С. Е. Никитина устная народная культура и языковое сознание введение предлагаемая книга
жүктеу/скачать 1.96 Mb.
|
часть похоронного обряда автохтонного населения. Это же наблю- дается и в некоторых локальных старообрядческих культурах. Так, в поморском согласии Верхокамья существуют стихи, функционально отмеченные в этом отношении: только два стиха из очень большого репертуара могут исполняться до и после отпевания. Лавина духовных стихов, обрушивающаяся на собирателей, кажется огромной, потому что раньше на этот пласт не обращали внимания, и теперь многое внове. Но на самом деле он, этот пласт, уже изрядно подтаял и тает на глазах. Изменения, происходящие с текстами устной традиции, в основ- ном носят деструктивный характер. Бывают удачные контаминации Двух или более стихов, объединенных одной метрикой, встречаются полные и художественно богатые варианты стиха, однако общая тенденция очевидна — постепенное разрушение текстов. Здесь надо отметить, что поздние, куплетные стихи и эпические старые стихи ведут себя по-разному. Если поздние стихи, имея письменный вариант, с утратой последнего забываются целыми куплетами и, как правило, их не пересказывают, даже когда они сюжетные, то старые эпические стихи, стираясь в памяти, легко переходят в пересказ, т.е. в текст-интерпретацию. Наблюдения над исполнением стиха, как полного, так и разрушенного, позволяют выявить не- сколько типов метатекстов: а) сопровождающих текст, б) вклю- ченных в него и в) заменяющих оригинал. Сопровождающий метатекст может не нарушать структуру текста. Здесь выделяются две разновидности: 1. Комментарий к целому тексту, появляющийся до или после ис- полнения стиха. Это может быть как текст-интерпретация (например, краткое толкование событий в тексте), так и текст-квалификация (например, указания на обычное время исполнения текста). (Примеры приводились выше; см. также Приложение.) 2. Комментарий по ходу сюжета, во время исполнения. Цельность текста-оригинала поддерживается ритмом исполнения: короткие ком- ментарии обычно укладываются в паузу между музыкальными строфами — в этом проявляется мастерство исполнителя. Чаще всего исполнители отмечают начало прямой речи в тексте или смену субъектов речи в диалоге. Например, душа, попавшая в ад: А и тамы та душа важахнулася А — аллелуй, важахнулася (и говорит) А какие ж наши были отцы с матерями А — аллелуй, отцы с матерями. Назовем условно такой комментарий объективным, так как он не показывает оценочного отношения исполнителя к тексту. Таким же правилам ритмической (временной) цельности текста может быть подчинен и субъективный комментарий, выражающий оценку содер- жания текста исполнителем: Потел же богатый на пир пировать — Перед воротами убогий лежит, Труден он, болен, весь во гною (вишь, срамной какой), (стих о двух Лазарях) Однако чаще всего субъективные комментарии по ходу исполнения появляются там, где исполнитель знает текст нетвердо и где он сам чувствует какие-то лакуны. Например, при исполнении духовного стиха об Алексее человеке Божием девяностопятилетняя исполнительница перемежала текст стиха с его пересказом, а потому даже в тех местах, где она помнила первоначальный текст, она свободно сопровождала его коммента- риями, легко переходя от песенного текста к разговорной речи: Олексей Божий человек стает семнадцати лет, Надумал он его пожанити (чтобы в глупость не вышел), Берет он ему Катерину (баба у ево Катерина и опеть Катерина), Сделал пир на весь мир (шибко людно созвал пировать). Текст-пересказ, представляющий собой замену первоначального текста, не является только текстом-интерпретацией. Обычно это многослойный текст, в котором присутствует собственно пересказ — результат понимания и усвоения первоначального текста — процедуры, совершающейся без участия рефлексии; субъективный комментарий, который может включать как оценку событий в тексте, так и оценку самого текста (текст-квалификацию). Вот отрывок из стиха об Иосифе Прекрасном с пересказом, где песенный текст переходит в прозаиче- ское изложение, в которое вставлен метатекст-квалификация о длине письменного текста стиха (выделено скобками) и включен текст с оценкой персонажей самой исполнительницей (выделено курсивом): Рахиль, Рахиль, ты мати моя. Ты мати моя, возьми меня, От отца моего разлученного. (Там еще много, не один лист еще там). Вот они поехали, в город приехали, этому мужику продали; мужик-то хороший был, а баба-то залюбила его. Давай мантии на себя надевать, шибко красивый был Иосиф-то. Отдельный вопрос связан с образом адресата-слушателя, созда- ваемым метатекстовыми вставками исполнителя. Здесь очевидно различие в образе адресатов своей и чужой среды, к которой, в частности, относится исследователь-собиратель, выступающий в функции слушателя. Это различие относится к уровню знаний о мире, который предполагается более высоким у "чужого" ("Вы, конечно, всё учили, везде были, все знаете"), а также — что еще более важно — к уровню сопереживания событий текста, веры в их реальность. Этот уровень предполагается у "чужого" более низким. Отметим, что тексты — интерпретации духовного стиха структурно могут быть очень сходны с текстами — интерпретациями Житий, образцы которых мы приводили (гл. 2), однако принципиально отли- чаются от последних в функциональном отношении. Если интерпретации Житий создаются при чтении соответствующих текстов и приобретают смысл именно как толкование первых, и существуют одновременно и параллельно с ними, то тексты — интерпретации стихов (пересказы) возникают прежде всего как замена первоначальных текстов в результате их разрушения, а потому, являясь метатекстами по происхождению, не обладают метатекстовой функцией. Духовные стихи, нагруженные христианской символикой, часто требуют расшифровки. Иногда текст одного стиха может служить толкованием другого, т.е. быть текстом-интерпретацией. Существует стих о черноризце, потерявшем златую книгу и уронившем ключи от церкви в черное /синее море. Об этой потере он сообщает Богу. Стих встречается во многих вариантах в рукописных старообрядческих сборниках, он неоднократно публиковался [см.: Варенцов, 1860, 183]. Но существует и другой стих, объясняющий содержание первого. На вопрос: "О чем, иноче, плачешь", совпадающий в двух текстах, инок отвечает не Богу, но ангелу, явившемуся во сне: Уж я млад зело постригся, Всех я добрых дел лишился, Одолели злые мысли, Злые мысли некорыстны, Позабыл я чтенье-пенье, И ночно свое моленье, И душевное спасенье. Проблема интерпретации текстов стихов тесно связана с описанием семантики народно-поэтического языка, к чему мы и переходим во второй части работы. жүктеу/скачать 1.96 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|