VII Вехи истории и культуры

...Я попытаюсь вам объяснить, как выглядела Европа в то время, когда христианство, постепенно распространяясь, достигло Европы. Здесь (указание на рисунок, сделанный на доске*) Урал отделяет Европу от Азии. Далее здесь мы имеем могучую реку, Волгу, а если бы мы попали тогда вот в эти области, которые сегодня представляют южную Россию, Украину и так далее, то в то время, когда христианство с юга продвигается вверх, мы имели бы там народ, который позднее совершенно исчез с этой территории, ушел на Запад и на Западе совершенно потонул в других народах, — это остготы, восточные готы. Итак, в то время, когда христианство начинает распространяться, мы имеем здесь остготов. Сразу после этого вы увидите, что все эти народности в определенный момент пришли в движение. Но в это время, когда христианство с юга продвигалось вверх, эти народности оседло находились на этом месте.

* См. цветную вкладку.

Смотрите, если вы возьмете Дунай, то тогда здесь, если перейти на ту сторону, вы имеете нынешнюю Румынию, нынешнюю Венгрию. В этих областях, — в нынешней Венгрии, нынешней Румынии, — тогда сидели вестготы, западные готы. Если мы пойдем дальше, то здесь, в направлении нынешней западной Венгрии, к северу от Дуная, мы будем иметь вандалов. Так тогда назывались эти народности. А там, где находятся современные Моравия, Богемия, Бавария, сидели так называемые свевы, от которых затем произошли швабы. Пойдем дальше вверх, — здесь берет исток Эльба и далее Эльба течет в Северное море. Здесь везде готы. Но здесь — Рейн*, который вы хорошо знаете; здесь примерно наш современный Кельн, здесь по Рейну жили так называемые рипуарские франки. Выше по течению, где устье Рейна, жили салические франки. А здесь, до самой Эльбы жили саксы. Саксы получили свое название от людей, которые жили южнее. Они получили это имя, потому что этим народам к югу от них бросалось в глаза, что они преимущественно или почти исключительно питались мясной пищей, и те назвали их «мясоедами».

Далее в этих областях были распространены римляне; даже в нынешней Франции, в нынешней Испании и так далее, даже здесь везде находились греко-римские народы. Христианство распространялось сначала среди них и затем двинулось на север. Но здесь, в этих областях, можно сказать, христианство пришло на север раньше, чем в более западных областях. Ведь у готов мы имеем древнего епископа, Вульфилу, то есть «волчонка». Вульфила выполнил готский перевод Библии уже очень рано, в IV веке. Этот перевод Библии очень интересен, поскольку весьма отличается от более поздних переводов Библии. Он содержится в чрезвычайно ценной книге, которая ныне находится в библиотеке в Уппсале, в Швеции. Итак, из этого можно видеть, что здесь на востоке христианство распространилось раньше.

* Эту лекцию Рудольфа Штейнер читал рабочим в Дорнахе, вблизи Базеля, через который протекает Рейн. — Прим. перев.

Если вы проследите за тем, что я начертил, вы увидите: здесь сидят греко-римские народы, но в древнейшие времена в этих областях находится еще и древнее население Европы, которое очень интересно. Это население Европы, которое я теперь пометил на рисунке красным цветом, было уже оттеснено в западные области в то время, когда христианство продвигалось с юга на север. Ибо первоначально все эти народности* совсем и не жили в этих областях, они оказались здесь лишь к тому времени, когда распространялось христианство; все они находились ранее большей частью на востоке. Все эти народности нужно представлять себе живущими на границе между Азией и Европой. А то, что сегодня представляют славяне, находилось еще далее в Азии.

* В этом месте Рудольф Штейнер имеет в виду уже не «древнее население», т.е. кельтов, а пришлое, названных им ранее германцев. — Прим. перев.

Возникает вопрос. — Если мы вернемся во времена, предшествовавшие возникновению христианства, то мне пришлось бы всю эту карту Европы покрыть красными штрихами; тогда вся Европа была занята древним кельтским населением. И все то, что позже находится в Европе, то, что я начертил, написал на доске, все это лишь позже, — парой столетий до, парой столетий после основания христианства, — перешло из Азии. И тут возникает вопрос: почему вдруг эти народности начинают перемещаться? — В определенный момент мировой истории эти народности пришли в движение и стали напирать на Европу. Происходило это по следующей причине. Если вы посмотрите на нынешнюю Сибирь, то сейчас это, в сущности, огромная пустынная территория, весьма мало населенная. Еще совсем незадолго до возникновения христианства, за пару веков до того, эта Сибирь была гораздо более низменной страной, и эта более низменная страна была относительно теплой. А затем она поднялась. Стране не нужно подниматься слишком сильно, но если она прежде была теплой, теперь там становится холодно, озера высыхают, и наступает запустение. Таким образом, сама природа устроила так, что люди потянулись с востока на запад.

...Здесь, к примеру, находится Эльба. Выше у Эльбы, по времени сразу после появления христианства жила одна народность, — это были лангобарды. Они жили к северо-востоку от саксов, у Эльбы. Вскоре после того, спустя два века, мы встречаем этих же самых лангобардов здесь внизу, у реки По, в Италии! Таким образом, лангобарды переселились сюда. — В то время, когда христианства здесь еще не было, но оно уже возникло, мы встречаем здесь, у Черного моря готов, остготов. Вскоре после того, несколько веков спустя, мы встречаем их здесь, где прежде сидели вандалы и вестготы. Вестготы опять-таки отправились дальше на запад. Некоторое время спустя мы встречаем вестготов здесь, в Испании. Вандалов мы находим здесь, на Дунае. Немного столетий спустя вандалов вообще уже нет в Европе, они в Африке, напротив Италии. Теперь эти народности пустились странствовать. Они странствовали как раз тогда, когда стало распространяться христианство; они двигались все больше на запад. Славяне пришли сюда гораздо позже.

...Славяне постепенно приходили с востока. Я говорил вам, не правда ли, — эти народности переходят на запад, где они частично исчезают, частично также усваивают другие языки и так далее, а затем пришли славяне, поселились на востоке Европы, в некоторых местах продвинулись довольно далеко (на запад).
2.

Территория и ее духовные силы.
Из лекции 14 ноября 1914 г. в Дорнахе. GA 158.

...В книге «Порог духовного мира» я обращал внимание на то, что едва только мы направим взгляд на эфирное тело человека, как обнаруживаем, что он в гораздо большей мере, чем можно было бы думать, глядя лишь на физическое тело, связан со всем организмом Земли. Сама Земля есть своего рода живое существо. Но в то время как человек как живое существо представляется нам как бы замкнутым целым, так что нам приходится даже переживать его в виде некоторого целого, Землю как живой организм нам приходится рассматривать так, что мы видим в ней множество природных существ, действующих вперемешку.

Прежде всего, к Земле относится сама твердая земля, представляющая континенты. Однако то, что мы считаем этим материальным, твердым элементом Земли, есть не что иное, как Майя. Настоящая действительность — это великая сумма природных духов, ведомых опять-таки духами высших Иерархий. То, что все это словно сгущается и действует в качестве твердой земли, есть Майя. Земля — это сплошной дух. Это подчеркивалось не раз.

К Земле относится не только твердая земля, но и то, что пропитывает Землю как воды, и поскольку материя Земли проявляется в жидком элементе, мы имеем дело с водой снова как с Майей. В действительности же мы имеем дело с великим множеством природных духов. То же самое и с воздухом и с проникающим и омывающим Землю теплом. Все это сумма природных духов, а материальная сторона — только внешняя Майя.

Больше, чем это имеет место в Азии и в Африке, у европейского человека, — ограничимся пока этим, — происходит как бы непрестанный обмен импульсами между его внутренними эфирными силами и элементарными существами, находящимися в огне, воде, воздухе и земле. Эти элементарные существа действуют на человеческие эфирные тела извне вовнутрь и тем самым поддерживают формирующие и творящие силы, проявляющиеся затем во внешнем облике и функциях физического тела вплоть до речи. Ибо речь тоже является функцией физического тела. Само собой разумеется, побуждения к тому заключены в эфирном теле.

Но, видите ли, глядя на человека, каким он живет на земле, то есть каким земным существом, принадлежащим Земле, он является на окольном пути через эфирное тело, необходимо учитывать, сколь по-разному воздействуют на человеческое эфирное тело отдельные существа земли, воды, воздуха и так далее. Ибо иной природы элементарные и эфирные существа земли, иной природы эфирные и элементарные существа воды, так что мы можем сказать: просто благодаря тому, что какой-либо человек как физическое существо живет в горах или на берегу моря, на его эфирное тело оказывают наибольшее влияние те или иные существа. На того, кто живет на берегу моря, гораздо большее влияние, чем на человека, живущего в горах, оказывают элементарные существа, имеющие свое выражение в Майе в воде. На человека, живущего в горах, большее влияние, чем существа, имеющие свое выражение в Майе в воде, оказывают существа, живущие в земле.

То, во что формируется, созидается человек, получает содействие, — я говорю теперь все время главным образом о европейцах, — благодаря этому взаимодействию элементарных духов, и в том, каким образом действуют эти элементарные духи природы, заключено нечто из того, что формирует человека из духовного мира, поскольку этот человек является земным существом.

В последний раз я говорил вам о том, что культуре нынешней Восточной Европы предшествовал, скажем, культурный слой, чьи представители были устроены так, что еще имели в своих душах нечто такое, что у нынешних людей оттеснено больше в подсознание; что они в обычной жизни имели нечто от расщепления души на душу ощущающую, душу рассудка или характера и душу сознательную. Я указал вам, что финский народ, — а в древности это был большой финский народ, нынешний — лишь остаток некогда занимавшего большое пространство народа, — имел такую душу, что при некотором древнем ясновидении, которое у них было развито, души людей уже в непосредственном дневном переживании имели нечто от расщепления души на душу ощущающую, душу рассудка, или характера, и душу сознательную.

Я сказал вам, что в трех фигурах величественного эпоса «Калевалы» — Вяйнямейнена, Ильмаринена, и Лемминкяйнена — показано, что эта троякая расщепленность души обуславливается, как бы направляется из Космоса.

Но каким образом вообще могло осуществиться нечто подобное? Каким образом в определенном пункте Европы, — поставим вопрос так, — мог развиться большой народ, имевший душу, устроенную так, как я описал?

Видите ли, то, каким образом человек развивает свое Я, этот дар Земли, проистекает от того, что на него сквозь Майю земной материи снизу вверх действуют духи земли. Снизу вверх, как бы сквозь твердую землю, действуют духи земли, и в нашем цикле развития дело обстоит так, что по существу эти духи земли используются для того, чтобы вызывать в человеке его Я-природу.

И если у такого народа, каким был древний финский народ, в душу должно было светить что-то из того, что лежит словно подприродой, что духовнее Я-природы, что больше связано с божественными силами, — ибо если душа чувствует себя расщепленной натрое, она связана с божественными силами больше, нежели если она этого не чувствует, — если должно было возникать нечто такое, то в земное существо человека снизу вверх излучалось некоторым образом не просто земное с его элементарными духами, но в это земное должно было включаться нечто иное, иное элементарное влияние.

Подобно тому, как физическое бытие человека глубоко связано с духами земли, — то есть физическое бытие в той степени, в какой оно является земным бытием и человек развивает в нем свое Я, — связано с духами, действующими снизу вверх из самой земли, так то душевное, что обнаруживается в природе, темпераменте, характере душевного бытия человека, связано со всем, что живет на земле в качестве водного, жидкого элемента. Итак, на эти расщепленные натрое души должны действовать духи водного, жидкого элемента.

Земной элемент в нашем временном цикле — это формирующий Я элемент, то есть то, к чему все и сводится. Когда же внедряется другой элемент, как например, водный, то он внедряется больше из духовного мира. Он не содержится в самом человеке. Он должен погружаться в человека словно духовное существо, чтобы тот получил в свою земную природу нечто, что введет его в духовный мир.

Представьте себе, что поверхность доски — это то место, где обнаруживаются элементарные силы земли; тогда, если сюда хочет погрузиться духовный элемент, он должен исходить из организма самой Земли, из чего-то, что само по себе духовно. Здесь должно быть существо, настоящее существо, само не являющееся человеком, а как бы инспирирующее человека к троякому расщеплению души. Тут должно, следовательно, быть существо, которое как бы действует на душу, действует из природной духовности так, что душа ощущающая, душа рассудка, или характера, и душа сознательная разделяются, так что души действительно могут сказать: ради моей души ощущающей здесь действует из природы нечто вроде Вяйнямейнена, что течет мне навстречу наподобие природного существа, которое дает мне силы души ощущающей. Но вовнутрь действует также и нечто вроде Ильмаринена, нечто, дающее мне силы души рассудка, или характера, и еще действует нечто вроде Лемминкяйнена, нечто, дающее мне силы души сознательной. — Если здесь (см. рис. 1) есть существо, которое сквозь своего рода шею как бы протягивает свои щупальца в природу, если существо, которое здесь имеет как бы свое основное групповое тело, а здесь вытягивает свои щупальца, так что одно из щупалец с душой ощущающей мы имеем здесь, а сюда простерто второе щупальце и сюда третье, то это природное существо имеет тело и простирает свое душевное, словно душевные щупальца, сюда вовнутрь, чтобы инспирировать, и тогда могут образовываться эфирные тела, которые дадут душе способность чувствовать себя трехчастной.

Древние финны, жители древней Финляндии, говорили: мы живем здесь, но мы чувствуем что-то вроде трех могучих существ, которые не являются существами физического плана, существами природы. — Они появляются с запада, это три части, как бы органы одного великого существа, тело которого там, в стороне, но оно простирает здесь нам навстречу свои щупальца — Вяйнямейнена, Ильмаринена, Леминкяйнена. Могучее морское существо простирается с запада на восток, оно протягивает свои щупальца и наделяет это племя тем, что составляет трехчастную душу.

Народы, которые еще ощущали это, чувствовали и даже говорили так, как я излагал, также и в «Калевале». Современный человек, живущий сегодня лишь на физическом плане, скажет, что сюда простирается западное море, что вот это — Ботнический, это — Финский, а это — Рижский залив. Но мы, стремясь видеть духовную сторону физического, охватываем все то, что как бы в поперечном срезе является нам из природы, мы охватываем следующее. Здесь внизу много воды, на той стороне — воздух, человек дышит воздухом, а мир моря здесь — это великое, могучее существо, которое только сформировано иначе, нежели все, к чему мы привыкли. Это мощное существо простирается сюда, и человек прежних рас находился во вполне отчетливой, определенно очерченной связи с этим существом. И если мы говорим теперь о Духах народов, то в элементарных существах, живущих в подобных многочисленных проявлениях души, эти Духи народов имеют орудия своего действия. Они словно организуют себе войско для действия, для воздействия вплоть до эфирного тела и, исходя из эфирного тела, формируют человека так, что его физическое тело становится орудием того, чем именно он должен быть во имя своей специальной миссии на земле.

Когда на формы, идущие нам навстречу в природе мы умеем взирать как на выражение духовного, лишь тогда понимаем мы и саму природу в ее взаимосвязи с человеком, если только не просто бездумно глядим на границы моря и суши, но понимаем, что выражается в этих формах. Ведь кому-нибудь, глядя на лицо человека, тоже могло бы прийти в голову сказать: это такие формы, где плоть граничит с воздухом. — Если кто-нибудь скажет так, то это будет мало понятно. Понятным же это будет, лишь если постигать это как выражение человека, как лицо. Так и здесь все это будет понятным, только если смотреть на это как на физиономию мощного существа, простирающего из океана некоторые части своего основного тела, простирающего эту часть своей физиономии.

На самом деле, многое происходит под порогом сознания, и Духи Формы не напрасно установили формы в природе. Эти формы могут быть поняты. Они суть выражение внутренней сущности (вещей). А становясь учениками Духов Формы, мы и сами образуем формы, выражающие то, что живет во внутренней сущности природы и духа.

...Вернемся еще раз к морскому дракону, являющемуся как бы инспиратором европейского человечества, проникшему из Атлантического океана, чтобы быть инспиратором европейского человечества. Он содержит, — если иметь в виду совокупность его элементарно-эфирных существ, — все то, что является духовным у европейского человечества. Если бы мы его вполне понимали, этого дракона, если бы мы могли целиком отдаться ему, то мы бы тогда все стали ясновидящими. Однако европейское человечество не имеет задачей просто быть ясновидящим, оно имеет задачей развитие именно той части души, которая выступает над ясновидением, как острова выступают из моря. То, что совершенно особо должно было развиться как, я бы сказал, основные типы пятого послеатлантического культурного периода, должно было нести в себе в виде основной черты стремление подняться в качестве сознательной природы, подняться из области чисто душевного. Это должно было инспирироваться природными духами, действующими через землю. Оно должно было иметь возможность всюду быть связанным, как бы посредством бесчисленных текучих импульсов связанным с этим инспирирующим существом. Но оно должно было подняться, оно должно было послать в водное земное. И это произошло благодаря тому, что из окружающего инспирирующего моря поднялись вместе с суммой всех их природных духов Британские острова.

Если когда-нибудь будет существовать действительная духовная наука, тогда будет известно, что в такой континентальной области носители души человека, его физическое и эфирное тело, должны быть составлены так, как это обуславливает соотношение моря и суши. Точно так же, как его обуславливает поднятие над морем, поднятие суши над морем, так же точно и человек должен заполнять определенные пространства в своей природе, не позволяя им становиться мускулами, а заставляя стать костями, то есть так, чтобы мягкое и твердое находилось в определенном соотношении друг с другом.

Так складываются вещи и во внешнем отношении у великой Матери-Земли, причем так, что твердый элемент появляется из жидкого. Можно сказать, что Земля из своих глубин посылает элементарных духов, которые формируют сушу определенной конфигурации, чтобы на месте определенной духовной инспирации возникала такая почва, где могут жить тела, в которых будет развиваться душа сознательная.

Твердая суша посреди моря — это действительно нечто вроде костяка в элементарной природе. Точно так же, как наша костная система помещается в мягкой мускульной системе, так твердая земля в своей конфигурации находится среди моря. И суша возникает не столь беспорядочно, как изображает геология, а возникает в своих формах столь же закономерно, сколь закономерно возникает в нас костная система, но, конечно, не посредством клеток, из которых образуются кости. Нам надо только научиться понимать, почему отдельные континенты сложились в ту или иную форму. Я хотел бы прибегнуть еще к сравнению, которое только не должно сбить вас толку. Я бы сказал, что для того, чтобы у этого древнего финского народа могло возникнуть воззрение, о котором мы говорили, необходимо было, чтобы у морских заливов возникла такая конфигурация суши.

Как человеческие легкие втягивают воздух, так в этой конфигурации суши обрисованы, — как бы втянуты в нее, — щупальца того великого существа, которое связано со всей конфигурацией Европы.

Мы говорили в последний раз о телах, которыми наделена русская душа, когда эта душа инкарнируется в каком-нибудь русском теле. Мы показали, — в последний раз, а также в ходе других рассмотрений, — что русская душа формируется в русском теле в состоянии полного ожидания, что она подготавливает в себе то, что некогда сможет принять в себя нечто от будущего. Для этого необходимо, чтобы эта душа оставалась в некоторой связи с духовным. Иначе Самодух никогда бы не смог сформироваться. Однако, с другой стороны, этой душе необходимо помешать развиться слишком рано в тех регионах, которые ей отведены.

Давайте допустим, что здесь, где теперь Балтийское море, — суша, а там, где Россия, — везде море. Выступали бы только образования в форме полуостровов, вроде Италии и так далее. Ботнический, Финский, Рижский заливы простирались бы до Каспийского моря вместо российской суши. Тогда бы мы имели здесь народ мореходов, плавающий по этим заливам. Но от этого и тела не могли бы формироваться здесь так, как им следует формироваться. Тогда то существо, которое здесь простирает щупальца, выдыхало бы то, что воспринимали бы эти мореходы, и они преждевременно, — то есть, слишком рано, — развертывали бы свои задатки. Они слишком рано развертывали бы то, что должно было бы ждать более позднего времени. Самодух должен некоторое время ждать, он не должен развертываться слишком рано. Поэтому здесь не должно быть моря, а должна появиться настолько обширная суша, чтобы Самодух не был развит слишком рано, но чтобы еще оставалась возможность воспринимать инспирации этого великого существа. Здесь, следовательно, не может быть высоких гор, вроде Альп, но также и плоской суши, а лишь такие возвышенности, чтобы Самодух не был воспринят слишком рано. Суши должно быть ровно столько, чтобы выработать Самодух, — следовательно, это должна быть протяженная, скорее ровная страна. Если бы здесь был морской народ, то этот морской народ давно бы уже развил Самодух. Но тогда бы он был незрелым, тогда бы это развитие наступило несвоевременно.

И теперь мы подходим к космическому рассудку Земли. У Земли есть космический рассудок, обуславливающий ее форму, — обуславливающий ее форму так, что она повсюду вздымает сушу столь обширно, сколь это необходимо, чтобы надлежащие элементарные духи приходили в связь с обитающими на земле существами, а с другой стороны — позволяет воде сохраняться, насколько необходимо, чтобы могли действовать инспирирующие гении...

...Как видят глаза, как мыслит рассудок, не слишком зависит от того, где находится человек. Но когда начинается более тонкое видение, когда восходят до мировых спиритуальных отношений, то оказывается, что обыкновенное существо человека организовано грубо.

Если в моменты, когда открывается ясновидческое сознание, человек едет по морю, где условия совершенно иные, даже если он живет на побережье, то ясновидческое сознание настраивается на нечто совсем иное, нежели на равнине. На равнине необходимо, так сказать, величайшее усилие для того, чтобы вообще извлечь ясновидческие силы. Море позволяет извлекать ясновидческие силы легче, но это лишь те силы, которые относятся к чему-то вполне определенному, а не ко всему. И опять-таки есть разница, действует ли ясновидческое сознание на равнине, или же взбираются в горы. На возвышении чуткое ясновидческое сознание снова настраивается на нечто иное, нежели на равнине. И то, что получается в зависимости от того, на что настроено ясновидческое сознание на море или на горе, весьма отличается одно от другого.

У моря, — конечно, это может быть восполнено и в городе, но только с большими усилиями; то, что теперь говорится, относится особенно к тому, что появляется более или менее само собой, — у воды, в тумане ясновидческое сознание особенно настраивается на восприятие имаги-наций, всего имагинативного и на применение уже достигнутого.

В горах, где воздух разрежен, где существует иного рода соотношение кислорода и азота, ясновидческое сознание настроено больше на переживание инспираций, на возникновение нового в области ясновидческих сил. Отсюда выражение «взойти на гору» подразумевало не просто символически, но на самом деле, что горные условия благоприятствуют развитию новых оккультных сил. А выражение «выйти в море» тоже подразумевало не просто символ, а было избрано именно потому, что соприкосновение с морем благоприятствует имагинатив-ному видению, применению оккультных сил.

И труднее всего выявиться оккультным силам, когда человек находится у себя, в собственном доме, все равно — находятся ли, наконец, дома одни, или в присутствии близких. Ибо в то время как относительно человека, жившего долгое время у моря, можно сравнительно легко, — если при этом все в порядке, — представить себе, что он имеет имагинации благодаря покрову своей телесности, и если относительно человека, живущего в горах, легче представить себе, что он поднимается выше, то о человеке, сидящем дома, имеешь просто чувство, что он вне своего тела, что он «не в себе». Не то, чтобы он не мог развивать оккультные силы, но это не соответствует его окружению, по отношению к окружению это уже не кажется столь естественным, как в иных случаях, на море или в горах...

...Что будет, если Дух народа будет вести свой народ так, чтобы мог особо развиться Самодух? Вспомним, что эфирное тело получает развитие в индийской культуре, тело ощущений — в персидской культуре, душа рассудка, или характера — в греко-латинской культуре, душа сознательная — в нашей, еще не завершенной культуре. Но вот Самодух охватывается душой сознательной, так что начинает светить в нее, что должно быть подготовлено понемногу как задача шестой культурной ступени. Эта культура, которая должна быть в самой значительной степени культурой восприятия, ибо она должна в полном самоотречении дожидаться проникновения Самодуха в душу сознательную, подготавливается народами Западной Азии и выдвинувшимися вперед славянскими народами Восточной Европы. Эти последние вместе с их народными душами выдвинулись вперед на полном

Мы должны представить себе, что эта восточная душа в состоянии видеть в процессах природы не только внешнюю, физически-чувственную сторону, но и астрально-духовную. Отсюда — представление о необычайном множестве существ этого своеобразного духовного мира, который самое большое можно сравнить с миром световых эльфов. Духовный мир, считающийся в духовнонаучных представлениях пятым миром, — это примерно тот мир, который брезжит перед народной душой Востока. Назовете ли вы его так, или иначе, — дело не в этом, а в том, что восприятия нюансированы, имеют оттенки, и что представления, которыми охарактеризован этот пятый план или пятый духовный мир, находятся в мире Востока. Этим ощущением мир Востока предуготавливал того Духа, который должен будет принести людям Самодух, для той эпохи, когда душа сознательная поднимется до Самодуха в шестой послеатлантической культуре, которая придет на смену нашей, пятой. Крайне своеобразно это выступает не только в творениях народных душ, которые таковы, как я их характеризовал, но в подготовительном порядке и во множестве иных чудесных проявлений Восточной Европы и ее культуры.

Примечательно и в высшей степени интересно, каким образом выражает этот восточной европеец свою зачаточную восприимчивость к чистому духу, принимая с большой самоотверженностью западноевропейскую культуру и тем самым пророчески предвещая, что он сумеет соединить со своим существом и нечто большее. Отсюда и тот малый интерес, с которым он идет навстречу частностям этой западноевропейской культуры. Он воспринимает предлагаемое ему больше в крупных чертах и меньше — в деталях, потому что он готовится к усвоению того, что войдет в человечество как Самодух. Особенно интересно видеть, как под этим влиянием на Востоке могло возникнуть гораздо более развитое, чем в Западной Европе, пока оно не было создано там духовной наукой, понятие Христа. Из всех, кто далек от нее, самое развитое понятие Христа имеет русский философ Соловьев. У него такое понятие Христа, что он может быть понят только учеником духопознания, потому что он развивает его все выше и показывает его в бесконечной перспективе. Он показывает, что то, что люди знают об этом сегодня, — только начало, потому что Импульс Христа лишь немногое мог открыть человечеству из того, что он в себе содержит. Глядя на понятие Христа, какое составил себе, например, Гегель, мы увидим, что Гегель берет его так, как это может сделать утонченнейшая, одухотвореннейшая душа сознательная. У Соловьева понятие Христа выступает совершенно иначе. Здесь выясняется двухчленность понятия Христа и отвергается все, что выражалось в различнейших теологических спорах и что, в сущности, покоится на глубоких недоразумениях, потому что обычных понятий недостаточно, чтобы сделать понятие Христа понятным в его двоякой сущности, недостаточно, чтобы понять, что человеческое и духовное в нем должны быть точно различаемы. Понятие Христа покоится именно на точном понимание того, что произошло, когда в человека Иисуса из Назарета, развившего все необходимые свойства, вступил Христос. Здесь имеешь дело с двумя природами, которые сначала надо постигать раздельно, хотя они на более высокой ступени снова соединяются воедино. Христа в его полном облике не постигали до тех пор, пока не бывала постигнута эта двухчленность. Но это возможно только для того философского понимания, которое предощущает, что сам человек войдет в культуру, где его душа сознательная будет находиться в таком состоянии, какому может принадлежать Самодух. Так что человек будет чувствовать себя в этом шестом культурном периоде двуединством, у которого высшая природа будет держать в узде низшую.

Эту двухчленность Соловьев вносит в свое понятие Христа и определенно заявляет, что понятие Христа имеет смысл, только если допускать одну божественную и одну человеческую природу, которые можно понять лишь благодаря тому, что они реально взаимодействуют и составляют не абстрактное, а органическое единство. Соловьев уже понимает, что в этом Существе надо представлять себе два волевых центра. Если вы возьмете соловьевские теории об истинном существе Христа, возникшие благодаря не просто мыслительному, но спиритуально действительному индийскому влиянию, то вы будете иметь Христа, в трех телах которого развит момент чувствования, момент мышления и момент воления. Тогда вы будете иметь человеческое чувствование, мышление и воление, в которые погружается Божественное чувствование, мышление и воление. Европейское человечество полностью переработает все это, лишь когда поднимется до шестой культурной ступени. Пророчески это нашло чудесное выражение в том, что понятие Христа у Соловьева предвещает утреннюю зарю более поздней культуры. Вот почему эта философия Восточной Европы шагнула такими исполинскими шагами за пределы гегельянства и кантианства, и попадая в атмосферу этой философии, чувствуешь вдруг что-то вроде зачатка, который развернется позднее. Это идет так далеко потому, что впереди как бы пророчески светит, ощущается как заря шестой послеатланти-ческой культуры это понятие Христа. Благодаря этому все Существо Христа и все значение Существа Христа выдвигается в центр философии и становится чем-то совершенно иным, нежели то, что могут дать на этот счет западноевропейские понятия.

Понятие Христа, хотя оно выработано не в духовнонаучной области, но понимается как живая субстанция, которая подобно духовной личности должна работать во всей государственной и социальной жизни, — оно ощущается подобно личности, в служении которой человек находится как «человек с Самодухом». Эта личность Христа удивительно пластично разработана в различных рассмотрениях Евангелия Иоанна и его вводных слов, которые дает Соловьев. Опять-таки только на духовнонаучной почве можно получить понимание того, насколько глубоко постигается Соловьевым положение: «В начале было Слово (или Логос)», но и насколько иначе постигается Евангелие Иоанна философией, относительно которой можно чувствовать, что это зачаточная философия, что она знаменательным образом указывает в будущее.

Если, с одной стороны, надо сказать, что Гегель представляет в философской области наиболее зрелый плод, наиболее зрелый философский плод, рожденный душой сознательной, то с другой стороны, философия Соловьева является в душе сознательной зачатком философии Самодуха, который вступит в силу в шестом культурном периоде. Вероятно, нет большей противоположности, чем между христианским в самом выдающемся смысле понятием государства, которое как высокий идеал предносится Соловьеву наподобие сна о будущем, между этим христианским понятием государства и народа, которое берет все, что есть, чтобы доставить нистекающему Самодуху, чтобы протянуть будущему, чтобы дать властям будущего христианизировать это, — нет большей противоположности, чем между этим понятием содержимого в соловьевском смысле христианского сообщества, причем понятие Христа является целиком понятием будущего, и понятием государства Божия у св. Августина, который хотя и принимает понятие Христа, но государство конструирует так, что оно оказывается римским государством; который принимает Христа в представление о государстве, данное ему римским государством. Все дело в том, что дает знание о врастающем в будущее христианстве. В соловьевском государстве Христос — это кровь, текущая сквозь всю социальную жизнь. И существенно, что государство мыслится конкретно, как идеальная личность, так что оно хоть и будет действовать как духовное существо, но будет исполнять свою миссию со всеми характерными особенностями личности. Нет другой философии, до такой степени проникнутой тем понятием Христа, которое из высей светит нам в духовной науке, и при этом до такой степени остающейся в зачатке.

Все, что мы находим на Востоке, начиная с народной души и вплоть до философии, является для нас чем-то, что несет в себе лишь зачаток будущего развития и что поэтому должно было предоставить себя особому воспитанию того Духа Времени, которого мы уже знаем, поскольку было сказано, что Дух Времени древнегреческого народа, данный христианству как импульс, был наделен миссией стать ведущим Духом Времени более поздней Европы. Для той народной душевности, которая должна будет развить зачатки шестой культуры, этот Дух Времени должен был стать не только воспитателем, но и нянькой с первой же ступени ее существования. Таким образом мы можем прямо сказать, — причем тут понятия Отца и Матери утрачивают свой раздельный смысл, — что то, что является русской народной душевностью (Volkgemüt) и что постепенно должно развиться до народной души (zur Volksseele), было не только воспитано, но и вскормлено и вспоено тем, относительно кого мы видели, что он развился из древнегреческого Духа Времени и затем во внешнем отношении принял иной ранг*.

* см. об этом в Комментарии.