Сочинение уильяма мьюира, K. C. S. I. Д-ра юстиции, D. C. L., Д-ра философии (болонья)

БАДЖКАМ, «Амир Аль-Умара» («эмир эмиров»), на момент смерти Ар-Ради был занят кампанией против Аль-Бариди, персидского вождя, занимавшего некогда пост визиря, но, подобно прочим, ставшего впоследствии независимым правителем прилегающей к Багдаду провинции. Теперь Аль-Бариди уже сам угрожал Аль-Медайну. За такой короткий срок халифат переменился настолько, что, получив известие о смерти халифа, Баджкам удовлетворился тем, что отправил в Багдад своего заместителя, который созвал там старейшин города вместе с потомками как Алидов, так и Абассидов, чтобы избрать преемника. Выбор пал на Аль-Муттаки, брата покойного, который и занял место халифа, несколько дней остававшееся свободным. Первым делом новоиспеченный монарх послал Баджкаму знамя и почетное облачение — ненужное подтверждение и без того высокого положения «эмира эмиров».

Разгромив Аль-Бариди, Баджкам перед возвращением в Васит, где он теперь держал свой двор, решил отправиться на охоту, во время которой и был убит бандой мародерствующих курдов. Несчастная столица вновь оказалась ареною крайнего безвластия. Отряды из Дейлема, повздорив с тюрками, перешли на сторону Аль-Бариди, уговорив его снова захватить Васит и самому войти в Багдад в качестве «Амира Аль-Умара». После новых вспышек беспорядков, халиф, пробыв у власти всего несколько недель, вынужден был бежать, и его место занял дейлемский вождь Куртекин. Его тирания, однако, оказалась столь невыносимою, что Ибн Раик, в то время правитель Сирии, откликнувшись на просьбу халифа, поспешил в столицу, и, свергнув Куртекина, взял на себя высшее руководство. Тем временем Аль-Бариди вновь захватил Васит, и, переманив на свою сторону тюркских наемников, снова напал на Багдад. Находившийся там Ибн Раик убедил халифа бежать вместе с ним из Багдада в Мосул.

Аль-Муттаки был радушно встречен хамданидскими князьями, организовавшими кампанию по восстановлению его господства в столице. Однако руководствовались эти князья чисто эгоистическими интересами; так что они не замедлили убить стоявшего у них на пути Ибн Раика, присоединив к своим владениям и его сирийские провинции, а затем обратили свои алчные взоры в направлении Багдада. Итак, все шло своим чередом, и уже под конец года хамданидский князь по имени Насир Ад-Даула двинулся на Багдад, везя халифа в своем караване. После того, как Насир выдворил из столицы Аль-Бариди, он занял его место.

Однако, несмотря на могущество хамданидских князей у себя дома, среди своих арабских собратьев, и несмотря на их блестящие победы над византийцами, вершить всем в Багдаде оказалось совсем другое дело. Дело в том, что арабы оказались неспособными соперничать с господствовавшими в столице необузданными дикарями и фанатиками. Инородные легионеры, как рядовые, так и военачальники, уже в течение долгих лет не выказывали ни уважения, ни повиновения арабским вождям; и даже на поле боя арабские воины, несобранные и отверженные всеми, не могли противостоять хорошо организованной тюркской армии.

И так, не прошло и года, как хамданидские князья вынуждены были вернуться обратно в Мосул; поскольку тюркский военачальник по имени Тузун или Тузин,¹ разгромив Аль-Баради под Аль-Басрой, вошел в Багдад с триумфом и был провозглашен «эмиром эмиров». Однако новые козни его врага вынудили Тузуна оставить столицу; заговор, составившийся в его отсутствие, подверг халифа такой опасности, что тот опять был вынужден обратиться за помощью к хамданидскому князю. Отряды, посланные ему на выручку, позволили халифу бежать; он отправился в Мосул, а оттуда в Нисибин.

Вскоре после того, как между Тузуном и хамданидскими князьями был восстановлен мир, Аль-Муттаки перенес свою резиденцию в Ар-Ракку — несчастный беглец нашел себе пристанище в том самом городе, который так часто служил гордостью халифского двора в гораздо более блестящие времена его предшественников.

Там, под надзором хамданидского князя, Аль-Муттаки, который уже несколько месяцев как бежал из своей столицы, обратился к Ихшидиду, бывшему халифскому наместнику Египта, а теперь уже его независимому правителю. Откликнувшись на этот призыв, Ихшидид поспешил к халифу. Поднеся ему роскошные дары, он со смиренным почтением, умолял халифа вернуться с ним в Египет, предупреждая его в то же время, чтобы он остерегался Тузуна. Но ни Ихшидид, ни хамданидский князь, не имели никакой иной цели, когда предлагали халифу убежище, чем, захватив его лично, получить таким образом права на оспариваемую ими сирийскую провинцию.

Впрочем, не доверяя ни тому, ни другому, и не взирая ни на какие предостережения, Аль-Муттаки предался в руки Тузуна, клявшегося ему всеми возможными священными клятвами в своей верности и преданности. Несмотря на все свои клятвы, коварный обманщик вскоре свергнул халифа с трона и вдобавок лишил его зрения.

В тот же самый день Тузун возвел на престол в качестве преемника брата ослепленного халифа, которому дал новое имя: «Аль-Мустакфи», то есть «Тот, для кого достаточно Господа».

А отряды Бувейхидов стали теперь кружить под столицею, как стервятники над своей добычей; и Тузун вместе с халифом в своем кортеже, двинулся на Васит. Ему удалось разбил их полчища. Между тем, Мосул перестал выплачивать требуемую дань, и казна оказалась стесненной. Тузун, снова захватив с собою халифа, выступил теперь уже против Хамданидов; но дружественные отношения восстановились, и он возвратился с войском назад.

Вскоре после этого Тузун умер, и на его место встал Абу Джафар, один из его военачальников. Багдад оказался теперь в крайне бедственном положении. Караваны, задерживаемые находившимися повсюду врагами халифа, больше не доходили до рынков, и люди были доведены до такого состояния, что питались собаками, кошками и даже падалью. Повсюду свирепствовало мародерство и грабежи, голодная толпа опустошала еще оставшиеся лавочки и хранилища. Многие из жителей бежали из города в Аль-Басру и другие места, во множестве умирая по пути от слабости. Абу Джафар, наконец, осознав, что не в силах справиться с ситуацией, обратился за помощью к Насиру Ад-Дауле в Мосул; и даже предложил, в случае его прихода, уступить ему свой пост главнокомандующего. Но войска Хамданидов в тот время были заняты с одной стороны войной с русскими [так у автора — прим перев.] в Азербайджане, с другой же — с Ихшидидами в Сирии. Именно в этот момент правитель Васита сдал эту крепость главе Бувейхидов, и, объединившись с ним, двинулся на Багдад. Город охватил ужас. Абу Джафар вместе с халифом сначала поспешили в укрытие; однако, оказавшись без тюркского гарнизона, который при приближении противника выступил из города и двинулся по направлению к Мосулу, оставили свое убежище. В результате халиф внешне радушно принял посланного Бувейхидским вождем парламентария, который передал ему условия предлагаемого перемирия. Халиф выразил свою готовность признать все права за завоевателем и подтвердить его титул правителя всех прилегающих областей, которые тот себе покорил.

Таким образом, получив официальное приглашение от халифа, Муизз Ад-Даула вошел в Багдад, и под титулом «Амир Аль-Умара»¹ принял верховное командование. Аль-Мустакфи согласился — а что же еще ему оставалось делать? — на унизительное подчинение эмиру, чье имя стало теперь в дополнение к имени Аль-Мустакфи чеканиться на монетах, а также вместе с именем халифа оглашаться во время публичных молитв. Фактически халиф уступил ему всю власть. Но, увы, все его усилия оказались напрасны. Муизз Ад-Даула побаивался Аль-Мустакфи, ибо халиф оставался ставленником тюркских воинов, чьего возвращения из Мосула эмир мог ожидать в любой момент. Возможно, для его опасений была еще какая-то причина. Как бы то ни было, эмир, раздосадованный приемом, устроенным старшей хозяйкой халифского гарема в честь вождей из Дейлема и тюрков, которые еще оставались в городе, посчитал, что праздник был придуман халифом для привлечения тех на свою сторону.

Тщетно Аль-Мустакфи оправдывался, говоря, что это была лишь безобидная пирушка. Три недели после этого прошли спокойно, и вдруг эмир неожиданно решил устроить прием для делегации с Востока в халифском дворце, в той его части, которая была отведена ему. Свою свиту эмир оставил сидеть в ожидании. Внезапно два Дейлемских вождя поднялись со своих мест, и подошли к халифу, протягивая ему руки для рукопожатия. Ничего не подозревавший Аль-Мустакфи протянул им свою руку в ответ. Не разжимая хватки, они сорвали с его головы тюрбан и, обмотав его вокруг шеи монарха, потащили его в таком виде во дворец эмира. Там он был ослеплен, что становилось уже общей участью для сверженных халифов, ибо Аль-Муттаки и Аль-Кахир до сих пор еще влачили свое жалкое существование, лишенные возможности видеть свет. Аль-Мустакфи довелось пробыть халифом чуть больше года. В городе начались беспорядки, и халифский дворец был разграблен до такой степени, что в нем остались лишь голые стены. Тиран велел отрезать язык той женщине, что устроила непонравившуюся ему пирушку.

Пришедший в упадок халифат больше не оказывал на происходящие вокруг события какого-либо существенного влияния, и власть халифа теперь была сведена к минимуму. Однако один исключительный случай, в котором авторитет Аль-Муттаки сыграл значительную роль в решении вопроса, по своей сути духовного, имел серьезные последствия. В триста тридцать втором году хиджры вторгшиеся в земли мусульман византийцы продвинулись вглубь страны настолько, что Эдесса оказалась осажденною. Единственной возможностью защитить цитадель было уступить грекам драгоценную реликвию, так называемый «плат Спасителя», хранившуюся в эдесском соборе, в случае получения которой захватчики обещали оставить город в покое. Последовали долгие дебаты относительно законности этой передачи; наконец, было решено оставить последнее слово за халифом, который пригласил для решения этого вопроса законников и ученых правоведов. Разрешение было получено, и эта уступка не только спасла Эдессу, но также и дала свободу огромному количеству захваченных в плен греками мусульман.

ГЛАВА LXXV

ДИНАСТИЯ БУВЕЙХИДОВ. ХАЛИФЫ АЛЬ-МУТИ,
АТ-ТАЙ, АЛЬ-КАДИР И АЛЬ-КАИМ.

334-447 г. хиджры   /   946-1055 г. от р. Х.

Династия Бувейхидов, 334-447 г. хиджры.

БУВЕЙХИДЫ имели на своей стороне все преимущества. Имевшие постоянную поддержку со стороны своих храбрых Дейлемских приверженцев, получившие хорошее боевое крещение в непрекращающихся войнах на юго-восточном побережье Каспийского моря, они стремительно растеклись по землям к востоку от Багдада, и, в конце концов, как мы уже видели, с триумфом вошли в саму столицу. Там их изумили невероятные распри и междоусобицы среди тюркских военачальников, дикий разгул халифской солдатни, беспорядки, анархия, и нищета народа. Единственным возможным противником, кто был еще в состоянии выступить против них, являлось семейство Хамданидов из Мосула, но и его без особых трудностей можно было держать под контролем. И таким образом, Бувейхиды почти сто лет смогли удерживать свою власть в Багдаде. Однако их господство было ослаблено семейными ссорами и шиитскими наклонностями представителей их рода. Ибо Дейлемские солдаты, а также и их военачальники успели перенять эти доктрины на Каспийском побережье от Алидских правителей, на чьей стороне они сражались; в то время как тюркские воины, равно как и граждане Багдада, придерживались традиционных верований. Таким образом, в городе непрестанно вспыхивали конфликты между двумя враждующими фракциями, которые, в конечном счете, привели к падению Бувейхидов и вторжению сельджуков.

Материальное положение халифов при правлении Бувейхидов стало крайне тяжелым. Они находились в столь унизительной зависимости, что нередко их брали с собой в своем караване Бувейхидские завоеватели, когда им нужно было отправляться на войну вдали от столицы. Такую привычку завел самый первый из Бувейхидский князей, Муизз Ад-Даула (который весьма упрочил эту династию). Он столь сильно тяготел к шиитской вере, что единственной причиной, удержавшей его от того, чтобы поставить во главе халифата потомка династии Алидов, оказалась тревога за собственную безопасность и опасение беспорядков не только в одной столице, но и повсеместно. Ибо Багдадский халифат, в его духовном аспекте, все еще признавался на протяжении всего мусульманского мира, где, за непременным исключением Испании, преобладала традиционная исламская вера. С другой стороны, Фатимидские халифы претендовали на духовное превосходство не только в Египте, но, будучи шиитами, боролись также и за кафедры Сирии. Как-то раз они замахнулись даже на Багдад. На востоке духовное превосходство варьировалось, но, за исключением Персии и Дейлема, перевес явно был на стороне традиционализма. Тюрки оставались стойкими суннитами. Великий Махмуд, столь прославленный на Востоке, всегда был дружественно настроен по отношению к халифам, и о его блестящих победах в Индии было соответственно возвещено с кафедр Багдада в пылких и признательных выражениях. Страницы наших летописцев почти все теперь заняты изложением политических событий тех дней, в руководстве которых халифы редко принимали теперь какое-либо участие, и поэтому мы не будем здесь на них останавливаться. Упомянем лишь о тех немногих событиях, о которых, как мы знаем, они отзывались.

Следующий из халифов, сын Аль-Мутадира, по имени «Аль-Мути», то есть «Послушный Господу», долгое время добивался своего титула. Между ним и Аль-Мустакфи долгое время пребывала довольно ожесточенная вражда, которая привела, в итоге, к тому, что последнему пришлось удалиться от дел в скромное убежище. Когда Бувейхиды вошли в Багдад, он вышел из своего укрытия и, укрепившись при новом дворе, способствовал своими интригами падению своего двоюродного брата. Когда это случилось, и он наследовал халифат, эмир передал ему Аль-Мустакфи; именно тогда, когда он находился в руках Аль-Мути, несчастный и был лишен зрения. Но раболепство перед своими новыми повелителями не принесло Аль-Мути больших выгод. Халиф отныне не имел права голоса при назначении визиря. Для его содержания скупо выдавались лишь жалкие гроши, теперь положение халифа было лишено прежних знаков почтения и величия. В исламском государстве стали насаждаться такие чисто шиитские обычаи, как всенародный траур в годовщину смерти Аль-Хосейна и празднества в честь утверждения Пророка, предположительно сказанного в пользу Али.¹ Однажды шиитские правители дошли даже до того, что разослали по всем городским мечетям объявления, предписывающие проклинать не только ранних халифов, но и Аишу, любимую жену Мухаммада. Жители Багдада пришли в возмущение от такого надругательства, и эти распоряжения были сорваны разъяренною толпою.

Подобного рода волнения время от времени случались; и после одного из них халиф, который носил этот титул уже почти тридцать лет, а теперь лежал, будучи разбит параличом, был принужден отречься от престола в пользу своего сына Ат-Тая.

На протяжении всего времени царствования Ат-Тая, который ни сам лично, ни его правление, никоим образом не заслужили быть отмеченными в истории, Сирия оказалась раздираемой между двумя соперничающими фракциями — тюркскими Фатимидами и карматианцами. В то же время семейство Бувейхидов раскололось на несколько групп, непрестанно враждовавших между собою. После семнадцатилетнего правления Ат-Тай был свержен и брошен в темницу, это поизошло из-за стремления Бувейхидского правителя завладеть его имуществом.

На место сверженного халифа был избран его двоюродный брат Аль-Кадир, внук Аль-Муктадира. Изгнанный ранее из столицы за свои притязания на халифат, он был теперь призван и назначен на место, которого он так долго добивался, и на котором ему было суждено продержаться целых два десятка лет. Это во время его правления поднимется Махмуд из Газны, угрожая Западу; и именно по причине вражды, которая разгориться после смерти Аль-Кадира, Бувейхидское царство, парализованное междоусобной войною, окажется поглощенным ордами тюрков или турок-сельджуков, если говорить точнее. Об Аль-Кадире в летописях почти ничего не сказано, кроме того, что он преуспел в назначении ортодоксального богослова на место верховного судьи, в то время как Бувейхиды довольствовались тем, чтобы шиитский «Накиб», или потомок Али, разбирал дела их секты. Аль-Кадир умер в возрасте восьмидесяти семи лет, и наследовал ему его сын Аль-Каим.

В первой половине продолжительного правления Аль-Каима, не проходило и дня без восстания и кровопролития. Столкновения возникали между противоборствующими фракциями, все еще ожесточенными религиозной ненавистью.

Каим, 422-467 г. хиджры, 1031-1075 г. от р. Х.

Нередко город оставался вообще без правителя, поскольку Бувейхидский халиф в целях безопасности часто был вынужден бежать из столицы. Между тем, уже набирал силу дом Сельджуков; и Тогрил-бег, пришедший со своими несметными ордами с востока, захватил Сирию и Армению.

В конце концов, взор Тогрил-бега обратился на Багдад. Это было в то время, когда город буквально захлебывался в захлестывавших его волнах насилия и фанатизма. Командующие также враждовали друг с другом. Дейлемский командир Аль-Басасири обвинял визиря в попытках сношений с сельджуками; в свою очередь, визирь ставил в вину Аль-Басасири, что тот хочет заменить халифа египетским «анти-халифом». Багдадцы восстали против Аль-Басасири. В результате этих волнений Бувейхидский князь Мелик Рахим отправил халифа в изгнание по же собственной просьбе. Как раз в этот момент Тогрил-бег, под предлогом совершения паломничества в Мекку, вторгся в пределы Аль-Ирака с вооруженной армией, и, заверив халифа в своих мирных целях и выразив подобострастное почтение к его авторитету, попросил позволения посетить столицу. Багдадские тюрки и Бувейхиды были против этого; но сам халиф был только рад дать ему свое разрешение. В итоге великий завоеватель был провозглашен «султаном» — это сделал сам халиф во время публичной молитвы. А несколько дней спустя, сам Тогрил-бег, поклявшись в верности не только халифу, но также и Бувейхидскому князю Мелик Рахиму, вошел в столицу, где был радушно встречен как вождями, так и народом.

В течение этого периода литература, в особенности персидская литература, расцвела под покровительством Бувейхидов. Философ Аль-Фараби, тюркского происхождения, умер в девятьсот пятидесятом году от р. Х.; Аль-Мутанебби, получивший известность на Востоке, как величайший арабский поэт, и сам араб, — в девятьсот шестьдесят пятом году от р. Х.; Аль-Хваризми (или «Аль-Хорезми» — от его имени произошло понятное нам слово «логарифм») — в девятьсот девяносто втором году от р. Х.; и величайший из всех Аль-Хосейн Ибн Абдалла Ибн Сина (Авиценна) — в тысяча тридцать седьмом году от р. Х.

ГЛАВА LXXVI.

БАГДАД ПОД ВЛАСТЬЮ СЕЛЬДЖУКОВ.

447-575 г. хиджры   /   1055-1180 г. от р. Х.

Тогрил-бег в Багдаде, 447 г. хиджры, 1055 г. от р. Х.

ТОГРИЛ-БЕГ не спешил покидать Багдад, и вскоре после того, как народ взбунтовался против его необузданной солдатни, он использовал этот случай для оправдания тому, чтобы бросить в темницу Мелик Рахима, и взять управление городом в свои руки. Дейлемские отряды были тотчас расформированы. Оставив Аль-Ирак, они сплотились вокруг Аль-Басасири, сражавшегося на стороне Фатимидов в сирийской кампании. Тот вскоре собрал достаточно сил, чтобы бросить вызов войску сельджуков. Встревоженный таким поворотом событий, после годичной передышки в Багдаде, во время которой халиф тщетно умолял его очистить город от его тюркских разбойников, Тогрил выступил в поход на Нисибин и Мосул.

Вернувшись с победой, он был встречен халифом с триумфом. После возложения на Тогрил-бега почетных одеяний, халиф торжественно провозгласил его «императором Востока и Запада». Но на следующий год, в отсутствие Тогрил-бега, отвлеченного восстанием его брата в Персии, Аль-Басасири с сирийской армией вошел в Багдад, и провозгласил там халифат Фатимидов во главе с правителем Египта.

Взятый в плен великий визирь Тогрил-бега был облачен в воловью шкуру и выставлен на посмешище перед горожанами, а затем в этом же обличье повешен. Даже отрекшийся от всяких прав на престол Аль-Каим был принужден принести клятву на верность своему сопернику-халифу. Символы Аббасидского халифата: царские одежды и тюрбан, старинные драгоценности и халифская кафедра были отправлены в Каир вместе с документом, в котором Аль-Каим формально отрекался от своего титула.¹ Но не долго продлилось господство ненавистных багдадцам захватчиков. Аль-Басасири был брошен на произвол судьбы своими сторонниками при первом же приближении Тогрил-бега; и ровно через год после своего вторжения в Багдад узурпатору пришлось бежать. Аль-Каим вновь занял свое место. Он продолжал править, разделяя почести с сельджукским монархом, пока тот не попросил руки его дочери. Сначала отец попытался отказать султану, но, в конце концов, дал свое согласие. Впрочем, сельджукский воитель вскоре после брачного пира скончался.

Наследовал ему Алп Арслан, чье правление не только расширило господство халифата Аль-Каима в религиозном плане, но и принесло в Багдад долгожданную безопасность. Повсюду воцарился мир, и, как следствие, пробудилась торговля, люди потянулись к знаниям. Наступила эпоха временного расцвета. Однако о самом Аль-Каиме, который на протяжении своего довольно продолжительного царствования проявил себя слабым и беспомощным халифом, летописцы упоминают мало. Он умер два года спустя после Алп Арслана, и халифский трон унаследовал его внук.

Новый халиф Аль-Муктади оказался прославленным благодаря султану Мелик-Шаху, во время чьего господства халифат был признан на всей территории, завоеванной турками-сельджуками. Аравия с обоими Священными городами, освободившись к тому времени от власти Фатимидов, опять признала духовное первенство за Аббасидами. Султан отдал свою дочь в жены халифу; и с рождением сына мечтал о том, чтобы соединить в нем и халифа и султана на одном престоле. Но эта надежда оказалась бесплодною. Госпожа, пренебрегши своим мужем, вместе с младенцем удалилась ко двору сельджуков в Исфахане. Да и сам султан, недовольный вмешательством халифа в государственные дела, пожелал, чтобы тот угомонился и перебрался в Аль-Басру, выйдя в отставку; и лишь последовавшая вскоре после этого смерть Мелик-Шаха не позволила осуществиться его повелению.

Преемником своего отца стал Аль-Мустажир. На время его двадцатичетырехлетнего пребывания в должности проходится множество волнующих событий; тем не менее, ни в истории фанатичной борьбы дома, ни в описаниях ошеломляющих крестовых походов, совершаемых христианами в сирийские земли, имя халифа почти не упоминается. Сельджуков, чье господство было ослаблено внутренними конфликтами, мало заботили интересы ислама. И уже к концу пятого столетия хиджры практически вся Сирия оказалась занятой войсками христиан.

Более того, Раймонд предпринял пусть и неудачную попытку напасть на Багдад с восточной стороны, чтобы так нанести смертельный удар исламу. Однако его армия была разбита противником недалеко от Токката. Войско Раймонда понесло огромные потери, так что лишь немногим из крестоносцев удалось бежать.

В четыреста девяносто втором году хиджры ужас распространился по всей магометанской земле: то были слухи о захвате Иерусалима и жестоком обращении с его обитателями. Посланные повсюду исламские проповедники несли эту печальную весть, разжигая чувство мести и призывая мусульман очистить от неверных мечеть Омара и город, который сам Пророк посетил чудесным образом, благодаря вмешательству свыше. Но, несмотря на успех в других местах, эта миссия потерпела неудачу в восточных провинциях, где люди оставались заняты своими собственными проблемами, и, кроме того, были мало обеспокоены Священной Землею, в которой тогда преобладала вера Фатимидов. Толпы изгнанников хлынули, ища убежища, в Багдад, и вместе с присоединившимся там местным населением, призывали к войне против франков. Но ни халиф, ни султан не вняли их призывам. В течение двух пятниц повстанцы штурмовали Большую мечеть, сломав кафедру и разбив трон халифа на куски, криками заглушая шедшее там служение. Но этим все и ограничилось. Никакое войско никуда и не собиралось выступать.

Сельджуки, занятые в то время внутренними войнами на Востоке, оставили Багдад во многом на произвол судьбы. Но, к нашему удивлению, Аль-Мустаршид, сын предыдущего халифа, еще раз решил попытать счастья в борьбе за свою независимость. На этот раз восстания охватили весь Аль-Ирак.

Во главе одного из них стоял знаменитый, но беспринципный военачальник Дубейс из Бени Мазйад;¹ а интересы султана защищали Аксонкур Аль-Бурсаки и Зенки; впоследствии непримиримый враг крестоносцев. Дубейс, сражавшийся то за одну сторону, то за другую, в зависимости от ситуации дня, присоединился к восставшему брату султана в походе на Аль-Ирак, когда халиф и тюркский наместник Багдада напали на него и обратили в бегство.

Разорив Аль-Басру, он присоединился к армии крестоносцев, предпринявших попытку захватить Алеппо, а затем уговорил младшего брата султана поднять мятеж и напасть на столицу;

но предвидевший их наступление халиф выступил с двенадцатитысячной армией и обратил мятежников в бегство.

Год или два спустя багдадский градоправитель, почувствовав недружелюбное отношение халифа и пожелав освободиться от зависимости, упросил Махмуда, сельджука из Аль-Ирака, приехать в Багдад, чтобы ограничить агрессивную позицию, упорно удерживаемую Аль-Мустаршидом. Несмотря на протест халифа и угрозу оставить свой дворец и удалиться в западный пригород Багдада, султан выступил в поход;

на что халиф отправил свою армию для захваты Васита. Но Зенки, в то время правитель Аль-Басры, отогнал его войско назад. После этого султан занял всю восточную часть города, но халиф все еще отказывался принять его условия. Затем борьба перешла на улицы; и воины султана начали уже разорять дворец, когда халиф (который в то время обладал немалыми ресурсами) подоспел с тридцатитысячной армией и обратил их в бегство. Честно говоря, если бы в тот момент он не оказался брошенным одним из своих курдских вождей, султану оказалось бы не так уж просто противостоять его армии. Но вскоре после этого Зенки, прибывший со значительным подкреплением из Аль-Басры, так серьезно потревожил Аль-Мустаршида, что халифу пришлось покориться султану, умиротворив его подношением денег и оружия. Султан оставался в Багдаде большую часть года. Впоследствии он назначил Зенки управлять и городом, и всем Аль-Ираком.

Этот прославленный воин достиг к тому моменту огромного влияния. Он получил в свое распоряжение Месопотамию со всеми подвластными этой провинции городами, включая Мосул, Нисибин и Харран.¹ Затем он двинул свою армию на запад, и не, спуская глаз с Сирии, которая была завоевана крестоносцами, заключил мир с Жосленом, едва не отбив у него Дамаск и Эмессу.

Его могущественная слава вызвала в то время огромную радость в Багдаде, жители которого говорили, что, наконец, нашелся хоть один человек, способный оказать крестоносцам достойный прием на поле брани. Однако на закате жизни Аль-Мустаршида Зенки оказался в затруднительном положении, столкнувшись с враждебностью и курдов, и самого халифа.

После смерти султана Махмуда он был отправлен в отставку на Восток, благодаря стараниям некоторых мятежных представителей дома Сельджуков, поощряемых халифом и Дубейсом. Утратив свое влияние в Багдаде, Зенки был вынужден бегством спасаться от халифа, который преследовал его до Мосула и осаждал там в течение трех месяцев, но безрезультатно.

Но впоследствии Зенки возобновил свои операции в Сирии, и в пятьсот двадцать девятом году хиджры осадил Дамаск. Правда, попытка взять город ему не удалась, частью из-за отваги врага, частью по настоянию халифа, которого правитель Дамаска стал вновь признавать, упоминая его имя на публичных молитвах. Халиф уговорил Зенки ослабить свой натиск. Отвлеченный в виду вновь возникших трудностей на Восток, он оказался лишенным возможности активно противостоять крестоносцам до самой смерти Аль-Мустаршида.¹ Вскоре после этого Аль-Мустаршид решился самостоятельно начать кампанию против султана Масуда.

Он атаковал армию султана близ Хамадана; там, брошенный своими войсками, был взят в плен, но помилован, пообещав больше не покидать свой дворец. Однако оставленный в отсутствие султана в королевском шатре, он был найден убитым, предположительно эмиссаром секты убийц-ассасинов, невзлюбившей халифа. Чтобы отогнать подозрение от себя, султан обвинил в убийстве старого врага халифа Дубейса и велел предать его смерти. И Аль-Мустаршид, и Дубейс снискали славу у своих современников как неплохие поэты;² и халиф, если был в состоянии удержать свою руку от искушения взяться за оружие (что было для него опасным анахронизмом), смог бы наполнить халифат мирными искусствами, к которым он был более склонен.

Ар-Рашид, последовав примеру своего отца, предпринял еще одну, столь же неудачную, попытку обрести независимость. Мстя за смерть своего родителя, он нанес оскорбление посланнику султана, прибывшему с требованием щедрых подношений. Ар-Рашид настроил толпу разорить его дворец, а затем, при поддержке Зенки, в равной степени враждебно настроенного из-за убийства Дубейса, выступил против своего врага-султана и призвал народ Багдада к войне. Султан Масуд немедля двинулся на восставшую потив него столицу, и поскольку халиф не осмелился покинуть ее пределов, предпочитая прятаться за стенами, осадил город. Багдад, хорошо защищенный рекою и ее каналами, долгое время оказывал сопротивление; но, в конце концов, халиф и Зенки, отчаявшись в успехе, бежали в Мосул. Власть султана была восстановлена, созван совет, на котором халиф был официально низложен, а на его место назначен его дядя, сын Аль-Мустажира. Ар-Рашид бежал в Исфахан, где пал еще одной жертвою от кинжала ассасинов.

Непрекращающиеся раздоры и разногласия среди представителей дома Сельджуков предоставили новому халифу Аль-Муктафи возможность не только удержать свою власть в Багдаде, но и расширить ее на весь Аль-Ирак.

Находясь во главе хорошо организованной армии, он был в состоянии защищать столицу от чьих-либо посягательств. Однако он проявил достаточную неосмотрительность, поддержав восстание сына султана, который вслед за тем выступил против Багдада и вынудил халифа искать убежища в восточной части города, где его спасло только то, что султан вскоре оказался отвлечен на то, чтобы заняться более серьезными беспорядками на Востоке. Аль-Муктафи, как бы то ни было, опять впал в милость к сельджукам, чей султан взял в жены одну из его дочерей. Во время этого царствования вновь разгорелось пламя крестовых походов, и Зенки снискал в борьбе с христианами славу храброго и вликодушного воина. Потоки славословия лились в его адрес, как из уст друзей, так и из уст врагов. Однажды, находясь в критическом положении, он обратился за неотложной помощью в Багдад, откуда, уступив требованиям возбужденного народа, султан и халиф отрядили двадцатитысячную армию. Но в груди как сельджуков, так и самого халифа, да и даже их эмиров, едва ли теплился хоть какой-то энтузиазм, чтобы предпринять серьезные усилия для продолжения борьбы против крестового похода рыцарей из франкских земель.

Аль-Муктафи заслужил признательность исламских летописцев за свое благочестие, компетентность в делах управления и смелость. В течение своего халифата, продлившегося четверть века, он предпринял множество небольших вылазок против окрестных врагов, но ни одна из них не заслуживает особого упоминания. О двух последующих халифах еще меньше есть чего сказать, кроме того, что они продолжали сохранять более или менее независимую позицию, вместе со своим с визирем и придворным окружением, и располагали поддержкой достаточно сильной армии, вполне способной для проведения каких-то случайных кампаний, пусть местного значения, и без долговременного успеха.¹ Тем временем, Нур Эд-Дин и Саладин, воодушевленные одержанными ими победами, гнали вперед свои полчища, ведя борьбу не только против крестоносцев, но одновременно и против египетских Фатимидов.

Эта династия, в конце концов, прекратила свое существование, пробыв у власти двести семьдесят пять лет. Победитель Фатимидов, Саладин, хотя сам и являлся ортодоксальным мусульманином, не осмелился сразу провозгласить суннитскую веру среди народа, все еще придерживавшегося шиитских убеждений и обрядов. Но вскоре он решился на это; и, таким образом, духовное господство Аббасидов вновь одержало верх не только в Сирии, но и во всем Египте и в зависимых от него землях.