Росс В. Грин Взрывной ребёнок Н

Митчеллу было пятнадцать лет и он учился в девятом классе, когда родители привели его на прием к очередному психологу. Перед этим психолог встречался с матерью мальчика, профессором права, и его отцом, практикующим юристом, которые рассказали, что в число диагнозов, поставленных Митчеллу, входит синдром Туретта и биполярное расстройство, но он отказывается принимать какие-либо лекарства, кроме тех, что снимают гипертензию: их он пьет для уменьшения тиков. Психолога также предупредили, что Митчелл крайне раздражен оттого, что его вновь привели на прием: он совершенно не доверяет специалистам в области психиатрии и психологии. Еще психолог узнал от родителей, что Митчелл крайне раздражителен (навыки контроля эмоций?), ни с кем не дружит (социальные навыки?) и может в любой момент впасть в ярость по самому пустячному поводу. Однако, независимо от выявления индивидуальных стабилизаторов, ключом к пониманию проблем Митчелла послужило наблюдение за его взаимоотношениями с родителями.

• 
  Классический случай упущенных возможностей, — сказал отец. — Мы были просто подавлены тем, что произошло в прошлом году.
  
• 
  Что же случилось?
  
• 
  Он вылетел из лицея, — сказал отец. — У него коэффициент интеллекта на уровне 140¹, а он не может удержаться в одном из лучших лицеев нашего района. На этой почве у него случился настоящий нервный срыв. Он на неделю по пал в больницу, потому что пытался вскрыть себе вены.
  
• 
  Да, это и вправду очень серьезно. А как он сейчас?
  
• 
  Погано, — ответила мать. — У него не осталось уважения к самому себе... он потерял веру в себя. Он не в состоянии выполнить ни одного домашнего задания. Нам кажется, что у него депрессия.
  
• 
  А в какую школу он сейчас ходит?
  
• 
  В районную, — откликнулась мать. — К нему там хорошо относятся и все такое прочее, но мы думаем, что учиться в этой школе ему скучно, ведь он такой развитый мальчик.
  

• 
  Ну, для того, чтобы добиваться успехов в школе, нужно кое-что еще, кроме интеллекта, — заметил психолог. — Можно мне взглянуть на результаты его тестов?
  

• 
  Интересные результаты, — заметил психолог.
  
• 
  Что же там интересного? — спросил отец.
  

• 
  Нам сказали, что у него нет проблем с учебой, — сказала мать.
  
• 
  Думаю, что это не совсем верно, — ответил психолог и пояснил родителям значение результатов тестирования. В ходе разговора выяснилось, что, действительно, затруднения Митчелла связаны в основном с письменными упражнениями, задачами, требующими самостоятельного решения, скоростью работы и концентрацией внимания.
  
• 
  Нам нужно повнимательнее отнестись к этим проблемам, — сказал психолог.
  
• 
  Все равно он очень умный парень, — заявил отец. — Есть области, в которых ваш сын проявляет незаурядные способности, но есть и такие, где ему очень сложно продемонстрировать
  

• 
  Он все время раздражен, это верно, — ответила мать. — Да и все мы раздражены.
  

С самого начала Митчелл заявил, что психологи ему осточертели.

• 
  Почему? — поинтересовался врач.
  
• 
  Не вижу в них никакого толку... ни один из них не сделал для меня ничего хорошего, — ответил Митчелл.
  
• 
  Не груби, Митчелл, — вмешался отец.
  
• 
  Заткнись, отец! — заорал Митчелл. — Не с тобой разговаривают!
  

• 
  Похоже, тебе пришлось немало пережить за последние пару лет, — заметил психолог.
  
• 
  Что вы ему тут наговорили?! — напустился Митчелл на родителей.
  
• 
  Мы говорили о проблемах с лицеем, — ответила мать, — и о попытке самоубийства, и о том, что мы не...
  
• 
  Хватит! — взорвался Митчелл. — Я вижу этого человека впервые в жизни, а вы уже умудрились ему все обо мне рассказать! А я не пытался бы покончить с собой, если бы меня не заставляли принимать восемьдесят семь лекарств одновременно!
  
• 
  А что ты принимал? — спросил психолог.
  
• 
  Не знаю, — ответил Митчелл, потерев лоб. — Скажи ему, мама!
  
• 
  Боюсь, что все известные человечеству психотропные препараты сразу, — ответила мать. — Литий, Прозак...
  
• 
  Не ври! — опять заорал Митчелл.
  
• 
  Митчелл, не груби матери, — произнес отец.
  
• 
  Если ты не перестанешь делать мне замечания, я встану и уйду! — огрызнулся Митчелл.
  

• 
  А сейчас что ты принимаешь? — спросил психолог.
  
• 
  Только лекарство от тиков, — ответил Митчелл. — И даже не пытайтесь убедить меня пить что-нибудь еще! Все, закрыли тему!
  
• 
  Лекарство от тиков он и то не всегда принимает, — заметила мать. — Поэтому они и не проходят.
  
• 
  Мама, уймись! — заорал Митчелл. — Тики меня не беспокоят! Отстань от меня!
  
• 
  Я просто хотела сказать... — начала мать.
  
• 
  Мама! — опять повысил голос Митчелл. Мать замолчала.
  
• 
  Митчелл, а ты по-прежнему думаешь о самоубийстве? — спросил психолог.
  
• 
  Нет! И если вы меня еще раз об этом спросите, я отсюда уйду!
  
• 
  Но он по-прежнему собой не доволен, — заметил отец.
  
• 
  Со мной все в порядке! — заорал Митчелл. — Это вам нужен психолог, а не мне! Может, вы и на них как-нибудь повлияете? — поинтересовался он у психолога.
  

• 
  Простите, что вмешиваюсь, — прервал их психолог.
  
• 
  Я знаю, что тебя привели сюда против твоей воли, и я понимаю твое недоверие к психологам. Но вот интересно... как именно ты хотел бы, чтобы я повлиял на твоих родителей?
  
• 
  Скажите им, чтобы они оставили меня в покое, — пробурчал мальчик. — Со мной все в порядке.
  
• 
  Ну да, у него все под контролем, — саркастически заметил отец.
  
• 
  Ну пожалуйста! — закричал Митчелл.
  
• 
  Если я скажу им, чтобы они оставили тебя в покое, ты думаешь, они послушаются? — спросил психолог.
  
• 
  Нет, — Митчелл посмотрел на своих родителей исподлобья. — Не думаю.
  
• 
  Полагаю, я не очень ошибусь, — заметил психолог осторожно, — если скажу, что твои отношения с родителями являются постоянным источником раздражения?
  

• 
  Хватит делать мне замечания! — опять взорвался Митчелл.
  
• 
  Я признателен вам за то, что вы пытаетесь меня оградить, — сказал психолог отцу. — Но я хотел бы услышать, что хочет сказать сам Митчелл. — Тут он повернулся к Митчеллу
  

• 
  Не думаю, что Вам удастся убедить их оставить меня в покое даже с моим участием, — ответил тот. Помолчав, он спросил: — Как часто мне придется сюда ходить?
  
• 
  Для начала я хотел бы, чтобы ты приходил раз в две недели, — ответил психолог. — А твоих родителей я бы попросил приходить каждую неделю. Пойдет?
  
• 
  Ладно! — сказал мальчик. — Все, можно, наконец, идти?
  
• 
  Значит, мы должны прийти через неделю? — спросила мать.
  
• 
  Мне нужно еще кое-что обсудить с твоими родителями. Если хочешь, ты можешь подождать в приемной.
  

• 
  Нам предстоит нелегкая работа, — резюмировал психолог. — Пока что у меня сложилось впечатление, что мы имеем дело с очень раздражительным подростком, склонным к черно-белому восприятию, и не умеющим оценивать себя со стороны. Один раз он уже пытался покончить с собой...
  
• 
  Два раза, — перебила мать. — За один год он пытался покончить с собой дважды.
  
• 
  Два раза, — продолжил психолог. — Он очень высоко оценивает собственные способности, но при этом сталкивается с серьезными трудностями в процессе учебы. К тому же ему толком не помогают лекарства, и он не доверяет специалистам. И я обратил внимание на совершенно конкретный дестабилизатор, который легко выводит его из себя.
  
• 
  И что же это? — спросила мать.
  
• 
  Это — вы, его родители.
  

• 
  С чего же нам нужно начинать? — в конце концов задала вопрос мать.
  
• 
  Мне понадобится больше информации. Но в одном я уверен уже сейчас. Мы ничего не добьемся, если у вас с Митчеллом не установятся нормальные взаимоотношения. Я постараюсь помочь вам научиться общаться друг с другом так, чтобы это не вызывало столь сильного раздражения ни у него, ни и у вас.
  
• 
  О, вы заметили напряженность в наших взаимоотношениях? — спросил отец саркастически.
  
• 
  Да, есть немного, — улыбнулся психолог в ответ.
  
• 
  Значит, мы должны прийти через неделю? — спросила мать.
  
• 
  Да, приходите.
  

5 правда о последствиях¹

• 
  Вы знаете, поначалу мы думали, что наша Эми — просто упрямый, избалованный ребенок,
  

Мы ходили от одного специалиста к другому в поисках ответа на наши вопросы. Один из них как-то объяснил нам, что с помощью истерик Эми просто пытается привлечь наше внимание, и посоветовал игнорировать истерики и поощрять вниманием хорошее поведение. Но игнорирование истерик не помогало Эми успокоиться в тех случаях, когда она выходила из себя. И что бы не говорили специалисты, невозможно игнорировать своего ребенка в ситуациях, когда он начинает крушить вещи и бросаться на людей.

Другой психолог, к которому мы обратились, когда Эми было около восьми лет, сказал, что ее внутренний мир полон гнева и ярости. Целый год он занимался с Эми игровой терапией, пытаясь выяснить, что же вызывало в ней такие сильные отрицательные эмоции. Он не обращал внимания на наши слова, когда мы пытались объяснить ему, что Эми злится не всегда, а только тогда, когда дела идут не так, как ей хотелось бы. Ему так и не удалось выяснить, почему она столь агрессивна.

В конце концов мы обратились к детскому психиатру. Не очень-то нам хотелось это делать, но врач сказала, что лекарства могут помочь Эми контролировать свои эмоции. Мы решили, что нам нечего терять. Но когда первое лекарство не помогло, она выписала нам еще одно... потом еще. Возможно, есть дети, которым лекарства на самом деле помогают, но Эми не принадлежит к их числу... Все, что лекарства дали ей, — это лишние тринадцать килограммов веса. А мы до сих пор пытаемся понять, как жить с таким ребенком.

Мы перепробовали все, что нам советовали. И мы заплатили немалую цену — я имею в виду не только деньги, — слушая разных людей и совершая бесполезные действия. Все это время мы считали, что мы сами виноваты в ее поведении. Но если это наша вина, то почему два других ребенка в нашей семье прекрасно умеют себя вести?

Психология и психиатрия не являются точными науками. Разные специалисты придерживаются разных теорий и по-разному объясняют взрывное поведение у детей. Как вы узнали из предыдущих глав, подобное поведение может быть вызвано различными причинами, и потому не существует правильного или неправильного универсального объяснения и единой методики работы с подобными детьми. Ключом к решению проблемы является поиск индивидуального объяснения и подбора метода, подходящего для конкретного ребенка и его семьи.

Возможно, самым распространенным и широко применяемым подходом к интерпретации и коррекции взрывного поведения является так называемый стандартный подход к управлению поведением. Приверженцы этого подхода считают, что, во-первых, в какой-то момент ребенок усвоил, что истерики, взрывы, брань и крушение вещей привлекают к нему внимание или помогают ему добиться своего и принудить родителей сдаться. Отсюда вытекает, что эмоциональные взрывы — это запланированные, намеренные, контролируемые и направленные на осуществление некой корыстной цели акции («Вот ведь шантажист! Знает, на какие кнопки надо нажимать!»). Это нередко приводит к тому, что взрослые начинают воспринимать подобное поведение как рассчитанное личное воздействие («Почему ему нужно меня довести?»). Вспомните то, о чем говорилось во второй главе: если вы разделяете обывательскую точку зрения, полагая, что такому поведению можно научиться, вы неизбежно приходите к выводу, что такой ребенок плохо воспитан («Этому ребенку нужны родители, которые способны его как следует отшлепать»). Родители, убежденные в своей несостоятельности, нередко винят самих себя за взрывное поведение своих детей («Наверное, дело в нас... мы делаем что-то неправильно... что бы мы ни пробовали, ничего не получается»). В конце концов, если вы верите, что такому поведению можно научиться, то при должной настойчивости, применяя воспитательные меры, можно и разучиться.

Обычно подобный процесс «разучивания» и переучивания включает в себя (1) повышенное благожелательное внимание, которое призвано снизить у ребенка потребность привлекать к себе внимание нежелательными способами; (2) обучение родителей тому, как уменьшать количество собственных требований и более четко их выражать; (3) обучение детей тому, что выполнение всех родительских требований должно быть обязательным и незамедлительным, поскольку родители не будут повторять одну и ту же просьбу больше одного-двух раз; (4) систему учета (например, введение поощрительных баллов в виде жетонов, наклеек, смайликов и т.п.), фиксирующую выполнение ребенком конкретных поставленных перед ним задач (требований родителей, домашних заданий, сборов в школу, чистки зубов и т.п.); (5) систему позитивных (в виде денежных вознаграждений или особых поощрений) и негативных (отправка в угол или лишение поощрений) последствий, в зависимости от того, как ведет себя ребенок; (6) жесткое отношение к скандалам и истерикам, демонстрирующее ребенку, что взрывы — не тот способ, которым можно заставить родителей идти на уступки. Все вышеперечисленное не является панацеей, это всего лишь обобщение практики, являющейся краеугольным камнем правильного воспитания: четко выраженное представление о том, что такое правильное и неправильное поведение, последовательность в ожиданиях и требованиях, мотивация хорошего поведения.

Некоторые родители извлекают из подобного подхода массу пользы и придерживаются его в течение многих лет, находя, что это привносит в воспитание детей необходимый элемент порядка и организации. Другие родители могут не применять формальных методик управления поведением на протяжении длительных периодов, но, тем не менее, они в корне меняют свой подход к воспитанию, и приобретают умение более эффективно учить и мотивировать своих детей. Но есть и такие родители, которые поначалу относятся к методике управления поведением с большим энтузиазмом, энергией и готовностью выполнять все предписания, но вскоре растрачивают весь свой энтузиазм и возвращаются к прежним, привычным методам воспитания.

А многие родители обнаруживают, что методика управления поведением не исправляет поведение их ребенка, несмотря на то, что они строго ее придерживаются. Более того, некоторые родители обнаруживают, что на деле эти методики лишь увеличивают частоту и интенсивность взрывов у их детей, и ведут к ухудшению их взаимоотношений с ребенком. Почему? Потому, что метод поощрений и наказаний не помогает овладеть навыками адаптивности и эмоционального самоконтроля. Потому, что наказание или отказ в ожидаемом поощрении усиливают раздражение ребенка, а не снижают его. И потому, что, как вы могли заметить, неадаптивность родителей не способствует развитию адаптивности у ребенка. Этот феномен описывается простой формулой:

Давайте вернемся назад и подробнее рассмотрим, что происходило, когда родители Эми пытались применять рекомендованные им методики управления поведением. Для начала они попытались сформулировать свои требования таким образом, чтобы Эми было легче их выполнять, и принялись поощрять ее за хорошее поведение (похвалами, объятиями и т.п.) всякий раз, когда она следовала этим требованиям. Затем они вместе с Эми придумали систему поощрительных баллов, начислявшихся за выполнение родительских требований. Родителей научили правильно организовывать систему их начисления. Эти баллы суммировались и, в зависимости от суммы, Эми получала поощрения, каждое из которых имело условную «цену». Затем родители начали прибегать к изоляции Эми, когда она отказывалась выполнять их требования. Таким образом, Эми получала баллы и поощрения в том случае, если вела себя хорошо, и теряла баллы и сидела в своей комнате, если вела себя плохо. Теперь мотивация Эми, несомненно, была весьма высока (особенно если допустить, что изначально ее не было вовсе).

В действительности же происходило следующее. Родители давали Эми какие-либо указания. Эми, чья способность к переключению была далека от совершенства, оказывалась не в состоянии немедленно выполнить их указания, а задержка в развитии речевых навыков мешала ей объяснить, в чем дело. Родители повторяли свои указания. Эми, все еще не находя нужных слов, начинала раздражаться, поскольку ей не хотелось терять баллы или сидеть в одиночестве у себя в комнате. Родители напоминали ей о негативных последствиях непослушания и необходимости немедленно выполнить их требования. Эти слова не помогали ей, а вызывали в ее памяти значимую формулу: «если я выполню указание, я получу баллы, а если не выполню, мне придется стоять в углу». Таким образом, предостережения родителей вызывали у девочки еще большее раздражение и возбуждение, в ее голове нарастала путаница, она теряла способность здраво рассуждать и утрачивала контроль над своими словами и действиями. А родители Эми рассматривали нарастающее в ней напряжение и неподчинение как сознательную попытку принудить их отказаться от своих требований и предупреждали девочку о том, что ее поставят в угол. Эми, утратив последние остатки здравого смысла, начинала вопить и бросаться на окружающих. Родители, взяв девочку за руку, пытались поставить ее в угол, — т.е. прибегали к действию, которое лишь усиливало ее раздражение и невменяемость. Эми отказывалась стоять в углу. Родители пытались удержать ее силой (сегодня многие книги не рекомендуют такой подход, но книга, которую читали родители Эми, не принадлежала к их числу) или запирали ее в комнате до тех пор, пока она не успокоится. Борьба, направленная на то, чтобы удержать девочку в углу или в комнате, способствовала продолжению и усилению истерики. Эми пыталась ударить, лягнуть, укусить, поцарапать и плюнуть в родителей. Когда им все-таки удавалось запереть ее в комнате, она начинала крушить все, что попадалось ей под руку, в том числе свои любимые игрушки.

В конце концов, через десять минут или через два часа, Эми теряла последние силы и начинала плакать или засыпала. Здравый смысл возвращался. Раздраженным, разозленным и выбившимся из сил родителям оставалось лишь надеяться, что страдания ребенка и их собственные мучения не напрасны, в конце концов они окупятся и приведут к положительным результатам. Когда Эми выходила из своей комнаты, она искренне раскаивалась. Родители же строгим тоном повторяли требования, с которых и началась вся описанная ситуация.

Почему же сложилась такая ситуация? Было ли непослушание Эми на самом деле спланированным, целенаправленным и намеренным? Следует ли характеризовать Эми как упрямую, непослушную, дерзкую, склонную к манипуляции, старающуюся привлечь внимание, немотивированную девочку? На самом ли деле ее родители плохие воспитатели? Является ли

система поощрений и наказаний лучшим способом обучения девочки адаптивности и самоконтролю в ситуации эмоционального стресса? Нет, нет, нет и еще раз нет.

Что делать, если ребенок отстает при обучении чтению? Нужно разобраться в причинах отставания и помочь ребенку овладеть недостающими навыками. Что делать, если ребенок отстает по математике? Нужно разобраться в причинах отставания и помочь ребенку овладеть недостающими навыками. А что делать, если ваш ребенок отстает в развитии навыков адаптивности и самоконтроля? Нужно разобраться в причинах отставания и помочь ребенку овладеть недостающими навыками.

К сожалению, мы живем в обществе, в котором большинству взрослых при столкновении с детьми, поведение которых не соответствует их представлениям, приходит в голову только одно слово: последствия. Это наша беда, поскольку применение системы последствий оправдано только в двух случаях: (1) как средство обучения простым истинам (нельзя драться, нельзя использовать нецензурные выражения, нельзя закатывать истерики) и (2) как способ мотивации желаемого поведения. Но, бьюсь об заклад, ваш ребенок и так знает, что драться, ругаться и взрываться не следует. Поэтому бессмысленно применять систему последствий для обучения ребенка тому, что ему уже известно. И — возможно, в это труднее поверить, — я готов биться об заклад, ваш ребенок вовсе не стремится сделать свою жизнь и жизнь окружающих несчастной, поэтому пытаться лишний раз стимулировать хорошее поведение, используя систему последствий, совершенно бессмысленно. Дети ведут себя хорошо, если могут. Если ваш ребенок может вести себя хорошо, он именно так и будет себя вести. Ему требуется от вас что-то другое. К счастью, целый мир разнообразных возможностей помощи ребенку существует и без пресловутой системы последствий. Наше путешествие в этот мир начнется в следующей главе.