С. Б. Чернецов эфиопская феодальная монархия в XIII xvi вв. Издательство «наука» главная редакция восточной литературы москва 1982 9(М)1 ч-49 Ответственный редактор Д. А. Ольдерогге монография


Восстановление могущества царской власти в конце XVI в



бет18/20
Дата11.07.2016
өлшемі2.32 Mb.
#191501
түріМонография
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20

5. Восстановление могущества царской власти в конце XVI в.
Мысль о необходимости сильной царской власти приходила в голову не только придворным, которых «влекли, как псов». Согласно «Хронике» Сарца Денгеля, — «в эти дни умножили мо­нахи монастырей молитвы и песнопения пред богом ради утес­нения сего царя. О если бы молитвы и прошения, творимые ма­терью его, сиречь сестрою отца его, боголюбивою вейзаро Ама-та Гиоргис, которые видели мы очами своими, обрушились ог­нем на фасило, как на Содом и Гоморру, если бы поглотила его земля, как Дафана и Авирона!» [46, с. 34]. Такой перелом в об­щественном сознании хорошо чувствовали современники и сам царь. Он был уверен в проигрыше дела Фасило. «Говорили За-Праклитос и Асбе: „Слышали мы, как изошли из уст царских пророчество, и бог нам свидетель, что не лжем. Однажды при­шел Гудамо, сын азажа Коло, и сказал ему: Рассказывал мне один убогий, что победишь ты Фасило и что попадет он в руки твои!" И отвечал он и сказал: „О безумцы! К чему просите вы пророчество о Фасило у убогих? Был бы у вас разум, все бы могли быть ему пророками. Коли сами не можете, то я буду вам пророком, что падет Фасило и будет в руках наших"» [46, с. 34]. И действительно, при первом же столкновении с царски­ми войсками воины Фасило начали переходить к царю. «И по­тому решил он, сказав: „Если воцарю я царя, то не будут поки­дать меня дружинники, ибо любят царя люди эфиопские", И решив так, воцарил он человека, недостойного царства, 11-го дня месяца Тэра (20 января 1567 г. — С. Ч.)» [46, с. 36].Это, од­нако, ему не помогло. Дезертирство воинов приняло огромные масштабы. Фасило был вынужден ночью один бежать из своей крепости на север к бахр-нагашу Исааку. Идея преданности ца­рю возобладала .над феодальной идеей вассальной верности до такой степени, что по дороге Фасило задержал старый дружин­ник его отца и отправил связанным к азмачу Харбо, «а тот со­слал его на остров Дак, куда ссылают царей» [46, с. 37]. Столь почетное заточение было вызвано тем, что Фасило был сыном Иакова и внуком Лебна Денгеля. Впоследствии Фасило был прощен и даже назначен наместником Квары, где он и погиб при нашествии оромо даве из племени боран [13, с. 152].

В подобных обстоятельствах вынужден был искать мира и союза и бахр-нагаш Исаак, который всего лишь четырьмя го­дами раньше присылал своего азмача Харбо к Сабля Вангель с требованием выдачи Сарца Денгеля. Казалось, последний мятежный феодал покорился царю, и при дворе царило ликова­ние: «И по поводу мира этого, которому споспешествовал Хар­бо, сын хасгуэ Асера, какое было в стане Кореабском веселье в тот месяц зимний! Какой язык должен вещать, чтобы пове­дать об этом страница за страницей? Ибо в месяц этот радость и веселье повстречались, а любовь и мир обнимались! И подо­бала тогда радость эта, ибо в эти дни победил царь Малак Сагад и потерпели поражение изменники, покушавшиеся на царство. И старейшины народов беззаконных по областям своим искали союза и покорялись царю и царице» [46, с. 38]. Только теперь Сарца Денгель почувствовал себя настоящим царем и сделал то, с чего обычно начинали свое правление все эфиопские цари: он во главе своего войска стал объезжать от­дельные провинции, желая напомнить наместникам, что над ними есть владыка. Предыдущие четыре бурных года показыва­ли, что свою верховную власть царю придется утверждать си­лой, к тому же направлялся Сарца Денгель в Эинарью, «в стра­ну злых народов», по выражению «Хроники» Клавдия, где в 1548 г. было разбито войско этого царя.

Наместник Эннарьи Сэпанхи принадлежал к местному пра­вящему роду. Он явился к царю и принес ему богатую дань. Однако, когда Сарца Денгель потребовал, чтобы Сэпанхи со­провождал его со своим войском в область Боша, «возмутил­ся сей раб скверный, которому уготовано подобающее место в краю мрака среди плача и скрежета зубовного» [46, с. 38]. И требование царя и восстание Сэпанхи весьма показательны с точки зрения развития феодальных отношений в Эфиопии и проникновения их на окраины христианского царства. Как пи­сал С. В. Юшков, рассматривая закономерности развития фео­дализма на примере Руси, «отношения между великими князем к местными князьями определялись вассалитетом без ленных отношений или ленами, составлявшимися из даней. По мере развития феодализма эти примитивные отношения должны были усложняться: вассалитет должен был приобретать развитой ха­рактер: он должен был сопровождаться ленными отношениями тоже развитого типа, оформляться на основании особых, так на­зываемых феодальных договоров, в которых устанавливались и регламентировались права и обязанности великих князей — сю­зеренов и князей-вассалов. Основная обязанность вассалов те­перь — не дань, а военная служба» [28, с. 174]. Такого рода развитые феодальные отношения к XVI в. уже давно господст­вовали в старинных христианских областях, составлявших яд­ро эфиопской феодальной державы. Мы видим, как царь за­ключал феодальные договоры с Хамальмалем, Фасило, Исааком и другими феодалами. Эти договоры скреплялись крестным це­лованием и обязательно предусматривали военную службу. Бахр-нагаш Исаак участвовал по приказу Мины в его походе на фалаша, а отказ явиться к нему со своими войсками всеми современниками был воспринят как мятеж. Однако развитие феодализма в Эфиопии протекало весьма неравномерно. На ок­раинах местные правители принадлежали в основном к наследственным правящим родам, хотя эфиопские цари и их хрони­сты упорно называют их царскими наместниками. Противоре­чие вполне объяснимое: царь, желал видеть в той или иной области своего царства лен, данный тому или иному правите­лю за службу. Наследственный же правитель не хотел считать свое наследие леном и, не отказывая могущественному царю в дани, отказывал ему в службе. Другими словами, правители, вроде Сэпанхи, хотели бы ценою дани сохранить свою практи­ческую независимость действий, но на это никак не соглаша­лись эфиопские цари.

Сарца Денгель не только разгромил войско Сэпанхи, но спе­циально остановился на том месте, где было разбито войско Клавдия и приказал отслужить по погибшим панихиду. «И в этот день пришли согласно закону все священники и церковники и пели, поминая в песнопениях своих падение тех воинрв на месте том и победу сего царя победоносного, отметившего за от­ца своего» [46, с. 39]. Спасшийся Сэпанхи в «Хронике» Сарца Денгеля именуется не иначе как «сей раб скверный», а его по­пытка отстоять свою независимость рассматривается как мя­теж. Подобное стремление местных феодалов к независимости было чрезвычайно опасно для царской власти, и хронист не только восхваляет царскую расправу, но и особо подчеркивает ее справедливость: «Благословен бог, судия правосудный, от­метивший пролитую кровь рабов своих. Справедливо отплатил он за всех, погибших на месте том. Бог да укрепит царство его, подобно царству Давида и Соломона, и да уподобит пребываю­щему на небе трон царя нашего" Сарца Денгеля, великого мощью и грозного мщением. И все это было на пятый год царствования его» [46, с. 39].

Пафос хрониста по поводу довольно заурядного события в эфиопской политической жизни объясняется прежде всего тем, что на 5-м году своего царствования Сарца Денгель еще не был ни великим мощью, ни грозным мщением. Он только-только ут­вердился на своем престоле, и многочисленные феодалы не ис­пытывали того благоговейного страха перед царской властью, который та всячески старалась им внушить. Правда, когда царь вернулся на зимние квартиры, там его ждала дань от бахр-нагаша Исаака: «Ибо тогда был он сердцем прямей не склонен к суетному» [46, с. 40]. Однако далеко не все признавали власть молодого царя. После окончания дождей Сарца Денгель отправился в Хадья к наместнику Азе, убившему в свое время Ром Сагада. Царь взял с собою все свои наличные силы — пол­ки Тиоргис Хайлю и Гэрмэ, а также призвал азмача Такло с его полком Хаваш. Азе отказал царю в дани и 10 марта 1569 г. сразился с ним. Царь победил, и его хронист присовокупляет к рассказу об этой победе свое замечание: «Было это 1-го дня месяца Магабита. В этот месяц победил господь наш Иисус Христос и потерпел поражение Грань и победил царь Клавдий. И на дальнейшее да сделает бог этот месяц месяцем победы хри­стианам и месящем поражения изменникам. Аминь и аминь» [46, с. 41].

Это сравнение опасности, исходящей от мятежных феодалов-«изменников», со страшным джихадом Ахмада Граня вполне показательно. И Сарца Денгель решил последовательно бороть­ся с ней. Он остался в Хадья на целый год, зимовал там и после того, как «устремились все аджам, родовитые люди пле­мен Хадья, чтобы войти к сему царю, ища назначений и на­град» [46, с. 41], помирился с Азе и простил его. Однако это было не то прощение, которое было дано Хамальмалю или Авусо, когда бессильный царь вынужден был оставлять своим не­давним врагам и их должности и войска. Над Хадья был по­ставлен дедж-азмачем Такла Гиоргие, и не успел Сарца Ден­гель уйти из Хадья в Вадж, как «прислал ему Такла Гиоргис отрубленную голову Азе, ибо знал он, что не чисто сердце Азе от беззакония» [46, с. 42]. Так царский наместник не ужился с наследственным правителем. Сарца Денгель это ничуть не огор­чило; он последовательно старался заменять наследственных правителей своими людьми.

В Вадже Сарца Денгель женил Дахарагота на дочери Ама-та Гиоргис и поставил этого нового своего свойственника кацем 10 Ваджа. Подчинив своей власти и область гураге, он про­жил на юге два года, внедряя в этих областях собственную ад­министрацию. Царское внимание к южным областям, где фео­дальные отношения были еще относительно неразвитыми, име­ло свой резон в XVI в. Царская власть нуждалась в значитель­ных средствах, которых уже не мог дать контроль над пришед­шей в упадок торговлей. Это заставило эфиопских царей, начи­ная с Клавдия, искать возможность получать дань на юге. Отя­гощать данями весьма независимых северных феодалов в тот самый момент, когда цари так нуждались в их военной служ­бе, они не решались. Помимо богатой дани южные земли, на­селенные преимущественно «язычниками», т. е. людьми, стоя­щими вне закона, «не служившими богу владычествующему и не подчинявшимися помазаннику его» [24, с. 140], представля­ли заманчивые возможности и для округления царского домена. Однако и внешние опасности и внутренние проблемы эфиопской феодальной (Монархии постоянно отвлекали царскую власть от экспансии на юг.

Укрепив свою власть на юге, Сарца Денгель почувствовал достаточно сил для занятия северными делами. В 1571. г. он «решил» идти в Дамбию, чтобы встретиться с Харбо и Исааком. А причина этого похода была в том, что сказал он: «Коль, па­мятуя о деяниях своих, совершенных против меня и против отца моего, стыдится он придти в стан мой и приблизиться ко мне, то я пойду к нему и приближу к себе и договорюсь с ним ласково и полюбовно» [46, с. 43]. Харбо принял царя с возмож­ной пышностью и осыпал подарками и его и весь его двор. Сре­ди подарков были не только предметы роскоши, но и больше сотни боевых коней, «и большинство из них со сбруей; броней и шлемами» [46, с. 43—44]. Ценность такого подарка можно понять, «ели вспомнить, как в свое время Хамальмаль, Ром Сагад и Такло делили конницу царя Мины и огорчение Хамальмаля, когда у него хотели забрать коней. Вскоре пришел и Исаак, также подаривший царю «коней отборных и одежды тонкие раз­ноцветные, а также ковры» [46, с. 44]. Полное примирение с ца­рем не обошлось без церковного посредничества, так как, со­гласно сообщению «Хроники» Сарца Денгеля, «все эти дары были «деланы Харбо по совету Сарда Крестоса, ученого и разумного» [46, с. 44]. Царь дал Харбо полк Гиоргис Хайлю, а дедж-азмача Такла Гиоргиса назначил цахафаламом Дамота, присоединив таким образом и эту южную область к своему до­мену.

Внешняя опасность, однако, не позволила царю долго за­ниматься устроением своего государства. Начали свое наступ­ление турки, и Исаак поспешил к себе в Тигре, а в 1572 г. про­изошло массовое нашествие племен оромо на Вадж, Фатагар и Даваро, «заполнивших всю землю своим скотом, детьми и женщинами. И не было ни пути, ни дороги, ибо заполнил их скот всякое место. И из-за обилия окота один человек не видел дру­гого, я шли они с трудом, разгоняя скот по сторонам, чтобы очи­стить путь» [46, с. 45]. Это не был набег воинственной молоде­жи, а массовое переселение племен. Царь потребовал, чтобы Зара Иоханнес, Такла Гиоргис и Дахарагот пошли вместе с ним на оромо, а Харбо послал воевать с фалаша. Сарца Денгель раз­бил оромо в Вадже, но на следующий год ему пришлось отра­жать их нашествие в Дамоте, а в 1674 г. он воевал с ними уже в Шоа. Внутренняя обстановка в стране также усложня­лась. В Годжаме умер старый азмач Зара Иоханнес, и Сарца Денгель поспешил туда, стремясь привлечь к себе на службу его воинов. Он сделал из них царский полк, который поместил в Дамбии, земле наместничества азмача Харбо. Самого же Хар­бо он вызвал к себе, желая, вероятно, дать ему другое намест­ничество. Это была обычная политика эфиопских царей, бди­тельно следивших за тем, чтобы их наместники не пускали слишком глубоких корней в своих областях. Однако Харбо умер, а его полк Гиоршс Хайлю, видимо, недовольный переда­чей земли в Дамбии полку покойного Зара Йоханнеса, решил уйти к Исааку. Сарца Денгель направился к Гиоршс Хайлю и превратил его в свой собственный полк.

Таким образом, год от года власть Сарца Денгеля укреплялась. Исаак с большой тревогой следил за развитием событий, которые все больше оборачивались не в его пользу. Могущест­во царя, и прежде всего военное, росло, феодалы подчинялись один за другим, и Исаак понимал, что рано или поздно настанет и его очередь. В 1575 г. сразу же после смерти Харбо он пре­дупредил Сарца Денгеля: «Не зови меня, господин мой, ибо боюсь я, и не приходи ко мне, ибо не найдешь ты меня!» [46, с. 46]. Царь сделал вид, что не понимает, о чем идет речь, и ответил выговором: «Когда звали мы тебя, что говоришь ты: „не приду я?" И когда говорили мы тебе о приходе своем, что говоришь ты: „не найдете вы меня?" Все слова твои подобны словам, младенцев, не отличающих хорошего от дурного и не ведающих, что говорят» [46, с. 46]. Исааку же было ясно, что царь не оставит его в покое и нужно действовать, пока есть время. Он стал собирать всех недовольных усилением царской власти: оставшегося не у дел Манадлевоса, известного мятеж­ника Иоанна, сына Романа Верк, с его сыновьями и даже азажа Кумо, 12 лет тому назад провозгласившего Сарца Денгеля царем и нарекшего-его царским именем Малак Сагад. Одно­временно он вел подозрительные переговоры с турками и с сул­таном Адаля Мухаммедом. IV ибн Насиром, возглавившем в Хараре группировку воинственных сторонников джихада, все еще надеявшихся с оружием в руках возродить былое могущест­во Адаля.

Сам Сарца Денгель был настроен решительно, но его при­дворные дружно высказались за мирное решение вопроса с Исааком: «Да не оставим мы Исаака губить душу свою и пе­реходить к туркам ради любви к должности» [46, с. 47]. Царь согласился и послал к Исааку несколько видных церковников для целования креста на верность ему, так как жаловал его должностью дедж-азмача, парадным одеянием с золотою цепью, золотым наручем и парадным мулом с золотым шлемом. Исаак всячески затягивал переговоры с азажем Халибо, который воз­главлял царскую делегацию. Тайный умысел Исаака состоял в том, что он уже договорился с неким Амха Гиоргисом об осво­бождении из заточения отдаленного царского родственника Вальда Затаоса и с султаном Адаля Мухаммедом ибн Наси­ром о совместном выступлении против царя. Азаж Халибо по­слал к Сарца Денгелю своего сына, чтобы поведать ему «обо всем, внешнюю видимость в письме государю в словах написан­ных, а внутреннюю же сущность рассказать на словах, какое коварство он творит» [46, с. 48]. Таким образом, царь почти одновременно узнал о кознях Исаака, появлении нового претен­дента на престол Вальда Затаосе и о выступлении султана Му­хаммеда.

В этих условиях он решил бить своих врагов поодиночке и опешно пошел на Мухаммеда, Благодаря помощи своего дав­него союзника Асма эд-Дина, в свое время 'помогавшего ему в борьбе с Хамальмалем, а ныне решившему изменить султану Адаля, царь довольно легко справился с Мухаммедом. Весь ход этой войны показал полную безнадежность мусульманских попыток возродить джихад. Генерального сражения не было, происходили лишь отдельные стычки, после каждой из которых многие мусульманские воины переходили на сторону царя. Здесь давали себя знать старые счеты — результат собственных адальских междоусобий, длившихся с 1559 г. Такие стычки длились с марта по апрель 1577 г. Дело кончилось тем, что группа мусульман — соперников султана Мухаммеда — схватила и вы­дала его царю со всеми приближенными. По совету придвор­ных Сарца Денгель приказал их казнить. На следующий год царь готов был выступить против Исаака, но оромо племени боран вторглись в Вадж и угрожали двору его матери. Разбив их, царь по настоянию азажа Халибо, убежавшего от Исаака, поспешно двинулся в Дамбию, чтобы затем идти в Тигре, но натолкнулся на оромо племени абати. Сарца Денгель снова одержал победу и хотел продолжить свой путь, но его воена­чальники стали жаловаться на усталость от беспрерывных по­ходов и сражений, а придворные настаивали на мире с Исааком. К Исааку опять были посланы гонцы, которых тот уверял, что готов подчиниться царю, а сам тем временем заключил союз с турецким пашой и послал царю пушечное ядро со словами: «Заключил я союз с пашой, но не через послания, а сидя с ним на одном ковре. Не для того, чтобы бороться с государем, а из страха прибег я к нему, как прибегает раб, боящийся госпо­дина своего» [46, с. 57].

Тем самым Исаак явно упрекал царя в притеснении васса­лов, которые вынуждены искать защиты своих феодальных вольностей даже у турок. Сарца Денгель понимал всю пропа­гандистскую опасность подобного обвинения и привлекатель­ность такого оправдания мятежа против царской власти в гла­зах феодальной знати. Поэтому он обвинил мятежного вассала в гордыне, полностью использовав то преимущество, которое ему давал переход Исаака к «неверным»: «Послал он пришед­ших гонцов Исааковых с письмом, где было все исповедание веры его в бога. Так говорил он: „Коль веруешь ты в себя, то я верую в господа моего Иисуса Христа. Коль с турками ты пришел, то я приду к тебе с господом моим Иисусом Христом!"» [46, с. 56]. Военное столкновение стало, таким образом, неиз­бежным. 30 сентября 1578 г, Сарца Денгель выступил в поход, а 12 октября умер цахафалам Дамота Такла Гиоргис. Его смерть смутила двор и войско, и «стали говорить они: „Вот пал ве­нец гордости нашей и рухнул оплот крепкий, на который уповали мы! Как идти нам в Тигре, коль в самом начале пути на­шего постигла нас такая напасть? Не будем же спешить с вой­ной на Исаака, у которого такие ружья и пушки и множество конницы!"» [46, с. 57]. Царь рассердился и гнев его нетрудно понять, В третий раз придворные отговаривали его от войны с Исааком, как в свое время отговаривали и его отца,. царя Мину. Сарца Денгель же, немало претерпевший от Исаака, по­нимал, что, если не уничтожить этот последний оплот феодаль­ной независимости, ему никогда не удастся прочно утвердить свою власть в стране.

Он повел войско узкими ущельями через Вадж, чтобы вне­запно напасть на Исаака. Царь решил обмануть противника, и это ему удалось. Ожидая царского выступления, Исаак 16 сентября 1578 г. сразу же после праздника воздвижения по­шел к границам Дамбии и, не встретив царя, решил, что тот придет уже в ноябре, когда созреет урожай. Сентябрь и но­ябрь были обычными месяцами походов и набегов. До празд­ника воздвижения длится сезон дождей, когда передвижение по размокшим горным кручам практически было невозможно. В поход выступали сразу после праздника или в ноябре, когда поспевает урожай и войско находило себе обильное пропитание в земле противника. Поэтому Исаак до ноября распустил своих по домам на отдых, «и не осталось у него ни малого, ни ве­ликого, и остался он с немногими родичами» [46, с. 59]. Сарца Денгель же пришел в Тигре неожиданно в октябре. Внезапно­сти нападения способствовало также и отношение местного на­селения. Как пишет хронист Сарца Денгеля, «Исаак наложил на них ярмо служения, подобное ярму фараонову, и возненавидели его люди страны, и скрыли от него приход сего царя, пока не пришел он к нему внезапно» [46, с. 59].

Исаак был вынужден начать поспешное отступление к тур­кам, а многие его союзники, такие, как Иоанн, сын Романа Верк, начали перебегать к царю. 17 ноября 1678 г. состоялось сражение, не принесшее решительного успеха ни одной стороне. Турки стреляли из пушек, но этот огонь оказался неэффектив­ным: «Из тысячного войска не повредили они никому, а стре­ляли они из восьми пушек много раз до седьмого часу» [46, с. 66]. Исаак попытался снова вступить в мирные переговоры. Царь выставил свои условия: «Если хочешь ты мира, то уйди из турецкого стана, и мы будем сражаться с врагами, нашей веры. Тебя же возвращу я к прежней жизни твоей. А коль не так, не будет меж нами мира, пока ворон не побелеет и не обратят­ся вспять течения вод!». Однако Исаак не считал возможным предать союзника: «Он пришел мне на помощь, как же мне сражаться с ним? Как ненавидеть мне того, кто любит меня?» [46, с. 68].

Переговоры зашли в тупик и сражение возобновилось. Поло­жение Исаака и его турецких союзников ухудшалось день ото дня, так как дезертирство из их рядов росло. «Хроника» Сарца Денгеля передает горькие слова турецкого паши: «В этом стане нас здесь трое глупцов. Посылал ко мне царь и говорил мне: „Пришлю я тебе много золота, но ты не выходи из крепости своей и не воюй против меня, помогая Исааку". Говорил он мне так, а я вышел из крепости, и в этом моя глупость! Вторая глу­пость — Исаакова. Говорили ему: „Помирись с царем, господи­ном твоим и господином отцов твоих, мы же сделаем для тебя так, что вернет тебя царь к прежней жизни твоей". Он же возненавидел мир и вот воюет с господином своим, пока не на­стигнет его смерть. И в этом его великая глупость! Третий же глупец — это сей царь (Вальда Затаос, принявший царское имя Феодор.— С. Ч.), у которого и коня-то нет, а он говорит: „Я — царь!" Из-за него пошли все эти беды и напасти. И это — глупость, худшая, нежели все глупости! — так говорил паша» [46,с.72].

26 декабря 1578 г. объединенные силы турок и Исаака были разбиты наголову. Исаак бежал с поля боя, но когда один эфиопский воин, сын Робеля Мадабайского 11, пронзил ему спи­ну насквозь, бросив копье из засады, Исаак решил умереть в бою. «Тогда повернул он к месту битвы, и бежала кровь его, и вся одежда его намокла от крови. И тогда сошел он с коня и лег на землю, и завесили его одеждами от солнца. И в это время услышал он о смерти Гарада, советника своего, и ска­зал: „Прекрасна наша готовность к смерти, но оставили мы по себе худую память, сражаясь рядом с псами неверными"» [46, с. 74]. В этой же битве погиб и турецкий паша, убитый Ионаэлем. Когда Сарца Денгелю принесли отрубленные голо­вы Исаака и паши, то царь, вспомнив послание Исаака, поло­жил их на один ковер, и царский хронист злорадно пишет по этому поводу: «Ныне же обрел Исаак желаемое и сбылось меч­тание его, ибо пребывала голова его с головою паши на од­ном ковре» [46, с. 75]. Казнены были и многие сторонники Исаака, захваченные в битве, в том числе Манадлевое и азаж Кумо, власть его прочно утвердилась в стране, и не осталось никого в живых среди «старейшин народа и вельмож царства», чье мнение было так важно при его воцарении.

Турецкий гарнизон Дабарвы не посмел сопротивляться ца­рю. Турки впустили царя в крепость и выдали все сокровища паши. «И на следующий день после праздника рождества при­казал он разрушить стены крепости и башни, и заставил раз­рушить все, вплоть до мечети. Турок же, спасшихся от гибели в день победы его, и турой — стражей крепости он собрал и назначил над ними пашу» [46, с. 77]. Как мы видим, Сарца Денгель отнюдь не был религиозным фанатиком. Он провозгла­шал войну за веру, чтобы воодушевить на борьбу с Исааком и безжалостно расправлялся с мятежными феодалами, но ту­рецких стрелков он ценил и охотно принимал на службу.

Упрочение своей власти Сарца Денгель ознаменовал тор­жественным венчанием на царство в Аксумском кафедральном соборе по древнему чину, установленному в свое время Зара Якобом. Совершив эту впечатляющую церемонию, на которой присутствовало все войско, царь поспешил уйти из разоренного войной Тигре. Многочисленное войско нужно было, кор­мить, а Тигре не было вражеской территорией, чтобы разорять его вконец. Кроме того, царское воинство ожидало заслужен­ной награды за свою победу, и Сарца Денгель поступил так, как будут впоследствии поступать многие поколения его преем­ников после побед в древнейшей христианской области Тигре: он решил спешно отправиться на юг «в земли языческие, чтобы войско ело хлеб отобранный и захватывало имущество» [46, с. 83]. Впрочем, на юг он повел лишь воинов из своего доме­на. Вассальные войска он разослал по домам еще из Тигре. Их военная служба была обязанностью и не требовала возна­граждения. Несмотря на коронацию в Аксумском соборе по примеру Зара Якоба, Сарца Денгель не подражал политике этого царя. Он не столько стремился к безусловному самодер­жавию, сколько желал упрочить царскую власть над всеми об­ластями феодальной монархии. Требовать безусловного повино­вения от вассалов он не решался и охотно заключал с ними феодальные договоры, которые и назывались «союзами», где специально оговаривались условия службы царю. В то же вре­мя он заботливо округлял свой домен.

Царь вернулся в Губаэ, свою зимнюю резиденцию в Эмфразе, откуда распустил по домам ополчение и отправил наместни­ков по землям своего домена. «Хроника» дает следующий их перечень: «И в эту неделю разослал царь вельмож назначен­ных: дамотского цахафалама, шоанского цахафалама, годжамского нагаша, амхарокого цахафалама, гарада Ганза, каца Ваджа и гарада Бали. Мы не стали упоминать других, таких, как нагаш Валака и кац Манзэха, не имеющих права носить бара­баны» [46, с. 83]. Как мы видим, царский домен разросся до невиданных прежде размеров. Впрочем, насколько прочны бы­ли эти приобретения — другой вопрос. Царь отпраздновал в Губаз пасху и, как пишет хронист, «была тогда радость вели­кая, и радость эта была веселием мирным, без раздоров и мя­тежа» [46, с. 83]. Хрониста понять нетрудно: пасха 1679 г. бы­ла чуть не первой пасхой за все царствование Сарца Денгеля, когда торжество праздника не омрачалось очередной опас­ностью. Затем царь повел своих воинов в набег на юг, где они обогатились добычей.

