Сказка, написанная порнобионической dx-мухой

I.

28 ноября 1921.

Вкус соли из мешков мушиных губ вдруг изменился. Флюгеры рук стали тоньше. И Тцара в металлическом кардигане вылезая из ануса Марселя, услышал стук в дверь:

Клок-клок.

Тцара посмотрел в окно. Внизу лежали бутылки людей и подскользнувшиеся кошки. Больные элефантизмом ноги туч желатиновыми карандашами ветра мягкие электровозы век открыли на треугольных личинках DX-мух. Марсель разбил «водяную игрушку» об локоть стола крыши. Клоки шуба задрожали, словно назад перематываемый ток.

Клок-клок.

Тцара открыл дверь. На пороге стоял Кран. Он был весь в обёртках порнобионических материалов, от чего был похож на бумажную вермишель с дышащим леопардовым краном головы и двумя глазами, разбитыми на разноскоростные фрагменты считывания со своих механических пейсов, струящих глию, грифы, гифы, глифы, иероглифы, муглы, муги и фрамуги. Всеми материалами он молча пророс в квартиру, на верхней губе опуская небольшую ванну для руконаложений в руки Марселя. Хризантема улыбки распускалась на лице Марселя, он залезал в неё и погружался в сухую кровь и хрусталики аксолочьих глаз. На пейсах в потолок Кран поднимал муги в каждый клок искажающего шуба решетом жамканных чувствительных рук. Обёртки становились клетчатым драповым пальто, мятым и прожёным окурками. Из-за пазухи Кран достал Телармониум и пинком размозжил его об стену. Длинными сросшимися поперёк пальцами он смёл обломки в кучу и, заплакав клейким слёзсвилем собрал всё заново и, ввинтив провода губ в фиолетовые разъёмы ртов девчиков на крышке аппарата, повесился в прихожей.

Тцара сел под его тяжёлыми ботинками на пол. Ботинки покачивались, особенно вертелся левый, словно кленовое семя с двумя летучками. Его приход был быстрым и неожиданным. Порнобионика была собрана. Марсель лежал в крови. И Телармониум разворачивал веерами худые фрамуги осени. Телармониум сосал кровь жадными дрожащими граммофонными раструбами бумажных рупоров. Марсель изгибался и кричал в ванной. Ботинки Крана болтались над головой Тцары. Мухи эластичными дрелями входили друг в друга по всей поверхности тел. Злые жёлтые листья шуршали на карнизе дома на Клерембо 28.
III.

30 ноября 1921.

31 ноября 1921.

Потом пришли Мёбиус-мобили, они вошли в комнату и вывернули её на изнанку. За окном вдруг пошёл снег, и снежинки, словно велосипедные колёса без ободьев глядели во все глаза в сломанные зонтики засохших мух. Элипсы мушиных немых слов покрылись инеем. Кровь больше не текла из вен Марселя. А аксолочьи хрусталики дрявили ванну. Все обёртки с Крана истлели и, теперь он был уже ни на что не похож. Только странные образования, похожие на миниатюрные полиэстеровые дымоходы сбегали по его пейсам, загибаясь в колено Марселя. Стройные руки Марселя собирали их и каледоскопически распадались с каждым в пальцах. Марсель сидел на островке по среди моря распадающихся рук с полиэстеровыми дымоходами в пальцах и некоторые из них закрывали ему глаза, тогда он проваливался в сон, где кровь по-прежнему текла из вскрываемых вен, а снег был тёплым, словно грусти пух. Вьюги пожирали свои хвосты. Только странные вегетативные трубки дышали до 10 часов на теле Тцары. Он сидел в кресле в твидовом пиджаке, пролистывая продукцию ольмов, когда услышал стук в дверь:

Клок-клок.

V.
1 декабря 1921.

2 декабря 1921.

Тцара втянул голову глубже в плечи и тихо выпустил великолепный курящийся выдох между бритвами поднятых воротников в цвет рукавов терпситонов фиолетового габардинового пальто. Сиамские слёзы свили монгольфьеры крафт-крокусов для его Марселя. Сиропными клетками они остановились на его щеках. Аксолотлей-механиков эмпузой-фугу авиетки-протея выдох его завис над орохламом. Тцара искал новых золь-флисс, протыкая орохлам длинным хундертвассером. Ильмы тянули над ним свои голые осминожьи ветви. Трава туши стелилась по самой земле. Хундертвассер гибко входил в орохлам, изгибаясь на глубине в поисках свежих золь-флисс. На Тцаре был дождевик Марселя, твидовые брюки и трёхцветные кеды. Под одним из ильмов валялся проржавелый ватерпас. Тцара подошёл к нему и ткнул хундертвассером. Из ватерпаса выскочили золь-флисс. Они были похожи на маленькие прозрачные мельницы странного запаздывающего принципа. Чуть прогибаясь в колесе поверхности, они сокращались внутри скачками старух-дафний. При этом несмазанно треща и повизгивая фальшивыми виолончелями. Тцара фетровой шляпой накрыл их флиссуловителем. Потом засунул в всёприёмник сверхпоэтической втулки. Нужно было ещё два золь-флисс. Можно было отобрать их у терпситонов. Тцара посмотрел в сторону механических рыб. Это были Мехлизы. Они сосали эдельвейсовую пыль с самой поверхности орохлама. Фиолетовые рукава терпситонов свисали из паза их спин. Тцара подождал, пока один из них протащится рядом с ним и, натянув на себя, вполз по рукаву в терпситона. Внутри терпситона тоже была муссонная свалка. Только небо было пониже, а механические рыбы были неопределённого цвета фрез. Цветом фрез он отрезал руки, поймал золь-флисс и вылез обратно. Дождь прекратился. Повесив флиссуловитель на спину, Тцара пошёл на Клерембо 28.

3 декабря 1921.

DX-мухи тоже заглядывали ему в ладони. Только они видели всё по-другому. Они видели Марселя танцующего среди огромных компостеров. Великолепного Марселя манекенным мясом с груди кормящим огромные компостеры.

Клок-клок.

Мухи губами открыли дверь. На пороге стоял Тцара.

----Привет, дружище Марсель,-----сказал Тцара.

----Привет,-----сказал Марсель.

-----Самопогрызаешься?

-----Так,-----вздохнул Марсель.

Улыбки на его лице поползли вдоль щеки. Стало тихо. А за окном снова пошёл дождь.

Тцара размял дождь в руке и выкинул в дверь.

Он любил Марселя. Мухи в искажающих полушубках смотрели на него. Они видели, как Тцара танцует среди огромных конюль. Конюли разбивались, но не ранили его. По небу летели ванны с Марселями. Марсели в них вскрывали вены маленькими ваннами. Фиолетовыми рукавами терпситонов тянулись к ним белые механические рыбы.
VIII.

4 декабря 1921.

-----Есть сигареты?----в стоящем колом пальто Кран сел рядом. Его левый ботинок всё также волчковал примерно в сантиметре от пола.

-----Есть,-----Тцара протянул открытую пачку. Потом взял сам.

----Всё работает?----Кран глубоко затянулся, потом спрятал сигарету в рукав. На рукав налипли три ильмовых листа. Он снял их и, скатав в катыш, положил на пол в сантиметре под левым ботинком.

------Работает,-----ответил Тцара.

------И коитусы исправно строит в слов шеренги?

------И коитусы исправно строит в слов шеренги.

------Ну, тогда хорошо.

Шкатулки осенних депрессий распустились у него в голове. Кран достал одну из них. Она была похожа на узкий пластмассовый пенал. Он открыл его и положил внутрь лиственный катыш. Потом опять убрал в голову. Башмак перестал волчковать и опустился на пол.

Тцара взял флиссуловитель и двинул им по опустившейся ноге Крана. Кран отскочил, выронил сигарету. С размаху Тцара двинул флиссуловителем ему в голову. Флиссуловитель сломал тому нос, кость щеки и выбил глаз. Не давая Крану опомниться, Тцара двинул ему в живот и по обеим коленным чашечкам. Когда Кран рухнул на колени, он двинул ему по спине, а потом добил на полу.

Флиссуловитель треснул и пойманные золь-флисс разбежались по комнате. Отбросив его в сторону, Тцара сел рядом с Краном и сунув в него руку, достал поэтический шуруп.

Шуруп он ввинтил во вторую дыру на корпусе Порнобионики. Теперь всё действительно работало. Раньше-----нет. Он соврвал Крану. Так было написано в инструкции:

1. 
   Соври Крану.
   
2. 
   Забей его флиссуловителем.
   
3. 
   Вынь из него поэтический шуруп.
   
4. 
   Втавь шуруп во вторую дыру на корпусе Порнобионики.
   
5. 
   Посмотри, что из этого выдет.
   

Порнобионика распухла и заняла всю комнату, вмяв Тцару и золь-флисс в стены. На ней появились э-краны. Э-краны надулись и вырвали всю комнату с корнями. Комната летела, переворачиваясь через себя в воздухе, её корни чертили звёздные шахты. Красивые синие искры тащились следом. Вмятый в бок Порнобионики, Тцара смотрел в профиль. Шипящие ландшафты из органомеханизмов проносились в прорезь лица.

5 декабря 1921.

------Достал?-----спросил Марсель.

-----Конечно, достал!------выкрикнул Тцара,-----пришлось, конечно, поискать! Я долго искал, прямо тебе скажу! Носился!!!!! Даже на корачках ползал! Да! И далеко ползал!!!!!!!

------Далеко ползал?

-----Всё исползал. Искал и тут и там. Потом ещё вон там поискал.

-----Ну, конечно-конечно. Главное, что нашёл.

-----Даже на корачках ползал,-----повторил Тцара.

Марсель сел с ним рядом, на пальто.

----Хороший Тцара,-----сказал он,-----показывай, давай, что достал.

Тцара сунул руку под матрац. В руке у него теперь лежала маленькая чудесная органола.

Марсель скосил глаза. Тцара держал её перед самыми глазами.

Органола щёлкнула и завертелась.

Волосы приподнялись и завились. Сквозь них полетели листья и цветы. Глаза Тцары стали восхищёнными. Он смотрел на Марселя, боясь пошевелиться. Марсель никуда не смотрел. Он чувствовал взгляд Тцары, и как поднимаются его волосы, и свет приходящий изнутри и множество других вещей чувствовал и знал.
X.

6 декабря 1921.

И в голове распустились лучевики.

Ископаемых цветов венчики дышут прозрачно.

Тцара рисует по памяти.

Тцара рисует с натуры.

Флиссмугг вынимает из карманов энцефалитными морскими коньками согнутых бабушек. Бабушки ковыляют по его ладоням. Над ними идут дождики. Рваными тучами тянутся дождики. Флиссмугг убирает их обратно.

Тцара вынимает из карманов стоптанных усатых дедушек. Дедушки ковыляют по его ладоням. Над ними идут дождики. Рваными тучами тянутся дождики. Тцара убирает их обратно.

Вокруг Тцары танцуют листья. Тцара стоит: внизу ботинки, чуть выше брюки, потом пальто, укороченное, приталенное. Клетчатый шарфик.

Постоянно снег, словно струнные переборы, натянут между землёй и небом.
XI.

7 декабря 1921.

Сигарета флиссмугга кончилась. Щелчком он отщёлкнул окурок в мусоропровод. Мусоропровод был жухлым и рассыпчатым. Окурок стукнулся о край мусороприёмника, и тот медленно разошёлся и тихо осел.

Флиссмугг слабо улыбнулся.

----Убить осеней?

-----Ну не убить. Исчезнуть. Одну за другой. Были. И нет. Осени.

-----И мне за это мухи?

-----Мухи.

------А за чем мне мухи?

-----Соберёшь Порнобионику.

-----Как интересно. Порнобионику. Что это?

-----Определённый механизм. Твоё близжайщее устремление. Ты же должен к чему-то стремиться.

-----Разве?

-----Определённо.

-----Как же мне их исчезнуть?

------ Чем?

-----Ну и чем, конечно.

-----Я не знаю,------флиссмугг развёл руками. Он достал две струны из носа. На стене были нарисованы тапиры, половые органы и флисья трава------полярис.

Тцара вдруг почувствовал усталось. Он вздохнул и лёг на ступеньки. Было совсем тихо. Так ведь все опали. Квартиры были пусты. И Тцара, закрыв глаза, чувствовал, как они висят в пустоте, словно бумажные.

Останки жильцов поворачивает ветер. В окнах жадными граммофонами пьются осени. Отмирающие хоботы тычут в рукава других хоботов. Тцара лежит и смотрит в себя. Но там ничего нет. Тот же пустой дом и осени рыжими языками лежат в пустых квартирах.
XII.

8 декабря 1921.

Из сыра потолка торчали черви-стрелки дней. Перед самым его носом промчался другой, внутренний, мягкий электровоз-аксолотль. На удаляющемся квадрате хвоста было написано «Где я?».

Тцара хотел, уже было, перейти улицу, как вдруг заметил, что на ней кто-то лежит. Он подошёл к человеку и снова удивился. У человека было его лицо, только тело было другим. Такое стройное и очень длинное тело в гаржетовой тройке. У человека была сломана нога. Из открытого перелома торчали остро пахнущие крючья сыра. Человек стонал и морщился от боли, иногда он проваливался в короткий обморок, иногда орал во всю глотку. Тцара поднял его и, взвалив на спину, потащил домой. Со спины за ним тянулась кровь.

Молодой человек оказался Марселем, девчиком и дохлой принцессой, из тех, что развлекают любезнейшую публику в шатрах, с узкой прорезью в куполе. Он объяснил Тцаре, что просто не обходим для успешной работы Телармониума, потом отключился.

Тцара посмотрел в окно: только чёткость контуров, всех находящихся в нём предметов, ещё вызывало какой-то интерес, в остальном-----там не было ровным счётом ничего примечательного.

Тцара вернул взгляд в комнату. Тут тоже было пусто и остановлено, все предметы, находящиеся в ней были словно оставлены по наследству.

-----Я----детородный орган,----сказал Тцара.

Его организм глубоко внизу пришлёпнул фразу несколькими беззвучными губами. Это было логично. Вокруг вздыхал океан.

В комнате стояли трое сасафрассов. Через всё лицо у них лежал один миндалевидный глаз с пятью зрачками. Два зрачка прятались в уголках глаза. два были смещены друг относительно друга поперечным веком-купе, так что не совпадали гранями. Один----большим чёрным отверстием лежал по-середине. Крошечные отверстия ртов находились на самых концах подбородков. На голове были странные головные уборы, похожие на головные уборы хасидов, только эти скорей всего головными уборами не являлись, а являлись выростами головы. Всю одежду их так же не оставляло ощущение собственной организменности. Живые газетные пальто их уныло шелестели. К длинным, чёрным, как дёготь, пейсам разноцветными проволоками были примотаны листки с «худыми фрамугами».

В комнате ощущался непрерывный растровый ток.

Пейсы с фрамугами струились, а окна на стенах изгибались и корчились. Фрамуги тянулись в окна. У сасафрассов вслед им подламывались станы. Они разводили длинными тонкими руками или пытались удержаться ими друг за друга. За окнами лежали сырные зиккураты. Ручки окон подползали по скривившимся рамам друг к другу, чтобы лучше закрывать вдруг выпученный фрагмент.

-----Я----детородный орган,-----повторил Тцара.

Окна распахнулись и сасафрассы в развевающихся пальто вылетели в сырные зиккураты.

----Какой?---- Марсель отогнул спящее веко.

----Вообще детородный,----ответил Тцара.-----Предназначенный для рождения потомства, половой.

В окне вращался один предмет цилиндрической формы и один любой другой.

-----Пых-пых-пых…я же похож на пуповину…пых-пых-пых,-----сказал Марсель.

Из его ушей осыпались полупрозрачные зародышевые лошади со склеенными тонкими ногами, сложенными вчетверо.

9 декабря 1921.

----Милый Тристан,----сказал Марсель,----Если ты готов посмотреть мою «водяную игрушку», то сейчас будет самое время.

Тцара подошёл к нему. Тоже абсолютно голый между лопатками. Марсель вылез из ванной и стоял теперь на левом колене перед аквариумом, засыпанным лепестками красных и зелёных роз.

----Вот он,----прошелестел он сгорающими тюлями ярко-красных губ.

По среди роз на жёлтом крафт-крокусе лежал аксолотль. Он был белым, как ольмы внутри проволок его тела. Только большие причудливо-изрезанные инестые жабры были пурпурными, словно осенний плющь.

----«Водяная игрушка»?---переспросил Тцара.

----Я назвал его Снеллиусом, милый Тристан,----ответил Марсель,-----Он первый,----добавил он шёпотом.

------Но он не самый тощий,-----заметил Тцара.

------Зато белый, как ольм,-----кротко возразил Марсель.

Тцара улыбнулся и осторожно, двумя пальцами, уложил волосы за правое ухо Марселя. Аксолотль шевельнулся и огромные его полупрозрачные, как слюдяные крылья насекомых, жабры сошлись и разошлись резко, словно два заточенных веера.

----Не нравится,----тихо сказал Марсель, снова освобождая три льяные пряди через три половины зелёного глаза. Глаз его вспыхнул и, собравшись в тугую земноводную манжетку, снова распустился среди густых и невесомых зёрен его нежности.

----Никогда не говори так,----сказал Тцара.

----Так?------Марсель улыбнулся.

Они занялись любовью.

Превратившись в гибкие гелиотроповые рукава, гаршнеповой саржой Тцара просочился в мохнатый бархат марселевого лефебра. Спаржевая летуаль сжала его картонажные глицинии-валлиснерии и велюр губ протащила на ду фу. Шпульной бумагой он наматался на эллипс постанывания Марселя и ржавчинным грибом выгнул хрящь ниточной кошки для его оргазма.

Разум вод, молодых и золотых, словно ресницы на метелях шатал подошвы их кож и лиловыми дудками разевал зеркала их новых одежд. Собранием лучей они катились в сиропы рам, мухорубящих монгольфьеры для детей их дымоходов. И на руках, протянутых к звёздам из золотистой фальги, носовые флейты их изменяли лица, и чудо ногтей колыхали и метали метко в астролоновую влагу вдоль щёк. Марсель бился и кричал. Глаза и рот его вырезал, длинный, как одежды грудина, черногубой дугой нож и слепатель спекал их кривым и сладким трауром финала. Фарлингетти-гиацинт разумными ношами поднимал их отсосанные рожицы на стрелках травленых осок и жалом длинным сквозь небесен бег туго продевал их сиамские внизчисленные волны. Всёприёмники их анусов дымились и, Дрель-флисс в перегоревшей своей пляске вонзалась то в рот, то в ухо, то в плоскую, как цветок из гербария, грудь. Они бились головами в худые фрамуги своего неминуемого счастья. Когда они нагнали все его дешёвые плато, головы, наконец, принесли лица, и сперма листьев непогоды сосцами притянула дождь на их планету. Спараноенный, забытый и поломанный завершением суицид-фаэтон их развалился и всей абсурдной кибернетикой звонче дуг слепого вошёл в сноп Лёсса тени вечера с другой стороны лома-тела потёков и сочного.

Когда Марсель открыл дрожащим птичим повололочным током свои лучистые сумасшествием зелёные глаза-неба расколотых призм, он увидел, что они лежит в луже крови, его вывихнутый в бутылочного меха клоках локоть пробил аквариум, а Снеллиус с разорванным брюхом, дожёвывает свой королевский жабр Эллипса Кая, слезами продлевая судорожные глотки из концов всех личиков и личинок.

Кровь текла из-под них, словно вязкий компот мягкого для обложек из стекла и гвоздей. У Тцары было перерезано горло, и чёткие, но измочаленные, раструбы трахей его бились холостым сопом по полу в крови. Опёршись на целый локоть, Марсель попытался как-то пережать их разорванные воронки сахарным пластырем своих стаявших пальцев. Но те выскальзывали и рвались на ещё более тонкие истеричные ленты-хоботы задыханий.

Тогда Марсель на шляпу улитки надел самую толстую трахею Тцары. Он стал быстро сокращать её, и кровь пошла горлом. Иногда улитка выскальзывал из трахеи, но Марсель снова вдевал её в неё. Он одевал её на коленях. Потом, сорвавшись с перебитого локтя, встал во весь рост, и, растянув прожухло-оливковую трубку, быстрыми толчками в тощих ягодиц глупых вывихах умер. Тцара замолчал. Марсель стоял, мелко подрагивая и закатив глаза. По локтю стекала кровь, ставшая вдруг чёрной, как тушь. Тело Тцары стало распадаться. Вельветин его вылезал и дранными леопардовыми валками сучился в общее месиво из роз, крови и спермы. Марсель одел вельветин. Его наряды были похожи на всхлипы. Солнце ласково путалось в его волосах, точными расплавленными граммофонами свисая по алмазным склонам подглазий. Гнойные, как старых собак слёзы драгоценных коньков полозья свет вырезали по шерстобиту тонкого заострённого лица. Лицо его собиралось огромными, как витражи линзами и на ладони подбородка тянулось на встречу остановившихся рюмок песочных часов в потолке его отчаянья. Часы прорастали сверху бесконечным кручением ручек, вентелей, колёс и тумблеров ширились из миллионов кабин-яиц трав южного моря. В кабинах он видел механиков-аксолотлей, точь в точь как Снеллиус. Их инистые жабры пейсами вились в невидимый дрейф бионической машинерии, наползали и съёживались, обнажая палку рта, вытягивающую потолок, словно кончик языка, самую окраину человеческой речи. В узкие пазы вдоль своих выплеснутых спин задумчивые аксолотли закладывали эту речь жабрами, а Марсель одевался в них флисовой, вельветиновой, астролоновой, шерстобитовой, бумажной, эдипальповой и даже глифомуглофрамуглиевой разноцветно-дышащей улиткой-ирисом. Это в углу, в разбитом аквариуме он филировал Снеллиуса. Его тупое с двух сторон улыбающее личико глубоко натягивалось на улитку. И все аксолотли сучек убегали чёрным гнилым молоком.

Марсель терял зрение. Мёбиус-мобили рвали его нитками сосудов свиля. Он видел проволоки. Только проволоки и ничего больше.

Из последних сил он влился в вельветин. Оргазм сжал и стянул его кожи. Рухнув на колени, Марсель на ресницах, словно на тонких ходулях протащил тело до окна и, перекинув через подоконник, закрыл глаза.

----«Водяная игрушка»?----переспросил Тцара.

----Я назвал его Снеллиусом, милый Тристан,----ответил Марсель.

----Эта твоя священная игрушка из воды так похожа на большого ольма, только такие мучительные жабры, да, Марсель?

Марсель ничего не ответил.

Солнечные лучи скользили по его коже и траченными киноплёнками дрожали на рёбрах. Маленькими воздушными стеклодувами наматывали на свои трубки дешёвые сверхпоэтические машины с разъятыми перистыми кабелями мух глаз слёзсвиля для саламандр-скафандра его острой улитки. Кабели искрились и изящно, словно плавники скалярий ласкали его рёбра и внутри бёдер.

Марсель закрывал глаза и полупрозрачную мембрану кожи растягивал между рёбер, словно раненное веко.

Тцара лёг рядом. Он положил лицо на вытянутую руку и смотрел им на Марселя. У Тцары тоже были очень красивые глаза. Каштановые с прожелтью, словно крафт-крокус.

В один момент он поймал сверхпоэтический кабель и влил в него ладонь, между пальцев выросли плексиглазовые поперечины, раскрывшись, как саргассовый конверт, выпустили ещё руки и целые решёта больно чувствительных рук. На цыпочках стробоскопических поломок микроботическим дымом, словно зарезанные стихотворения, они побежали по тонкой и нежной коже Марселя. Пена пальцев пряла его извитые кожи. Она прихлынула с изнанки, вкрадываясь, как разодранная лошадь с длинным глазом в плавниках вывернутого лона.

Марсель тоже был лошадью. Худые шишковатые ноги его подкашивались, то складывались, слипались, то вдруг разворачивались, рвались, словно бумажный журавль. На его острой улитке блестел слёзсвиль и тонкими, как осенняя паутина, нитями тянулся в окно. Кабели превратили его в уничтожитель для бумаги, бесконечная вермишель худыми фрамугами ползла вокруг ниток свиля. Марсель окунул пальцы в слюну между струн рулонами губ, жадно и плаксиво сунул руку в слюну рта и, одев на улитку, стал быстро примерять её тело.

Свет полосой бежал через их золотые тела по полу вмятых друг в друга, словно гривистые окурки.

Тцара достал фугу Телармониум, шкатулку осенних депрессий, самопрядущий пожамканный комок с сырной плесенью в изломах бритв гармоний девочек забитых ломом на ковре из ранеток из ванны для руконоложений в аппарат самопогрызаний и медленно врезал его в трепет улиточной вены.

Триэдр-рдэитр-тр-рт креветочным соком потёк по золю Соития Мехлизы с генераторами рвущихся терпситонов, груббер вбивая в клемму его уховёртки. Радиолярии в двиго-свилях белой механической рыбы музыки толчков и спотыкливого симфостромба фрикционных зонтов завили искажающие шубы для либидозной анорексии влажных замшевых DX-мух Ходулка----бесполой принцессы эйфорий. На Ходулка ходуле было написано: