Фоглер.  Ради  меня?  Благодарю. Анна

Фоглер.  И  сидим  мы  основательно  на  этом  диване,  который 

соблазнительно выглядит,  но устроен таким образом,  чтобы человек 

не мог провалиться слишком глубоко.  Кресло там вдали участвовало 

в  ‘Тедде  Габлер”,  а  диван  играл  свою  роль  в  “Отце”.  Тот  стол  я 

использовал в  “Тартюфе”,  а стулья  —  в  предыдущей  “Игре снов”. 

Старые знакомцы. Я  навещаю их,  как старых друзей.  Мне придает 

уверенности то, что они существуют и разрешают себя использовать 

от спектакля к спектаклю.  Больше всего я люблю свои репетицион­

ные ширмы.  Они напоминают мне  о детстве.  У меня  был большой 

деревянный  ящик  с  простенькими  кубиками.  Из  них  я  сооружал 

все,  что  хотел  вообразить.  Для  меня  лучше  всего  так:  стол,  стул, 

ширма,  сценическое пространство, рабочий свет,  актеры в повседнев­

ной одежде, голоса, движения, лица, тишина.  Магия.  Все представляет, 

ничто не  существует.  Взаимопонимание  между актером  и зрителем. 

Лучшим театром  из  всех  был  шекспировский.  Актеры  играли  при 

дневном  свете,  когда  хотели  изобразить  ночь,  на  сцену вносились 

факелы,  и играли гобои.  Ночь:  гобои,  факелы.  Этот хлам,  который 

мы  до  сих  пор  тащим  на  сцену!  Каждый  раз  я  решаю  —  скучно, 

Анна! Скучно! Я люблю старые театры,  они как скрипки, бесконечно 

чувствительные,  утонченные,  совершенные.  Но они связывают нас. 

Театральный  спектакль  состоит  из  трех  элементов:  слово,  актер, 

зритель.  Это все,  что необходимо,  это единственное,  что необходимо, 

чтобы совершилось чудо.  Это  мое убеждение,  мое  глубокое убеж­

дение,  но  я  никогда  ему  не  следовал.  Я  слишком  связан  этим 

развращенным  пыльным  говенным  инструментом.  (Ж е ст  в 

глубину  сцены.)

 

Это  так,  и  так  было  всегда.

жүктеу/скачать 0.56 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: