изяслав бежал в Польшу и через семь месяцев с польским войском, под предводительством Болеслава, вернулся. Всеслав вышел против него с киевским ополчением, но с дороги тайно от войска бежал в Полоцк. Тогда киевляне обратились к братьям Изяслава, Святославу и Всеволоду, с просьбой помирить их с князем (1069). Изяслав, хотя и послушался братьев, но послал в Киев сына Мстислава, который виновников изгнания отца перебил, частью ослепил. Для сравнения приведём описание реставрации Изяслава польским историком.
«Итак, король Болеслав II был смелым и решительным воином, гостеприимным хозяином, благотворителем щедрейшим из щедрых. Он сам, так же как и Болеслав I Великий, вступил врагом в столицу русского королевства -- выдающийся город Киев -- и ударом своего меча оставил памятный знак на залотых воротах города. Там он возвел на царский престол одного русского из своей родни, которому принадлежало королевство, а всех мятежников, не подчинившихся ему, отстранил от власти. О великолепие преходящей славы! О воинское мужество! О величие королевской власти! Когда король, возведенный на трон с помощью Болеслава II, попросил его выйти к нему навстречу и дать ему поцелуй мира в знак уважения к его народу, польский король согласился, и русский дал ему то, чего тот хотел, а именно: сосчитали число шагов коня Болеслава Щедрого от того места, где он стоял, до места встречи, и столько же русский выложил золотых марок. И он, Болеслав, не сходя с коня, с улыбкой подергав его за бороду, даровал ему достаточно дорогой поцелуй» (Аноним Галл).
Неудивительно, что когда Изяслав в 1073 г. поссорился с братом Святославом Черниговским, и последний вместе с Всеволодом пошёл на него, киевляне не оказали поддержки вел. князю. Интересно, что предметом раздора между братьями послужили какие-то сепаратные переговоры, которые вёл Изяслав с Всеславом Полоцким. Изяслав должен был вторично бежать. У польского тестя в это время были свои проблемы, и здесь в «Истории» Соловьёва следует загадочный пассаж о том, что Изяслав «принял совет деда, маркграфа саксонского, и поехал в Майнц просить заступления у врага Болеславова, императора Генриха IV». Но и император не мог оказать ему поддержки, не помог и папа Григорий VII, к которому князь посылал сына. Интересно, что Изяслав I не считал зазорным преподнести свою землю к стопам св. Петра, чтобы получить её как дар римского престола (1075), также, как обещал стать вассалом Генриха до того. Только в 1076 г., когда умер княживший в Киеве Святослав, и его место занял Всеволод, Изяслав с польскими войсками пошел на Киев. Всеволод добровольно вступил с ним в соглашение, отдал ему Киев, а себе взял Чернигов. Изяслав погиб в борьбе с изгоями. Сын Святослава, Олег Гориславич, и сын Вячеслава смоленского, Борис, не получившие от дядей уделов, бежали в Тмуторокань, а в 1078 г. привели половцев и выгнали из Чернигова Всеволода. Тот обратился за помощью к брату. Недалеко от Чернигова на Нежатиной Ниве встретились войска Изяслава и Всеволода с войсками изгоев. Произошла битва, в которой и был убит Изяслав (3 окт. 1078 г.) («Слово о полку Игореве»). Преемником его на киевском великом княжении стал младший брат Всеволод. \Лихачёв, 97-99, 108\.
Многочисленные дебаты среди историков вызвало место захоронения Изяслава. В «Слове» после упоминания битвы при Нежатиной Ниве следует фраза: «Съ тоя же Каялы Святоплъкь повелея отца своего междю угорьскими иноходьцы ко святей Софіи къ Кіеву». По смыслу предыдущего текста речь в «Слове» идет об Изяславе. Но обратило на себя внимание существенное расхождение «Слова» и рассказа ПВЛ о той же битве. В ПВЛ говорится: «Убьен бысть князь Изяслав месяца октямбря в 3 день. И вземше тело его, привезоша и́ в людьи, и поставиша противу Городьцю, изиде противу ему весь город Кыев, и възложивше тело его на сани, повезоша и́ ... Ярополк же идяше по немь, плачася с дружиною своею... И принесше положиша тело его в церкви святыя Богородица, вложивъше и́ в раку мраморяну».
Итак, согласно ПВЛ, тело Изяслава сопровождает с поля битвы его сын Ярополк (Святополк как участник битвы не упомянут), везут его на ладье, а не на конях, хоронят в Богородице Десятинной, а не в Софийском соборе. Поэтому комментаторы искали различные объяснения этим противоречиям. П. Г. Бутков предположил: «Слово отца стоит здесь точно вместо тьстя, тстя, цтя = тестя. Сочинители указывают на происшествие в 1095 года: когда половцы с князем Тугорканом осадили 31 мая Пере-яславль, а от приближения великого князя Святополка бежали и преследованы к стороне Дона до самой р. Каялы, где русские одержали над ними 19 июля великую победу, в которой Тугоркан убит, то Святополк взял тело сего тестя своего и врага, привез в Киев и погреб на Берестове». Гипотеза Буткова не лишена серьезных изъянов: во-первых, странен переход автора от битвы 1068 на Нежатиной ниве к войне 1096. Во-вторых, странно, что такое внимание автор уделяет перевозке тела Тугоркана, и совершенно необъяснимо упоминание в этом контексте святой Софии. Главное же, что мы знаем, где именно были разбиты половцы в 1096: в ПВЛ последним географческим ориентиром названа р. Трубеж — левый приток Днепра, на котором стоит Переяславль. Представление, что, переправившись через Трубеж, русские «погнаша в след ратных» до Дона и Каялы (?), Бутков вывел, вероятно, из упоминания Каялы в «Слове». Гипотезу Буткова, однако, приняли неко-торые комментаторы «Слова»: В. Ф. Ржига и С. К. Шамбинаго, Н. К. Гудзий, А. С. Орлов.
Достарыңызбен бөлісу: |