Сильвия Крэнстон при участии Кэри Уильямс Жизнь и творчество основательницы современного теософского движения Блаватской е. П. Перевод с английского под редакцией



бет2/47
Дата22.07.2016
өлшемі4.54 Mb.
#215484
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   47
ЧАСТЬ I. ЖИЗНЬ В РОССИИ
Глава 1. Истоки
В бесчисленных письмах, интервью и многотомных сочинениях Е.П.Б. встречается всего несколько упоминаний о её предках. Она не любила говорить о своей весьма примечательной родословной. Чтобы узнать какие-то подробности, приходится обращаться к другим источникам.

Её мать, Елена Андреевна Ган, была известной писательницей. «В своё время сочинения Елены Андреевны признавались необыкновенным явлением в русской литературе, чуткий Белинский посвящал ей целые статьи, её считали "Лермонтовым среди писательниц"» [1]. Её называли даже "русской Жорж Санд" [2]. Бабушка Е.П.Б. по матери, княжна Елена Павловна Долгорукая, в замужестве Фадеева, в доме которой она провела значительную часть своего детства и юности, была прекрасно образованной женщиной и весьма одарённой художницей. Она принадлежала к одному из самых древних русских родов, восходящих к Рюрику, основателю династии русских князей. Происходит род от св. князя Михаила Черниговского, замученного в Золотой Орде за отказ поклониться языческим идолам. Потомок его, прозванный Долгоруким, и стал родоначальником князей Долгоруковых, среди которых были известные русские полководцы, государственные деятели и писатели. Прадед Е.П.Б., князь Павел Васильевич Долгоруков, генерал-майор времён Екатерины Великой, был товарищем и сослуживцем Кутузова [3]. Французская ветвь была привита к родословному древу, когда князь Павел Васильевич женился на Генриетте де Бандре дю Плесси, принадлежавшей к знатному французскому роду, один из предков которой, гугенот, эмигрировал в Саксонию. Её отец, Адольф де Бандре дю Плесси, служил в Саксонии, оттуда, получив приглашение, поступил в чине капитана на военную службу в России в начале царствования Екатерины II. Адольф Францевич командовал армейским корпусом в Крымской кампании, был любимцем Суворова, ему покровительствовал граф Панин [4]. Дочь Павла Васильевича и Генриетты Адольфовны, княжна Елена Павловна, бабушка Е.П.Б. по материнской линии, была удивительной личностью. В то время в России женщин не принимали в высшие учебные заведения, и она получила серьёзное и многостороннее домашнее образование. Елена Павловна свободно говорила на пяти языках, прекрасно рисовала и музицировала. Склонность "с самых молодых лет" к серьёзным и основательным знаниям привела её к занятиям "археологией, нумизматикой, ботаникой", и не в качестве "дамы-любительницы", а, как пишет её внучка Вера Желиховская:

«положительно, на практике, составляя редкие, драгоценные коллекции, исписывая тома, состоя в учёной переписке и деятельной мене (т.е. обмене. — Ред.) изысканий своих и рисунков с европейски известными натуралистами: с президентом лондонского геологического общества Мурчисоном, со Стевеном, Бэром, Абихом, Карелиным»

Гоммер де Гель [5] в своих сочинениях... многократно упоминает о ней как о замечательно учёной особе, во многом руководившей им в его изысканиях. Lady Stanhope, известная английская путешественница (изъездившая весь мир в мужском костюме), в одном из сочинений своих о России говорит о ней, "что встретилась в этой варварской стране с такой удивительно учёной женщиной, которая прославилась бы в Европе, если б не имела несчастия проживать на берегах Волги, где мало кто может понять её и никто не в состоянии её оценить..." Она оставила более 70 толстых томов своих рисунков цветов, древностей, монет и переписанных ею редких экземпляров сочинений [6]. Часть этой богатейшей коллекции, содержащая рисунки растений, была передана в дар библиотеке Санкт-Петербургского университета её дочерью Надеждой Андреевной Фадеевой [7]. В 1813 году, двадцати трёх лет от роду, княжна вышла замуж за своего ровесника Андрея Михайловича Фадеева, государственного чиновника, впоследствии — саратовского губернатора [8]. Его прадед Петр Михайлович Фадеев, капитан армии Петра Великого, погиб в битве под Полтавой, когда Россия отражала вторжение шведского короля Карла XII. Дед, Илья Петрович, умер от ран, полученных в русско-турецкой войне в конце царствования Анны Иоанновны, а один из братьев, Михаил, был убит в Отечественной войне 1812 года [9].

Должно быть, когда Е.П.Б. читала об этих войнах, стоивших жизни её близким, история оживала для неё, переставая быть обычным уроком. Елена Павловна Фадеева сама воспитывала и учила детей и могла гордиться своим потомством. Старшая её дочь, писательница Елена Андреевна Ган, была матерью Елены Петровны Блаватской и Веры Петровны Желиховской, тоже писательницы. Сын Екатерины Андреевны — второй её дочери — Сергей Юльевич Витте стал впоследствии видным русским государственным деятелем; сын Елены Павловны Ростислав был известным боевым генералом, военным писателем и реформатором [10]. Младшая из детей, Надежда Андреевна, также не чуждая литературных занятий, была особенно дружна со своей племянницей Еленой, будучи всего на два года старше неё [11]. Елена Андреевна несомненно думала о своей матери, когда писала такие строки:

«Если я скажу вам, что она была нашей кормилицей, няней, наставницей, нашим ангелом блага на земле, то всё ещё не выражу той бесконечной, бескорыстной, всем жертвующей привязанности, которою счастливила она наше детство» [12].

О внучке, будущей Елене Блаватской, бабушка пеклась не меньше, чем о собственных детях. Её доброта распространялась не только на близких:

«она занималась широкой благотворительностью и спасла от голода немало бедных семей, а также основала сиротский приют» [13].


Елена Павловна была православной, веровала глубоко и искренне и в том же духе воспитывала детей. Она учила их, что "премудрый и добрый Бог" всё устроил в мире "красиво и полезно" [14]. Она "прожила до глубокой старости" — умерла в Тифлисе на 71-м году. Немецкая линия в родословной Е.П.Б. исходит от её отца, Петра Алексеевича фон Гана. Графы фон Ган были хорошо известны в Германии, а позже — в России, куда эмигрировали за несколько поколений до рождения отца Блаватской. В семнадцатом и восемнадцатом столетиях Россия притягивала тех, кто подвергался гонениям у себя на родине, а также искателей приключений отнюдь не меньше, чем Новый свет [15]. Е.П.Б. рассказывает, как прививались к русскому стволу эти западные ветви, а фамилии эмигрантов "русифицировались порой до неузнаваемости, например, английские Гамильтоны превратились в Хомутовых!" [16] Петр Алексеевич фон Ган, выпускник Пажеского корпуса, избрал военную карьеру и вышел в отставку в чине полковника. Его отец, генерал-лейтенант Алексис фон Ган, родом из Мекленбурга, был женат на графине Елизавете Максимовне фон Прёбсен [17]. Это от немецкой бабушки Елена Петровна унаследовала "курчавые, белые волосы" и живой, добродушный, весёлый нрав. Отца Елены Петровны, напротив, отличали едкое остроумие и закоренелый скептицизм. Образованный и начитанный, он не признавал ни религии, ни оккультизма и говорил, что это "нянькины сказки"[18]. О его отношении к развивающимся психическим силам дочери мы расскажем чуть позже.

Двоюродная бабушка Е.П.Б. со стороны отца, графиня Ида Ган-Ган, была известной немецкой писательницей, которую знали и в других европейских странах [19]. Интересно, что у матери Елены Петровны и этой её бабушки было немало общего. В предисловии к Полному собранию сочинений Елены Андреевны Ган, изданному в 1905 году, мы читаем:

«В тридцатых годах минувшего столетия во Франции, Германии и России — почти в одни и те же годы появились беллетристические произведения, впервые поставившие пред современниками так называемый ныне "женский вопрос". Знаменитая Жорж Санд — во Франции, графиня Ида Ган-Ган — в Германии и Е. А. Ган (под псевдонимом "Зенеиды Рвой") — в России заговорили о печальной участи женщин, не нашедших семейного счастья или переживших его крушение... Эти три писательницы заложили прочный фундамент для будущего женщины, с них начинается история женского вопроса, от них исходит первая инициатива в деле равноправия мужчин и женщин» [20].

Темы, которые Елена Андреевна затрагивала в своих книгах одной из первых в России, выходили за рамки чисто женских проблем. Героиня нашумевшей повести Теофания Аббиаджио, вглядываясь однажды в окна домов богачей, где они, "в бриллиантах, в перьях", наслаждаются жизнью, невольно спрашивает себя: "Что же сделали они, эти люди? Чем заслужили они эти преимущества? Чем оправдывают их? За что им всё дано — в то время, как другие скитаются париями, отверженцами от всех игр и радостей", между тем как на этих отверженцах лежит вся работа, весь труд? А вот уже и бедная, убогая улица, где видит она "страшные лица угольщиков. Там также живут двигатели деятельности целого города, но невидимые, забытые всеми". Взлетает неподалёку и рассыпается фейерверк, а "во ста шагах расстояния, целое семейство готовилося к голодной смерти на сырой земле, и ни одна искорка не обратилась в небесную манну, чтобы упасть спасеньем на их головы" [21]. Ту же глубокую меру сострадания мы находим в трудах Е.П.Б. в Голосе Молчания*, книге, которая была на ночном столике Теннисона в час его смерти [22], есть такие строки:



«Да внемлет Душа твоя каждому стону боли, подобно тому как лотос обнажает сердце своё, чтобы испить утреннего солнца. Не допускай, чтобы палящее Солнце осушило хоть единую слезу боли прежде, чем ты сам сотрёшь её с очей страждущего. И да падёт каждая жгучая слеза человеческая в сердце твоё и там пребудет, и да не смахнёшь ты её, покуда боль, породившая её, не будет устранена. О ты, чьё сердце преисполнено милосердия, знай же, что слёзы эти — потоки, орошающие поля бессмертного сострадания... Знай, что поток сверхчеловеческого знания... тобою обретённый, должен через тебя... изливаться далее в другое русло... его чистые и освежающие струи должны смягчать горечь океанских вод — этого могучего моря скорби, наполняемого людскими слезами» [23].
Начало писательской карьеры Елены Андреевны приходится на время, когда её старшей дочери шёл шестой год. Однако вернёмся к обстоятельствам рождения Елены Петровны. Её матери в ту пору было семнадцать лет.
Глава 2. Родившаяся в тревожную пору
Елена Петровна родилась в ночь на 12 августа (по старому стилю 31 июля) 1831 года в Екатеринославе, городе, основанном графом Потемкиным на Днепре, в землях Новороссии, отошедших к России в ходе русско-турецких войн. С 1926 года он называется Днепропетровск. Днепр в русской истории занимает особое место. Именно на берегах этой реки, второй по величине в европейской части России, возникла Киевская Русь и обосновалась поначалу династия Рюриковичей. К тому времени Днепр стал одним из главных звеньев торгового пути в Константинополь. Река эта связана и с другим чрезвычайно важным для Руси событием. В Днепре крестил свой народ киевский князь Владимир, потомок Рюрика, сам принявший христианство. Судьба распорядилась так, что на той же самой реке родилась более восьми веков спустя Е.П.Б., принадлежавшая к тому же древнему роду, но в своих трудах поставившая под сомнение, что церковное таинство крещения имеет силу даровать спасение принявшим его и что тот, кто крещен не был, будет навеки проклят. Однако Е.П.Б. ни в коей мере не была антихристианкой. В первой своей большой работе Разоблаченная Исида она говорит, что книга эта "не содержит ни одного слова против чистого учения Иисуса, но беспощадно разоблачает девальвацию его в пагубные церковные системы..." [24]. Крещение самой Елены Петровны совершилось при весьма примечательных обстоятельствах. В 1831 году, при её рождении, в России свирепствовала азиатская холера, самое безжалостное из всех эпидемических заболеваний. Годом раньше началось её распространение на запад, и вскоре Россия, а потом и Европа подверглись её опустошительному нашествию. Холера сметала на своём пути целые поселения. Её жертвой стал даже брат Николая I, великий князь Константин Павлович. В усадьбе Фадеевых, где родилась Елена Петровна, тоже имелись смертельные случаи. Всюду громоздились заготовленные впрок гробы. По народным поверьям, родиться в такую пору — недобрый знак. Домашние решили немедленно крестить её, дабы младенец не погиб "с тяжестью первородного греха на душе". Родственники так описывают драматические подробности этого события:

«При совершении таинства крещения в русской православной церкви зажигают множество тонких восковых свечей. Крёстные отец и мать, все участники и присутствующие держат их на протяжении всей церемонии. Кроме того, все стоят, как того требует греческий чин. В отличие от римско-католических или протестантских церквей, в православии никому не дозволяется сидеть во время совершения службы и треб. Зала в семейном особняке была большой, но толпа добровольных свидетелей едва в ней помещалась. [Надя, маленькая тётушка новорожденной] всего [двумя] годами старше своей племянницы, как "доверенное лицо" одного из отсутствующих родственников оказалась в первом ряду, сразу за протопопом. Взбудораженная и уставшая от долгого, почти часового стояния, девочка незаметно для старших опустилась на пол и, видимо, сомлела жарким августовским днём в переполненной комнате. Служба близилась к завершению. Восприемники отрекались от Сатаны и всех деяний его — это отречение в православной церкви символизируется троекратным плеванием на невидимого врага, — когда маленькая барышня, играя с горящей свечой в ногах у толпы, нечаянно подожгла длинное облачение священника. Окружающие слишком поздно заметили происшедшее. [Несколько человек, в том числе священник, получили ожоги]» [25].

Это было ещё одним дурным предзнаменованием, по суеверным представлениям, бытовавшим тогда на Руси. С того дня будущая госпожа Блаватская, невинная причина сего несчастья, была, в глазах всего города, просто обречена на бурную жизнь, полную превратностей и тревог. Однако рождение в годину великих бедствий — будь то болезни или что-то ещё — не должно непременно считаться дурным предзнаменованием. Как тут не вспомнить знаменитые слова из Бхагавадгиты, с которыми мудрый Кришна обращается к своему ученику:
«Много у меня прошлых рождений, у тебя также, Арджуна,

Я знаю их все, ты же своих не знаешь, подвижник...

Всякий раз, когда ослабляется дхарма

И беззаконие превозмогает,

Я создаю себя сам, Бхарата.

Для спасения праведных, для гибели злодеев,

Для утвержденья закона из века в век Я рождаюсь» [26].

л

Фадеевы за шестнадцать лет до рождения Елены Петровны переехали в Екатеринослав и поселились в собственном особняке. Андрей Михайлович был переведён туда в Новороссийскую контору иностранных поселенцев. Матери Елены Петровны был тогда один год от роду [27]. В этом особняке и родилась Елена Петровна. Он сохранился до сих пор. В 1991 году, в столетнюю годовщину её смерти, на доме появилась табличка, объявляющая его культурно-историческим памятником. Во время рождения дочери Петр Алексеевич Ган, офицер конной артиллерийской батареи, находился в Польше, куда был направлен после начала польского восстания. Когда он вернулся, Елене было около шести месяцев. А через год Ганы переехали в Романьков*, армейский городок неподалёку от Екатеринослава, и зажили своим домом [28].


Глава 3. Кочевая жизнь
Ганы недолго пробыли в Романькове; на Украине началась для них кочевая жизнь. Места стоянок батареи Петра Алексеевича Гана часто менялись. Деда, Андрея Михайловича, находившегося на государственной службе, тоже могли перевести в любую из российских губерний. В дальнейшем Елена Андреевна с детьми жила то у мужа, то у родителей, так что Елена Петровна путешествовала с ранних лет и имела возможность общаться с разными людьми и культурами, как бы готовясь к будущим странствиям. Елене не исполнилось и трёх лет, когда семью, вновь находившуюся в Романькове, постигло первое большое горе. Её младший брат Саша серьёзно заболел, а медицинская помощь оказалась недоступна: весенняя распутица превратила дороги в сплошное месиво, которое не одолеть было ни конному, ни пешему. Малыш медленно угасал на руках у несчастной матери, которая ничем не смогла ему помочь [29]. В ожидании следующего ребёнка Елена Андреевна перебралась в Одессу. Там, в попечительском комитете, занимавшемся делами немецких колонистов, служил теперь Андрей Михайлович, — в Германии находилось немало охотников обживать российские просторы. Когда Елене исполнилось три с половиной года, у неё появилась сестра Вера.

Вскоре после родов Елена Андреевна переехала к мужу, и семья снова стала кочевать — то в Малороссию, то в Тулу... Постоянная неустроенность домашней жизни способна измучить любую мать, а Елена Андреевна не отличалась к тому же крепким здоровьем. В повести Идеал она напишет: "Но в своей кочующей жизни, бедная "военная дама" не смеет дружиться с кем или с чем бы то ни было: страшное слово "поход" вечно висит, как чёрная туча над нею! Грянет урочный сигнал, и покидай всё, отрывай сердце от всего, с чем оно свыклось, что было ему мило... и иди, не ведая куда" [30]. А ждут её всё "те же грязные местечки, лачуги, обеды и чаепития офицеров у начальника, дым трубок, вечные разговоры о лошадях, собаках, пистолетах, чинопроизводстве и т. п." [31]


Глава 4. В Петербурге
Весной 1836 года пришло радостное известие. Петра Алексеевича вместе с батареей переводили в Санкт-Петербург. В России в ту пору не было железнодорожного сообщения. Такое долгое путешествие в карете, наверное, представлялось маленькой Елене Петровне замечательным приключением, но для её матери с младенцем на руках и пятилетней непоседой, требующей постоянного присмотра, это было непростым испытанием. Конечно, Елену Андреевну манила перспектива окунуться в культурную жизнь столицы России — самого европейского из её городов, едва ли уступающего Лондону и Парижу. Петр Алексеевич хорошо знал Санкт-Петербург, там он рос, там по-прежнему жила его родня. Пока он был занят на службе, его брат Иван Алексеевич знакомил невестку с Северной Пальмирой, сопровождая её в музеи, театры, в оперу.*[32]

"Здесь, — пишет Екатерина Некрасова в биографическом очерке, опубликованном в 1886 году в журнале Русская старина, — возможно очутиться лицом к лицу с людьми, о которых знаешь только по книжкам, возможно видеть "великих поэтов" воочию" [33]. На одной из выставок картин произошла удивительная встреча, о которой Елена Андреевна так писала сестре Екатерине:

«Я вдруг наткнулась на человека, который показался мне очень знакомым... И при втором взгляде сердце у меня крепко забилось... Я узнала — Пушкина!.. Я воображала его чёрным брюнетом, а его волоса не темнее моих, длинные, взъерошенные. Маленький ростом, с заросшим лицом, он был бы не красив, если бы не глаза. Глаза блестят как угли и в беспрерывном движении. Я, разумеется, забыла картины, чтоб смотреть на него. И он, кажется, это заметил: несколько раз взглядывая на меня, улыбался... Видно на лице моём изображались мои восторженные чувства» [34].

Несмотря на новые восхитительные возможности, мать не забывала о детях. Некрасова пишет: "Она по-прежнему играет с Лоло [Еленой] на фортепьянах, поёт с ней песенки, учит грамоте и радуется необычайным способностям и уму своей пятилетней девочки" [35]. С самого рождения Лоло, или Лолоша, "делается предметом горячих материнских забот. Елена Андреевна сама и кормит, и ходит за ней, несмотря на свои 17 лет", — сообщает Екатерина Некрасова [36]. Биографы Е.П.Б. как-то проходили мимо этого очерка, хотя он имеет немаловажное значение, ибо в большой степени основан на письмах Елены Андреевны к сестре Екатерине. Других писем Елены Андреевны, видимо, не сохранилось**. Поэтому до сих пор биографы Е.П.Б. могли весьма произвольно толковать отношения девочки с матерью. Так, писательница Мэрион Мид в книге "Мадам Блаватская: женщина и миф", вышедшей в 1980 году, совершенно бездоказательно утверждает, что мать, увлечённая писательской карьерой, "отстранилась" от Елены, предоставив её заботам гувернанток. Далее следует нелепое заявление о том, что ребёнок относился к матери "с глубокой враждебностью"[37]. В Петербурге Елена Андреевна читает книги на немецком, итальянском и английском, последние два языка она выучила самостоятельно. Английский она любила особенно. Прочитав Годольфин, последний роман Булвер-Литтона, Елена Андреевна сделала "перевод или, вернее, компиляцию" его и осенью 1836 года робко предложила свой труд О. Сенковскому, редактору популярного журнала "Библиотека" для чтения. Радость её не знала границ, когда материал был принят, а знаменитый "барон Брамбеус" посоветовал ей написать что-нибудь своё. Так началась её писательская карьера.

Некоторые повести Елены Андреевны посвящены горькой участи женщин, несчастливых в браке. Они отчасти автобиографичны. Жизнь с Петром Алексеевичем, который был вдвое старше Елены Андреевны, принесла ей глубокое разочарование [38] ***.38a В повести Суд света она писала:
«Тонкий, весёлый ум моего мужа, приправленный всею едкостью иронии, ежедневно похищал у меня какое-нибудь сладкие упование, невинное чувство. Всё, чему от детства поклонялась я, было осмеяно его холодным рассудком; всё, что я чтила как святость, представили мне в жалком и пошлом виде» [39].

Приближалось время перевода Петра Алексеевича обратно, в Малороссию. Елена Андреевна думала об этом с ужасом. Осенью в письме к Екатерине она жалуется: "Признаюсь, страшно вспомнить, что придется же возвратиться в какой-нибудь Романьков или Оскол! О, Боже мой, дай терпения!" [40] И судьба словно сжалилась над ней.

К тому времени её отец, Андрей Михайлович Фадеев, уже служил в Астрахани главным попечителем над калмыцким народом, а заодно и тамошними немцами-колонистами. И вот по делам службы Андрея Михайловича вызывают в Санкт-Петербург, где он успевает застать свою старшую дочь. Вскоре, в марте 1837 года, в Библиотеке для чтения под псевдонимом Зенеида Р-ва выходит в свет её первая повесть "Идеал". А когда в начале мая Фадеев отправляется назад в Астрахань, Елена Андреевна и дети едут с ним [41]. Е.Некрасова рассказывает, что она "пустилась, под охраной и покровительством отца, на другой конец России... Её не страшит ни тысячевёрстное пространство, ни тяжёлые, убийственные дороги того времени" [42]. Попечительство Андрея Михайловича Фадеева над сотней тысяч буддистов позволило маленькой Елене впервые соприкоснуться с этой восточной религией. Калмыки пришли в эти степи в начале XVII века из Китая. Фадеевым и Ганам случалось гостить у калмыцкого князя Сер-беджаб-Тюменя. После разгрома Наполеона в России он набрал полк из своих людей и успел присоединиться к победному маршу русской армии на Париж, за что был пожалован царскими наградами [43]. Вера вспоминает:

«... [Е. А. Ган] провела весну 1837 года в Астрахани; а оттуда поехала с родными своими и двумя дочерьми, чрез калмыцкие степи, на кавказские минеральные воды... Путешествие принесло большую пользу тем, что подкрепило начинавшее уже расстраиваться здоровье матери... и возбудило в ней много поэтических замыслов. Плодом их вскоре явились новые повести: Утбалла, Воспоминание о Железноводске и пр.»



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   47




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет