Сочинение уильяма мьюира, K. C. S. I. Д-ра юстиции, D. C. L., Д-ра философии (болонья)

ЯЗИДУ пришлось в скором времени почувствовать пагубное влияние трагедии в Кербеле на трон Омейядов, и, как результат, оживление популярности дома Али. Аль-Куфа, со всем ее уже вошедшим в поговорку непостоянством, была готова теперь поддержать династию, которую она прежде раз за разом отвергала. Хариджитская ересь, вечно меняющая свои очертания, получила новый импульс, особенно в Аль-Басре. Ее последователи, раскаявшись в том, что покинули Али после Сиффинской битвы, и, сокрушаясь о печальной участи его семьи, пришли к соглашению мстить и никогда не прекращать войну против правительства. Однако самая непосредственная опасность подстерегала халифат совсем с другой стороны. И исходила она, как предвидел проницательный Муавия, от Абдаллы Ибн Аз-Зубейра.

Он являлся тем самым человеком, кто, дабы избавиться от Аль-Хосейна, подтолкнул этого незадачливого наследника на его отчаянную авантюру. Как только весть о печальном конце внука Мухаммада достигла Аравии, Ибн Аз-Зубейр тут же поспешил занять первое место на сцене и обратился к гражданам Мекки с пламенной речью, гневно обличая правящую власть. Скрывая свои честолюбивые замыслы, он любил сравнивать себя с самым безобидным голубем среди голубей Священного дома. Но вскоре он показал свое истинное лицо, и еще до конца года начал вербовать себе сторонников, пускай сначала и тайно, как претендент на трон. Когда эта новость дошла до слуха Язида, тот поклялся, что мятежник будет приведен в Дамаск, привязанный за шею. Раскаявшись позднее в своей клятве, он решил предоставить Ибн Аз-Зубейру возможность избежать такого позора и послал в Мекку делегацию с серебряной цепочкой и почетным одеянием из шелка, чтобы эту цепочку скрыть. Вот в таком виде халиф и предложил смутьяну явиться ко двору, чтобы чисто формально исполнить данный им обет. Но Ибн Аз-Зубейр отверг это приглашение, а посланцев бросил в темницу. Главу же этого посольства, своего собственного брата по имени Амр, который был к нему враждебен, Ибн Аз-Зубейр предал ужасной казни.

Тем временем в Медине начались волнения. Коварный претендент, все еще притворяясь доброжелателем Язида, посоветовал ему назначить в священный город более мягкого правителя, что могло бы успокоить народ и поднять авторитет халифа. В соответствии с этим Язид отозвал оттуда прежнего наместника и заменил его молодым и неопытным Османом Ибн Мухаммадом, своим двоюродным братом, который не в добрый час решил отправить в Дамаск группу влиятельных граждан, надеясь, что халифу удастся завоевать их доверие подарками и обещаниями. Они вернулись щедро вознагражденные. Однако, привычные к набожности и умеренному образу жизни дома Пророка, они были шокированы вульгарным поведением, вседозволенностью и излишествами сирийских арабов. Вернувшись домой, они поведали о роскоши и безбожности халифского двора — вине и музыке, поющих женщинах и мужчинах, петушиных боях и псовой охоте — так что халиф был тотчас осужден благочестивыми мединцами, а его сопернику присягнули на верность вместо него. А вскоре после того, как Язид еще раз неуклюже попытался добиться к себе расположения, ансары Медины, руководимые Абдаллой Ибн Ханзалой, публично отказались от данной ему присяге, каждый символически сбросив свою накидку или туфлю. Юный правитель города был вынужден бежать; партия Омейядов, насчитывавшая тысячу человек, была взята под стражу, и отпущена из города только после того, как ее участники дали клятву, что не будут помогать врагу.

Чтобы наказать этих мятежных мединцев, а вслед за ними и Ибн Аз-Зубейра в Мекке, халиф направил в Аравию карательный отряд во главе с Муслимом Ибн Окба Аль-Мурри (преклонных лет корейшитом), который в кровавом сражении, получившем название битвы при Харре, разбил мединскую армию; и несчастный город на три дня был отдан в качестве награды на разграбление сирийским воинам. После принуждения граждан под угрозой меча вновь принести клятву на верность Язиду, его армия продолжила свой поход на Мекку уже под командою Аль-Хосейна Ибн Нумейра Ас-Сакуни, поскольку Муслим в пути преставился.

Ибн Аз-Зубейру нечего было противопоставить такой силе. У него была, конечно, поддержка мятежных беженцев из Медины и хариджитов со всех концов империи, искавших в Священной Каабе убежища. Народ едва ли мог поверить, что пускай даже самый кощунственный тиран, сможет решиться напасть на город, полный мусульманских святынь. «О, небеса! — восклицали жители Мекки, устремляя взоры ввысь, — вы же не падете на нас!»¹ И, пребывая в подобной уверенности, Ибн Аз-Зубейр, очевидно, не слишком тщательно подготовился к наступлению неприятеля. В начале шестьдесят четвертого года хиджры, выступив навстречу сирийской армии, он был с потерями отброшен назад.

В течение двух месяцев город находился в осаде, и снаряды из катапульт, бросаемые сирийцами, сыпались сверху буквально отовсюду. Кааба загорелась и сгорела дотла.¹ И вот так осада перешла уже на третий месяц, когда пришедшие вести о смерти Язида положили конец военным действиям. Перспективы Омейядов удержаться у власти, с учетом пришедшего на смену Язиду абсолютно безвольного сына, оказались на тот момент так слабы, что сирийский военачальник предложил присягнуть Ибн Аз-Зубейру на верность как халифу, если только тот позволит сопровождать его в Сирию, где лишь у него одного изо всех кандидатов были шансы на успех. Но тот отказался, предпочитая остаться и заняться восстановлением мусульманской святыни. Интересно, что, будучи и сам воином, и сыном одного из самых прославленных героев из окружения Пророка, он больше не участвовал в сражениях. Несмотря на это, как мы увидим позже, в последовавшие тревожные годы Ибн Аз-Зубейру из своего спокойного места удавалось удерживать, как сопернику халифа, признанную власть над большей частью мусульманской империи.

Язид умер в своем охотничьем замке в сорокалетнем возрасте, после трех с половиной лет правления. Вести о смерти Язида только через двадцать дней достигли Мекки. В своих предрасположенностях он во многом напоминает короля Англии Чарльза Второго. Язид описывается историками как распутный монарх. Несмотря на то, что он покровительствовал учениям, и сам был неплохим поэтом, его правление запомнилось лишь кощунственными нападениями на Священный город и на семейство Мухаммада.

«Он правил, — пишет Ибн Ат-Тиктака, — три года и шесть месяцев; и в первый год он убил Аль-Хосейна, сына Али (да будет мир им обоим!). На второй свой год он разорил Медину, на три дня отдав ее на разграбление. А на третий год он устроил набег на Каабу».

Границы ислама не расширились при его правлении.

Обвинения, выдвинутые против него, могут проистекать из враждебности Аббасидов; сам он отрицал, что пил вино. При его правлении не предпринималось никаких новых наступлений для расширения границ исламского господства; напротив, как мы видели, арабов постигли серьезные неудачи в северной Африке.

РАННЯЯ смерть Язида принесла в дом Омейядов несчастья. Ему наследовал его сын Муавия II, слабый и болезненный юноша, переживший своего отца всего лишь на три месяца. Он пользовался поддержкою почти всех сирийцев, за исключением Кейса, невзлюбившего парня за то, что его мать и бабушка происходили из рода Келб. Родной брат бабушки Муавии II по материнской линии, Ибн Бахдал, оказался де-факто правителем всего халифата, а другой ее брат стал наместником Киннасрина, провинции, обустроенной Кейсом. Таким образом, Кейс позавидовал тому, что, по его мнению, слишком многие представители рода Келб оказались во власти. Предвидя свою скорую кончину, Муавия объявил народу с кафедры, что он, подобно Абу Бекру, хотел бы назначить себе преемника, но он ни в ком не видит характера Омара. Он хотел бы, подобно Омару, назначить выборщиков, но, увы, он не видит никого, кто подходил бы и на эту роль. Поэтому халиф предоставляет самим людям выбрать себе повелителя. Краткое его правление лишь способствовало еще большему ослаблению скреплявших империю ислама связей.

После его смерти Омейяды разделились во мнениях, и на трон объявилось сразу несколько претендентов. Ибн Аз-Зубейр, отныне признанный Меккою и Мединою халиф, в течение последующих нескольких месяцев добился в этом отношении успеха еще и в Египте и в большей части Сирии. Бени Темим в Аль-Басре также провозгласило его халифом, а Обейдалла, рассчитывавший на поддержку племен Азд и Бекр, был вынужден бежать. Аль-Куфа также пошла за Ибн Аз-Зубейром. Персия же находилась в руках у хариджитов. Сирия, впрочем, лишь часть ее, оставалась в подчинении у правительства Дамаска.

Не приходится сомневаться, что, если бы Ибн Аз-Зубейр выбрал местом своего пристанища Сирию, он добился бы полного успеха, и в его семействе появился бы первый халиф.

Халифом избран Мерван.

Даже в Дамаске существовала сильная группа его сторонников, и в большинстве твердынь Сирии и Междуречья арабы поддерживали его кандидатуру. Один лишь Ибн Бахдал с сирийским войском, возвратившимся из Аравии, придерживался интересов Омейядов. Кстати, эту армию усилили те из Омейядов, которых выжили из Медины. Ад-Даххак, правитель Дамаска, медлил. Молодой халиф не оставил после себя детей, но у него был брат, младший сын Язида, по имени Халид. Он был любимцем всего семейства; но лидеры исламского двора чувствовали, что их империя нуждается в более сильной руке, и сделали свой выбор в пользу Мервана. Он также происходил из рода Омейядов, хотя и из иной ветви. Его отличала особая приверженность как лично к Осману, так и ко всей династии.

После долгих споров Мерван был назван новым халифом, и ему принесли присягу, но с условием, что он уступит свой пост Халиду, когда тот достигнет более зрелого возраста. Вот тут-то Ад-Даххак показал свое истинное нутро: выступив в поддержку Ибн Аз-Зубейра, он удалился со своими сподвижниками на луга Мердж Рахита, неподалеку от города. Мерван, с приверженцами из племен Келб из Иорданской провинции и Гассина, расположился лагерем под Аль-Джабийей. Между двумя бедуинскими ветвями арабов назревал серьезный конфликт. Йеменцы, или «южане», противостояли Бени Бекр и «северянам». Первые, в особенности Бени Келб, откуда халифы брали себе жен, оставались сторонниками дома Омейядов; а Бени Кейс и «северные» племена были настроены однозначно против них, почему и присоединились к Ад-Даххаку в поддержку Ибн Аз-Зубейра.

Вот так прошло несколько месяцев. Ближе к концу года Мерван атаковал своих врагов под Мердж Рахитом, и после нескольких недель боев полностью разгромил их. Ад-Даххак остался лежать мертвым на поле сражения. Вскоре вся Сирия присягнула на верность Мервану. Египет также удалось призвать к порядку, а армию под командой Мусааба, брата Ибн Аз-Зубейра, пытавшуюся отбить назад Сирию, воины Мервана обратили в бегство. Мерван был обязан своим успехом двум людям: Обейдалле, сыну Зийяда, сумевшему уговорить его побороться за халифат, когда и он сам, и все Омейяды уже разуверились в перспективах своего дела, и Ибн Бахдалу, который разогнал йеменские племена. На его стороне, помимо кланов Келб и Гассан, сражались арабы из племен Сакун, Сахсак, Танубх, Тадж и Кайн. Ад-Даххака поддерживали роды Сулейм, Амир (Хавазин) и Зубьян — все из племени Кейс. Эта битва положила начало кровной мести между племенами келбитов и кейситов, и отголоски этой затянувшейся на века борьбы остаются звучать даже в наши дни.

3 xi 64 года хиджры (22 июня 684 г. от р. Х.) в Аль-Джабийе арабы присягнули на верность Мервану. После битвы клятва была дана еще раз — в Дамаске, два месяца спустя. Увы, на гребне волны своего успеха, нового халифа постигла преждевременная и весьма постыдная смерть. Опасаясь за стабильность своего положения, он отказался признать уже заключенное ранее соглашение, согласно которому ему должен был наследовать Халид, брат предыдущего халифа. Мерван вместо него объявил своим наследником собственного сына, Абд Аль-Мелика, чем надеялся упрочить свой трон. После этого, то ли для того, чтобы помириться с матерью Халида, то есть, со вдовою Язида, или же с целью ослабить претензии ее сына на трон, он взял ее себе в жены. К сыну ее он стал относиться плохо, постоянно подвергая его унижениям. Гордая женщина-бедуинка посчитала себя оскорбленной и отомстила ему по полной программе. Дождавшись, когда халиф уснет подле нее в постели, она задушила его подушкой. Так его и нашли наутро: окоченевшим на супружеском ложе. Рожденный на заре эры ислама, доживший до шестидесяти лет, он снискал себе в качестве абсолютно неразборчивого приверженца фракции Османа непререкаемый авторитет, несмотря на то, что враждебная партия, несомненно, старалась всячески преувеличить его недостатки. Правление его продлилось едва ли год.

Сменил Мервана его сын, Абд Аль-Мелик, чью власть сразу же признали и в Сирии, и в Египте.

Будет неплохо на время отвлечься и посмотреть, что происходило в этот момент на Востоке. События там очень ярко иллюстрируют соперничество между северной и южной группой арабской расы, от которого зачастую страдало все их государство.

Вражда на Востоке между северными и южными арабами, 46-65 гг. хиджры.

Примерно к этому времени их вражда в Персии вылилась в жестокую междоусобную войну. В течение целого года Ибн Хазим из племени Сулейм, наместник Ибн Аз-Зубейра в Хорасане, сражался на стороне «модарской» (или «северной») ветви арабской нации против «бекрской» (то есть, «южной»). В битве под Гератом он одержал победу, перебив около восьми тысяч воинов неприятеля. Сын его погиб, сражаясь против группы из племени Темим, которой руководил Аль-Хорейш. Эта борьба велась около двух лет.

На следующий год Ибн Хазим, в жажде отомстить за пролитую кровь его сына, решил взять приступом крепость, за стенами которой нашли убежище примерно восемьдесят представителей Бени Бекр. О геройских подвигах и доблести этой небольшой группы ходили легенды, но конец ее был печален: все осажденные умерли от голода. Рыцарский дух этих воинов был запечатлен в поэзии Аль-Хорейша, часть творений которого сохранилась до наших дней.

Арабам нравятся такие конфликты.

Подобные сцены арабы обожают смаковать, отражая их и в стихах, и в прозе. Нужно сказать, что их историки отдавали им зачастую слишком много внимания. Племенные распри и кровавые междоусобицы так долго занимали арабов, переполнивших долины Хорасана и Восточной Персии своими бандами, что нам становится абсолютно понятным, почему на целые столетия остановилось дальнейшее заселение этих земель. По этой же самой причине границы мусульманского государства не могли более расширяться ни на север, ни на восток.

Племя Кейс в то время еще сохраняло свои земли на Евфрате, и после восстановления мира в Сирии Мервану пришлось отрядить войска: одно, под командованием Обейдаллы, для оккупации Месопотамии от Мосула и ниже по течению двух рек. После этого его отряд должен был наступать на Аль-Куфу. Второе войско, которое должно было захватить Медину, наткнулось в пути на армию Ибн Аз-Зубейра и было разбито. В итоге, Ибн Аз-Зубейр сохранил главенство над всей Аравией, Аль-Ираком и на Востоке. Его брат Мусааб, храбрый воитель, продолжал править Аль-Басрою, хотя ему и приходилось нелегко из-за перешедших к враждебным действиям хариджитов. Эти фанатики сначала сплотились вокруг Ибн Аз-Зубейра с целью защитить Мекку от армии Язида. Но после того, как Ибн Аз-Зубейр стал сам претендовать на пост халифа, они потребовали от него, чтобы он разделил их убеждения, не только осуждая «убийц» Аль-Хосейна, но и оправдывая убийство Османа как «тирана». На это он пойти не мог, не скомпрометировав свою собственную идею; ибо, совместно со своим отцом Аз-Зубейром, он сам участвовал в войне против Али именно под надуманным предлогом отмщения за кровь несчастного старика. Сторонники теократии, оскорбленные его отказом, обратили свое оружие против Ибн Аз-Зубейра, и его брату Мусаабу пришлось много потрудиться, чтобы поставить этих фанатиков на место.

Им вновь и вновь удавалось завладеть Аль-Басрою, но, в конце концов, их вышибли оттуда. Хариджитам пришлось ретироваться в Аль-Ахваз, откуда они разбежались по всей Персии. Они с завидным постоянством продолжали совершать различные вылазки, выступая то под одним, то под другим названием (ведь теократы разделились на множество сект). С большим трудом удавалось их усмирять Аль-Мухаллабу, смелому воину, еще до того показавшему себя в Хорасане, которому приказал возглавить карательные акции Мусааб.

А в это время на сцену в Аль-Куфе вышел авантюрист, хотя и несколько иного рода — Аль-Мухтар. Он приходился сыном Абу Обейду, сложившему голову в «битве на мосту», и принадлежал к известному племени Сакиф. Предприимчивый и беспринципный, Аль-Мухтар всегда стремился примкнуть к той стороне, которая могла дать ему лично наибольшую выгоду. Он был один из тех, кто преследовал Аль-Хасана, когда, будучи халифом, тот бежал из Аль-Куфы в Аль-Медайн. Но, с другой стороны, он поддерживал Муслима, когда того делегировал в Аль-Куфу Аль-Хосейн. В последнем случае его схватил Обейдалла, правивший в то время городом. Обейдалла нанес Аль-Мухтару удар в голову, и тот лишился одного глаза. Бежав от него в Аравию, Аль-Мухтар поклялся, что отомстит за нанесенное ему увечье, разрубив тело тирана на тысячу кусков. В Мекке он помогал Ибн Аз-Зубейру отразить нападение сирийцев на Святой город. Однако ему не слишком доверяли, в результате чего Аль-Мухтар покинул Мекку и решил позаботиться о себе сам.

Ближе к концу шестьдесят четвертого года хиджры он вернулся в Аль-Куфу, причем теперь в качестве одного из помощников Ибн Аз-Зубейра. Ему удалось приобрести определенную известность, присоединившись к призыву об отмщении, поднятому партией Алидов. Призыв этот был направлен против всех, участвовавших в нападении на Аль-Хосейна. Но, попав под подозрение в вынашивании коварных замыслов, он по приказу наместника был схвачен и брошен в темницу.

Разразившаяся гражданская война на деле была восстанием персидских «мавали» против своих арабских поработителей, которому была придана религиозная окраска. Дело в том, что примерно в это самое время хариджиты из Аль-Куфы оказались охвачены диким фанатизмом, стремясь отомстить за гибель Аль-Хосейна. С самого дня трагедии при Кербеле эта группа более или менее твердо замышляла перебить всех, кто имел неосторожность присоединиться к врагам внука их Пророка. Теперь же это чувство дошло до крайности.

В самом начале шестьдесят пятого года хиджры, большие группы «кающихся» («таувабин»), как они сами себя называли, пришли на могилу Аль-Хосейна в Кербеле. Там они собрались в «толпу, гораздо более многочисленную, чем толпы, собирающиеся вокруг Каабы», подняли жуткий крик. Они провели всю ночь в громких стенаниях, упрекая себя за то, что оставили сына Фатимы и Али в столь крайней опасности. Затем они решили двинуться на безбожных сирийцев.

Столкнувшись под Киркисией с войсками халифа, фанатики бросились в бой с отчаянной решимостью, но были наголову разбиты. Их вожаки обрели там свою смерть, а уцелевшие хариджиты были отброшены назад в Аль-Куфу.¹

Аль-Мухтар из своего заточения послал разгромленным «кающимся» тошнотворный панегирик с выражением надежды на будущую победу. Обретя вновь свободу, он утвердился в качестве мнимого посланника Мухаммада Ибн Аль-Ханефии, притворяясь, что он послан для того, чтобы покарать всех врагов дома его отца. Посредством специально продуманных заявлений, подложных писем, и не без морального одобрения от самого Мухаммада, который находился тогда в Медине, Мухтару удалось взять верх над Ибрахимом Ибн Аль-Аштаром² и другими влиятельными людьми в Аль-Куфе. С их помощью он изгнал из Аль-Куфы поставленного Ибн Аз-Зубейром наместника, овладел всем городом, а затем сумел подчинить своей власти Аль-Ирак и даже некоторые части Персии и Аравии.

Прежде всего, он решил разделаться со своим старым врагом, Обейдаллою, которому за предшествующий год удалось существенно подорвать власть Аз-Зубейра в Месопотамии, и теперь его войско угрожало Мосулу. С этой целью Аль-Мухтар отрядил Ибн Аль-Аштара со значительными силами; но едва его воины вышли за ворота Аль-Куфы, как горожане, многие из которых вовсе не симпатизировали движению Алидов, а наоборот, сами

находились в числе «убийц» Аль-Хосейна, подняли мятеж против Аль-Мухтара. Ему пришлось спешно отзывать Ибн Аль-Аштара на защиту своей власти. На улицах Аль-Куфы разгорелась жуткая свалка, племя дралось против другого племени, йеменцы против кейситов, одна группа против другой. Весь город содрогался от громогласных криков: «Долой убийц Аль-Хосейна!» — кричали одни. «Долой убийц Османа!» — отвечали им их противники. Наконец, после того, как полегло около восьми сотен человек, партия Аль-Мухтара одержала верх. Победители объявили амнистию, но она не распространялась на тех, кто принимал личное участие в борьбе с Аль-Хосейном.

В их числе оказались — не считая Шамира, Омара и прочих ведущих лиц в разыгравшейся под Кербелой трагедии — двести восемьдесят четыре менее знатных жителя Аль-Куфы. Все они были безжалостно преданы смерти. Вот так Аль-Мухтар моментально достиг показной цели своей миссии, а также отомстил за свои обиды, обрушив на головы своих врагов страшные жестокости.¹ Головы Омара и его сына, зарезанных уже после того, как Аль-Мухтар объявил им о пощаде, были отосланы Мухаммаду Ибн Аль-Ханефии со следующим пояснением: «Я уничтожил всех людей, что оказались в моей власти, которые были причастны к нападению на Аль-Хосейна, твоего брата-мученика; а тех, кто еще остается, я, если будет на то воля Господа, тоже перебью». Лишь единицам удалось бежать в Аль-Басру.

Пока продолжалось это волнение и последующая резня, Обейдалла взял Мосул и продолжил наступление на Аль-Ирак. Аль-Мухтар, к тому времени избавившийся от врагов в своей собственной вотчине, поспешил вновь отправить армию под командой Ибн Аль-Аштара на бой со своим главным противником. Он сам намеревался сопроводить войско в дороге, где, с целью встряхнуть боевой дух жадных до крови воинов, разыгралась сцена, достойная этого беспринципного авантюриста. Группа его приспешников подогнала к нему мула с выношенным сиденьем. «Сиденье Али! — воскликнул Аль-Мухтар, — посланное небесами,² оно направлено перебить тысячи за тысячами отступников; подобно ковчегу, что принес победу сынам Израиля!» «Нет!» — возразил набожный Ибн Аль-Аштар, в то время, как толпы арабов потрясали в воздухе оружием и кричали, окружая сиденье. «Называй его лучше златым тельцом, что сбил израильтян с пути истинного». Этот неудавшийся трюк, задуманный Аль-Мухтаром, в итоге подорвал его репутацию в глазах всех мыслящих жителей Аль-Куфы. Между тем, Обейдалла, собравший все свои силы, двигался на куфинцев от Мосула, и им надлежало поспешить ему навстречу, прежде чем он займет весь Аль-Ирак.

Две противоборствующие армии сошлись лицом к лицу на берегах реки Заб в начале шестьдесят седьмого года хиджры. В стане сирийцев случилась измена. Воины из племени Бени Кейс не забыли о поле Мердж Рахита, и все левое крыло сирийского войска, состоящее из кейситов, внезапно перешло на сторону противника. Терпя вначале поражение на другом фланге, Ибн Аль-Аштар сумел выправить положение; и куфинцы с бешеной силой, подхлестывая себя яростным кличем: «Месть тирану Обейдалле и убийцам Аль-Хосейна!», от которого у врага кровь стыла в жилах, обрушились на сирийскую армию. Те из сирийцев, кому удалось избежать смерти от меча, обрели ее в быстрых водах Заба.

Обейдалла и Хосейн Ибн Нумейр оказались в числе убитых. Голова Обейдаллы была доставлена Аль-Куфу и выставлена перед Аль-Мухтаром на том самом месте, где за шесть лет до этого он, будучи тогда наместником Аль-Куфы, столь небрежно принял в свои руки окровавленную главу внука Пророка.¹ Вот с какою быстротою трагедия Кербелы получила отмщение в крови ее главного виновника и практически всех, кто принимал в ней участие.

Эта победа Ибн Аль-Аштара пробудила надежды в сердцах арабов из племен группы Кейс; также она на время сделала Аль-Мухтар безоговорочным владыкою Месопотамии. Однако его удача была основана на зыбучем песке насквозь лживого мошенничества, и не могла улыбаться ему долго. Он пытался удержать на своей стороне благосклонность Ибн Аз-Зубейра; но Ибн Аз-Зубейр совершенно ему не верил. Чтобы проверить на деле преданность Мухтара, он призвал его к себе в Мекку. Тот, отказавшись, невольно проявил свое недружелюбие. Затем Аль-Мухтар послал отряд в поддержку Ибн Аль-Ханефии, чьей жизни Ибн Аз-Зубейр угрожал, пока тот не согласился ему подчиниться.² Кроме того, Мухтар отрядил войска в Медину под наигранным предлогом защитить город от возможного нападения сирийцев; но Ибн Аз-Зубейр, предугадав его амбициозные замыслы, послал свою армию навстречу куфинцам, которая разбила их наголову.

Мусааб, брат Ибн Аз-Зубейра, все еще правил Аль-Басрой. К счастью для Абд Аль-Мелика, он полностью сосредоточился на делах своей провинции. Куфинцы, бежавшие в соседний город от тирании Аль-Мухтара, упрашивали Мусааба избавить их от лютого врага. Охотно согласившись, он отозвал из Фарса отчаянного Мухаллаба, где тот до сих пор сражался против хариджитов. С такой поддержкою, вскоре после битвы при Забе Мусааб смело выступил на Аль-Куфу. Он имел в своем распоряжении прекрасно оснащенную армию. На пути ему повстречались войска Аль-Мухтара, которые были полностью разгромлены. Аль-Мухтар поднял на борьбу своих приверженцев в Аль-Куфе, и сам выступил во главе своей армии, которой пришлось встретиться с врагом непосредственно за городскими стенами. Воинов Мухтара отбросили назад, и ему пришлось укрываться в цитадели вместе с восемью тысячами своих единомышленников, по большей части персов. Они продержались там несколько месяцев, но жители города не испытывали к ним особых симпатий. Наконец, томимый голодом и жаждою, Аль-Мухтар призвал свой гарнизон на вылазку, чтобы одержать победу или пасть на поле битвы смертью героев.

Самозванцу последовали лишь девятнадцать, разделившие его участь. Остальные сдались на милость победителя. Разгорелась дискуссия, не пощадить ли им жизнь, по крайней мере тем, в чьих жилах текла арабская кровь.¹ Но воины армии победителей были слишком ожесточены, а жители Аль-Куфы не испытывали никакого сострадания к пленным; так что Мусааб отдал приказ, и все семь или восемь тысяч человек были обезглавлены. Благодаря этому деянию, совершенному со сверхъестественной жестокостью, Мусааб приобрел весьма зловещую славу, а также благосклонность со стороны его брата Ибн Аз-Зубейра. Отсеченную руку самозванца приколотили гвоздями к стене мечети, где она провисела, пока ее не снял Аль-Хаджадж; а череда жестокостей была увенчана убийством одной из вдов Аль-Мухтара. Ее лишили жизни всего лишь за то, что она отказывалась говорить о своем муже что-либо, кроме хорошего.² Вот так закончился скоротечный триумф Аль-Мухтара, всего лишь спустя полтора года после того, как он захватил власть над городом. Дело, за которое он боролся — то есть, дело персов-«мавали» — на первый взгляд выглядело пропащим, но тот огонь, который удалось погасить в крови в Аль-Куфе, где арабы представляли основную силу, разгорится с новой энергией спустя шестьдесят лет в Хорасане; и на этот раз повстанцы окажутся более удачливыми.

В последующие два года в отношениях, установившихся между разными провинциями, произошло мало изменений. Абд Аль-Мелик спокойно наблюдал, как Мусааб расправлялся с Аль-Мухтаром. Хариджиты держали весь Восток в постоянной тревоге. Они рыскали по всей стране, совершали жестокие налеты на беззащитное население,³ захватили Ар-Рей, долгие месяцы осаждали Исфахан, завладели Аль-Ахвазом и Керманом, и даже угрожали Аль-Куфе. Аль-Мухаллаб, единственный из военачальников, кто был в состоянии противодействовать этим озверевшим фанатикам, был неразумно снят с карательных операций и переведен наместником в Мосул. Теперь Мусаабу пришлось вновь посылать его против хариджитских шаек. После восьми месяцев нескончаемых боев Аль-Мухаллабу удалось рассеять все банды фанатиков, пусть хотя бы на время.

О том временном покое от жестоких проделок хариджитов, который ненадолго обрела империя ислама, говорит один интересный факт, получивший свое отражение в хрониках мусульманских преданий. Обычно торжествам в Мекке предводительствовал сам халиф, либо его заместитель. Но в шестьдесят восьмом году хиджры ежегодное паломничество без какого-либо ущерба для гармонии ислама возглавили сразу четверо, каждый со своими собственными приверженцами, а именно: Ибн Аз-Зубейр, Ибн Аль-Ханефия, лидер хариджитов Неджда, удерживавших в своей власти юг Аравии, и представитель Омейядов. И при этом никаких вспышек насилия не случилось.

После того, как мятеж Аль-Мухтара и хариджитов был подавлен в пользу Абд Аль-Мелика, он какое-то время планировал ударить на Ибн Аз-Зубейра, и уже начал подготовку к кампании на севере Сирии, желая со временем очистить от своих врагов весь Аль-Ирак и всю Аравию. Однако случившийся сильный голод парализовал на время все его усилия. Наконец, летом шестьсот восемьдесят девятого года (69-70 гг. хиджры) он выступил против племени Кейс в Киркисия, но вынужден был отозвать свои войска из-за опасности, угрожавшей непосредственно его трону. Тут он совершил поступок, который оставил несмываемое пятно на его имени. При восхождении на трон Мервана было обусловлено, что следующим претендентом номер один должен оставаться молодой сын Язида. Арабы ожидали, что надлежащим соперником ему может стать сейчас или со временем Амр Ибн Саид, двоюродный брат халифа и правитель Дамаска. Но этим ожиданиям не суждено было сбыться из-за успеха Абд Аль-Мелика, а также из-за того, что Амр Ибн Саид повредился рассудком. Это произошло с ним в лагере халифа под Алеппо. Сойдя с ума, он тайком покинул лагерь, вернулся в Дамаск и объявил себя халифом. Абд Аль-Мелик тут же поспешил назад, где, после не слишком убедительных действий, предложил мятежникам амнистию. Борьба тут же прекратилась, и Амру было даровано прощение.

Спустя несколько дней халиф, решившись лишить его жизни, позвал Амра к себе. Тот, вопреки совету своих друзей, решился пойти, надев на всякий случай кольчугу под платье. Его сопровождала большая свита, которой, впрочем, пришлось остаться за воротами дворца. Встретив Амра весьма дружелюбно, Абд Аль-Мелик предложил ему сесть с ним рядом. Последовала беседа на отвлеченную тему, после чего эмир заверил своего гостя, что хочет выполнить обет, данный им сразу же, как только он услышал о поднятом Амром восстании. А именно, что он должен связать его по рукам и ногам; но, свершив таким образом данную им клятву, после он сможет его освободить. Амр подчинился, однако, как только он был связан, халиф нанес ему сильный удар и, позвав своего брата Абд Аль-Азиза, прикончил беспомощного конкурента. После этого Абд Аль-Мелик спокойно вышел к вечерней молитве. Вскоре, возвратившись в покои, он с удивлением обнаружил свою жертву живою. Попрекая своего брата в малодушии, дескать, что у того не хватило решимости сделать дело как следует, халиф самолично заколол Амра. Затем он в порыве своеобразной щедрости сбросил голову Амра толпе, стоявшей снаружи дворца. Спутникам Амра пришлось бежать; его сыновья и приверженцы, которым с трудом удалось сохранить свои жизни, были изгнаны прочь, и порядок был восстановлен. Халиф послал людей объявить вдове Амра свою амнистию. «В могиле, где уже лежит мой муж, — отвечала она, — он сможет привлечь тебя к ответу в присутствии своего Господа!» Во всех иных отношениях Абд Аль-Мелик не был жестоким или бессердечным человеком; но это деяние, будучи очевидным и безжалостным предательством, создало ему нехорошую славу повсюду и сработало в этот момент против него.¹

Чувствуя себя в Сирии абсолютно уверенно, Абд Аль-Мелик уже в третий раз вернулся к своим планам против Ибн Аз-Зубейра и Мусааба. В Аль-Басра сильная партия иракских арабов выступала в поддержку халифа; но попытка Абд Аль-Мелика посредством засланных к ним агентов поднять их на борьбу сорвалась, и пришлось самому халифу двинуться во главе своего войска в Месопотамию и Аль-Ирак. В это время византийцы, воспользовавшись

длительной междоусобицей в империи ислама, начали поднимать головы на сирийской границе; и Абд Аль-Мелику, чтобы развязать руки для своего предприятия, пришлось заключить с ними пакт о ненападении, по которому он обязался еженедельно выплачивать Византии по тысяче монет. Переступить границы Ирака Абд Аль-Мелику удалось только в семьдесят первом году хиджры. Широко посеяв семена недовольства в Аль-Куфе и Аль-Басре, посредством посланий, в которых местным арабам гарантировалось прощение наряду с обещаниями большого вознаграждения, он осадил Киркисию, где наместник Ибн Аз-Зубейра, недолго думая, принял предложенную ему амнистию и вместе с племенами группы Кейс присоединился к армии халифа. Мусааб, теперь уже не на шутку встревоженный, послал за помощью к Аль-Мухаллабу, но этот военачальник в тот момент оказался слишком занят хариджитами, которые уже было подошли к стенам самой Аль-Басры. Вот так, Мусаабу пришлось выступить к сирийской границе навстречу Абд Аль-Мелику с одним лишь Ибн Аль-Аштаром, который, несмотря на искушение обещанным ему халифом Аль-Ираком, оставался преданным Мусаабу. Впрочем, когда две армии сошлись лицом к лицу, стало очевидно, что подметные письма халифа все-таки возымели эффект, и в лагере Мусааба буйным цветом распустилась измена.

…который погибает в битве, iv or v 72 г. хиджры, сентябрь или октябрь 691 г. от р. Х.

Ибн Аль-Аштар, единственный из друзей, сохранивший верность Мусаабу, пал одним из первых; и его повелитель, лишившись армии, бросившей его, испил горькую чашу поражения. При виде гибели своего сына, поверженного наземь прямо у него на глазах, он отверг предложенную ему пощаду, и был убит одним из куфинцев, так и оставшись героем до последнего. Его голову, с предварительно отрезанным носом, Абд Аль-Мелик послал показать в Египет, а затем в Дамаск. Потом эту голову возили по городам Сирии, пока жена халифа, побуждаемая лучшими чувствами, не отмыла и не захоронила ее. Мусааб встретил смерть в возрасте тридцати шести лет. Он был красив лицом и выделялся храбростью; но память о нем омрачена его приказом перебить всех воинов Аль-Мухтара.

После гибели Мусааба, армия куфинцев присягнула на верность Абд Аль-Мелику, как и племена арабов, жившие на границе с сирийской пустыней. Заняв Аль-Куфу, он располагался в ней лагерем в течение сорока дней. Там один из жителей устроил ему во дворце Хаварнак¹ богатый пир, открытый для всех желающих. Абд Аль-Мелик пришел в полный восторг. «Ах, если бы это могло тянуться вечно! — воскликнул он, — Увы, как пел один поэт (и он процитировал несколько строф), “все здесь преходяще”». Затем его провели по дворцу и рассказали о живших там в древности князьях Аль-Хиры. При этом Абд Аль-Мелик сочинил экспромтом одну строфу (ибо он и сам был поэтом),

в которой говорилось о том, что все в мире проходит, но лишь затем, чтобы повториться вновь.² Халиф был рад добиться преданности Аль-Мухаллаба, которого он сумел убедить в своем стремлении неуклонно преследовать хариджитов. Затем, решив некоторые кадровые проблемы, связанные с управлением Аль-Басры, и сделав несколько назначений в разных восточных провинциях, он возвратился в Дамаск.

Ибн Аз-Зубейр, хотя и отошел от активных дел, все еще продолжал претендовать на пост халифа. В прошлом фактический правитель большей части мусульманской империи, теперь в Мекке он пребывал подчеркнуто пассивным. Его основным занятием в Мекке оставалась перестройка Священного Дома, подвергшегося разрушению в шестьдесят четвертом году хиджры. Устранив верхние завалы, он наткнулся на остатки древних стен какого-то исмаилитского строения и решил увеличить двор в соответствии с ними.³ Как гласит предание, когда Ибн Аз-Зубейр безрассудно решился нанести удар по основанию здания своей киркою, из священной скалы показалось пламя. Считается, что такой же священный страх обуял людей за шестьдесят лет до этого, когда, во дни юности Пророка, Кааба была разобрана и перестроена.¹ Если бы вместо того, чтобы сидеть пассивно дома, довольствуясь мелочными вопросами повседневной жизни Священного города, Ибн Аз-Зубейр двинулся на своих врагов во главе арабской армии, он мог бы обеспечить своей стране новую линию халифов. Но поражение его брата Мусааба свалилось на него как снег на голову, окончательно лишив сил бороться. Услышав об этом разгроме, он взошел на кафедру и обратился к жителям Мекки с речью, в которой обвинял арабов Аль-Ирака в предательстве, говоря, что сам готов умереть, защищая Каабу. Но никаких действенных шагов в ее защиту он не принял, вероятно, веря в естественную неприкосновенность этой святыни.

Если таковы были его действительные убеждения, то он глубоко заблуждался. Еще до того, как покинуть Аль-Куфу, Абд Аль-Мелик твердо решил положить конец притязаниям своего соперника. С этой целью он отрядил большую группу конных и пеших под командою Аль-Хаджаджа,

Нападение Хаджаджа на Мекку.

способного командира, которому надлежало войти в историю. Двинувшись из Аль-Куфы, Аль-Хаджадж достиг Ат-Таифа, лежащего в четырех днях пути к востоку от Мекки, в месяце шабане (январь 692 г. от р. Х.), не встретив по дороге какого-либо сопротивления. Оттуда он послал письма с предложением пощады Ибн Аз-Зубейру, в случае, если тот покорится. Но Ибн Аз-Зубейр отклонил это предложение. В долине Арафат произошло несколько стычек, в которых преимущество осталось за воинами Аль-Хаджаджа. Затем Аль-Хаджадж запросил у халифа разрешения осадить Мекку, а также подкреплений. Он получил и то, и другое. Люди еще помнили, какое потрясение испытал тот же самый Абд Аль-Мелик, когда, восемью годами ранее, Мекку штурмовали по приказу Язида, поэтому злые языки говорили, что халиф совершил явное отступление в своей религии. Но это обвинение вряд ли может быть справедливым по отношению к нему; ибо, пока Ибн Аз-Зубейр оставался для Абд Аль-Мелика соперником в борьбе за звание халифа, находясь в безопасности Мекки — магометанской святыни, империю мусульман нельзя было считать свободной от угрозы мятежа.

Уже близился месяц ежегодного паломничества, когда Аль-Хаджадж, усиленный подкреплениями из Медины, откуда только что был изгнан наместник Ибн Аз-Зубейра, обложил Мекку, расположив метательные орудия на окружающих город высотах. Предание заявляет, что небеса содрогнулись при первых же выстрелах из катапульт, прогремел гром, и дюжина воинов сирийской армии пала замертво, будучи поражена ударами молний. Но на следующий день, когда гроза возобновилась, беспристрастные небеса послали гибель уже на головы жителей Мекки, и в этом инциденте Аль-Хаджадж увидел для себя счастливое предзнаменование. На несколько дней паломничества бомбардировка по настоянию сына Омара Абдаллы была прекращена. Благодаря этому удалось частично выполнить приличествующие празднику ежегодные торжества. Вскоре осада превратилась в жесткую блокаду всего города, и через несколько месяцев его жители, страдая от крайней нужды, начали большими группами перебегать к неприятелю. Даже двое из сыновей Ибн Аз-Зубейра, по его собственному совету, последовали их примеру. Однако третий сын предпочел остаться и разделить с отцом его участь. Осада тянулась уже седьмой месяц, когда Ибн Аз-Зубейр вконец упал духом. Он уже намеревался сдаться; но решил сперва посоветоваться со своею матерью, Асмою, дочерью Абу Бекра, которая уже достигла возраста ста лет. Между ними произошла весьма трогательная сцена. Не утратившая еще древнего духа истинно арабской матроны, Асма воодушевляла сына, коль скоро он убежден в своей правоте, сложить голову, как подобает настоящему герою. «Это то, — сказал он, склоняясь, чтобы поцеловать ее чело, — о чем я и сам думал; но я хотел подкрепить свое стремление твоим!» С этими словами, облачившись в свои доспехи, он схватил меч, ринулся в самую гущу сражения и пал в неравной борьбе.

Головы Ибн Аз-Зубейра и двух его вождей были выставлены на всеобщее обозрение в Медине, а затем отосланы в Дамаск. Аль-Хаджадж, рано проявив, таким образом, свой грубый и жестокий характер, повелел оставить тело претендента на трон халифа надетым на кол в предместье Святого города. Абд Аль-Мелик выбранил его за бесчеловечность и приказал отдать тело убитого престарелой Асме, чьими заботливыми руками оно и было омыто и предано земле.

Вот так закончилось правление Ибн Аз-Зубейра, человека благородного, но не обладавшего деятельным духом. В течение девяти лет он удерживал и титул, и власть, подобно настоящему халифу. Погиб он в возрасте семидесяти двух лет.

Мать его, Асма, была той самой женщиной, что во время хиджры, за семьдесят три года до этого, разорвала свой пояс на две половины, чтобы Пророк [или Абу Бекр — прим. перев.] смог одним куском завязать суму с деньгами, а другим привязать ее к упряжи верблюда. Это случилось во время бегства Мухаммада из пещеры в горе Саур. Так она стяжала себе место в истории ислама, под именем «Та, у которой обрывки».¹ Это одно из самых последних звеньев, связующих дни Пророка с тем временем, к которому мы теперь переходим. Какой же огромный мир, полный самых разных событий, прошел перед глазами этой женщины за время ее жизни!

Ибн Хазим остается верен Ибн Зубейру.

Единственный из наместников Ибн Аз-Зубейра, кто оставался верным его памяти, оказался Ибн Хазим, сражавшийся с враждебными кланами в Хорасане. Абд Аль-Мелик пообещал оставить его правителем в Хорасане, если только тот присягнет ему на верность, но он с негодованием отверг такое предложение. «Я бы прикончил твоего посланника, — заявил Ибн Хазим, — кабы он не был из племени Кейс, одной крови со мною». Впрочем, он заставил гонца съесть послание халифа. В отместку Абд Аль-Мелик отправил ему голову Ибн Аз-Зубейра, чтобы у него не оставалось никаких иллюзий относительно того, что его ожидает. Ибн Хазим забальзамировал ценную для него реликвию и отослал семье погибшего. Вскоре после этого ему было суждено пасть в сражении от руки человека, чьего брата он ранее обрек на смерть, участвуя в межплеменных разборках.