Шкуратов В. А. Историческая психология



бет10/29
Дата28.06.2016
өлшемі2.1 Mb.
#164303
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   29
Палеолитические изображения - это аксессуары ритуала. Охотничья магия репетирует появление добычи и овладение ею. Но сводить действо к тренировке невозможно. Магический образ создает <вторую реальность>, которая воспринимается как подлинная, первая реальность. События инсценируются, но представляются не как инсценировка, но как подлинные события. <Переосмысляя реальность, это общество начинает компоновать новую реальность, иллюзорную, в виде репродукции того же самого, что оно интерпретирует. Это и есть то, что мы называем образом, и что в мертвом виде становится обычаем, праздником, игрой и т. д. Мышление, орудующее повторениями, является предпосылкой к тотемистическому мировоззрению, в котором человек и окружающая действительность, коллектив и индивидуальность слиты, а в силу этой слитности общество, считающее себя природой, повторя-Ментальность исторических эпох и периодов
ет в своей повседневности жизнь этой самой природы, г. е., говоря на нашем языке, разыгрывает свечение солнца, рождение растительности, наступление темноты> [Фрей-денберг, 1936, с. 54].
Вычленение содержания первичного магического действа приводит к определению древнейшего охотничьего культа - тотемизма. Тотемизм - вера в животных-прародителей (в меньшей степени - в растения и силы природы). Существует трактовка тотемизма как первобытной системы классификации (французский этнолог К. Леви-Строс), но она не противоречит религиоведческому пониманию этого многофункционального явления.
Реконструкция нижнепалеолитических и мезолитичес-ких культов опирается на этнографические аналогии. Наиболее часто жителей верхнего палеолита сопоставляют с австралийскими аборигенами. Австралия - классический пример тотемизма и магии. В нижнепалеолитической картине мира образ человека заслонен фигурой зверя. Человеческое и животное сливаются. Идентификация со зверем у современной личности является патологией, атавизмом, в каменном веке - это норма. <Жутко живые магические образы пещерников говорят о расцвете симильного колдовства> [Никольский, 1924, с. 84]. Симильная (контагиоз-ная) магия основана на том, что физическому воздействию подвергается изображение или скульптурная фигурка объекта колдовства. Таким образом, точность изображения здесь имеет значение. При так называемой парциальной магии, действующей по принципу pars pro toto (часть равна целому) изображения не требуется, но необходимо иметь что-то от предмета чаровства (клочок одежды, волос, слюну и т. д.).
<Ритм общей работы, таинственный успех коллективного труда в области, где индивид бессилен, гипноз толпы - все это, как и многое другое, укрепило веру в непобедимую мощь колдовских заклинаний, церемоний. Как и в развитии языка, главную роль в эволюции магии играло коллективное творчество> [Столяр, 1972, с. 45].
Психологическая история эпох и психических процессов
Магическая имитация жизни не только фокусировала в себе лучи восходящего сознания, но и служила культурной праформой, в которой до времени только и могли существовать религия, искусство, наука.
<Речь в своем зачаточном состоянии... еще не стала достаточным для этого средством. Поэтому эмоции выражались на основе более простых, преимущественно доречевых приемов. Таковыми были непроизвольно возникающие элементарные символические действия - примитивное, глубоко чувственное представление, в котором каждый как бы повторно исполнял свою роль в завершившейся борьбе.
Так у туши убитого зверя, обозначившей смысловую цель, зарождалась охотничья пантомима, давшая начало тем основным видам изобразительного и выразительного творчества, которые и в дальнейшем существовали преимущественно слитно, обретая самостоятельность и постепенно дифференцируясь лишь в ходе долгого развития. Любая подобная пантомима - а они были столь же многочисленны, как и повседневные акты охоты, - по-видимому, дублировалась. Второй раз представление повторялось в информационных целях, когда охотники с добычей возвращались на стойбище, и здесь надо было наглядно, с помощью атрибутов зверя <рассказать> о случившемся.
Эти непосредственные последствия конкретно-чувственного вида труда, повторяясь из поколения в поколение и становясь традиционными, положили начало особой линии развития. Они позволили качественно обогащающемуся первобытному сознанию решить следующую вставшую перед ним задачу, а именно: записать наипростейшим способом складывавшиеся темы-доминанты, общественно закрепить и увековечить их> [Столяр, 1972, с. 45].
Естественно, что у теории охотничьей магии (ее обосновал один из исследователей пещерной живописи А. Брейль) есть оппоненты. Леруа-Гуран так отзывается об этой теории: <В популярных работах пишут что угодно, никогда не проверяя, никогда не критикуя, и взятое из сферы предположений возводят в ранг бесспорного. Доис-Ментальность исторических эпох и периодов
торический человек с необыкновенной легкостью переодет в рогатого колдуна и занимается в пещерах, подобно миму, подражанием действиям охотников, покрывает стены рисунками беременных кобыл и заколдованных бизонов, соединенных в пары людей и зверей, хижин, бумерангов, гарпунов, ловушек и обиталищ духов. Приложив руку с отрезанными пальцами к стене, обводит ее охрой и тащит под холодные своды пещеры бедняг-подростков, чтобы посвятить их в суровые будни сверхъестественной жизни. Таков примерно смысл хилого и простенького образа пещерной религии> [Леруа-Гуран, 1971, с. 86].
Иронические эскапады крупнейшего авторитета археологии все-таки не смогли поколебать магическую теорию происхождения культуры. Оппоненты теории исходят из словесной основы творчества, которую невозможно восстановить. Но столь же правомерно звучит предположение о довербальных психических истоках культуры. Опорой такого мнения служат сохранившиеся до наших дней магические практики.
Доисторическая магия открывает традицию длиной в десятки тысяч лет. Между поэтом-символистом начала века, исповедующим <магию слова>, экстрасенсом наших дней, магистром оккультных наук, чернокнижником средневековья и первобытным шаманом мало общего. Тем не менее существует стержень, вокруг которого вращается вся эта масса заклинаний, манипуляций, торжественных слов, таинственных обрядов. Это - живое, действующее человеческое тело.
В городской цивилизации тело стеснено массой норм и запретов, прикрыто одеждой, обучено шагать и двигаться по правилам, прикреплено к рычагам машин, инструментов и бытовых приборов, вписано в городской интерьер и тесные квартиры. Это окультуренное тело, почти лишенное своей двигательной спонтанности. Телу возвращаются степени его биологической свободы где-то на краях культуры. Физический труд, спорт, танец не являются инстинктивными телодвижениями. Они подчинены жестким п^а-7 В. А. Шкуратои 193
Психологическая история эпох и психических процессов
вилам. Половой акт инстинктивен, в его движениях нет выученной нормы (во всяком случае, до эры сексологии, которая и этому пробует обучать). Магия, по-видимому, единственная психокультурная система, основанная на высвобождении телесной спонтанности из-под контроля социальной нормы и сознания. Магические заклинания повелительны и непонятны, они вводят участников, в том числе самого заклинателя, в транс. Звуки как бы сами произносятся гортанью, движения как бы сами производятся телом. Магический ритуал как бы копирует настоящее действие, но с точки зрения рассудка это бессмысленное действие. Цель присутствует, но тут же, будто в забытьи, перекидывается в фазу исполнения. Движение осуществляется без привычного нам участия сознания, тело, как в гипнозе (а часто именно в нем), делает то, что ему задано, но попадая в <иллюзорную реальность>, которую само оснащает эмоциями и образами.
ОТ ДРАМЫ ДЕЙСТВИЯ К ДРАМЕ СЛОВА. Магия - странное занятие. В ней есть все, как в настоящем действии. Это не игра. Есть цель: изгнать болезнь, поймать добычу, приворожить любимого, нанести вред врагу. Действия - иногда само действие, совершенно как в подлинном деле (охотничий танец), иногда его модель (заклинание). Участник ритуала не играет или представляет, он действует. Объект воздействия всегда есть: его изображение, фигурка, волосы - без этого не обойтись. Первобытный человек прекрасно знает, что, проткнув человеческую фигурку, он совершает убийство, и с колдуном поступают как с убийцей. Туземец не любит фотографироваться и сообщать, как его зовут, ибо облик и имя - это не его внешние атрибуты, это он сам. Для нас важно не то, что действия можно объяснить, придумать для них теорию. Важно, что в минуты колдовства его участники верят, что все по-настоящему. А между тем все, разумеется, не по-настоящему, и нормальный человек, в какую бы эпоху он ни жил, отличает убийство от ритуала. Задача магической <теории> - объяснить участникам ритуала, каким образом их действия возымеют успех, задача маги-Ментальность исторических эпох и периодов
ческого сознания - стереть грань между реальным и магическим. В <правильной> магии участник во все поверит, как зритель, убивший на спектакле Отелло, чтобы спасти Дезде-мону. Более того, он все увидит: духа болезни, борьбу с ним, своего врага, хотя декорации у колдунов нет и прочие аксессуары правдоподобия несравненно слабее, чем в театре.
Магия есть эпатирование натурального действия с помощью простых, натуральных знаков. Без минимума атрибутики магии не обойтись, но и слишком правдоподобные декорации ей не нужны, иначе она выродится в спектакль. Источник эффектов здесь - тело и его <натуральные знаки>.
Магию можно назвать драмой действия. Предметное действие, обретя вполне надприродный, социальный характер, ищет воспроизведения себя и добивается этого только в иллюзорном плане. Воспроизведенное действие есть его значение, но значение существует сначала не идеально, а как инсценировка с пантомимой и реквизитом. Как происходит отрыв действия от значения - большая тайна.
От индивида, едва научившегося говорить, требовалось не духовное, а мускульное участие в духовной практике коллектива. Духовность производилась всеми и для всех. Доисторическое действо фокусирует идеомоторные проекции всех участников на предмет и объект действия, оно собирает индивидуальные состояния в коллективное и опредмечивает его. Коллективная эмоция, натолкнувшаяся на предмет, обрушивается коллективной судорогой: визуальной, двигательной и т. д.Это - момент истины для всех, проявление смысла, свечение другого мира сквозь предметное действие: ликование, ужас, плач, смех (часто все сразу). Магическое действие - это подпорченное реальное действие, потерявшее целесообразность, но получившее взамен смысл. Ради коллективной организации цели пришлось пожертвовать самой целью. Выстроенное как предугадывание будущего, действие оказалось иным миром. Связь между этим и другим миром - коллективное воображение (мышление для этого не годится, оно разрабатывает рецепты правильного исполнения процедур внутри миров, принимая их как данность).
Мы можем обнаружить остатки <магической реальности> в театральном зале или в карнавальной атмосфере народной смеховой культуры. Широко распространенная форма коллективной фантазии - смехофантазия. Вот шутовской царь, царь в насмешку - толпа смеется, издевается, глумится кад
Психологическая история эпох и психических процессов
ним; дурачок осмеивает царя, солдаты срамословят триумфатора. Луций из <Золотого осла> Апулея перед мнимым судом, Санчо Панса - губернатор острова Баратария. Во всех случаях создается иной мир, с достаточной дозой серьезности замещающий этот. В какой-то момент воображаемый мир неотличим от подлинного (иначе он не создавался бы с такой обязательностью и тщательностью). Но вот - взрывы смеха, и обманный мир распадается, узурпатор разоблачен и поплатился, магический мир народной культуры убирается в свое подполье, а мир предметный, реальный приобретает смысл.
Карнавальный смех нам известен по М. Бахтину как снижение книжных реалий народной культурой. Едва ли мы представим его механизм, не снизойдя к более простым формам. Карнавальная инсценировка и ее смеховое разрушение показывают исключительную социальную важность эпатирова-ния ведущей картины мира (реальности) и внешние, немен-тальные способы построения иного мира. Во-первых, та кло-ническая судорога, которая сводит лицевые мышцы и сотрясает тело, и по физиологической, и по социальной функции есть фантазия. В первобытной магии смех ритуален, он включен в момент смыслового и физического уничтожения предмета, т. е. перевода его из одной ипостаси (физической) в другую (смысловую). Во-вторых, смехофантазия включена в прямое мимицирование действия. Рыдающ"ч вопль вызывает предмет из отсутствия, смеющийся - провожает его туда. Самый глубокий смысл смеха оказывается самым примитивным. Смех вызывает-устраняет предмет, он оперирует таким образом между уровнями физического существования и не-существования. Физическое несуществование есть смысл. Чистое действие совершенно бессмысленно.
Инвокация (крик) есть физический акт, первая и самая доступная (наряду с предметом) наличность. В то же время наличность уже не предметная, но особая, годная для проявления того, чего нет. Это факт создания ненатуральности в натуре: голосом, криком, дыханием, телом. <На самом деле никакой цели здесь первоначально нет, а есть драма слова - называние имени, параллельное драме действия - нарожде-нию из смерти> [Фрейденберг, 1936, с. 1041.
В магии сюжет отсутствует (сюжет есть преднамеренное смысловое построение), а присутствует мимицирование (в том числе вызывание-голос). Слово начинается в магии как
Ментальность исторических эпох и периодов
элемент ритмико-моторного комплекса, который равносилен факту-смыслу <я есть> предмета. Поэтому слово не только денотат знака, но и сигнал.
Перед нами культура действия, и слово здесь еще тоже действие. Творчество состоит не в сюжетоплетении, а в зву-коиспускании. Сюжеты будут построены позднее из отрывистых, коротких, алогичных, внушающих обработчикам, этнографам, филологам, редакторам отчаяние своей бестолковостью кусков. В них жизнь сигнализирует о своем стремлении жить. Содержание древнейших ритуалов и преданий просто: они о рождении, размножении, питании, выделении, умирании. Мир создан из существ, охваченных биологическими потребностями. Можно предположить, что в первых символических действиях содержание инсценировки, ее фундамен-тальнейшая витальная направленность были очевидны и доносились до участников без сложной словесной артикуляции, естественными движениями тела, сливающимися с проявлениями метаболизма. Поскольку смысл жизнедействия всепо-нятен, то значение имеет скорее интенсивность, а не тонкая и произвольная нюансировка значащих единиц.
Извилистый водораздел между физикой (акустикой) слова и его смыслом нельзя провести без помощи воображения. Последнее заменяет правильные семантические связи, установить которые вполне удается только в письменной культуре. В дописьменной культуре связь означаемого и означающего не дана грамматически, не записана, она постоянно скачет в зависимости от целей, ситуации, материала. Главное, она представлена не абстрактно. Живые символы ритуала - пляшущие, рыдающие и смеющиеся, избиваемые, распина-емые и высмеиваемые - участвуют в мыслительном процессе, мало понятном книжной культуре. Это фигуры допись-менной фантазии, которые дереализуют и удвояют мир, т. е. связывают означаемое и означающее тут же, в действии, без грамматических правил, потому что таких просто нет. Есть ритуальные процедуры и формулы, весьма жесткие. Но сами по себе вне ритуального действия, формулы бесполезны и просто не существуют. Еще раз повторим: магия есть создание образа другого мира действием, и не просто действием, а заинтересованным, совместным, инсценированным действием. Ее единица - эпатирующее, смыслонаделяющее действие. Момент шокового изменения мира в глазах участву о-
Психологическая история эпох и психических процессов
щих и есть миг нарождения смысла. Возникновению экстатических, экстрасенсорных видений, смеховых судорог и рыданий соответствует и <формульное> течение ритуала. В истории меняются объекты магии. Охотничья магия репетирует появление-исчезновение добычи и овладение ею. Здесь воспроизводится только физико-космический факт существования или несуществования. В сатурналиях добавлены моменты опрокидывания и обновления социального порядка. Тем не менее принцип магии (смыслообразующее действие) сохраняется.
Самостоятельное существование магии вне мифа подвергается сомнению. Однако у нас есть критерий для разделения двух стадий, или двух моментов мифомагии: единица магии - действие, единица мифа - слово.
ПЕРВОБЫТНЫЕ СИМВОЛЫ КАК АРХЕТИПЫ. Происхождение символических систем в связи с архаическим ритуалом изучается в направлениях, которые ориентируются на синтез археологических и этнографических данных о магии, тотемизме и других первобытных верованиях с глубинной психологией (прежде всего К. Юнга). Вначале позднего каменного века появляются символы коллективного бессознательного, так называемые архетипы.
Как отмечалось выше, у всех известных этнографии первобытных народов ритуал так или иначе слит с мифом. Миф можно рассматривать как объяснение, сценарий ритуального действия. При возникновении символической деятельности в нижнем палеолите навыки дискурсивного (рассуждающего) мышления и сюжетосложения были, видимо, слабыми. Это и дает основание утверждать, что пещерные изображения и символы были <заготовками>, из которых потом сложилась связная, сюжетно и логически упорядоченная картина мира. <...В них (пещерных рисунках. -В. Ш.) лишь заготавливались некоторые шаблоны, указывавшие на какую-то совокупность объектов и отношений между ними, которые позднее могли оформиться в сюжет. Общие представления последующей эпохи послужили как бы магнитным полем, в котором поэтические заготовки каменного века
198
Ментальность исторических эпох и периодов
заняли свое особое место в общей картине и наконец получили свое действительное значение> (Топоров, 1972, с. 84].
С этой точки зрения первую законченную картину мира дает так называемое мировое дерево - композиция, поделенная на три пространственно-семантические зоны: верх (небо) - середина (земля) - низ (подземное царство). В трехчастную конфигурацию и входят нижнепалеолитичес-кие <заготовки>, впрочем, обнаруживающие склонность к семантизации еще до эпохи мирового дерева. Копытные животные палеолитических росписей становятся символами серединного царства, птицы - верхнего, рыбы и змеи - нижнего. Все находящееся вне текстуально-семантической системы мирового дерева относится к хаосу и доступно пониманию только после введения в пределы правильных культурных интерпретаций и символизмов. <Поднятие мирового дерева (или его образа - шаманского дерева) обозначает установление всех мыслимых связей между частями мироздания и прекращение состояния хаосЯ^ [Топоров, 1972, с. 96].
Указанная трактовка, однако, останавливается перед различием изображения и знака, т. е. она исходит из того, что любой образ является знаком и может быть прочитан по правилам определенной грамматики. Но собственная природа живописного натурализма в том и состоит, что образы запечатлеваются <как есть>, физиопластично, б.ез категоризаций и семиотических определений. В акомпози-ционной данности изображения воплощается принцип, который, в противоположность семантическому и пространственному структурированию, может быть назван динамическим, или точечным, энергийным, аперспектив-ным. Это принцип представления единичного события.
К. Юнг называл архетипами <первобытные образы>, <ту часть психического содержания, которая еще не прошла какой-либо сознательной обработки и представляет собой еще только непосредственную психическую данность. Архетип как таковой существенно отличается от исторически ставших или переработанных форм> [Юнг, 1991,
Психологическая история эпох и психических процессов
с. 99]. Архетипы обладают энергией создавать символы, <они не имеют определенного происхождения; они воспроизводят себя в любое время и в любой части света> [Юнг, 1991, с. 65].
Незакрепленностью в какой-либо определенной системе записи, появлением как бы ниоткуда из возбужденной, лишившейся привычных ориентиров психики, высокой энергийностью при отсутствии явной пространствен-ности фундаментальные образы-праформы, о которых пишет Юнг, указывают на обстоятельства, при которых в палеолите возникают первые символы человечества.
КРЕСТЬЯНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ - ПРОДУКТ НЕОЛИТА. Зрелая и поздняя первобытность представлены неолитическими культурами. Это - расцвет родового устройства, каменной индустрии, время появления новых отраслей хозяйства - скотоводства и земледелия (<неолитическая революция>), больших поселений - деревень и городищ. В неолите появляется дошедший до наших дней общественно-экономический, культурный, бытовой, психологический уклад, который называется крестьянской (земледельческой) цивилизацией. Ее признаки: аграрная экономика, ручной труд, минимальное потребление и простой быт, зависимость от природно-климатических ритмов, естественно-демографическая саморегуляция (когда есть хлеб насущный - усиленно размножаются, когда нет - вымирают). Идеология крестьянской цивилизации - миф, анимистические верования (т. е. вера во всеобщую одушевленность мира; когда деревня принимает монотеистическую религию, на поверку она оказывается по-луязыческой); основная социальная ячейка - большая семья. До XIX в. сплошь урбанизированные регионы редки, города встают островами из крестьянского океана. Мировая деревня удивительно однородна: от Атлантики до Китая сходные орудия труда, фольклорные сюжеты, кровнородственные связи и верования.
Ментальность исторических эпох и периодов
Ментальность деревни направлена на поддержание ее устойчивого уклада. Историки школы <Анналов> отнесли крестьянскую цивилизацию к <долгой длительности> (Ф. Бродель), <спящей истории> (Э. Леруа-Ладюри). Здесь изменения в укладе столь медленны, что людьми не воспринимаются. Жизнь подчинена ритмам природы и аграрных работ, стародавним обычаям, которые, кажется, существуют вечно. Человек тут не ждет быстрой смены событий, погоня за жизненным разнообразием и сенсациями, столь характерная для города, ему чужда. Большинство психокультурных особенностей крестьянской цивилизации основаны на том, что это: а) <экологическое> сообщество, погруженное в природу и воспроизводящее ее ритмы; б) среда непосредственного общения, где люди знают друг друга в лицо и проводят всю жизнь в знакомом окружении.
МИФ И ТЕОРИИ МИФА. Люди, живущие в окружении питающей природы, определяют себя и свой мир посредством символизирования процессов роста и размножения. Мировоззрение зрелой первобытности предстало мифом. Слово <миф> (греч. цувоо) означает повествование, слово, речение. Мифы - это короткие рассказы о деяниях предков и происхождении вещей. Отдельные рассказы организованы в систему жизненных представлений народа или эпохи - в мифологию. В европейской науке можно выделить, по крайней мере, девять теорий мифа.
1. Просветительская. Миф - невежественная выдумка, басня, следствие незнания законов природы, отсталости и страха. Мифы рассеиваются под воздействием подлинного знания. Такого мнения о мифе были некоторые древнегреческие мыслители, писатели-просветители XVIII в. и марксистские философы (хотя в советском обществоведении развивались и более сложные, специальные представления).
2. Лингвистическая. Миф есть <болезнь языка>. Он возникает из метафор и образов древней поэзии. Сначала че-Психологическая история эпох и психических процессов
ловек осознает условный характер своих сравнений (например, <звезды - глаза неба>), но затем по каким-то причинам забывает об условности и придает риторическим оборотам буквальное значение (небо превращается в существо с множеством глаз). Теория предложена в прошлом веке английским филологом М. Мюллером, в России с некоторыми поправками принималась А.Н. Афанасьевым и А.А. Потебней.
3. Эволюционистская. По мнению английского этнографа XIX в. Э. Тэйлора, миф - продукт раннего, детского состояния человека и человечества. Нуждаясь в объяснении природы, дикарь использует доступные ему приемы, он одушевляет мир и переносит на него все проявления своей личной жизни. Миф - это выражение некой первобытной философии и религии, каковым является анимизм (вообще одушевление природы).
4. Социологическая. Миф объясняет социальную реальность и распространяет такое объяснение на природу. Мифологические <коллективные представления> обобщают структуру первобытных общностей (французский социолог Э. Дюрктейм). Разновидность этого подхода - функционализм, оценивающий значение мифа для поддержания устойчивости первобытных сообществ (польский этнограф Б. Малиновский).


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   29




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет