Сильвия Крэнстон при участии Кэри Уильямс Жизнь и творчество основательницы современного теософского движения Блаватской е. П. Перевод с английского под редакцией

В отчаянье его повергли пассивность индийцев и их нежелание помогать теософам. Феноменальный успех, о котором говорилось выше, пришёл не сразу. В 1881 году у Е.П.Б. хватало причин, чтобы написать:

«Вот уже шесть лет [с 1875 года] мы публично заявляем, что индийская Йога^*32 есть наука достоверная, подтвержденная тысячами экспериментальных доказательств; что подлинные индийские йоги, хотя и немногочисленные в наши дни, всё ещё существуют, и человек, ведущий праведную жизнь, может найти их. Нет ничего удивительного в том, что европейцы сомневаются в истинности таких утверждений; но что индусы... наследники древних философов, наравне с ними отрицают йогу и насмехаются над ней, стало для нас горьким откровением. Тем не менее, мы заявили об этом не шёпотом, а открыто. Но лишь едва слышное эхо нашего голоса возвратилось к нам из огромной индийской пустоты. Не нашлось отважной души, которая поддержала бы нас и подтвердила, что Йога истинна, а настоящие йоги всё ещё существуют. Нам говорили, что Индия мертва; что духовный свет в её светильнике давно угас; что современная наука доказала, что древние нас просто морочат... Но когда стало ясно, что нас не заставить замолчать, а сколько-нибудь весомых возражений у противной стороны нет и быть не может, стали проявляться первые признаки перемены общественного мнения» [³³].

Людей смущало и то обстоятельство, что первые полтора года Е.П.Б. находилась под демонстративным полицейским надзором, поскольку британские власти подозревали её в шпионаже в пользу России. Даже Олкотт был под подозрением. Следили за каждым их шагом: приходящие к ним письма вскрывались и телеграммы прочитывались, отправляемые — нередко пропадали. Русофобия достигла высшей точки из-за успехов русских войск в Туркестане, когда, казалось, и судьба Афганистана висела на волоске. Е.П.Б. писала Эллен Берр в Соединённые Штаты, когда та посетовала на пропажу писем: "Ура могущественной, бесстрашной и непобедимой старой Англии! Оскал русского медведя мерещится британскому льву, царю зверей, даже в складках платья русской старухи, и тот навостряет уши, бьёт царственным хвостом и рычит, являя мощь и величие, — есть от чего затрепетать чувствительной душе" [³⁴]. В этой атмосфере подозрительности многие индийцы избегали общения с теософами [³⁵]. Кроме того, в Индии Е.П.Б. была постоянной мишенью клеветнических нападок миссионеров, которые усматривали в её деятельности прямое посягательство на дарованное им "от бога" право спасать язычников. Однажды она заметила:

«[Собственная] философия лучше всего проверяется в условиях, которые служат "испытанием для человеческих душ"^**; легко сохранять очаровательную безмятежность, когда находишься вдалеке от поля битвы. Пусть тот, кого прельщает венец мученика, приедет в Индию или на Цейлон и поможет нам учредить общество на основе Терпимости и Братства. Тогда он увидит, из какого теста сделан обычный христианин» [³⁶].

Один из Учителей как-то раз назвал Теософское движение "Отчаянным предприятием" и в ответ на недоумение адресата пояснил: "Под "Отчаянным предприятием" я подразумевал следующее: если принять во внимание величие той задачи, которая предстоит нашим добровольцам — теософам, и особенно те многочисленные силы, что уже выстроились и выстроятся ещё для противодействия им, мы вполне можем уподобить это примерам отчаянного сопротивления при подавляющем перевесе сил противника, оказать которое доблестный солдат почитает за честь для себя" [³⁷].

Олькотт успешно справился с искушением вернуться в Америку, и оба основателя ТО с головой окунулись в работу. Одной из важных сторон их деятельности сделалось отныне издание ежемесячного журнала Теософ, редактором которого стала Е.П.Б... Журнал расходился по свету, привлекая всё новых читателей на Западе, никогда прежде не слыхавших о теософии. Первый номер вышел в октябре 1879 года. Причин для издания подобного журнала было достаточно. "С самого начала, — писала Е.П.Б. генерал-майору Даблдею 16 июля 1879 года, — нас вытесняли из всех местных газет и душили нарочитым пренебрежением и равнодушием" [³⁸]. В редакционной статье, открывающей первый номер, указываются и другие причины:

«Быстрое распространение Теософского движения из Америки в разные страны Европы и Азии; трудности и дороговизна почтовой связи из-за разбросанности членов Общества по всему свету; необходимость такого печатного органа, на страницах которого учёные Востока могли бы делиться своими познаниями с западным миром и где местные священнослужители и пандиты, единственные компетентные интерпретаторы, могли бы поведать о тонкостях [индуистской], буддийской, парсийской и других религий; и наконец, требовалось хранилище для фактов — главным образом из области оккультизма, — собранных членами Общества в разных странах... Мы решили, что наш журнал должен быть интересен всем — и философам, и простым читателям. Одни с удовольствием последуют за пандитами сквозь лабиринты метафизических тонкостей и будут знакомиться с переводами древних рукописей, другим легче усваивать знания с помощью легенд и преданий, имеющих мистическую подоплеку. На наших страницах яств должно быть не меньше, чем на пиру, дабы каждый мог утолить свой голод. Насущные жизненные потребности для многих читателей важнее духовных, и мы отнюдь не собираемся этим пренебрегать; подтверждение тому можно будет найти на страницах нашего журнала».

Первые шесть лет, будучи редактором, Е.П.Б. очень много писала для журнала. Пять томов её Собрания сочинений состоят из статей именно этого периода. Беатрис Хейстингс, известный британский литературный критик, отзывается о Теософе так:

«Вряд ли найдётся более захватывающий журнал, чем Теософ под редакцией Е.П.Б.! Если читающее племя хочет знать, чем была Е.П.Б. между заговорами, — пусть читают его. Сей журнал стоило бы перепечатать целиком, вплоть до объявлений, не опуская ничего, что может показаться устаревшим; ибо всё в нём имеет непреходящую ценность, в нём запечатлена жизнь Теософского общества» [³⁹].

Хейстингс, несомненно, порадовалась бы тому, что первые два тома Теософа переизданы в начале 1980-х годов [⁴⁰].

Во втором номере Теософа (1879, ноябрь) Е.П.Б. помещает статью на тему, которую в наше время назвали бы экологической. В то время об экологии, разумеется, не задумывались. Статья "Проблема индийского леса" подписана "Лесник". Предваряя её, редакция пишет:

«Каждый патриот-индиец скорбит об упадке своей страны, но лишь немногие осознают его истинные причины. Здесь дело не только в иностранном правлении, высоких налогах, неумелом и расточительном ведении хозяйства, но и в том, что сводятся леса. Уничтожение растительности на водоразделах и горных склонах — это преступление против собственного народа, которое губит его быстрее, чем меч любого завоевателя... Как нам доводилось наблюдать, повсеместное уничтожение лесов в Америке было просто ужасающим. В целых областях сводили и выжигали строевой лес, чтобы освободить землю под пашню. 90000 миль железных дорог и 80000 миль телеграфных линий уничтожили огромные лесные массивы — и всё ради столбов и шпал... Достаточно оглянуться на историю, чтобы понять, что истребление лесов подрывает, а потом истощает силы нации так же неотвратимо, как ночь сменяет день. Природа создаёт условия для развития человечества, и нарушение её законов не может не обернуться катастрофой. Один великий патриот несколько месяцев назад написал нам: "Эта бедная нация погибает из-за нехватки зерна". Увы, это правда! и желающему узнать, почему не хватает зерна, почему растет нищета, мелеют реки и свирепствуют голод и болезни, которые губят страну, следует прочесть статью "Лесника", публикуемую в этом номере. Любовь к стране, принявшей нас, заставляет нас снова и снова возвращаться на страницах нашего журнала к вопросу о сохранении индийских лесов. Поездка на север, предпринятая нами в апреле прошлого года, оставила горькие воспоминания о 2000 миль выжженных полей с дрожащим над ними маревом и лишь чудом уцелевшими кое-где деревьями. Совсем не требуется поэтического воображения, достаточно хозяйственной смётки, чтобы увидеть, что эта безлесная, выжженная солнцем пустыня обречена, если немедленно не вмешаться и не помочь щедрой Природе снова одеть растительностью горные склоны» [⁴¹].

Решением практических вопросов, связанных с изданием журнала, занялся Дамодар Маваланкар, совсем недавно вступивший в ТО... Разоблаченная Исида произвела на него такое сильное впечатление, что он решил выразить своё почтение автору, навестив её в штаб-квартире в Бомбее. Сын богатого брамина, Дамодар позднее предпочел порвать со своей кастой и отказаться от причитающейся ему доли наследства в 50 000 рупий, когда семья потребовала, чтобы он оставил занятия теософией [⁴²]. Олкотт вспоминает:

«Когда Дамодар вступил в ТО, был сезон дождей, и милый мальчик по вечерам являлся к нам в гамашах, белом резиновом дождевике и в панаме с большими полями, держа фонарь в руке, и капли воды стекали с его длинного носа. Он был стройный, как Сара Бернар, со впалыми щеками, и ноги у него были похожи на пару свинцовых карандашей, по выражению Е.П.Б… Судя по внешнему виду, шансов стать Махатмой или хоть на тысячу миль приблизиться к настоящему ашраму у него было не больше, чем у любого другого члена Общества. Но это была лишь видимость, как, впрочем, было обманчивым и то впечатление, которое производили другие члены Общества, как будто намного превосходившие его духовно... В детстве он тяжело заболел лихорадкой и был уже при смерти, когда ему было видение: к нему явился добрый мудрец, взял его за руку и сказал, что умирать он не должен, он должен жить, потому что его ждет важная работа. После встречи с Е.П.Б. его внутреннее зрение постепенно раскрылось, и в том, кто стал известен нам под именем Учителя К. X., Дамодар узнал мудреца, посетившего его во время той давней болезни в детстве. Это укрепило его преданность нашему делу…» [⁴³].

Прочтя Исиду и вступив в ТО, Дамодар писал:

«Я ничуть не преувеличиваю, говоря, что по-настоящему я живу только эти последние несколько месяцев; непроходимая пропасть лежит между моим прежним представлением о жизни и тем, как я понимаю её теперь... Прежде меня интересовали лишь новые заминдари^***, высокое общественное положение да удовлетворение своих прихотей и желаний... Теософия помогла мне по-новому увидеть мою страну, мою религию, мой долг. Я стал лучшим [индусом], чем раньше. Мои собратья-парсы говорили мне, что Теософское общество сделало их лучшими зороастрийцами, чем прежде. Буддисты часто писали в общество о том, что теософия помогла им оценить по достоинству их собственную религию. Значит, такие занятия помогают глубже понять свою собственную религию. Теософия наделяет человека способностью проникать в суть предметов, преодолевая косность мышления... Если посмотреть на различные религии глазами обычного человека, то они сильно расходятся во множестве деталей. Между ними ни в чём нет согласия... Но должен быть... общий фундамент, на котором покоятся все религиозные системы. Фундамент этот, начало, их объединяющее, есть истина» [⁴⁴].

Дамодар регулярно писал статьи для Теософа. Он первым ввёл в теософский лексикон слово махатма применительно к гималайским адептам. До тех пор их называли Братьями. Махатма — слово не новое; так в древней Индии называли мудрецов [⁴⁵]. В статье "Махатмы и чела" Е.П.Б. приводит следующее определение:

«Махатма — тот, кто с помощью особой подготовки и обучения развил свои высшие способности и достиг такого духовного знания, какое может стать достоянием обычного человечества только через бесчисленное множество перевоплощений в процессе космической эволюции, если, конечно, оно не пойдёт против назначенного Природой и тем самым не уничтожит себя» [⁴⁶].

Глава 4. Поездки на север

Дамодар перебрался в штаб-квартиру ТО в Бомбее и с тех пор жил вместе с Е.П.Б. и Олкоттом. В декабре 1879 года он сопровождал их во второй поездке на север, во время которой они познакомились с Алфредом Перси Синнеттом и его женой Пейшенс. Позже этой чете предстояло сыграть важную роль в Теософском движении. А. П. Синнетт был редактором "Пионера", влиятельной индийской газеты, считавшейся рупором правительства.

"Через девять дней после нашего прибытия в Бомбей, — вспоминает Олкотт, — пришло письмо от Синнетта. Он писал, что хотел бы увидеться с Е.П.Б. и со мной, если мы когда-нибудь решим посетить север страны, и готов опубликовать любые интересные факты о нашей деятельности в Индии. Как и вся индийская пресса, Пионер отметил наш приезд". Синнетт добавлял, что его интерес к оккультизму связан с желанием открыть для себя законы, объясняющие те замечательные феномены, свидетелем которых ему довелось быть в Лондоне. И что все объяснения, которые попадались ему до сих пор, были, как правило, "набором бестолковых допущений и предположений" [⁴⁷]. Синнетты жили в Аллахабаде, где большую часть года находился вице-король и всё правительство Индии. Теософы прибыли туда 4 декабря и провели там около двух недель. Это была их первая настоящая встреча с местными британскими властями. Олкотт пишет:

«Миссис Синнетт приняла нас чудесно, и не успела она произнести и нескольких фраз, как мы поняли, что обрели бесценного друга. Среди приглашенных в тот день были судья из Высокого суда и министр государственного образования. Элис Гордон прибыла 7 декабря, проделав долгий путь для того только, чтобы встретиться с Е.П.Б., и постепенно мы познакомились почти со всеми здешними образованными и широко мыслящими англичанами... Многие из них сразу располагали к себе, но более других заинтересовали нас Синнетты и миссис Гордон, блиставшая умом и бывшая в ту пору в самом расцвете своей красоты... По строгому англо-индийскому этикету новоприбывшему полагалось первому наносить визиты, но поскольку Е.П.Б. делать это не собиралась, те, кто хотел познакомиться с ней, отбросив церемонии, являлись сами и навещали её так часто, как им того хотелось» [⁴⁸].

Во время этой поездки Е.П.Б. познакомилась также с Алланом Хьюмом, занимавшим прежде пост министра в британском правительстве Индии. В течение нескольких лет А.Хьюм играл заметную, но неоднозначную роль в Теософском движении. Позже он стал основателем Индийского национального конгресса.

***

Следующей остановкой на их пути был Бенарес. Местные пандиты чествовали Олкотта, воздавая должное его деятельности. "После этой встречи, — сообщает он, — я отправился засвидетельствовать своё почтение Ж.Тибо, доктору философии, директору Бенаресского колледжа, давнему ученику и протеже профессора Макса Мюллера. Он милейший человек, прекрасно разбирается в санскрите, и притом не строит из себя бог весть кого" [⁴⁹].

"Госпожа Блаватская, эти пандиты [из Бенареса] говорят мне, что в древние времена действительно жили йоги, развившие в себе сиддхи^*, описанные в шастрах; что они могли делать удивительные вещи — например, вызвать в комнате, вроде этой, дождь из роз; но теперь таких не осталось..." Не успел он договорить, как Е.П.Б. подскочила на стуле, презрительно глянула на него и разразилась тирадой: "Так прямо и говорят? Что никому такое уже не по силам? Ну я им задам; а вы передайте им от моего имени, что если бы современные индусы меньше пресмыкались перед своими западными хозяевами, не погрязли бы в пороках и больше походили бы на своих предков, то им не пришлось бы делать столь унизительное признание и ждать, пока старая гиппопотамиха с Запада подтвердит правдивость их шастр!" Потом, сжав губы и пробормотав что-то, она повелительно махнула правой рукой, и — хлоп! — на головы собравшихся упало с дюжину роз... Разговор заметно оживился. Обсуждалась санкхья [школа индийской философии]. Тибо дотошно расспрашивал Е.П.Б., и она обстоятельно отвечала. Кончилось тем, что доктор признался, что ни Макс Мюллер, ни другие ориенталисты не смогли раскрыть ему истинный смысл философии санкхьи так, как это сделала она, и горячо поблагодарил её.

Ближе к концу вечера, воспользовавшись паузой в разговоре, он повернулся к Е.П.Б.... и попросил у неё розу "на память о столь приятном вечере", выразив сожаление, что ему не посчастливилось получить один из тех цветков, что упали столь неожиданно. Возможно, он просто хотел проверить, не был ли первый цветочный дождь только ловким трюком. Если это так, то вряд ли она будет готова тут же повторить его! "О да, конечно, — ответила Е.П.Б., — сколько угодно". И снова по мановению её руки возник дождь из цветов. Одна из роз даже стукнула доктора по макушке [⁵⁰].

***

В письме от 24 января 1880 года к Уильяму Джаджу он рассказывает следующее. Во время разговора со свами Дамодар спросил, не знает ли тот местную женщину по имени Маджи. А спрашивал он потому, что несколько месяцев назад ученик этой женщины, пандит М.В.Панди, написал о ней E.П.Б. Свами ответил отрицательно.

Когда Е.П.Б., встретившись со свами, задала тот же вопрос, Дамодар с удивлением услышал, что тот хорошо знает эту женщину и даже готов проводить Е.П.Б. и тех, кто прибыл с ней, в её ашрам, расположенный милях в двух оттуда, на берегу Ганги. Но пришло время отправляться к Маджи, а Е.П.Б. заболела и пойти со всеми не смогла. Узнав об этом, Маджи сказала, что ни разу ещё не ходила в гости к европейцам, но с Е.П.Б. она непременно хотела бы встретиться до того, как теософы покинут Бенарес.

При первой же их встрече Маджи спросила у Е.П.Б., знает ли та, что у них один и тот же гуру. Е.П.Б. попросила у неё доказательств. По словам Дамодара, "она [Маджи] сказала, что Гуру госпожи родился в Пенджабе, но живёт главным образом в южной части Индии и ещё на Цейлоне. Ему почти триста лет, у него есть товарищ примерно такого же возраста, хотя на вид им обоим не больше сорока"[⁵¹].

Маджи пообещала ещё раз навестить Е.П.Б. В письме к Джаджу Дамодар сообщает, что до выхода Е.П.Б. к гостям "полковник Олкотт задал Маджи несколько вопросов относительно госпожи. Маджи сказала, что госпожа — совсем не то, чем она кажется. Её внутренний человек уже дважды воплощался в теле индуса, и теперь он в третьем теле". Ещё Маджи сказала, что до сих пор "ни разу не видела европейцев, но узнав о госпоже от своего Гуру, пришла повидаться с ней. Тогда я спросил, пребывает ли ещё настоящая Е.П.Б. в теле, но Маджи отказалась отвечать и добавила только, что сама она — Маджи — ниже госпожи".

Поговорив с Маджи наедине, Дамодар пишет Джаджу:

«Она сказала мне, что если я хочу хоть сколько-то продвинуться в своём духовном развитии и увидеть кого-нибудь из наших Братьев, то должен целиком вверить себя госпоже. Больше никто не может провести меня по правильному пути. Если же я займусь поиском самостоятельно, то долгие годы буду скитаться от одного гуру к другому, но всё без толку... Теперь вы понимаете, как важно для меня не разлучаться с госпожой. Я с самого начала знал то, о чём сказала мне Маджи. Всего через два или три дня после того, как я попросил разрешения вступить в Общество, я поведал Е.П.Б. о своих истинных чувствах, о том, что считаю её своей покровительницей, чту как своего Гуру и люблю больше, чем мать... После этого я говорил со свами [Даянандой], и он, не зная, что сказала мне Маджи, настоятельно советовал то же самое — вверить себя Е.П.Б.» [⁵²].

Пользуясь случаем, Дамодар вспоминает о Маджи в статье "Может ли женщина стать адептом?". Среди прочих он упоминает великого посвященного — женщину по имени Увайяр из Южной Индии. Субба Роу в своих записях приводит другие подобные примеры, после чего сообщает, что "есть также женщина среди Маха-Чоханов (то есть величайших мудрецов. — С. К.)... Она сделала множество оригинальных открытий" [⁵³]. Покинув Бенарес, теософы провели ещё неделю у Синнеттов, и 26 декабря чета Синнеттов вступила в ТО. 30 декабря путешественники направились в Бомбей и прибыли туда в первый день нового 1880 года.

В январе Е.П.Б. узнаёт, что первое из серии её писем под общим названием "Из пещер и дебрей Индостана "появилось в русской печати и вызвало настоящую сенсацию [⁵⁴]. Эти её письма на родину печатались на протяжении ряда лет. Олкотт вспоминает, что в 1884 году он познакомился в Европе с двумя молодыми русскими аристократами, которые увлеклись Индией после этих публикаций. Они говорили ему, что письма эти очаровали и поразили русских читателей [⁵⁵]^**56.

Глава 5. Среди буддистов Цейлона

Не успели Е.П.Б. с Олкоттом сойти на берег в Индии, как их стали настойчиво приглашать на Цейлон. Они попали туда в мае 1880 г. и провели на острове три месяца. Всюду, куда бы они ни приезжали, их приветствовала огромная толпа.

Удивительно было то, что местные жители знали о Е.П.Б. и Олкотте ещё до их приезда в Индию. Британский буддолог Деннис Лингвуд рассказывает такую любопытную историю:

«В 70-х годах прошлого века Мегетхуватте Гунананда, величайший оратор в истории Шри-Ланки, своими выступлениями старался хоть как-то ослабить влияние миссионеров на острове. И вот однажды христиане организовали большой публичный диспут в Панадуре, чтобы раз и навсегда избавиться от своего серьёзного противника. Гунананде бросили вызов самые начитанные из них, но он не побоялся в одиночку выступить против объединивших свои силы ортодоксов. Его красноречие было так впечатляюще, логика столь неотразима, что противники были вконец посрамлены. Отголоски этого исторического спора докатились и до Америки, и позже Гунананда получил письмо от американского полковника и знатной русской дамы, которые высказывали свою радость в связи с его победой и сообщали ему о том, что в 1875 году в Нью-Йорке создано Теософское общество. Вместе с письмом пришли два больших тома — это была Разоблаченная Исида. Гунананда тут же ответил, и между ним и иностранцами-единомышленниками завязалась переписка. Он стал переводить на сингальский выдержки из этих писем и отрывки из Разоблаченной Исиды^*. Эти переводы имели широкое хождение, и вскоре в каждом буддийском доме на острове знали и почитали Г. С. Олкотта и Е.П. Блаватскую [⁵⁷].

Во время своего первого визита на Цейлон Е.П.Б. и Олкотт приняли пансил, то есть формально стали буддистами. Этот поступок часто толкуют неверно, хотя Е.П.Б. четко объяснила свою позицию:

«Я действительно считаю философию Гаутамы Будды наиболее возвышенной из [философских] систем — самой чистой и, кроме того, самой логичной. Но на протяжении столетий эта система искажалась из-за амбиций и фанатизма священников, пока не превратилась в религию для масс... Я лучше обращусь к первоисточнику, чем буду черпать из многих вытекающих из него ручейков... Когда Гаутама осуществлял свои реформы и выступал против лукавых брахманов, он опирался именно на эзотерический смысл великих древних Писаний» [⁵⁸].

Тогда же на Цейлоне было основано несколько филиалов Теософского общества. В него вступили многие сингальцы, в том числе и шестнадцатилетний юноша, который под именем Анагарика Дхармапала стал впоследствии ведущим буддийским проповедником своего времени, общественным деятелем, известным во всём мире. В журнале Азия за сентябрь 1927 года он рассказывает о своей второй встрече с Е.П.Б.:

«В декабре 1884 года госпожа Блаватская и полковник Олкотт по пути в Мадрас снова посетили Коломбо. Я отправился к отцу и сказал ему, что хочу уехать в Мадрас, чтобы работать вместе с ними. Он не стал возражать, но в день, на который был назначен отъезд, заявил, что видел плохой сон и поэтому не может позволить мне уехать. Главный священнослужитель, другие жрецы, которых я знал с детства, мои старшие родственники — все были против меня. Я не знал, как поступить, но сердце говорило мне, что нужно ехать; я чувствовал, что только это откроет для меня новую жизнь. И тогда перед священнослужителями и моей семьей, сговорившейся не отпускать меня, предстала госпожа Блаватская. Это была удивительная женщина, перед её энергией и силой воли отступали все препятствия... Семья в конце концов сдалась... Однажды она сказала мне, что, благодаря физической и нравственной чистоте, мне доступно общение с гималайскими адептами; и в свои девятнадцать лет я решил посвятить жизнь изучению оккультной науки. Но когда я приехал в Мадрас, госпожа Блаватская мой план не одобрила: "С твоей стороны было бы куда мудрее посвятить себя служению человечеству, — сказала она. — Для начала изучай пали, священный язык Будды". В то время сочинения на пали были мало известны»