Современность

жүктеу/скачать 1.92 Mb.

бет	13/20
Дата	20.06.2016
өлшемі	1.92 Mb.
	#148642

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 20

Как показали дальнейшие события, наиболее успешно с решением проблемы выбора действенной политической технологии справился И.В. Сталин. В ходе закулисной борьбы за власть И.В. Сталин, опираясь на преданных ему соратников, стремился укрепить свои позиции и готовил плацдарм для дальнейшей схватки со своими оппонентами в политическом руководстве страны. Сталин видел сильные и слабые стороны как своих противников, так и свои собственные. Поэтому он подошел к делу как прагматик и мастер политической интриги. Являясь членом высшего политического руководства страны (член Политбюро и СНК), он одновременно курировал деятельность партийного аппарата^²³⁴. Сталин отлично понимал потенциал находившегося в его распоряжении административного ресурса в деле нейтрализации конкурирующих партийных групп и сумел максимально его реализовать.

С этой точки зрения партийная перепись 1922 г. стала одним из существенных элементов начального этапа борьбы Сталина за установление единовластия в партии. В контексте политического противоборства мы и будем рассматривать это партийное мероприятие. Перепись явилась составной частью не очень эффективной и лишенной внешней яркости и драматизма бюрократической «бумажной» работы по формированию системы учета и расстановки партийных кадров, которой пренебрегало и которую до определенного момента недооценивало большинство партийных лидеров – Л.Д. Троцкий, Л.Б. Каменев, Г.Е. Зиновьев, но которую успешно использовала сталинская группа, сформировавшаяся в недрах партийного аппарата. Знаменитый сталинский лозунг периода индустриализации «Кадры решают все!» можно считать актуальным и для периода внутрипартийной борьбы начала 1920-х гг. Именно возможность влиять на кадровую политику в партии, выдвигать на руководящие должности доверенных людей, обязанных своим возвышением центральному аппарату партии, а потому, как правило, лояльных к его руководству, не в последнюю очередь позволили Сталину и его соратникам одержать верх над политическими противниками. Когда впоследствии другие руководители партии осознали, насколько серьезна роль административных структур в борьбе за лидерство в партии, они попытались выбить столь грозное оружие из рук Сталина. В 1923 г., после XII съезда партии, Г. Зиновьев и Л. Каменев выдвинули идею расформирования Политбюро и «политизирования» Секретариата ЦК, то есть превращения его в политический и организационный руководящий орган партии в составе Зиновьева, Троцкого и Сталина. После того, как эта инициатива была отвергнута Сталиным, его конкуренты сменили тактику. На XIV съезде РКП(б) (декабрь 1925 г.) они предлагали уже, наоборот, максимально усилить политическую роль Политбюро, а Секретариату ЦК отдать чисто технические функции^²³⁵. В случае успешной реализации этой идеи Сталин лишился бы своего основного козыря в политическом соперничестве с другими партийными авторитетами – опоры на партийный аппарат.

В обстановке жесткого внутрипартийного противоборства за лидирующие позиции Сталин, естественно, старался не посвящать в свои замыслы политических конкурентов в партии. Поэтому вопросы, связанные с процессом подготовки и проведением партийной переписи 1922 г., даже не обсуждались на заседаниях Политбюро, что неудивительно, потому что в период оно контролировалось Л.Б. Каменевым. Абсолютно противоположную картину мы наблюдаем в отношении следующей партийной переписи, проводившейся в 1927 г. К этому времени Сталин в основном сконцентрировал в своих руках властные рычаги и довольно прочно закрепился на вершине партийно-государственного аппарата. В этой ситуации тема подготовки партийной переписи рассматривалась на заседаниях Политбюро^²³⁶, а после ее окончания заслушивались полученные итоги и обсуждались меры по регулированию состава партии^²³⁷. Если судить по месту, которое отводилось в повестке заседаний Политбюро ЦК вопросу о партийной переписи (5 из 31 в первом случае и 11 из 29 – во втором), мероприятию придавалось важное значение в иерархии партийных задач.

В связи с важностью партийной переписи небезынтересно понять какую роль играл В.И. Ленин как первое лицо партии и государства в разработке и подготовке столь масштабного и затратного с организационной и финансовой точек зрения партийного проекта, а также насколько он был о нем информирован.

Решение о проведении переписи, как увидим ниже, было принято летом 1921 г. В это время Ленин болел и находился в Горках. Вернулся ненадолго к делам осенью 1921 г., но в декабре он опять заболел и вернулся обратно в Горки для восстановления сил и оставался там до 1 марта 1922 г.^²³⁸ Готовил ли он в указанный период какие-либо документы, относящиеся к партийной переписи, или давал рекомендации и распоряжения по ее проведению? Ответить на эти вопросы позволяет один интересный документ – письмо Ленина секретарю ЦК В.М. Молотову, датированное 14 февраля 1922 г. Написано оно после заполнения В.И. Лениным бланка переписи и характеризует его отношение к данному мероприятию, подготовленному Секретариатом ЦК. Отношение это оказалось крайне негативным и свидетельствует о том, что партийный вождь был совершенно не проинформирован о переписи, поставлен, что называется «перед фактом», и это его сильно задело. Ленин устроил Молотову форменный разнос, указав на то, что «дело статистики в ЦК (а, вероятно, и все учетно-распределительное дело) поставлено никуда не годно»^²³⁹. Он дал весьма нелицеприятную оценку деятельности аппарата ЦК и его руководителей: «Либо статистикой у Вас заведует дурак, либо [...] на важных постах сидят дураки и педанты» и предложил снять с должности заведующего статистическим отделом [С.Г. Струмилина – С.В.] и «перетряхнуть этот и учетно-распределительный отделы основательно»^²⁴⁰. Партийный вождь полон скепсиса относительно полезности и нужности подобных переписей: «Была перепись “ответственных работников”? Результат, очевидно, нуль, хуже, вероятно, результат минус»^²⁴¹. Проведение таких бесполезных мероприятий свидетельствует, по мнению Ленина, о бюрократизме аппарата ЦК партии («позорнейший бюрократизм и глупейший»).

В то же время можно привести диаметрально противоположный пример, когда партийный вождь дает иную, положительную оценку статистических переписей, показывая понимание их значения и важности для принятия практических решений: «Целый ряд вопросов и притом самых коренных вопросов [...], которые решались прежде на основании общих соображений и примерных данных, не может быть разрабатываем сколько-нибудь серьезно в настоящее время без учета массовых данных, собранных относительно всей территории известной страны по одной определенной программе и сведенных вместе специалистами-статистиками»^²⁴². Возникает вопрос: чем обусловлены столь полярные оценки, данные Лениным в разное время такому статистическому мероприятию как перепись? Думается, это обусловлено складывающейся политической ситуацией в партии, связанной с разворачивающейся борьбой, пока еще не явной и не агрессивной, партийных лидеров за политическое наследство Ленина. Сам он, в силу болезни, оказался в роли стороннего наблюдателя и фактически был отодвинут на второй план. Видимо, эпизод с партийной переписью стал реакцией Ленина-политика, уязвленного тем, что с ним не посоветовались при принятии решения по отнюдь не рядовому событию партийной жизни. Он мог расценить это как покушение на его статус первого человека в партийно-государственной иерархии.

Однако следует признать, что почву для подобного к себе отношения первый советский лидер в определенной степени подготовил сам. В том же письме, адресованном Молотову, обращает на себя внимание одна фраза Ленина, красноречиво свидетельствующая о степени его знакомства со структурой партийного аппарата. Давая оценку деятельности подразделений ЦК партии и называя их отделами, он сомневается, что назвал их правильно: «ежели так называются сии учреждения»^²⁴³. Как видим, лидер партии и государства имел смутное представление не только о названии подразделений центрального партийного аппарата, но и об их руководителях, структуре и функциях. Исследователи советской политической истории обратили внимание на эту особенность позиции В.И. Ленина в отношении партийных структур. К.А. Писаренко указывает на то, что Ленин «предпочитал управлять Россией в качестве председателя Совета Народных Комиссаров, откровенно игнорируя свой статус самого влиятельного члена Политбюро»^²⁴⁴. На этот факт также обратили внимание в своей работе В.П. Пашин и Ю.П. Свириденко, отметив, что, занятый на посту Председателя СНК, Ленин отошел от внутрипартийных дел, занимаясь в основном общегосударственными проблемами^²⁴⁵, и мало вникал в организацию текущей партийной работы, передав ее в компетенцию соратников по партии. Тем более что заниматься одновременно с полной отдачей и партийными и государственными делами Ленин был не в состоянии, так как работа в правительстве отнимала практически все моральные и физические силы. По свидетельству сестры Ленина М.И. Ульяновой «с заседаний Совнаркома Владимир Ильич приходил вечером, вернее ночью часа в 2, совершенно измотанный, бледный, иногда даже не мог говорить, есть, а наливал себе только чашку горячего молока и пил его, расхаживая по кухне, где мы обычно ужинали»^²⁴⁶. Английский историк Т.Х. Ригби отмечает, что общепринятой практикой в этот период становится специализация партийных лидеров на различных сферах управления в функциональном и территориальном аспекте: «По мере того как Совнарком все больше и больше проникался ленинским политическим стилем и оказывался под влиянием его личности, он превращался в нечто вроде сферы его компетенции, точно так же, как Реввоенсовет был сферой Троцкого, Оргбюро – Сталина, ВЧК – Дзержинского, Москва – Каменева, Петроград – Зиновьева»^²⁴⁷. Таким образом, вопросы управления и регулирования партийной жизни все более сосредоточивались в руках руководства Секретариата и Оргбюро ЦК, а остальных представителей высшего политического руководства, включая и Ленина, в эту сферу подробно не посвящали.

С усложнением структуры и упорядочением деятельности центрального партийного аппарата связан и переход к номенклатурному принципу подбора коммунистов на ответственные посты (по формальным, анкетным данным), который был невозможен без получения необходимой информации об этих членах партии. Ю.П. Свириденко и В.П. Пашин считают, что «переломным моментом в становлении на номенклатурный путь подбора работников» стал 1921 г., когда была проведена перепись ответственных работников, и на совещании секретарей губкомов и обкомов в декабре 1921 г. принята программа учета партийных кадров^²⁴⁸. Правда, авторы не указали, каким образом и на основании каких исходных информационных данных предполагалось строить эффективную систему учета. Обращение к протоколам заседания данного совещания, которое проходило накануне партийной переписи, со всей определенностью указывает на то, что именно материалы переписи должны были стать базой для новой системы учета ответственных работников, а также остальных членов партии.

К концу 1921 г. структурные подразделения партийного аппарата выполнили свою первичную задачу, поставленную перед ним Оргбюро и Секретариатом ЦК – осуществили учет ответственных работников всероссийского, областного и губернского масштаба. На очереди были уездные работники^²⁴⁹, учет которых должен был ознаменовать установление полного кадрового контроля со стороны ЦК (точнее его Секретариата) над руководящей партийной «верхушкой» всех уровней, и партийной переписи 1922 г. отводилась в этом процессе не последняя роль.

Как следует из приведенного выше письма Ленина Молотову, партийный вождь не являлся инициатором партийной переписи, был не в курсе ее проведения и узнал о ней, когда сам оказался в роли респондента, заполняющего переписной бланк. В связи с этим возникает вопрос: какие партийные инстанции и кто персонально инициировали проведение данного мероприятия? Решение о проведении партийной переписи было принято 19 июля 1921 г. Оргбюро ЦК, вторым по значимости партийным органом, которое посчитало, что «необходимые сведения о количественном и качественном составе партии можно получить только путем переписи членов партии»^²⁵⁰. Все подготовительные мероприятия были возложены на Статотдел ЦК. Сотрудники этого отдела во главе с С.Г. Струмилиным проделали огромный объем работы: разработали общий организационный план переписи, программу обследования, формы переписных бланков. Отдельной брошюрой была также издана инструкция по проведению переписи и заполнению бланков. Переписные бланки были согласованы со специалистами из ЦСУ РСФСР. Организационный план переписи прошел обсуждение на совещании заведующих учетно-статистическими подотделами 12 губкомов в середине декабря и, после внесения в него ряда изменений и дополнений, был совещанием одобрен. Документы по переписи прошли рассмотрение в специально созданной Комиссии из представителей ЦК, после чего они были переданы в бюро Секретариата ЦК и были им же утверждены^²⁵¹. Исходя из этого факта, мы можем с большой долей уверенности говорить о И.В. Сталине как главном инициаторе данного мероприятия (в это время он занимал одно из ключевых мест в партийной иерархии, являясь одновременно руководителем двух наркоматов, а также членом Оргбюро и Секретариата ЦК). Тем более что Секретариат на протяжении всего периода переписи внимательно контролировал ее ход. И именно в ЦК РКП(б), под руководством одного из его секретарей и кандидата в члены Политбюро ЦК В.М. Молотова, представителя сталинской группы, производилась окончательная проверка всего комплекса переписных бланков на предмет правильности заполнения анкет. В результате часть из них была забракована. Об этом были проинформированы региональные партийные организации, допустившие подобную небрежность, и им предписывалось произвести повторное заполнение переписных бланков^²⁵².

Следует отметить, что Статистический отдел в качестве самостоятельной структурной части Секретариата ЦК РКП(б) был образован в октябре 1921 г. До этого, в 1919 – начале 1920 гг. вопросами статистики в аппарате ЦК занимался Информационно-статистический отдел, а с июля 1920 г. по октябрь 1921 г. статистическая часть Учетно-распределительного отдела ЦК. В октябре 1921 г. постановлением Оргбюро было утверждено «Положение о Статистическом отделе». Согласно этому документу Статотдел превращался из чисто технического органа, выполнявшего задания других отделов Секретариата ЦК, в самостоятельное подразделение, способное принимать решения по проведению мероприятий статистического характера и получившее функции руководства учетно-статистическими подотделами и организационно-инструкторскими отделами губкомов. Такое повышение статуса отдела, занимавшегося вопросами статистики, находилось в общем русле становления и усложнения партийно-государственного аппарата управления. С другой стороны, руководители аппарата ЦК, и в первую очередь Сталин, принимая это решение, стремились в преддверии переписи поставить информацию о партии под свой контроль. Неслучайно в «Положении» говорилось о том, что Статотдел работает «под непосредственным руководством Секретариата ЦК»^²⁵³. Во главе Статотдела был поставлен С.Г. Струмилин – человек, по всей видимости, лояльно относившийся к Сталину и к которому последний также относился с доверием. В пользу этого свидетельствует и тот факт, что С.Г. Струмилин впоследствии стал академиком АН СССР и благополучно пережил все сталинские репрессии. Партийная перепись 1922 г. явилась первым крупным и ответственным мероприятием этого недавно созданного отдела ЦК и, как оказалось, вполне успешным.

Таким образом, идея проведения массового статистического обследования РКП(б) родилась в недрах центрального партийного аппарата (Оргбюро и Секретариата ЦК), усилиями его сотрудников была осуществлена организационная и техническая подготовка партийной переписи. Данные партийной переписи 1922 г., были немедленно востребованы в практической деятельности центральных органов партии. Первые результаты переписной кампании были доложены XI съезду партии, проходившему в марте–апреле 1922 г.

В дальнейшем материалы переписи стали основным источником создания информационной базы для организации персонального учета ответственных работников и формирования советской партийно-государственной номенклатуры. Всероссийская партийная перепись способствовала становлению эффективной системы административного контроля центрального партийного аппарата над региональной партийной бюрократией, конструированию жесткой вертикали власти. Знаковым показателем возрастающего влияния административных структур в партийной управленческой иерархии стало учреждение в апреле 1922 г. по решению XI партсъезда поста генерального секретаря ЦК РКП(б), который занял И.В. Сталин. Это событие стало важным промежуточным успехом Сталина на пути к вершине политической власти в Советской России.

Т. В. Горбушина
Екатеринбург

РЕПРЕССИИ НА УРАЛЕ В 1923 – 1934 гг.

В КОНТЕКСТЕ УСТНОЙ ИСТОРИИ

С конца 1980-х годов в современной историографии наметился кризис, который подтолкнул развитие методологического инструментария и способствовал появлению новых направлений изучения истории. К их числу относятся исследования исторической памяти и работы, написанные в жанре “устной истории”. Два разных по своему происхождению направления почти одновременно получили развитие в отечественной науке и открыли совершенно новые исследовательские перспективы и возможности.

«Устная история» — это направление, интенсивно развивающееся во второй половине ХХ в. Сам термин «устная история» был введен еще Барбэ д’Оревилли (1852), но применяться стал лишь после появления работ профессора Колумбийского университета Аллана Невинса, который в 1948 г. организовал исследование по устной истории, посвященное пионерам сейсмологических и морских геофизических исследований.

Новое направление реконструирует историческую действительность на основе устных исторических свидетельств участников и современников событий ХХ в. Внимание историков стала привлекать так называемая «история снизу» - история простого обывателя, участника событий, чей опыт и восприятие действительности не был описан в письменных исторических источниках^²⁵⁴.

Все устные исторические свидетельства, отражающие индивидуальную и групповую историческую память, можно разделить на 3 категории: 1) сведения о прошлом, передаваемые из уст в уста от поколения к поколению (устная традиция); 2) рассказ о событиях из жизни отдельного человека, который может охарактеризовать эту жизнь и придать ей значение (устная биография); 3) свидетельства очевидцев, участников и современников исторических событий (устная история).

Работы зарубежных и отечественных специалистов по устной истории позволили сформулировать ключевые проблемы, связанные с изучением устных источников: 1) проблема их крайней субъективности, поскольку устные исторические свидетельства – это личностные и групповые интерпретации прошлого, обусловленные мировоззренческими установками рассказчиков, их социальным опытом, мерой участия в конкретных исторических событиях и иными факторами; 2) проблема установления достоверности устных свидетельств, когда они используются для реконструкции реальности прошлого; 3) проблема их информационной «многослойности», поскольку интонации, оговорки, мимика, жесты, сопровождающие устное изложение, также являются источниками информации об отношении говорящего к предмету своего высказывания; 4) проблема двойственной природы устных источников, поскольку они рождаются в результате диалога рассказчика и историка, причем последний влияет на процесс припоминания и выступает как бы соавтором текста.

Комплекс процедур работы с устными источниками отличается от приемов изучения источников другого типа. Эта деятельность почти всегда предполагает дополнительный этап создания устных источников - сбор и фиксацию исторических свидетельств, предваряющий этап их изучения – чтения (расшифровки), комментирования, интерпретации.

На этапе создания устного источника сбор исторических свидетельств осуществляется посредством социологических методов: интервью, беседы и наблюдения.

Имеется множество разновидностей интервью. По содержанию беседы различаются так называемые документальные интервью (изучение событий прошлого, уточнение фактов) и интервью мнений, цель которых – выявление оценок, взглядов, суждений^²⁵⁵. Массовое интервью используется при проведении обширного исследования, когда четкие и всегда одинаковые вопросы задаются большому количеству людей. Индивидуальное интервью по вопросам определенной тематики проводится с участником, очевидцем или свидетелем исторического события в процессе длительного и/или многократного общения. Беседа – в узком смысле: вид неформального интервью, в широком смысле: разговор на заранее заданную тему с современниками или свидетелями исторического события, в котором историк и носители исторической памяти являются полноправными участниками диалога. Наблюдение предполагает, в первую очередь, внимание к особенностям речи респондента или рассказчика (интонации, паузы, оговорки), к невербальным знакам общения (мимика, жесты). Фиксация устных свидетельств производится в форме аудио- и видеозаписи, а также ведения протокола интервью или беседы.

Этап изучения устных свидетельств состоит из процедур, имеющих место при изучении исторических источников любого типа. Однако процедуры чтения и перевода устных источников, их комментирования и интерпретации имеют свои особенности.

В изучении репрессий на территории Уральской области (1923–1934 гг.) зачастую архивных материалов бывает недостаточно. Многие из них до сих пор находятся под грифом «секретно», поэтому составить полную картину, соответствующую действительности порой очень трудно.

На протяжении последних семи лет Пермское областное отделение международного историко-просветительского общества «Мемориал» реализовывал проект «По рекам памяти», целью которого стал поиск и исследовательская работа по изучению истории политических репрессий на территории Пермской области.

Пермская область была окутана сетью лагерей, поэтому на сегодняшний день еще можно найти свидетелей-участников тех страшных в нашей истории событий.

Участники экспедиции, подавляющее большинство которых является студентами-историками, на основе опросника проводят интервью. Как правило, перед экспедицией проводится тренинги, в которых они получают всю необходимую информацию по изучаемой проблематике.

Воспоминания, которые мы получаем в ходе беседы, это не только бесстрастная фиксация событий прошлого, это и исповедь, и оправдание, и обвинение, и раздумья личности. Поэтому воспоминания, как никакой другой документ, субъективны. Это не недостаток, а их свойство, так как они несут на себе отпечаток личности автора.

Работая с устной исторической информацией, нужно обратить внимание на следующие моменты. Во-первых, память с годами, увы, слабеет. Во-вторых, имеются особенности индивидуального психического склада, в силу чего человек помнит одно и забывает другое. В-третьих, специфика условий, эпохи. Эти моменты, так или иначе, но обязательно накладывают отпечаток на мировоззрение автора, на степень правдивости, сокрытия или искажения тех или иных фактов.

Прежде всего, необходимо изучить личность автора, время и место действия описываемых событий. Очень важно установить положение, занимаемое автором воспоминаний в происходивших событиях, а значит, его осведомленность о них. Вся эта информация должна быть отражена в дневнике исследователя и используется для исторической критики полученного в результате интервью источника.

Таким образом, обращение к технологиям устной истории предъявляет особые требования к подготовке историка, который должен владеть приемами сбора информации, их фиксации и анализа. Но и возможности, особенно для раскрытия «трудных» страниц истории, в этом случае более обширны. О чем свидетельствует опыт работы Мемориала.

Д. В. Кадочников
Екатеринбург

ДОКУМЕНТЫ КОНТРОЛЬНЫХ КОМИССИЙ ВКП(б) ПО УРАЛЬСКОЙ ОБЛАСТИ КАК ИСТОРИЧЕСКИЙ

ИСТОЧНИК ПО БОРЬБЕ С КОРРУПЦИЕЙ В РЕГИОНЕ

В период с 1921 по 1934 год на съездах партии избиралась Центральная Контрольная Комиссия – ЦКК. Основная ее задача состояла в том, чтобы в условиях новой экономической политики добиваться строгого соблюдения Программы и Устава партии всеми коммунистами, предупреждать появление в партии фракций и группировок, вести борьбу со склоками, разложением наименее стойких и невыдержанных членов партии, очищать партию от враждебных и недостойных людей. На контрольные органы в центре и на местах возлагались задачи улучшения деятельности государственного аппарата, борьбы с бюрократизмом, взяточничеством и волокитой.

В системе государственного управления был также создан контрольный орган – Народный Комиссариат Рабоче-Крестьянской Инспекции (РКИ).

В 1923 году на ХП съезде РКП(б) по предложению В.И. Ленина ЦКК и РКИ были объединены в единый контрольный орган с широкими полномочиями и расширен состав ЦКК за счет избрания преданных делу партии рабочих и крестьян. Если на Х и XI съездах РКП(б) в ЦКК было избрано 5-7 человек, то на XII съезде – 50, а на XIII-XVI съездах – 151-195 чел.

Председатель ЦКК одновременно являлся Народным Комиссаром РКИ, заместителем председателя Совета Народных Комиссаров и Совета Труда и Обороны СССР.

Контрольные комиссии на местах создавались для содействия в деле укрепления единства и авторитета партии, борьбы с нарушением членами партии Программы и Устава ВКП(б), в целях проведения партийной линии в деятельности советских органов и подготовки мероприятий по улучшению и упрощению советского и хозяйственного аппарата. Постановления контрольных комиссий не могли быть отменены соответствующими партийными комитетами, но входили в силу лишь с согласия последних и ими же проводились в жизнь.

Контрольные комиссии избирались на съездах партии, областных, окружных, губернских, городских партийных конференциях и отчитывались перед ними. Члены ЦКК или НК РКИ должны были иметь не менее 10 лет партийного стажа, члены областных, краевых контрольных комиссий – не менее 7 лет, члены остальных комиссий – не менее 5 лет. Члены всех контрольных комиссий не могли одновременно избираться членами партийных комитетов и занимать ответственные административные посты. Они участвовали в заседаниях пленумов соответствующих партийных комитетов, в работе партконференций с правом совещательного голоса. Уральские областные контрольные комиссии избирались в 1925-1927 гг. в количестве 54-65 чел, в 1932 году – 133 чел. Их председателями были М.П. Коковихин, А.И. Ларичев, Ф.М. Маркус и др.

В период между заседаниями пленума ЦКК для руководства текущей работой избирался Президиум ЦКК и его исполнительный орган – секретариат. Для рассмотрения дел по нарушениям партийной этики, Программы и Устава партии была создана Партколлегия ЦКК.

Подобным образом была организована работа и на местах. Пленум областной, окружной контрольной комиссии избирал президиум, партколлегию и намечал состав коллегии РКИ.

Чтобы ЦКК ВКП(б) и Наркомат РКИ работали как единый контрольный орган партии и государства обе эти организации возглавлялись одним человеком. Кроме того, для координации их действий и выработки совместных планов работы систематически проводились объединенные заседания Президиума ЦКК и коллегии наркомата РКИ.

На местах периодически проводились совместные заседания Президиума Уральской областной контрольной комиссии ВКП(б) и коллегии областного отдела РКИ. Такая же практика имела место в районах области. В 1930 году в связи с упразднением округов окружные контрольные комиссии были ликвидированы, но созданы в районах.

Партколлегия Уральской ОблКК ВКП(б) занималась рассмотрением дел по соблюдению коммунистами Программы и Устава партии, по сохранению единства партии. Она объявляла партийные взыскания, рассматривала апелляции коммунистов на решения окружных, городских, районных контрольных комиссий, исключала из партии недостойных, приспособленцев, упорствующих оппозиционеров, классово чуждые элементы.

Под руководством ЦК ВКП(б), ЦКК и местных контрольных комиссий проводились проверки членов и кандидатов в члены партии непроизводственных партячеек в 1922-1928 гг., частичная проверка деревенских ячеек в 1926 году, чистка партии в 1929 – 1930 гг. Непосредственно чисткой занимались проверочные комиссии. Уральская областная контрольная комиссия обеспечивала подбор состава проверочных комиссий и следила за ходом чистки. Они, как правило, проводились открыто перед беспартийными рабочими и крестьянами. Извещения о дате и месте проведения чисток, сведения о ходе проверок на предприятиях, в организациях, в строительстве, в сельском хозяйстве, предложения и постановления контрольных комиссий публиковались в печати.

Хотя контрольные комиссии были созданы главным образом для предупреждения раскола партии, едва ли не большая часть их деятельности приходилась на борьбу с различными злоупотреблениями в партийных и советских органах, на предприятиях и в учреждениях и с халатным отношением должностных лиц к своим служебным обязанностям.

Уральские органы ЦКК-РКИ занимались широким кругом вопросов. Важнейшими из них были: развитие предприятий, забота о быте и обслуживании рабочих, ликвидация «болезненных явлений» в производственной и общественной жизни, улучшение работы советского и хозяйственного аппарата, в том числе и оптимизация его численности. Тесно сотрудничали контрольные комиссии и с органами ОГПУ и прокуратуры.

В 1934 году на XVII съезде партии вместо ЦКК-РКИ были созданы два раздельных контрольных органа: Комиссия Партийного Контроля при ЦК ВКП(б) и Комиссия Советского Контроля при Совнаркоме СССР.

В Центре документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО) находятся 62 фонда органов партийного контроля, в которых содержится 45'506 дел. Из них:

1. К областным органам партийного контроля относятся 5 фондов, содержащих 25310 дел: ф.106 – Областная комиссия по проверке и чистке партии (1933-1934 гг.); ф.223 – Партколлегия комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) по железной дороге им. Л.М. Кагановича (Парткомиссия при политотделе Пермской железной дороги), (1933-1934 гг.); ф.236 – Уполномоченный комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) по Свердловской области (1934-1947 гг.); ф.424 – Уральская областная контрольная комиссия ВКП(б) (1923-1934 гг.); ф.1393 – Екатеринбургская губернская контрольная комиссия РКП(б) (1919-1923 гг.).

2. К окружным органам партийного контроля (Свердловский, Ирбитский и Нижнетагильский округа) – 5 фондов, 3'824 дела.

3. К городским органам партийного контроля (Свердловск и Н. Тагил) – 2 фонда, 973 дела.

4. К органам партийного контроля в городских районах Свердловска – 4 фонда, 7'860 дел.

5. К районным органам партийного контроля – 46 фондов, 7539 дел.

Состав документов контрольных комиссий ВКП(б)
по Уральской области:

1. Постановления ЦК ВКП(б), СНК, ЦКК-РКИ, ОблКК, ОкрКК, РайКК; циркуляры, инструкции, положения, распоряжения.

Документы высших инстанций определяли основные направления, методы и способы работы по чистке партии от нежелательных элементов, критерии, которыми необходимо было при этом руководствоваться. Документы низовых инстанций содержали постановления по конкретным вопросам.

2. Протоколы заседаний проверочных комиссий ЦК; президиумов, пленумов ЦКК ВКП(б), ОблКК, ОкрКК, Рай КК и соответствующих органов РКИ; партколлегии ОблКК; проверочных комиссий по чистке первичных парторганизаций и обследованию партийно-производственной работы, выездных партроек; общих собраний; конференций; комиссий по ликвидации задолженности; совещаний «треугольников», ячеек «лёгкой кавалерии» и выписки из них.

Подавляющую часть вопросов, зафиксированных в протоколах, представляет собой разбор дел о партийных проступках. Здесь в части «слушали» записывались биографические данные привлекаемого или проходящего чистку коммуниста, наложенные на него ранее взыскания, сведения о прохождении апелляций, установленные проступки, фамилия докладчика, присутствие обвиняемого и вызванных свидетелей, отзывы и ходатайства парторганизации. При этом предписывалось не вносить в протокол ранее отменённые партийные взыскания, необоснованные и неподтвердившиеся обвинения, указанные в постановлениях нижестоящих партийных органов. В отношении судебных и административных взысканий предписывалось заносить только окончательные решения высших инстанций.

В части «постановили» записывались решения контрольной комиссии, которые должны были быть чётко сформулированы, точно мотивированы, обоснованы с указанием на установленные факты поступков.

Тем не менее, зачастую вышеуказанные требования не соблюдались, в особенности в контрольных органах низшего звена. Например, вместо занесения в протокол записи «по ряду обвинений, оказавшихся необоснованными» полностью приводился текст данных обвинений с оговоркой в конце.

3. Доклады, отчёты, акты, докладные записки, сведения об итогах пленумов, обследований, расследований жалоб и обращений, о ходе чистки партии и аппарата советских учреждений, направленные в вышестоящие органы и на партийные конференции.

В данных документах могли содержаться как отчёты о ходе расследования по каким-либо конкретным делам, об обследовании конкретных учреждений, так и подробный анализ работы контрольных комиссий, включавший в себя характеристику соответствующих парторганизаций, сведения об обследовательской работе, о промышленном и колхозном строительстве, о состоянии транспортной и почтовой сети, о снабжении, о работе Советов, профсоюзов, добровольных обществ (в т.ч. и о злоупотреблениях в них), о выполнении хозяйственных планов и т.п.

4. Переписка с ЦК, ЦКК-РКИ, наркоматами, обкомом, ОблКК, окружкомами, ОкрКК, райкомами, РайКК, органами ОГПУ и прокуратуры, редакциями газет.

В этой части представлены уточняющие сведения и разъяснения по различным вопросам.

5. Персональные дела членов и кандидатов в члены ВКП(б).

6. Анкеты, личные карточки и характеристики секретарей парторганизаций, работников контрольных комиссий, членов и кандидатов ВКП(б); стенограммы собеседований с кандидатами в члены контрольных комиссий.

7. Списки и сведения о коммунистах, привлечённых к партийной и государственной ответственности, исключённых из партии, классово чуждых.

8. Газетные заметки, жалобы, заявления, обращения граждан об апелляциях, о непартийных поступках, о сокрытии социального происхождения, объяснительные записки.

Данная категория документов представляет собой пример существовавших в СССР «обратных связей». Здесь содержится обширный массив сведений о злоупотреблениях, имевших место на территории Уральской области, халатном отношении должностных лиц к своим обязанностям и т. п., которые служили сигналами для проведения партийно-следственных мероприятий.

9. Статистические сводки о чистке партии, апелляциях, росте и состоянии парторганизаций.

Большинство дел, содержащихся в фондах контрольных комиссий, составляют персональные дела членов партии, совершивших тот или иной поступок или преступление. В персональном деле в большинстве случаев имеется анкета, дающая следующий перечень сведений о лице, привлечённом к ответственности: Фамилия, имя, отчество.

Год рождения.
Социальное происхождение.
Социальное положение.
Семейное положение.
Образование.
Национальность.
Основная профессия.
Специальность.
Когда оставил предприятие.
Когда перестал заниматься сельским хозяйством.
Был ли в Красной Армии, с какого по какое время и в качестве кого, добровольно, по мобилизации.
Участвовал ли в боях гражданской войны (где, когда, сколько раз).
Служил ли в старой и белой армии, с какого по какое время и в качестве кого.
Каким репрессиям подвергался за революционную деятельность.
С какого времени в партии член/кандидат, № партбилета.
Какой организацией принят.
Состоял ли в других партиях (каких, с какого по какое время).
В какой ячейке работает.
Партийная нагрузка.
Подвергался ли партвзысканию или советскому суду (когда, где, за что) и какое было наложено взыскание.
Какие посты, должности занимал во время революции.
Какие посты, должности занимал в момент привлечения.
Какие посты, должности занимает в настоящий момент.
Какой заработок (разряд, оклад).
В какой организации разбиралось настоящее дело и когда.
Что известно по делу.

Внесение ложных сведений влекло за собой немедленное исключение из партии.

Кроме анкеты подследственного в персональных делах могут содержаться аналогичные анкеты опрошенных свидетелей. Также в них могут иметься заявления и жалобы граждан, послужившие причиной расследования, апелляционные заявления и объяснительные записки подследственных, показания свидетелей, характеристики на подследственных, протоколы заседаний партийных комитетов и выписки из них, содержащие решения по делу, документы по делу, полученные от правоохранительных органов, суда и прокуратуры и другие материалы расследования.

Анкеты и личные дела относятся к категории массовых источников и при изучении нуждаются в использовании количественных методов и компьютерных технологий. Создание базы данных по материалам личных дел позволяет не только систематизировать информацию о фактах злоупотреблений и личностях, но и обобщить ее с использованием методов математической статистики с целью получения агрегированной информации, позволяющей получить развернутую картину о преимущественных видах злоупотреблений и коррупции, причинах их развития; появляется возможность составить обобщенный портрет лиц, попавших в зону внимания контрольных органов, а также охарактеризовать и ранжировать систему мер, направленных на наказание и предупреждение подобных действий. Следует подчеркнуть и тот момент, что личные дела, как правило, используются достаточно ограниченно, только при изучении конкретных биографий. В связи с этим особую актуальность приобретает задача комплексного изучения и ввода в научный оборот этой категории источников.

Т. Н. Кандаурова
Москва

ИСТОРИКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ ОПИСАНИЯ

КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ ВОЕННЫХ ПОСЕЛЕНИЙ
ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX в.

Исследование истории военных поселений в России на современном этапе невозможно без анализа обширной и достаточно репрезентативной источниковой базы. Среди многочисленных и разнообразных групп источников (законодательство, отчеты, делопроизводственная документация, статистические таблицы и атласы, графические материалы и др.) определенный интерес имеют «Историко-статистические описания», отложившиеся в фондах Российского государственного военно-исторического архива^²⁵⁶. Первые историко-статистические описания округов военных поселений кавалерии были составлены при поселении уланских и кирасирской дивизий в Херсонской губернии в 1810-х – нач. 1820-х гг. Одно из подобных описаний было составлено и при организации Киевско-Подольских региональных военных поселений, созданных в 1837 г. на землях, конфискованных у участников польского восстания 1830–1831 гг. и отошедших со временем в казну. «Историко-статистическое описание военного поселения в Киевской и Подольской губернии» было составлено на экономической съемке по сведениям 1841 г.^²⁵⁷ После передачи конфискованных земель из гражданского в военное ведомство на этих территориях было сформировано пять округов военных поселений кавалерии с отдельными участками^²⁵⁸. Здесь была поселена легкая кавалерия в составе одной Уланской дивизии с конно-артиллерийской бригадой.^²⁵⁹

«Историко-статистическое описание» включает несколько больших разделов, включающих историю создания военно-поселенных округов, основные характеристики территорий, где были дислоцированы поселенные части, и их социально-экономическое положение. Среди основных рубрик источника представлены следующие:

– поступление конфискованных имений в Киевской и Подольской губерниях из гражданского ведомства в Военное Министерство;

– учреждение пяти округов военного поселения с отдельными участками;

– преобразование этих округов в военные поселения Киевской и Подольской губерний и их устройство;

– описание смежных границ с посторонними имениями по 1-5 округам;

– пространство, местоположение, почва, число помещающихся селений, строения, народонаселение, скотоводство, птицеводство, пчеловодство, реки, ручьи, ставы, болота, посев и урожай зерна, сбор сена, почтовые и транзитные дороги, ценность труда, промыслы жителей, сбыт туземных произведений, примечательные селения; примечания по округам с отдельными волостями с отдельными городами и селениями;

– климат, времена года, средняя температура, господствующие ветра, местное замечание погоды, состояние здоровья;

– земледелие: разделение полей; способ и правило обработки земли, время и мера посева; сбор и урожай зерна и трав, улучшения;

– движение народонаселения с постоянною убылью;

– нравственность и образование;

– садоводство, огородничество с приблизительным примером которая отрасль промышленности доставляет сколько дохода;

– промысел частных лиц;

– запасы денежные и продовольственные;

– оборот капиталов в округах со способами к увеличению прихода;

– описание почтовых и транзитных дорог по направлениям;

– описание рек;

– статистические таблицы: Строения; Народонаселение; Скотоводство, Земель и лесов, почв и хлебопашества;

– карта пяти округов.

Конфискованные имения в означенных регионах поступили в военное ведомство «со всем имуществом и всеми делами и долговыми обязательствами на них лежащими» в соответствии с указом от 4 апреля 1836 г.^²⁶⁰ В описаниях дана подробная поуездная ведомость имений с числом душ, поступивших в ведение Военного министерства с указанием владельцев этих имений. Среди владельцев имений указаны: граф Александр Потоцкий, Уманский Базилианский монастырь, Карл Свенский, граф Владимир Потоцкий («в пожизненном управлении Феклы Потоцкой»), граф Владислав Бержинский, Валериан Ваксман, Кастан Высоцкий, Петр Копчинский, Карл Сенкевич («в пожизненном управлении Юзефы Сенкевичевой»), Вацлав Елевицкий, Зенон Кейзер, Алексадр Павш, Игнатий и Осип Ясинские, Обруческий Базилианский монастырь, Осип Глембоцкий, граф Станислав Дунин-Вонсович («в заставном управлении поручицы Лепиной в 10 т. руб. серебром»), Михаил Грудзинский, Генрих Змиевский, Онуфрий Галецкий, Северин и Адольф Пильховские («в пожизненном управлении Еввы Пильховской»), графы Герман и Осип Потоцкие, Адольф Сионгайло, Флориан Солтан, Урбан Жербовский, Владислав Загорский («в заставном управлении Витковского в 1759 руб. 85 коп. серебром с процентами»), Иван Запольский, Осип Томашевский, Виктор и Иван Поплавские, Петр Капчинский, князь Адам Чарторийский, Вацлав Еловицкий и его дети, Александр Сабанский, Готард Сабанский (часть в пожизненном управлении Виктории Сабанской), Карл Ягелович, Павел Гнатовский, Юстиниан Городецкий, Осип Добровольский, Тит Пишинский, Александр Барнатович, Александр Дружбацкий, Яков Молиновский, Сигизмунд Добок, Юлиут Корсак («в заставном управлении Мисловского в 4611 руб. серебром»), Людвик Хлопицкий, Александр Голынский (в пожизненном управлении Голынской), Ян Островский (в заставном управлении Стройновского в 10 т. руб. серебром, в заставном управлении Флерковского в 21 т. руб. серебром), Вацлав Ржевуцкий («в заставном управлении Юзефовича в 22800 руб. серебром»), Викентий Стемковский, Леон Стемковский, Владислав и Карл Сабатины (в пожизненном управлении Анны Сабатиной), Изидор Сабанский, Осип Кожуховский, Викентий Тишкевич, Иероним Ходзкевич^²⁶¹.

Через год 17 апреля 1837 г. было высочайше утверждено Положение об управлении имениями. По Положению они были разделены на 5 округов и два отдельных участка, причисленных к 3-му и 4-му округам, «с правом именоваться имениями военного ведомства»^²⁶². Управление имениями состояло из пяти степеней: «1-е Управление главное. 2-е Окружное. 3-е. Отдельных участков. 4-е Волостное. 5-е Сельское»^²⁶³. Главное управление составляли Главный начальник и Главное хозяйственное управление. «В управлении сосредотачивались по степени их значения власти, полицейская, хозяйственная и военно-судная, а дела тяжебные принадлежат гражданским присутственным делам»^²⁶⁴. Крестьяне за противоправные поступки предавались не гражданскому, а военному суду. На Главное управление возлагались следующие обязанности: «надзор за благосостоянием крестьян, благоустройством имений и за успешным действием подчиненных», попечение об улучшении устройства, по развитию отраслей хозяйства, промышленности и торговли, «наблюдение за правильным ходом ликвидации долгов на имении лежащих», назначение и отстранение от должностей чиновников, т.е. формирование местной администрации, представление их к наградам и суду^²⁶⁵. «К устройству округов также принадлежало правильное расположение селений, при здоровом местоположении, достатке хорошей воды, близости пахотных, сенокосных, и удобства сообщения»^²⁶⁶. В «Описаниях» также определялись обязанности жителей округов: «Повинности крестьян с переходом в Военное ведомство, остались прежния: казенныя и владельческия. Первыя определялись общими узаконениями, а вторые Инвентарями Высочайше утвержденными»^²⁶⁷.

Главному управлению имений также вменялось в обязанность «наблюдать, чтоб доходы без обременения крестьян, постепенно увеличивались, но ни в коем случае не уменьшались»^²⁶⁸. Все доходы, получаемые от имений, должны были поступать в капитал военных поселений^²⁶⁹. В источнике представлен полный перечень имений, поступивших в военное поселение в декабре 1837 г., и управление ими определялось по положению о военном поселении кавалерии^²⁷⁰. Главная хозяйственная контора была переименована в Штаб всех пяти округов военного поселения Киевской и Подольской Губернии, а окружные конторы каждого округа в окружные комитеты. Главное управление вверялось Инспектору всей поселенной кавалерии^²⁷¹. Крестьяне данных имений получали статус военных поселян. «Государственныя с них подати и повинности, не отсылались в казну, а обращались на составление особого капитала»^²⁷².

«Историко-статистические описания…» 1841 г. содержат подробную информацию по реорганизации селений и округов в момент формирования военных поселений, по компенсациям по тем владениям, которые оставались в пожизненном пользовании и по включению новых территорий в состав поселенных структур в данном регионе^²⁷³. «Для усиления состава и сближения отдельных частей округов» в декабре 1839 г. было «приобретено покупкою от г. Генерала от Кавалерии Графа Витта, имение Его со всеми угодьями, состоящее в Уманском уезде из трех селений: Черной Каменки, Юрполя и Папужинец, с платежем по предложенному им условию, ежегодно по смерть по 25 066 рублей 30 копеек серебром из общаго капитала имений Военного ведомства»^²⁷⁴. Средства поступали гр. И.О. Витту (в размере 19713 руб. 44 коп. сер.) и на погашение долгов (в сумме 5352 руб. 86 коп. сер.), лежащих на этом имении. При покупке имения в военные поселения отходили 1200 душ м.п.^²⁷⁵ В 1840 г. у наследников гр. Витта было приобретено еще 123 души м. п.^²⁷⁶ В декабре 1840 г. с той же целью было приобретено у графини Киселевой, урожденной графини Потоцкой, за 530 т. руб. серебром «наследственное Ея имение в Уманском уезде». (м. Торговица – 501 душ., с. Свердликово – 631 душа, с. Каменечье – 894 души, с. Чеснополь – 329 душ, д. Павловка – 155 душ)^²⁷⁷. В сентябре 1841 г. в ведомство военных поселений было передано 4 селения (с. Горбино, с. Ляхово, с. Дубинино, присада Ольшанецкая) из Министерства Государственных имуществ с населением 648 душ м. п. Одно село Луг было передано со всеми имениями в Министерство госимуществ^²⁷⁸.

В 1838 г. было принято решение о проведении съемки для определения состава поселенных округов. «По новому исчислению оказалось земли в пяти округах с отдельною волостью, удобной 332449 десят. 428 сажень, неудобной 21366 десят. 2177 саж. в том числе под лесом черным 46028 дес. 64 саж. дубровым 17461 дес. 2313 сажень»^²⁷⁹. Для достижения главной цели в рамках округов военных поселений в Киевской и Подольской губерниях, т.е. для обеспечения продовольствием от земли одной уланской дивизии и конно-артиллерийской бригады, потребовалось переселить часть населения как внутри своих округов, так и в селения округов Новороссийского военного поселения^²⁸⁰. Также 1000 дворовых людей, которые не занимались хозяйственной деятельностью, были «отделены на сформирование временных рабочих рот»^²⁸¹. «За тем наличному числу хозяев, нарезано земли для каждаго номера 1-го со 2-им, 53 десятины 220 сажень, что составит до 6-ти десятин земли на душу»^²⁸².

Переселенцам выделялись компенсационные средства, в своих округах 45 руб. серебром, а для переводимых в Новороссийское поселение в 63 руб. 75 коп. серебром на хозяина. Излишки земледельческой продукции оставались в запасных магазинах на прежнем месте жительства, а на новом месте они получали столько же, сколько оставляли на прежнем. На новом месте на два года также они освобождались от всех повинностей. В целом государством на переселение крестьян выделялось 142857 руб. серебром из капиталов поселения, за исключением стоимости лесных материалов^²⁸³.

Описания отразили экономическое состояние военных поселян и их обязанности, меры правительства по укреплению хозяйственного положения военных поселян. «Для улучшения состояния оставшихся в этих округах военных поселян, розданы им сверх искупленных 7 т[ыс]. волов, за исключением 875-ти назначенных на сформирование рабочих рот, экономические волы, лошади и экономические земледельческие орудия, с уплатою по оценке, без означения срока платежа»^²⁸⁴. Хозяева 1-го и 2-го разрядов обрабатывали общественные земли не более 3 раз в неделю. «Поступившим в рабочия роты военным поселянам, кроме обмундирования, провианта и жалованья, отпускают по 1½ копейки серебром в сутки на человека и сверх того в пособие продовольствия, отведено рабочей роте по 3 десятины земли под огороды»^²⁸⁵. В округах Киевско-Подольского военного поселения также учреждались богадельни «для призрения престарелых и совершенно увечных людей». «На содержание их назначается до 200 рублей серебром в год для каждого округа»^²⁸⁶. На новые военно-поселенные округа в Киевской и Подольской губерниях распространялось действие законодательства по военным поселениям кавалерии. Создавая новые военно-поселенные структуры, правительство использовало уже имевшиеся наработки и опыт.

«Экономическия заведения и оброчные статьи, получили следующие изменения: 1е) Заводы поташный, пивоваренный, мыловаренный и кожевенные, не приносящия особой пользы, упразднены, а строения ими занимаемыя, приспособлены к тем помещениям, которыя при новом образовании округов нужны. 2е) Шпанския овцы в числе 16360 голов, по малоземелью, переведены в последние четыре округа Новороссийскаго военного поселения, за тем оставленыя проданы военным поселянам, по самой умеренной цене». Крупный рогатый скот улучшенных пород был распределен по селениям для улучшения породы военнопоселянского скота, частично также роздан военным поселянам. Конские заводы были упразднены, а лошади переведены в Новороссийское поселение, а остальные проданы^²⁸⁷. «Остальные оброчныя статьи, как-то: казенныя фруктовыя сады, винокуренныя заводы, рыбныя ловли, мельницы, лавки и другия экономическия строения, отдаются с торгов в арендное содержание, с обращением дохода в общий капитал тех округов. Пчеловодство как статью хозяйства, доставляющую значительный доход, при ограниченном ея поддержании, предположено улучшить и умножить. С этою целью назначен по части пчеловодства Главный смотритель и 100 человек пчеловодов» с жалованьем из доходов округов^²⁸⁸.

В региональном поселении предусматривалась также лесная стража для охраны лесов округов и поддержания их в порядке^²⁸⁹. «Для полицейскаго порядка, прислуги в госпиталях, присмотра за строениями, сохранения лесов и других надобностей, сформированы роты служащих инвалидов, по одной в каждом округе». В каждой роте полагалось по штату: 3 обер-офицера, 20 унтер-офицеров и 215 рядовых. Жалованье и обмундирование служащие роты инвалидов получали из средств округов^²⁹⁰.

При организации военных округов в Киевской и Подольской губерниях и при составлении проекта наделения поселян землей были обнаружены некоторые диспропорции в численности населения и количестве необходимой для содержания действующих частей земли. Часть селений пришлось упразднить, а население их переселить в места и селения, где было достаточно земельных угодий. Таких селений оказалось 56^²⁹¹. Одновременно присоединено было к округам 92 селения из смежных регионов^²⁹². Таким путем были нивелированы земельные ресурсы и численность населения пяти поселенных округов, и заложены условия для стабильного экономического развития округов региональных военных поселений.

«Историко-статистические описания» содержат подробную информацию по социально-экономическим характеристикам каждого из пяти округов Киевско-Подольского военного поселения в начальный период их развития, включая основные показатели состояния всех отраслей аграрного сектора экономики^²⁹³. Данные приведены не только в описательной части источника, но и представлены в сводных таблицах^²⁹⁴. В описаниях дано разделение земель на угодья с показанием размеров их. Детально показаны по каждому округу и отдельным волостям округов: усадебные угодья с выгонами, отдельные сады с хуторами, пашня и сенокос с разделением на общественные и военнопоселянские участки, леса, неудобная земля с дорогами^²⁹⁵. В разделах, характеризующих состояние скотоводства и в сводной таблице, представлены сведения по всем отраслям животноводства (коневодство, разведение крупного рогатого скота, овцеводство, свиноводство, птицеводство) и по пчеловодству. В поселенных кавалерийских округах Киевской и Подольской губерний развивалось садоводство. «В 1-м округе под казенными садами 36 десятин, оне доставляли ежегодно доходу 143 руб. 25 коп. серебром, по сему десятина дает в год доходу 3 руб. 98 коп. серебром; во 2-ом округе под казенными садами 60 десятин, оне приносили доходу ежегодно 145 руб. 20 коп. серебром; по сему одна десятина дает в год доходу 2 руб. 42 коп. в 3-м округе под казенными садами 11 десятин, оне доставляют ежегодно доходу 14 руб. 10 коп., по сему одна десятина дает доходу в год 1 руб. 17 коп. в 4-м округе под казенными садами 29 десятин, оне отдавались все в откупное содержание за 34 руб. 10 коп. по сему десятина дает доходу в год 1 руб. 18 коп. в 5-м округе под казенными садами 14 десятин, оне доставляют доходу 70 руб. по сему одна десятина дает доходу в год 5 рублей»^²⁹⁶. Имеются здесь и подробные данные по огородничеству с указанием, сколько угодий занято под той или иной огородной культурой (бахчевые, кукуруза, огурцы, томаты, свекла, морковь, анис, мак, табак и др.)^²⁹⁷.

Одновременно с развитием земледелия и животноводства в округах получали развитие различного вида промыслы (гончарное, кузнечное, бондарное, столярное, портняжное, чумацкий промысел и др.)^²⁹⁸. Продукция промысловой деятельности шла не только на нужды хозяйств, но и на рынок. Объемы торговых оборотов на ярмарках региона и в крупных торговых центрах были значительными и выражались иногда в сотнях тысячах рублей серебром.^²⁹⁹ В «Описаниях» приводится полный перечень сельскохозяйственных и промысловых товаров, которыми торговали на сельских ярмарках и в крупных городах и местечках.

Материалы «Историко-статистических описаний» Киевско-Подольских военных поселений 1841 г. позволяют максимально полно восстановить процесс формирования поселенных округов, реконструировать хозяйственную модель одного из региональных военных поселений кавалерии, определить исходные показатели социально-экономического развития и его экономический потенциал. Сравнительный анализ статистических материалов «описаний» и материалов статистических атласов позволяет проследить динамику хозяйственной структуры военнопоселенных округов и показать тенденции их развития почти за двадцатилетний период.

А. С. Козлов
Екатеринбург

НЕКОТОРЫЕ “МЕТОДИЧЕСКИЕ” И МАТЕРИАЛЬНЫЕ

ФАКТОРЫ, ВЛИЯВШИЕ НА ГЕРМЕНЕВТИКУ ИСТОЧНИКОВ ИСТОРИОПИСАТЕЛЕЙ ЕВРОПЕЙСКОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Анализ средневекового историописания показывает, что оценка используемых хронистами материалов и критика источников в целом, как и герменевтика, не являлись тогда систематически решаемой проблемой. И оценка и критика следовали не научно вырабатываемой методике, а зависели от индивидуального определения историографом уровня правдивости привлекаемого документа. Правда, круг тех явлений, которые считались в минувшем возможными, соответствующими опыту, при этом был иным по качеству и гораздо более широким, нежели в современной исторической мысли. Чудеса как знаки вмешательства Гóспода в посюстороннюю каузальность имели, по крайней мере, функцию принципов бытия и, пусть с некоторыми оговорками, рассматривались как возможное событие, даже если о нем сообщал весьма сомнительный источник. Поэтому там, где они присутствовали, обычно отпадала необходимость искать «нормальные» причинно-следственные связи. Ибо Бог для средневекового верующего был сам по себе достаточно реальной causa. По той же причине не исключались из каузальности и деяния дьявола, также считавшегося неопровержимой реальностью^³⁰⁰. Толкования событий, покоящиеся на подобных воззрениях, как правило, не ставились под сомнение, но принимались как правильные и корректные. В качестве факта могло иметь вес и нечто совершенно сказочное, так как хотя veritas и fabula различались, но в конкретном случае это различие становилось зыбким. Можно сказать, что случившемуся в прошлом доверяли больше, чем явлению, совершившемуся в настоящем или в недавнее время (достаточно сравнить разделы любого тогдашнего исторического произведения, одни из которых посвящены более раннему, а другие – недавнему прошлому). В период классического средневековья эта тенденция усилилась еще больше в связи со слиянием ученой традиции и «ненаучного фольклорного предания» (прежде всего – в историописании на национальных языках, хотя дань этой закономерности отдала и латиноязычная историография)^³⁰¹. «Фактология», элементы которой были невозможны хотя бы по ее историческим первопричинам (представляющимися нам рожденными из очевидных намерений и тенденций, сконструированными или просто выдуманными), рассматривалась как подлинная (вспомним хотя бы идею «Хроники» Эберсхайма о введении минестериалитета Юлием Цезарем). Несмотря на представления о линейности истории (или, лучше сказать, о поступательном ходе истории), в то время явно не существовало продуманного и обоснованного взгляда на развитие, заключающегося в том, что не все оказывается возможным во все времена, и что какие-то вещи могут быть анахронизмами.

Критика начиналась только там, где разные источники высказывались противоречиво или по-разному об одном и том же факте. Конечно, от хронистов не следовало ожидать, чтобы они всегда вскрывали и не замалчивали эти противоречия и уж тем более, чтобы преодолевали их соответствующей аргументацией или демонстрировали ложность высказывания через другие высказывания. Как правило, историописатель ограничивался констатацией противоречия, предоставляя решение читателю^³⁰². Он, правда, мог искать и самостоятельный путь, принимая собственное решение – например, предпочитая, как хронограф, свои погодные расчеты данным источников. При этом некоторые авторы называли возможные причины появления противоречий в используемых материалах: путаницу в именах и названиях, разного рода заблуждения, скверное состояние используемой рукописи. Но для исправления ситуации такие авторы мало что могли сделать. Они не могли найти лучших по сохранности рукописей или дополнительных параллельных сообщений в других документах. Последние, впрочем, давали возможность решить проблему только тогда, когда источнику приписывался больший, нежели прочим, авторитет, или когда правдивость сообщения констатировалась благодаря неоднократному повторению его содержания. Таких возможностей выявления исторического факта, какие есть в современной критике источников, тогда не существовало даже в малой мере. Иными словами, реконструкция прошлого крайне зависела от случайностей ремесла историописателя.

Как правило, имела место склонность к нагромождению таких источников, которые друг другу не только не противоречили, но друг друга дополняли и поэтому через свои сообщения просто «нанизывались» один на другой, особенно при описании недавнего прошлого или при констатации того, что представлялось важным, а потому как важное и преподносилось. Превалировала не здоровая недоверчивость, которая могла быть преодолена только позитивным доказательством содержательной истинности сообщения, а принципиальное доверие, характерное сегодня для случаев прямого контакта между людьми, не испытывающих взаимной враждебности, или для отношения к авторитетным средствам массовой информации. С другой стороны, нагромождения источников наблюдаются и там, где они, весьма совпадая при сообщении тех или иных сведений (пусть даже при прямой зависимости друг от друга), оказываются дословно повторяющимися. Например, хотя Павел Диакон, создавая свою «Historia Romana», компилировал «Romana» Иордана, а тот – «Historia» Орозия, почти не меняя язык своего источника, Фрутольф при передаче соответствующего сообщения смешал воедино тексты всех трех авторов, как по языку, так и по содержанию^³⁰³. Имеет ли место в данном случае использование «всех» источников или согласование «нескольких сходных традиций» в качестве дополнительного доказательства достоверности и правдивости сообщения – задача для специалистов. В качестве особого случая разбираемого здесь явления можно оценивать наличие в руках компилятора нескольких рукописей одного и того же источника. Тогда возникала принципиально та же ситуация и те же возможности как и при контаминации рукописей. Например, тот же Фрутольф использовал обе сохранившиеся бамбергские рукописи хроники Иеронима.

В раннем средневековье историописатель был, как правило, монахом или клириком, при этом довольно редко занимая пост аббата, благочинного или епископа. Редко такой клирик находился и вне обители, например, при дворе короля. Принадлежность хрониста именно к этим сословиям выглядит естественной в то время, когда грамотность и образованность ограничивались духовенством (исключение – Италия и Византия). Принципиальный поворот имел место в XII в.^³⁰⁴ Принадлежность историописателя к духовенству, однако, оставалась весьма желательной хотя бы потому, что время для подобных ученых занятий (как и жизнеобеспечение для него) предоставлялось прежде всего монастырями (где историописательство оценивалось сродни занятию теологией и тем самым как духовное подвижничество). К тому же только в монастырях находились необходимые библиотеки, на базе которых обеспечивалось хотя бы элементарное образование, потребное для будущего хрониста. Формирование библиотек являлось не только вопросом интереса к книгам, но обладало и определенным материально-экономическим аспектом. Средневековая рукопись на пергамене, хотя бы в формате литургической книги (missale, graduale и т.д.), стоила недешево. Для рукописи в четверть листа (самый распространенный стандарт для историописателя) в 100 страниц требовалось от 5 до 6 кв.м. телячьей кожи, для литургической книги гораздо больше – 10 кв.м. и более. Автограф Фрутольфа потребовал около 20 кв.м. кожи. Домашние животные, чья кожа шла, естественно, не только на изготовление пергамена, как свидетельствуют, правда, лишь источники классического средневековья, стоили довольно дорого. Монахи Лампониева монастыря в X в. за 100 номисм (серебряная византийская монета) приобрели 33 буйволицы^³⁰⁵. Жалобы на дороговизну книг раздаются из студенческих кругов с XII в.^³⁰⁶ В середине XV в. техника изготовления книги была той же, что и в XIII в., цена на нее, в связи с ростом спроса, даже возрастала, хотя перенасыщение книжного рынка в отдельных регионах временами имело место. В 1419 г. труд из библиотеки Николя де Бай оценивался вдвое дешевле, чем тот же труд из библиотеки Робера Лекока в 1362 г.^³⁰⁷ Разумеется, цены резко упали в связи с началом книгопечатания. Орозий стоил в 1337 г. 20 су и 2 су в 1508 г. Хроника Мартина Поляка стоила в 1337 г. 15 су и 12 денье в 1508 г.^³⁰⁸ Однако фонды библиотек кафедральных капитулов в XIII–XV вв. оставались бедными (до 200 томов)^³⁰⁹. В библиотеке аббатства Сен-Клод в конце XI в. было 115 манускриптов, а в 1492 г. – всего 83; фонд этот не пополнялся веками^³¹⁰. Такие фонды как в Сен-Дени (около 1600 томов в 1465 г.), в Клерво (более 1700 томов в 1472 г.) и в Лестере (более 1000 томов в 1496 г.) были редкостью^³¹¹. Конечно, с появлением бумаги производство книг в Европе стремительно выросло, но еще в XIII–XV вв. рукописи часто использовались как палимпсесты, а для записи примечаний в сводах использовалось любое свободное местечко.

Поэтому мелкие монастыри (абсолютное большинство всех обителей) обеспечивали себя лишь необходимейшими литургическими и теологическими книгами. Не удивительно, что центрами научной жизни (и тем самым – центрами историописательства) становились, как правило, наиболее крупные и богатые обители, способные найти или переписать наибольшее количество книг. Не будет преувеличением сказать, что экономический и научно-литературный потенциалы в периоды расцвета таких монастырей совпадали. Например, в Священной Римской империи статус имперских аббатств имели прежде всего монастыри, наиболее продуктивные в сфере культуры. В Райхенау к новому расцвету привела хозяйственная реформа, имевшая место при аббате Берне (1008–1048 гг.), в Корвейской обители – реформа при аббате Эркенберте (начало XII в.)^³¹².

Историописатели, как правило, не располагали собой и материальными условиями монастыря для своей научной деятельности. Их работа зависела от позволения или от прямого поручения старших по иерархии (аббатов, епископов). Специалисты давно указывают на связь литературно-историописательской деятельности с режимом духовной деятельности монастыря в целом (например, с литературной работой самих аббатов или просто с «либеральным» отношением последних в отношении культурного подвижничества). Таковой была обстановка в Рейхерсберге при Герхохе, в Мельке при Эрканбольде, еще раньше в Корвейском монастыре при Адальхарде, в Фульде при Рабане Мавре. Поэтому очень важно учитывать посвящения историографических трудов кому-либо из таких лиц или упоминания соответствующего поручения. Другой причиной посвящений трудов епископам или светским владыкам (также как и создания этих работ по поручениям и просьбам) было очевидное участие подобных лиц в материальном споспешествовании (оплата пергамена, краски, позолоты, каменьев и благородных металлов для обложки). Насколько важными были материальные моменты для появления ряда книг, демонстрируют сообщения о том, что монахи и каноники увеличивали фонды библиотек на частные средства^³¹³. Отсюда и возникновение многих литературных трудов раннего средневековья в основном в силу поручений знатных и авторитетных лиц. Этот же фактор определял ориентацию автора заказанного труда на вкусы и настроения определенного круга потенциальных читателей или слушателей соответствующего текста. Отсюда следовало не изменение принципиальных концепций трудов (они, как правило, оставались ортодоксальными), а смена акцентов.

Постепенный поворот во внешних условиях работы историописателей произошел в Европе в XI–XIII вв., прежде всего в Италии и Византии, когда к литературной деятельности устремились светские лица, горожане, чиновники, иногда – военные (разумеется, при соответствующих конкретных социальных условиях). Внимание историописания при такой смене авторского корпуса эволюционирует в сторону современности или недавнего прошлого. История далекого прошлого (а значит, и соответствующая ей источниковая база) уходит на второй план^³¹⁴.

Сказанное ниже касается в основном хронистики (летописания) и тех частей исторических сочинений, которые посвящены далекому прошлому и которые преподнесены содержательно в литературных формах. На тогдашнюю историю современности и историю прошлого, переданную не в литературном виде, эти наблюдения без оговорок распространить нельзя. Ибо источниками для таких трудов была личная информированность автора через участие в описываемых событиях, современность их или извлечение сведений из уст и трудов надежных лиц. Разумеется, различия между такими сочинениями и хронистикой (наряду с сопутствующими ей жанрами) лежат не в плоскости надежности или достоверности, так как и те, и другие могли базироваться на источниках, формирующихся в устной форме или как Zeitgeschichte. Различия были, прежде всего, в условиях и методиках работы историописателей. Историографически, а также с точки зрения уровней тогдашней «научности» хронисты и историки далекого прошлого выглядели безупречней, нежели описатели современности, ибо их источники были известнее, неоднократно проверены и использованы в самых разных аспектах. Преклонение перед авторитетом и стариной, диктуемое опирающимся на непогрешимость Библии мировоззрением, также работало на приоритет хронографии. Историк современности как источниковед был, напротив, почти неконтролируемым. В большинстве случае невозможно было сказать, как и в какой мере он выявлял и обрабатывал получаемую информацию, насколько корректировал в соответствии с определенными социальными и политическими интенциями, насколько интегрировал услышанное и лично пережитое. В то время как написанное историком далекого прошлого делает его высказывания перепроверяемыми, а связь его сообщений с реальностью (в отношении его источниковой базы) зачастую однозначна, то к историку современности это не имело отношения – ни в связи с качеством его источников, ни в связи с корреляцией их данных с реальностью. Для историка современности реальностью являлись его интенции, его произведение, которое конструировалось на основе определенных методик. Для историка-хрониста, напротив, гораздо важнее его отношение к реалиям использованных источников^³¹⁵. С другой стороны, естественно, для обретения функциональных данных о современных событиях «новейшая история» уже тогда была гораздо важнее сочинения историка о далеком прошлом, пусть и затрагивающего те же хронологические рамки^³¹⁶. Но это не основной момент при рассмотрении тогдашнего историописания как такового. Но все-таки именно в указанных сравнениях выявляется то, что отношение истории современности к актуальной или к случившейся в недавнем прошлом реальности уже тогда рассматривали весьма критически. Сравнение различных, но синхронных сочинений по «новейшей истории» показывает, что в деталях, в декларированных следствиях событий и в каузальности проявляются такие различия, какие бросались в глаза каждому. Например, сообщения Рахевина, Оттона Моренского, Винсента Пражского, Миланского анонима и Carmen de Gestis Frederici I. Imperatoris in Lombardia о переходе Фридрихом I Адды в июле 1158 г. противоречат друг другу очень существенно и не позволяют однозначно судить о происходившем, хотя явно восходят к сообщениям очевидцев. Иными словами, для получения функциональных данных об определенном прошлом тогдашние «новейшие истории» (наряду с документами, актовым материалом и особенно тогда, когда таковые отсутствуют) – первейший и важнейший источник. Но их отношение к реальностям и к их источникам оставалось весьма неконтролируемым. Историописание давно прошедшего не могло дать большего для познания прошлого, нежели какая-либо соответствующая «новейшая» fabula. Но его отношение к информации, к источникам было методически однозначно доступным пониманию.

Т. С. Космачёва
Оренбург

АРХИВНЫЕ ИСТОЧНИКИ О ГОЛОДЕ 1921–1922 гг.

В ОРЕНБУРГСКОЙ ГУБЕРНИИ

Основу объективного исследования проблемы голода 1921–1922 гг. в Оренбургской губернии составляет большой круг разнообразных источников, позволяющих проследить динамику развития голода и способы борьбы с бедствием. Главными источниками по проблеме являются неопубликованные архивные документы. Однако следует назвать обширную базу опубликованных источников, так как без них анализ проблемы голода 1921–1922 гг.не будет полным и объективным. Опубликованные источники представлены центральными и региональными сборниками документов, статистическими и информационно-справочными изданиями. Из них следует выделить сборник документов и материалов «Советская деревня глазами ВЧК–ОГПУ–НКВД». В первом томе, охватывающем 1918–1922 гг., опубликованы Государственные информационные сводки Киргизской районной чрезвычайной комиссии по Оренбургской губернии. Информация, зафиксированная в них, позволяет получить сведения о настроении населении, а также выявить многообразие путей получения продовольствия для голодающих губернии.

Несомненную значимость для изучения проблемы имеют источники, опубликованные во время и сразу после голодных лет, позволяющие проследить происходящие в губернии процессы в динамике. Довольно важны «Отчет Совета Труда и Обороны КССР на 1-е апреля 1922 года» и «Отчет Совета Труда и Обороны КССР за апрель-сентябрь 1922 года», вышедшие в Оренбурге в 1922 г. Из них мы узнаем о численности голодающих, о деятельности международных организаций и числе выданных ими пайков.

Особого внимания заслуживает «Статистический сборник по Оренбургской губернии», вышедший в Оренбурге в 1923 г. Сведения, опубликованные в нем, позволили нам проследить изменение доли посевных площадей Оренбургской губернии с 1917 по 1923 гг., а также изучить вопрос о калорийности пищи, потребляемой населением губернии в 1921–1923 гг.

Следует отметить сборник «За 5 лет (1918–1923). Исторический сборник к 5-му Оренбургскому Губернскому Съезду Профессиональных Союзов», изданный в 1923 г., в котором имеется история всех профессиональных союзов, существовавших в то время в Оренбургской губернии. Из всех аспектов деятельности профсоюзов для нас имеют значение сведения о помощи, которые они оказывали голодающему населению губернии. Также в сборнике уделяется внимание тому, как отразился голод на деятельности союзов и каким образом каждый из них выходил из создавшегося положения.

При изучении вопроса о международных организациях, оказывавших помощь голодающему населению Оренбургской губернии, наибольшую значимость представляет сборник «История немцев Оренбуржья в документах», изданный в 2006 г. Основу издания составили материалы Государственного архива Оренбургской области, Центра документации новейшей истории Оренбургской области и Государственного архива Российской Федерации. Для изучаемой нами проблемы интерес представляют документы о деятельности религиозной организации меннонитов на территории Оренбуржья в 1921–1923 гг. В материалах представлена переписка между директором организации в России Дж. Миллером и представителями на местах об отправленных и полученных грузах, а также распоряжения, кому в первую очередь следует выдавать продовольствие.

Большую ценность представляют документы и материалы Оренбургских архивов. Они дают возможность выяснения реальной картины создавшегося в голодные 1921–1922 гг. положения, исследовать его без предвзятости и субъективности. В архивах нами изучены фонды губернского комитета РКП(б), исполнительного комитета рабочих, крестьянских, казачьих и красноармейских депутатов, уездных и волостных комитетов РКП(б), фонды рабоче-крестьянской инспекции, продовольственного комитета, профсоюзных организаций, отдела здравоохранения.

Наибольшую ценность для изучения проблемы голода 1921–1922 гг. в Оренбургской губернии представляют документы, хранящиеся в фондах комиссий помощи голодающим. В фонде 1 (Губернский комитет ВКП(б)) Центра документации новейшей истории Оренбургской области (далее – ЦДНИОО) и Р-1 (Исполнительный комитет рабочих, крестьянских, казачьих и красноармейских депутатов) Государственного архива Оренбургской области (далее – ГАОО) вырисовывается картина деятельности Губернской комиссии помощи голодающим. Особый интерес представляют протоколы заседаний комиссии, на которых обсуждались мероприятия, направленные на борьбу с голодом, а также заслушивались доклады о состоянии населенных пунктов и положении жителей Оренбургской губернии. Важными материалами, раскрывающими этапы страшной трагедии, являются постановления губернской комиссии помощи голодающим, связанные со снабжением населения и принятием мер по борьбе с эпидемиями и беспризорностью. Они регламентировали проведение сельскохозяйственных кампаний, обеспечение продуктами жителей губернии, принимали план заготовок суррогатов для приготовления хлеба, а во избежание трагедии в будущем организовали сбор хлеба, овощей, молочной и мясной продукции.

В изучении темы важное значение имеют фонды уездных комиссий помощи голодающим. В фондах «Орской уездной комиссии помощи голодающим» (Фонд Р-2023); «Исаево-Дедовской уездной комиссии помощи голодающим» (Р-1869); «Краснохолмской комиссии помощи голодающим» (Р-2283), «Комиссии помощи голодающим при Оренбургском уездном исполнительном комитете Советов рабочих, крестьянских, казачьих и красноармейских депутатов» (Р-62); «Орской районной комиссии помощи голодающим» (Р-1737); «Комиссии помощи голодающим при Оренбургском районном исполнительном комитете Советов рабочих, крестьянских, казачьих и красноармейских депутатов» (Р-1045), хранящихся в ГАОО, сосредоточены сведения о количестве голодающих в населенных пунктах губернии, о видах помощи, получаемых местными властями от различных общественных организаций, о случаях людоедства и трупоедства. В данных фондах также содержится переписка с губернскими властями и постановления, принятые центральными и губернскими органами власти, в которых отражен весь объем помощи, оказанный голодающему населению государством. Особое значение для определения мер по борьбе с последствиями голода в Оренбургской губернии и восстановлению разрушенного хозяйства имеют фонды ГАОО: «Оренбургская уездная комиссия по борьбе с последствиями голода» (Р-1734) и «Исаево-Дедовская уездная комиссия по борьбе с последствиями голода» (Р-1868).

В документах Оренбургского губернского совета профсоюзов (фонд 8042, ЦДНИОО) отражен процесс оказания помощи голодающим со стороны профессиональных союзов предприятий губернии, которые сосредоточили свое внимание в основном на беспризорных детях, способствуя открытию детских домов для них.

Документы уполномоченного при всех иностранных организациях помощи голодающим (фонд Р-1186, ГАОО) и уполномоченного иностранного органа администрации помощи голодающим (АРА) по Бугурусланскому уезду (фонд Р-2197, ГАОО) позволили исследовать формы и методы оказания помощи нуждающемуся населению губернии со стороны общественных международных организаций (АРА, квакеров, меннонитов). Здесь сосредоточены протоколы заседаний местных комитетов с участием представителей организаций, отчеты, сведения о распределении продуктов, количестве открытых столовых и детей, получающих горячее питание в них, переписка с местными органами власти по организационным вопросам. Особый интерес представляет переписка на английском языке между районными директорами Общества друзей квакеров и директором квакеров в Советской России, в которой обсуждается не только поставка продовольственных товаров, но и вопросы, связанные с оказанием помощи сельскому населению в восстановлении хозяйств.

Большую ценность представляют годовые отчеты, в которых содержатся обобщающие сведения о размерах голода, помощи, поступающей в отдельные районы губернии, о количестве заболевших и умерших от голода и бушевавших эпидемий, о влиянии голода на социальное и экономическое развитие. Данный вид документов содержится в фондах уездных и волостных комитетов РКП(б), хранящихся в ЦДНИОО^³¹⁷, а также в фондах ГАОО: «Экономическое совещание при Оренбургском губисполкоме» (Р-190); «Оренбургский губернский продовольственный комитет» (Р-166); «Отдел здравоохранения Оренбургской губернии» (Р-501); «Оренбургская губернская рабоче-крестьянская инспекция» (Р-128).

Интересным источником в изучении проблемы стала периодическая печать. Анализу подвергнута губернская газета «Степная правда» за 1921–1923 гг. В номерах издания содержатся постановления Оренбургской губернской комиссии помощи голодающим об обязательном отчислении денежных средств в пользу голодающих. Особое внимание уделялось правилам использования мяса и субпродуктов после произведения убоя скота. Так, обязательным было бесплатное отчисление в Губернскую комиссию помощи голодающим мяса в размере от 2½ до 10% с крупных мясозаготовок на частных и кооперативных бойнях. Также было установлено, что ноги, голова с языком, гусак (печенка, легкие, сердце) сдаются в комиссию за 50 000 рублей за пуд, но две ноги животного «отчуждались» бесплатно^³¹⁸.

Информационное значение имеют официально опубликованные в газете сведения о численности голодающих в губернии. Отметим, что эти цифры не всегда находят документальное подтверждение.

Таким образом, в основе исследования, посвященного борьбе и преодолению голода 1921–1922 гг. в Оренбургской губернии, лежит широкий круг источников, позволяющий комплексно проанализировать сложившуюся в 1921–1923 гг. ситуацию в губернии. Ведущее место принадлежит архивным документам, некоторые из которых впервые вводятся в научный оборот.

Я. А. Лазарев
Екатеринбург

ФАНТОМ И РЕАЛЬНОСТЬ: АРХИВ ГЕТМАНА МАЗЕПЫ В ИСТОРИЧЕСКОЙ РЕТРОСПЕКТИВЕ

Еще раз повторю: архив – это не проблема нашего прошлого, не проблема концептуализации еще нам недоступного, т.е. архивирующей концепции архива, но проблема нашего будущего, пожалуй, центральный вопрос будущего вопрос об ответе, обещании и ответственности за будущее.

Ж. Деррида.

Рассматривая сегодняшнюю действительность, анализируя прошлое, следует отметить такую черту, как массовое мифотворчество. Объяснить механизмы формирования «исторической памяти» дело не простое^³¹⁹. Замечу лишь, что ситуация во многом определяется особенностями российского дискурса «власть-общество», в рамках которого первая стремиться к исторической стабильности. Полученные мифологемы в этом ракурсе усваивают даже представители научной сферы – историки.

Эти интеллектуальные практики затрагивают многие аспекты не только Отечественной истории. Не могли они обойти и «век осемнадцатый». Век, чей символический капитал (П. Бурдье) так активно используют политтехнологи, в создании «нашей», национально-государственной истории^³²⁰. Начальный период этого «золотого» века российской истории, точнее на конец XVII – начало XVIII приходится жизнь и трагедия гетмана Иване Степановиче Мазепе.

Первое, что приходит в голову, когда слышишь это имя – слово предатель^³²¹. К этому портрету в свою очередь приложили руки такие маститые мастера слова, как Н.И. Костомаров и А.С. Пушкин. Начиная с них, долгое время создавался удобный исторический фантом, который подменял многие исторические коллизии, упрощая действительность. Многие известные историки, в т.ч. Скальковский А., Эвариницкий Д., Мацькiв Т. и др. потратили значительные силы на научные изыскания, посвященные Мазепе, Запорожской Сечи, малороссийской коллегии^³²². Исследователи пользовались определенным корпусом источников. Но какова полнота этой источниковой базы? Как это ни прискорбно говорить, после замечательных очерков Костомарова^³²³, она очень скудна и сильно распылена!

Вот почему, основываясь на своих изысканиях, но в большей степени на экзерсисах своих более искушенных коллег^³²⁴, я хотел бы рассмотреть тот комплекс документов, который условно называется «архивом Мазепы». С «гетманским архивом» связана очень интересная легенда – считалось, что он был сожжен А.Д. Меньшиковым^³²⁵, когда тот осадил и взял столицу Гетманщины Батурин. Видный питерский историк Т. Г. Яковлева говорит о «постепенной гибели» старого архива, который был вывезен А. Д. Меньшиковым в Петербург^³²⁶. Но что же с ним стало, если сам «светлейший» распорядился составить реестр всех документов?

После «падения Голиафа», бесценное документальное наследие, как и имущество, было растащено и распродано, а ныне находится в четырех архивохранилищах России (РГАДА, РГИА, РГВИА и петербургском филиале ИРИ РАН).

Архив Мазепы хранился вместе с походной канцелярией Меньшикова. После ареста Меньшикова им занимался очень плотно П. Крекшин, которому удалось скопировать значительную часть архива. После смерти исследователя его собрание досталось А.И. Мусину-Пушкину и сгорело в знаменитом московском пожаре 1812^³²⁷.

Оставшуюся часть архива «снова» нашли в конце XIX века (1893 году) в ужасном состоянии. К их разбору активно подключился хранитель рукописей академии наук В.И. Срезневский^³²⁸, но революция и смерть исследователя свели на нет титанические усилия по введению в научный оборот письменного наследия гетмана.

В новом «открытии» архива особую роль сыграла Татьяна Геннадьевна Таирова-Яковлева^³²⁹. На основании ее изысканий мы можем более четко судить о том, что из себя представлял архив.

Документы охватывают промежуток времени с 1699 по 1708 гг. Это письма к Мазепе ведущих политический деятелей России петровской эпохи: М.А. Черкасского, Я.Ф. Долгорукова, Л. Долгорукова, Ф. Долгорукова, Л.К. Нарышкина, Д.М. Голицына, И.М. Головина, Н.М. Зотова, Емельяна Украинцева, П. Толстого, А. Курбатова, дьяка Бориса Михайлова, Михаила Ртищева, П. Бестужева-Рюмина и многих других. Особого внимания заслуживают письма Меньшикова к Мазепе за 1703-1708 гг. (22), Гаврилы Ивановича Головкина 1702-1706 гг. (6), Б.П. Шереметьева за 1700-1706 гг. (10). Но основное место занимает переписка с Ф.А. Головиным -114 писем за период с 17000 по 1706 гг. Этот последнее собрание писем свидетельствует, насколько тесными были между ними контакты.

Т.Г. Таирова-Яковлева отмечает, что на данный момент сохранились подлинники лишь нескольких писем Головина, 20 подлинных указов Петра I Мазепе^³³⁰, 68 подлинных писем Мазепы Меньшикову из личного архива князя. Остальные же письма петровских сановников к Мазепе сохранились в виде копий или краткого их содержания^³³¹. Меж тем, это не снижает ценности источников. Они дают нам уникальную возможность взглянуть другими глазами, глазами «птенцов гнезда петрова» на события гетманства Мазепы.

Но эти документы нуждаются в обработке и публикации. Состояние, в котором сейчас они прибывают, довольно плачевно. Среди этих бумаг есть совершенно уникальные. Это поэмы и философские думы Ивана Степановича (например, «Старик с телом беседует»^³³²), где он пытается осмыслить великие проблемы жизни и смерти, места человека в истории. Изучение данного комплекса источников таит в себе немало открытий и позволит по-новому взглянуть на ту проблемную сферу, которая именуется русско-украинскими отношениями вообще и гетманством в частности.

Л Н. Мазур
Екатеринбург

ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ

СЕЛЬСКОЙ ПОСЕЛЕНЧЕСКОЙ СЕТИ УРАЛА В XX в.

Исследование расселения предполагает выявление, анализ и систематизацию всех источников, которые содержат сведения о сельской поселенческой сети.

В соответствии с видовой классификацией среди источников по истории расселения можно выделить документы административного учета; статистические источники; законодательно-нормативные; ведомственные делопроизводственные материалы, труды краеведов. Источниковая база должна соответствовать принципам комплексности, системности и динамичности, т. е. отражать изучаемый объект во всем многообразии его структурных элементов и взаимосвязей, а также с учетом тех изменений во времени, которые переживает система расселения. Наиболее полно этим требованиям отвечают документы административного и статистического учета.

Начало статистического наблюдения поселенческой сети земствами относится ко второй половине XIX в., и вплоть до середины 1920-х гг. оно выступало фактически единственным способом учета населенных пунктов^³³³. Целью статистического наблюдения выступало не просто составление перечня населенных мест и регистрация их административной принадлежности, а сбор разнообразной социально-экономической информации, которая использовалась для различных управленческих и исследовательских нужд. Основной формой учета поселений длительное время служили «Списки населенных мест»^³³⁴, составляемые земскими органами по губерниям.

Во второй половине 1920-х гг. наряду с формированием планово-распределительной экономики начинает создаваться система административного учета поселенческой сети^³³⁵. Начало было положено постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 15 сентября 1924 г., которое утвердило «Общее положение о городских и сельских поселениях и поселках»^³³⁶. В нем были сформулированы основные принципы упорядочения и регистрации поселенческой сети, в частности, критерии отнесения населенных пунктов к городам или сельским поселениям. Появившиеся в конце 1920-х гг. «Списки населенных пунктов Уралобласти» стали первым и единственным опытом публикации, сочетавшей приемы административного и статистического учета. Они были составлены статуправлением по заказу Президиума Областного исполнительного комитета^³³⁷. Авторы справочника ставили своей целью «дать исчерпывающий список населенных пунктов области» и выполнили ее.

В 1930-е гг. административный учет сельской местности приобрел полностью самостоятельное значение, ориентируясь, прежде всего, на информационные потребности органов власти. В результате функционирования системы административного учета и регистрации населенных мест был сформирован комплекс документов, включающий справочники по административно-территориальному делению, картотеки, оперативные списки населенных мест и документы делопроизводственного характера.

Основной формой административного учета в 1930–1980-е гг. были справочники по административно-территориальному делению. Их можно разделить на три группы, в зависимости от уровня описания – это справочники по СССР; союзным республикам; краям, областям, автономным республикам. Указатели по административно-территориальному делению СССР стали публиковать с 1935 г., с периодичностью 1 раз в три года^³³⁸. Справочники по союзным республикам появились позднее, в конце 1930-х гг.^³³⁹ Наиболее обширные данные о сельском расселении содержатся в справочных изданиях регионального уровня. Начиная с конца 1930-х гг. в отдельных областях, краях и автономных республиках РСФСР появляются в печати соответствующие указатели. Так, например, один из первых справочников по Свердловской области был опубликован в 1939 г.^³⁴⁰ В дальнейшем структура региональных справочников совершенствовалась, в них публиковались списки зарегистрированных сельских населенных пунктов, что позволяет получить представление об официально признанной поселенческой сети. Периодичность их издания не была регламентирована и обуславливалась местными условиями и потребностями. В Свердловской области подобные материалы издавались в 1956, 1968, 1978 и 1987 гг.^³⁴¹ Ситуация в разных областях уральского региона весьма существенно различалась. Наиболее хорошо учет был поставлен в Башкирии, Удмуртии, Свердловской области. Реже указатели публиковались в Курганской, Оренбургской, Пермской областях.

Структура региональных справочников достаточно однотипна: везде приведены сводные данные по области на момент публикации – время образования области или республики, территория, численность населения, число городов, рабочих поселков, населенных пунктов (в некоторых случаях полнота приведенных данных нарушается, особенно это касается первых изданий указателя). Основной объем справочников отводился списку сельских населенных пунктов. Поселения систематизировались по районам и сельсоветам. В списке приводились: наименование селения; тип; расстояние до центра сельсовета или района. Все справочники имели раздел с алфавитным указателем населенных пунктов, который выполнял поисковую функцию.

Помимо справочников по административно-территориальному делению ценные сведения по сельскому расселению содержат

жүктеу/скачать 1.92 Mb.

Достарыңызбен бөлісу:

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 20