На следующий год Сарца Денгель хотел «идти воевать галласов от Ангота до Гедема, Ифата, Фатагара и Даваро» [46, с. 84], чтобы остановить наступление оромо, однако фалаша Самена отказались платить подати и царь не рискнул высту­пить на границу, не подавив мятеж в тьщу. Следует сказать, что фащаша, подчинявшиеся собственным князьям в своем вы­сокогорном Самене, лрактически пользовались независимостью, хотя формально и были данниками эфиопских царей. Их неза­висимости благоприятствовали два обстоятельства: бедность этой области, лежащей в стороне от торговых путей, где основной земледельческой культурой была не пшеница или столь люби­мое эфиопами просо, а ячмень; и неприступные холодные горы, климат которых ужасал эфиопов больше, чем жара пустынь. Хронист Сарца Денгеля пишет: «Не забудем же написать ис­торию о том, сколь дурна земля Самен. Все дороги ее неров­ные, не шрямые, там множество пропастей и не могут там идти кони, и мулы, и ослы иначе, как один за другим, и то с трудом. Другое зло — холод сильный, что пронизывает до костей так, что ие может жить чужестранец из-за великого холода, а лишь местные жители, которые к нему привычны. Третье же зло — то, что в этой стране падает снег в то время, когда внизу стоит жара. И однажды там, где расположились мы... снег шел всю ночь, и когда рассвело, то увидели мы, что вся земля там, где мы были, была покрыта снегом, и люди стана, когда ходили во­круг, то ступали не на землю, а на снег» [46, с. 98—99]. Поэтому босые теплолюбивые эфиопы не стремились в Самен, ку­да поход был труден, а добыча небогата.

Тем не менее Сарца Деятель, собравший не только собственные, но и вассальные войска, пошел в Самен, приурочив свой поход ко времени сбора урожая. Высокогорный холод и обры­вистые скалы очень затрудняли поход. Местность благоприятмтвовала обороне, но сопротивление первого же князя фалаша, с которым столкнулся царь,— Калефа быстро было сломлено бла­годаря пушкам, с которыми фалаша не были знакомы и гро­хот которых произвел сильнейший психологический эффект: «И когда выпалила одна пушка, то упал знаменосец и одна женщина, которая спряталась под деревом. И тогда смутился Калеф и все войско его, и смешалось «все его войско ратное, ибо показалось им, что ударила в них молния с неба» [46, с. 88]. Фалаша бежали, а эфиопские воины беспощадно уничтожали всех, кого могли настичь. Трудно сказать, чем бы закончился царский доход, если бы не страх фалаша перед пушками, по­скольку настроены они были весьма решительно. Хронист царя пишет: «Удивительная история была в этот день. Захватили в полон одну женщину, и вел ее один человек, привязав ее руку к своей. И когда увидела она, что идет у края пропасти вели­кой, то вскричав: „Адонай, помоги мне!", бросилась в пропасть и увлекла за собою помимо его желания того человека, что при­вязал ее руку к своей руке. Удивительная твердость этой жен­щины, что и себя не пощадила вплоть до смерти лишь бы не приобщаться к собранию христианскому. И не одна она сверши­ла это деяние удивительное, а многие последовали ее примеру, но она была первой» [46, с. 88—89].

Воины же фалаша бежали, оставляя узкие перевалы, удобные для обороны. Брат Калефа Радаи. вынужден был сдаться царю, а царь счел нужным обойтись с ним милостиво: «И ска­зал он тогда Радаи: „Не страшись и не плачь, будет тебе по доверию твоему. Но смотри, не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего худшего!"» [46, с. 94]. Целью похода Сарца Денгеля было утверждение своего сюзеренитета, а не религиоз­ный фанатизм или жажда добычи. Впрочем, с фалаша взять особенно было нечего; царь, захватив стан Радаи, «имущества не нашел, кроме нескольких рубах, ибо не был тот стяжателем имущества, а был земледельцем, что сеет хлеб свой в поте лица» [46, с. 93]. Эта царская победа произошла в декабре 1579 г. Сарца Денгель пышно отпраздновал ее со своими воинами, но чем дольше он оставался в Самене, тем яснее становилось, что прямой царский контроль над этой областью невозможен. «И стали говорить люди стана: „Вот ускользнет от нас Радаи и соединится с народом своим. Лучше было бы связать его, а уй­дя из Самена и придя в Губаэ, мы бы отпустили его". И тогда заковали его в цепи железные. И заточение это было не ра­ди посрамления его, а для того, чтобы не волновалась страна и чтобы не стал он изменником царю по обычаю своему» [46, с. 96]. Царю ничего не оставалось, как последовать этому сове­ту, заключив в то же время феодальный договор с Радаи и убедив его в пагубности мятежа против царской власти.

Если в период жестоких феодальных усобиц и феодалам становилась ясна необходимость царской власти — этого верхов­ного арбитра, способного остановить беспрестанную и в конеч­ном счете бессмысленную междоусобную войну, так их ослабляющую, — то в период усиления своей власти Сарца Денгель также понял необходимость вассалов. Царь не имел физиче­ской возможности установить свой прямой контроль над всей страной; он вынужден был заключить договоры с вассалами, которым подчинялось местное население, и надеяться на их верность. Обширный домен, давая царю значительные военные силы, должен был отчасти гарантировать ему эту верность и обеспечивать военное превосходство над любым возмутившимся вассалом. И царь заботился об увеличении своего домена, ста­раясь в то же время внедрять и за его пределами своих людей в качестве наместников.

Не успел царь в начале 1580 г. уйти из Самена, сослав Ра­даи в Вадж, как через год ему снова пришлось воевать с фа­лаша, объединившимися вокруг Калефа. Разбив Калефа, в 1586 г. он снова воевал в Самене с «иудеем Гушеном» из той же местной правящей династии. Это война была гораздо тяже­лее предыдущей, поскольку фалаша уже перестали бояться грохота огнестрельного оружия и смело нападали на царские войска, укрываясь после этого на вершинах неприступных гор. Царь же из-за недостатка продовольствия не мог долго находиться, в Самене. Поход, однако, завершился царской победой, потому, что, «когда увидел господь бодрость сердца его и желание помышления его отметить своим, врагам-иудеям, то вложил он-корыстолюбие в сердца турок и агау, твердых сердцем, и заставил оказать их:. „Что дадите вы нам, коль взберемся мы на эту амбу и возьмем ее мудростью хитрой, что дал дам бог?". И ответил он: „Мы дадим вам золото", ибо они охотники до золота. А тем агау пообещал он дары, которых они пожелают» [46, с. 106]. Этим туркам и агау, действительно, ночью уда­лось, налепив на отвесную скалу мед, взобраться на амбу. За­тем по связанным чересседельникам туда залезли и царские воины, учинив побоище защитникам амбы. И тем не менее, не­смотря на успехи каждого своего похода на фалаша, Сарца Денгелю не удалось раз и навсегда подчинить эту область сво­ей власти. В 1592 г. он снова ходил походом на Самен.

Все это заставляло царя вести сложную политику, неодинаковую по отношению к разным областям. В небогатом, но чрезвычайно важном в стратегическом отношении Самене, на­ходившемся к тому же в опасной близости от захваченного турками побережья, Сарца Денгель неукоснительно подавлял каждый мятеж феодалов, но население старался щадить и по возможности пытался привлечь на свою сторону. Это удивляло даже его хронистов: «Сколь силен приказ царский, воспретив­ший цевам захватывать имущество фалаша, которого желали они и ради которого обрекали они на смерти души свои!» [46, с. 105]. Однако и этих цевов нужно было удовлетворять. По­этому обычно после каждого похода на север (в Самен или Тигре), где царь усмирял мятежных вассалов, но население старался не озлоблять, Сарца Денгель, распустив по домам вассальные войска и ополчение, вел собственных воинов на юг за добычей. Так, после победы над Радаи в 1580 г. он пошел в Шат, «и когда захотели противиться ему народы той страны, называемые Гафат, то искоренил он их» [46, с. 120], а после победы над Гушеном отправился в Вамбарья, «и в день своего прибытия разослал он воинов в набег, и захватили, они много скота, рабов и рабынь» [46, с. 116].

Одновременно Сарца Денгель пытался включить эти южные области в состав своего царства и насаждал там христианство. Впрочем, он скоро заметил, что две эти задачи — безудержное разграбление областей и привлечение их «а свою сторону — оказываются несовместимыми. Когда после разорения земли Шат уцелевшие гафатцы согласились принять христианство, то, по словцам царского хрониста, «не оставило их злонравие соб­ственное и возвратились они к прежним деяниям своим, как оказано: „Свиньи, вымытые водою, возвращаются в грязь"» [46, с. 120]. Сарца Денгель учел этот неудачный опыт при креще­нии Эннарьи в 1587 г. Он сам выступил в роли крестного отца местного правителя Баданчо, богато одарил его многоцветным одеянием из парчи и другими подарками: «Сделали ему и ве­нец и увенчали им голову его, цепочку златую с крестом золо­тым чудной работы возложили на шею ему в знак христианства. Сделали все это, чтобы возлюбил он закон христианский, ода­ривший его такими дарами» [46, с. 122]. Одновременно он оставил Баданчо, названному христианским именем За-Марьям, половину податей Эннарьи, которая составила 3 тыс. унций зо­лота. Имя же За-Марьям было выбрано с умыслом, так как его носил один из сыновей царя. «Отсюда видно,— заключает хро­нист Сарца Денгеля,— что была не меньше любовь его к сему сыну от духа святого, нежели к сыну своему от плоти своей» [46, с. 121]. Обращение Эннарьи в христианскую веру оказалось успешным, что отметил и царский хронист, хотя объяснил это несколько иначе: «Лучше было крещение людей Эннарьи, неже­ли крещение людей Шат. Крещение едино, но эти люди Шат были нечестивы в деяниях своих, любо действовал и с идолами и презрели святое крещение, которое есть врата в царствие небес­ное. Люди же Эннарьи приняли крещение и возлюбили его до глубины сердца и доныне пребывают в сей вере праведной» [46, с. 121].

Таким образом, политика царя была весьма различной. В старинных христианских районах он боролся с местной знатью и стремился сажать туда наместниками своих людей, тесно связанных с двором и всецело зависящих от царя. В «языческих» областях, где феодальные отношения были раз­виты слабо, он старательно вводил христианство, чтобы крепче привязать к себе местных правителей, заменить которых собст­венными наместниками не было никакой возможности. В му­сульманских же и иудейских областях царь решительными ка­рательными экспедициями пытался внушить местным правите­лям мысль о бесполезности и безнадежности всякого сопро­тивления царской власти. Такая политика требовала быстрой военной реакции, походов и сражений и вообще была весьма утомительна. В своей постоянной резиденции в Губаэ Сарца Денгель проводил, как правило, только сезон дождей, в осталь­ное время года бывая там лишь проездом с севера на юг или с юга на север. Тем не менее политика эта приносила (свои плоды, а царская власть в стране постепенно укреплялась и пользовалась авторитетом.

Большой помехой в этой многотрудной царской деятельности являлись набеги племен оромо, постоянно отвлекавшие царя от разрешения внутренних дел, В 1584 г. оромо племени бир-мадже вторглись в Вадж и убили царского наместника Аболи. В 1585 г. Сарца Денгель воевал с племенем марава, в январе же 1587 г. он был вынужден оборонять Годжам от оромо племени вурантэша, которые угрожали резиденции его матери. Достичь решительной победы над подвижными отрядами молодых вои­нов аромо было трудно, поскольку после успешного набега они быстро исчезали в неизвестном направлении, «как рассеивается дым пред лицом ветра», по выражению царского хрониста. Так, в апреле 1587 г., когда после крещения Эннарьи царь на­правился в Вадж против племени боран, те быстро ретирова­лись, и Сарца Денгель «тогда решил воевать галласов, что пребывали в Батрамора, называемые даве, которые погубили Фасило с его войском. Они же, когда услышали известие о при­ходе сего царя грозного, что грознее всех царей земли, бежали далеко, пока не затерялись следы их» [46, с. 127]. Царь вынуж­ден был поспешно уйти из разоренной оромо области, так как голодные воины роптали и говорили: «Вот затерялись следы галласов, и неизвестно, куда ушли они. И хлеба не отнять и не купить. Усилился голод в стане нашем. Теперь вернемся в стан наш, что в Губаэ. Разве не говорят, что лучше смерть от копья, чем смерть от голода?» [46, с. 127].

Частые набеги оромо держали в постоянном напряжении и пограничные области и самого царя, который «стал объезжать города Бегемдера, куда, по его подозрениям, могли сделать набег галласы». И хотя царская «Хроника» уверяет, что «в это время пропал во всех городах страх перед галласами, ибо убоя­лись они грозного гнева его, сокрушавшего их множество раз» [46, с. 128], у нас есть все основания сомневаться в этом. За невозможностью решить оромскую проблему военным путем Сарца Денгель пробовал привлечь на свою сторону некоторые племена оромо. В 1586 г. в царском походе в Самен против Гушена помимо вассальных войск участвовали также и «гал­ласы, искушенные в битве и жадные до пролития крови челове­ческой» [46, с. 104]. Однако участие отдельных отрядо:в оромо в царских походах не могло решительным образом изменить обстановку в стране и ликвидировать опасность оромских втор­жений.

В ноябре 1588 г. пришло известие о том, что турки снова за­няли Дабарву и разбили войско. Дахарагота, который тогда был одновременно наместником Тигре и бахр-нагашем. Царь не­медленно выступил на север, собирая по дороге войска, в том числе и отряды оромо, согласившихся принять участие в походе. Турецкий паша поспешил оставить Дабарву и укрепиться в окрестности Дахано на побережье, где его могла поддерживать турецкая корабельная артиллерия. Взять крепость приступом не удавалось, а тем временем в многочисленном царском войске начался голод, этот постоянный спутник больших армий в Эфио­пии. Все советовали царю вернуться. Царь, однако, не мог оста­вить турок в покое, поскольку слишком хорошо помнил перипе­тии мятежа бывшего бахр-нагаша Исаака, тем более, что тур­ки уже поставили собственного бахр-нагаша — местного фео­дала Вад (тигрейское произношение имени Вальда.— С. Ч.) Эзума. «На вторую субботу поста позволил царь людям стана грабить без разбора земли противников и союзников. И тогда настала сытость в стане и исчез голод... А когда роптать стали люди Тигре из-за грабежа, то сказал он им: „Судите сами! Раз­ве привели мы этих щевов не для того, чтобы спасли они нас от полона турецкого, и разве не сражаются они ради вас? Разве лучше, чтобы с голоду умерли те, кто полагает души свои ради избавления вашего?". И такими словами и подобными пре­кратил он жалобы и заставил смолкнуть ропот» [46, с. 132].

Царская настойчивость по времени совпала с ослаблением Оттоманской Порты. Пока царь расправлялся с Вад Эзумом и праздновал пасху, турецкий паша, запертый в своей крепости, прислал царю богатые дары, не забыл также и придворных, а вместе с дарами послание: «Прими от меня, господин мой, этот малый дар, что послал я величию царства твоего. Не чините препятствий купцам моим, я же буду принимать приходящих ко мне купцов приемам прекрасным и не причиню им вреда, когда придут ко мне торговать, и отпущу их по-хорошему. Я бу­ду делать то, что прикажете вы, и не преступлю приказа ваше­го» [46, с. 136]. Сарца Денгель счел за благо заключить мир на этих условиях, к тому же турки скоро вообще ушли с аф­риканского побережья Красного моря, поставив местного вождя племени баджа своим наибом в Аркико и Массауа [82, с. 98]. Этот наиб, бывший формально представителем Блистательной Порты, практически целиком зависел от произвола эфиопского царя и не представлял в то время ни малейшей угрозы. Поэто­му царь назначил собственного бахр-нагаша и поспешил уве­сти свое изголодавшееся войско на зимние квартиры в Губаз.

Царская власть укрепилась в стране настолько, что Сарца Денгель решил основать свою столицу в Айба в области Вагара, поселившись там постоянно. С 1590 г. жизнь царя заметно изменилась. Он по-прежнему ходил в походы (так, в 1591 г. он воевал «людей Гамбо», а в 1593—1594 гг. подавлял мятежи в Самене и Эннарье), но уже не проводил в этих походах боль­шую часть года, а жил в основном в Айба. Он восстановил свое царство во внушительных границах, существовавших в лучшие времена Лебна Денгеля, и заставил всех уважать царскую власть. Однако, если сравнивать конец царствования Сарца Денгеля с серединой царствования его деда, Лебна Денгеля, одно обстоятельство бросается в глаза. Лебна Денгель, судя по всему, не понимал непрочности своей власти в стране и упо­вал главным образам на силу оружия. Его же победоносный внук, всякий раз решительно выступая навстречу любой опас­ности, будь то открытый мятеж вассала, нападения турок или оромо, проводил при этом весьма тонкую и разнообразную внутреннюю политику, ясно сознавая, что лишь таким образом возможно сохранить верховную власть в своих руках. Он умер не завершив всех забот в апреле 1597 г. в походе против пле­мени боран, которые вторглись в Дамот. Как это всегда бы­вает со знаменитыми царями, молва связывала его смерть с ле­гендой, придающей происшедшему особо трагический характер: «На 34-й год царствования решил царь Сарца Денгель идти походом в землю великую Дамот, сиречь в область Гибе, и воевать боран. И пришли монахи, знающие грядущее, и сказа­ли: „О царь, не ходи в этот поход, ибо не хорошо это для тебя". И оказал им царь: „Пойду я, и вот посланный, который ве­дет перед собою Серого, мула моего, и погоняет его сзади". Тогда сказали ему монахи: „Если пойдешь, то не ешь рыбы, придя к реке Галила". И пошел царь по воле божией и воевал боран. И придя к той реке, забыл сказанное монахами и поел рыбы, и заболел болезнью лихорадкой. И понесли его на одре и, возвращаясь, упокоился он в земле Шат» [33, с. 336].

Так умер царь, в одиночку покоривший множество мятеж­ных феодалов и утвердивший личную власть над ними. Эта власть не могла пережить самого царя, да и преемники его не могли не стремиться к ней.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет