Да ведают потомки православных

Да ведают потомки православных

Отозван в ЦК КПСС

Эта книга отнюдь не мемуары, тем не менее, считаю обязанным дать читателям некоторое представление об авторе.

В Иркутской газете «Восточно-Сибирская правда» в мае 1972 года опубликовано информационное сообщение о пленуме областного Комитета КПСС. В полном соответствии с принятым порядком, пленум, говорилось в сообщении, — освободил от обязанностей заведующего промышленным отделом обкома партии Карнаухова С.В., «в связи с отзывом на работу в ЦК КПСС». В самом факте публикации не было ничего необычного. Но для меня оно означало многое. Можно сказать, оно оповещало о ключевой перемене в моей судьбе.

Действительно, с 23 марта 1972 года начался новый этап в жизни крестьянского сына, солдата-фронтовика, затем горного инженера, директора шахты, а впоследствии партийного работника. Конечно, это не заметное событие для страны и партии и оно не могло иметь каких-либо последствий за пределами личной судьбы. Рассказать же о нем, по моему убеждению, имеет смысл. На этом конкретном примере прослеживается, как практически решались некоторые кадровые вопросы в КПСС.

Месяца за три-четыре, до решения о моем отзыве, к телефонному аппарату ВЧ, этот специальный вид обеспечивал конфиденциальность разговоров, меня пригласил инструктор Отдела организационно-партийной работы Центрального Комитета Алексей Емельянович Соколов. Он курировал нашу областную парторганизацию. Его звонку не удивился и приготовился к ответам по различным проблемам экономической жизни. Не смутил и первый вопрос, воспринятый мной за проявление чувства юмора, — что это за заимка Карнаухова, где я появился на свет? Совпадение названия места моего рождения с фамилией не раз служило предметом дружеских шуток. Далее Алексей Емельянович, как бы между делом, продолжая полусерьезный разговор, дотошно «проходится» по моей биографии. Кто сейчас живет на этой заимке (на ее месте еще с тридцатых годов сохранился лишь один черемуховый куст), как поживают родители (к этому времени их уже не было), как сложились судьбы других моих родичей? Порасспросив об отдельных моментах моего трудового пути, он, в конце разговора, коротко поинтересовался о делах в области. Нетрудно догадаться — мимолетный интерес к делам в области был лишь призрачным прикрытием подлинной цели. Интересовались из Орготдела, это, разумеется, придавало определенное направление моим размышлениям.

Мог сколько угодно размышлять, но, по свойству человеческой натуры, хотелось знать поконкретнее, что же таилось за телефонными «байками». Вторым секретарем обкома партии в это время был Малов Владимир Федорович. До избрания на этот пост он работал директором Братского алюминиевого завода. Думается, мои добрые отзывы о заводе и его руководителе учитывались при его выдвижении на высокий партийный пост. Войдя к Малову, напустил на себя недовольный вид, рассказал о звонке Соколова и возмущался: чего, мол, копается в моей биографии? После ХХ съезда основной вопрос по ней отпал. Намекал, вновь, мол, напоминают, что я сын репрессированного. Расстроенный вид подействовал на Владимира Федоровича. Он поспешил успокоить:

— Зря волнуешься, речь идет о переводе тебя в Москву. Только при чем Орготдел?.. Разговор раньше шел об Отделе тяжелой промышленности.

Так в течение нескольких минут без особых усилий выведал, какие идут разговоры о моей дальнейшей судьбе. Не слишком волновало, что она решается без моего активного участия. Коммунисты того времени сознавали — партия, в лице ее органов, полновластный владелец их душ, ума, а иногда и жизни. Без такого порядка, убежден до сих пор, крепкой, дисциплинированной, боеспособной партии, партии нового типа, быть не может. Самозабвенное служение партии, ее делу — главная привилегия коммуниста. На основе личного опыта могу утверждать: великая цель служения идеям, делу партии побуждала бойцов перед боем обращаться с просьбой о приеме в ее ряды. Никто никого не принуждал, заявления писались не под угрозой, как порой, преподносится ныне. «Прошу считать меня коммунистом!» — это не выдумка угодливых журналистов, а одно из конкретных проявлений настроений народа в дни суровых испытаний. Горжусь, что я, девятнадцатилетний паренек, принят в партию не в обычном порядке, а на льготных условиях «как отличившийся в боях». Пожалуй, из «иконостаса» моих наград эта, невидимая, самая ценная.

Оказаться в аппарате ЦК мог гораздо раньше. В 1965 году в составе делегации партработников КПСС довелось быть в Польской Народной Республике. Делегация возвратилась в Москву как раз к сентябрьскому (1965 года) Пленуму ЦК КПСС. По этому случаю в Москве оказался первый секретарь нашего обкома Семен Николаевич Щетинин. Этого человека уважал без преувеличения безмерно. Донецкий шахтер, герой и организатор подполья при немецкой оккупации Донбасса, после войны по решению ЦК, прибыл в Иркутскую область и, как никто другой, внес неоценимый вклад в ее развитие. Его любили в области и, в первую очередь, как настоящего беззаветного коммуниста, честного и доброго товарища. Рассказывая ему о польских впечатлениях, обмолвился, что дважды в жизни побывал на польских шахтах. Во время нынешней командировки пришлось спускаться в одну из шахт, а в 1945 году сразу после войны даже выпало поработать в Силезии. А вот у себя на Родине, в Донбасс до сих пор так и не съездил.

— Ничего, скоро побываешь, — заметил с несколько лукавой улыбкой Семен Николаевич.

Этой реплике в тот момент не придал значения. Но буквально на следующий день в Отделе тяжелой промышленности ЦК сказали, что решается вопрос о моем перемещении в сектор угольной промышленности.

По возвращении из загранкомандировки в Иркутск, само собой, дружеская встреча. Друзья воздали должное польским сувенирам: «Выборовой», «Зубровке», »Вишневице». К моему немалому изумлению, о том, о чем меня предупреждали ни с кем не советоваться, друзья уже знали и едва ли не лучше меня. Как на фронте через «солдатскую почту» наиболее оперативно и достоверно до рот и батарей доходили самые «секретные» вести, так и в партии, оказалось, существовала какая-то негласная связь верхов и низов без посредства официальных лиц и технических средств.

Недели через две-три приглашает Семен Николаевич:

— Звонили из ЦК, — я насторожился, — просили перед тобой извиниться. Переход на работу в Москву откладывается. Принято решение: упразднить бюро ЦК КПСС по РСФСР и отраслевые бюро. В связи с этим приостановлено выдвижение людей с мест, очевидно, предстоит разобраться, как трудоустроить работников аппаратов упраздняемых бюро ЦК.

Переселение в столицу, таким образом, передвинулось тогда на годы. Потому новые разговоры на эту тему воспринял не без дозы скепсиса.

Прошли недели, и вот поступил вызов на беседу в ЦК КПСС. В цековском квартале на улице Куйбышева (ныне в ностальгическом раже переименованной в Ильинку) в новом десятиэтажном здании убедился: во-первых, в том, что современное не всегда лучше и удобнее. Низкие потолки, длинные безрадостные коридоры, застойный синтетический воздух. Во-вторых, еще раз подтвердилось, насколько справедлива народная мудрость: хуже нет ждать и догонять.

Первые беседы — с Соколовым А.Е. и зав. Сектором парторганизаций Сибири Пузановым Алексеем Федоровичем состоялись оперативно, тотчас после моего появления на четвертом этаже нового дома. Понятно мое напряжение, не в извозчики нанимался, — ЦК КПСС для меня святыня, как и для большинства низовых коммунистов, а Пузанов и Соколов — служители этого партийного храма. Затем долгие ожидания приема другими руководителями Отдела, прерываемые не так уж продолжительными беседами.

Беседа на следующей ступени внутриотдельской иерархии — у заместителя заведующего Отделом. В то время сектор Сибири выходил на Евгения Зотовича Разумова. От первой встречи с этим далеко не рядовым и не простым человеком остались благоприятные впечатления. У него достаточно ума и такта не задавать вопросов по биографии, с ней ознакомиться имел достаточно времени. Без его согласия и даже соизволения не мог быть приглашен на беседу. Кроме того, перед ним в красной папочке имелась соответствующая справка. Он «познавал» меня через ответы на вопросы об области, её работниках, старался повернуть разговор в непринужденную беседу, что не особенно удавалось. Надо мной сознательно или бессознательно довлело, в сколь высокой инстанции нахожусь и насколько каждая моя фраза, даже отдельное слово формирует представление о моей персоне. Более подробно о Разумове Е.З. будет рассказано позже.

После Разумова следовало предстать перед Секретарем ЦК, заведующим Отделом организационно-партийной работы ЦК КПСС Иваном Васильевичем Капитоновым. В партии Иван Васильевич к тому времени, пожалуй, был одним из последних представителей сталинской когорты партийных руководителей. С Х1Х съезда КПСС известен всей партии, как руководитель Московской партийной организации. На себе испытал Хрущёвский темперамент, был удален из Москвы и пять лет возглавлял Ивановскую парторганизацию. После октября 1964 года он снова в Москве, на этот раз уже в ЦК партии. Работа с разными лидерами от Сталина до Горбачёва не могла не отразиться на Иване Васильевиче, как руководителе и человеке. Он, было весьма заметно, приобрел сдержанность в высказываниях и действиях, осторожность и терпеливость. Его не назовешь жестким руководителем, но и безвольной размазней не был. Доступ к секретарю ЦК, тем более, ведающему организационно-партийными вопросами, для работников аппарата и с мест не был прост. Он, что называется, по уши загружен работой.

Вспоминается характерный эпизод. Однажды при проходе через приемную к И.В. Капитонову старый и опытный работник отдела И.К.Зайцев прошептал:

— Более десяти лет работаю в Отделе, но впервые попадаю в кабинет Секретаря ЦК.

На этот раз И.К.Зайцев оказался в этом кабинете по случаю: его непосредственный руководитель приболел, и ему пришлось на Совещании представлять сектор информации.

Можно представить и понять мое волнение перед приемом у Секретаря ЦК. Встреча не была продолжительной, но до сих пор сохранилась в моей памяти до деталей. Ценность она имеет, разумеется, прежде всего, для меня, но об одном внешне малозаметном, но симптоматичном эпизоде стоит рассказать.

— А как насчет работы с документами, умении писать?— спросил Иван Васильевич и сам же ответил, — да, ты же кандидат наук, все нормально.

Подбор работников по умению писать доклады, выступления, проекты документов, справки, записки, постепенно становился определяющим. Не случайно, впоследствии, облик партийного аппарата, к сожалению, и не только партийного, определяли не умелые организаторы, пропагандисты и агитаторы, а мастера гладко написать для руководства, которое, не всегда задумываясь, озвучивало чужую писанину.

После беседы у И.В. Капитонова мне было дозволено отправляться домой в Иркутск, ожидать решения ЦК. Опытные аппаратные зубры доверительно шепнули: все, мол, нормально, решение не задержится. Даже показали подготовленный проект постановления об утверждении меня инструктором Отдела партийно-организационной работы ЦК КПСС. А.Ф.Пузанов посоветовал не распространяться о возможном переезде в Москву до поступления в область постановления.

С таким напутствием вернулся в Иркутск, из дому позвонил первому секретарю обкома. Тот предложил не заходить в обком, а встретиться на набережной Ангары. На этой встрече, проходившей, неизвестно почему с налетом таинственности, первый до мелочей расспросил, у кого побывал в ЦК, какие задавались вопросы, как отвечал на них. Насколько мог уловить, его волновало, не выдал ли я наверх нежелательную для него информацию.

— Денек-два отдохни,— предложил он,— не появляйся в обкоме, а там видно будет, созвонимся.

Предложение было кстати. При отлете 15 марта из Домодедова холодный ветер пронизал меня, что называется, до косточек и наградил простудой.

Но уже назавтра, 16 марта 1972 года, А.М.Сусловым было подписано ожидаемое постановление и я официально стал работником аппарата высшего исполнительного органа Коммунистической партии.

Позвонил А.Ф.Пузанов, и мы условились, что с 23 марта я приступаю к работе в его секторе.

Работа в ЦК КПСС была для меня очень интересной, думаю, едва ли, где в другом месте был столь удовлетворен. Интерес определял уровень проблем, поручений, людей, с которыми приходилось общаться. По мере повествования попытаюсь об этом рассказать. Начну же с внешне малозначительного эпизода, случившегося, когда уже достаточно проработал в ЦК КПСС и был назначен заведующим сектором после кончины А.Ф.Пузанова.

Одно такого рода событие всплывает в памяти в связи с взлетом и падением М.С.Горбачёва.

В Отделе организационно-партийной работы ЦК КПСС был установлен порядок, когда ответственные работники, если можно выразиться, старшего звена (все служившие в ЦК КПСС имели общее наименование «ответственные работники») — заместители заведующего Отделом, а чаще заведующие секторами или их замещающие работники, дежурили по праздничным и выходным дням. Слово «Отдел» пишу с прописной буквы отнюдь не случайно. В любом учреждении «отдел» всего лишь структурное подразделение в управленческом аппарате. В ЦК КПСС Отдел занимал исключительное место. В нем вырабатывались основные принципы партийно-государственной политики на том или ином направлении. Конечно, в «народ» разработки выпускались не от имени Отдела, а от имени ЦК партии. В Отделах изучались, подбирались работники на ключевые партийные и государственные посты и затем решением Политбюро или Секретариата ЦК оформлялось их назначение. Отделы готовили постановления Центрального Комитета и Совета Министров по глобальным проблемам, а, иногда, и по самым незначительным. Опять-таки в свет они выходили от имени ЦК КПСС, а в последнее время часто как совместные ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Эта закулисная работа, зачастую тяжелая и неблагодарная, но крайне необходимая, требовала огромных знаний, всестороннего опыта, большой выдержки и терпения. Она шла в рамках решений и указаний руководства партии — Политбюро, Секретариата, хотя, по правде говоря, иногда трудно определить, кто на кого сильнее влиял — руководство на Отдел или наоборот. Не напрасно так ожесточенно дрались за аппарат Сталин и Троцкий.

Таким образом, написание слова «Отдел» с прописной буквы в аппарате ЦК имело далеко не синтаксическое значение. Во всех материалах, документах, справочниках ЦК в этом можно убедиться.

... Так вот, в один из выходных дней 1978 года мне выпало дежурить в Отделе организационно-партийной работы ЦК КПСС. Дежурство протекало спокойно, рутинно, мог без помех, без обычного в рабочие дни отвлечения, корпеть над очередной бумагой.

Телефонный звонок отвлек от работы. Звонил дежурный по Общему отделу. Кстати, дежурные были не во всех отделах, а лишь в нашем, Международном и в Управлении делами. Дежурство в Общем отделе ввели после того, как в качестве заведующего этим подразделением утвердился К.У.Черненко. Влияние этого руководителя аппаратной канцелярии на Л.И.Брежнева доходило до чрезмерных масштабов. Без его содействия, прямого указания к Генеральному Секретарю никто не мог пробиться. Ни одна адресованная последнему бумага не могла миновать всесильного заведующего Общим отделом.

Коллега из этого Отдела просил помочь найти первого секретаря Ставропольского крайкома партии и пригласить его к К.У.Черненко. В Орготделе, как для краткости в обиходе называли наш Отдел, негласно считалось, что инструктор, курирующий ту или иную местную парторганизацию, обязан в любое время иметь точное представление о местонахождении первого секретаря обкома или крайкома. Куратор — это активное постоянно действующее, связующее звено между ЦК и партийными органами на местах, что практически определяло роль и место этой фигуры в партийной иерархии.

Первые секретари и другие местные работники прекрасно представляли, что куратор, постоянно находясь в высшем эшелоне партийного аппарата, имел возможность в любое время выдать руководству в нужном свете информацию о положении дел в парторганизации, о действиях и поведении ее руководителей, отдельных работников. То есть, говоря современным языком, исподволь формировать имидж тех или иных личностей. При случае первый секретарь получал от куратора информацию доверительного порядка о некоторых сторонах деятельности аппарата ЦК, о готовящихся мероприятиях, слухах, настроениях, что помогало тому соответственно ориентироваться и попасть «в струю» при личных встречах, телефонных разговорах с руководством партии и государства. Ссориться, иметь натянутые отношения с курирующим работником Отдела организационно-партийной работы для руководства области, края, республики было если не опасно, то, во всяком случае, бессмысленным. Среди кураторов находились такие, которые авторитет и вес ЦК, аппарата партии, Отдела переносили на собственную персону и при встречах с областными работниками надувались, преувеличивали свое влияние. Это, разумеется, выглядело несколько комично, вызывало иронические улыбки. Справедливости ради заметим, что отбор работников осуществлялся весьма тщательно, подобного рода люди редко проникали в аппарат и, как правило, долго в нем не задерживались.

Ставропольскую парторганизацию курировал В.Н.Бабкин — работник опытный, в парторганизации уважаемый, личность незаурядная, его фонотеке позавидовал бы профессиональный музыкант. Работники Орготдела постоянно были как бы на коротком поводке: в любой день — рабочий, выходной, праздничный; в любом месте — в командировке, дома, на даче, в отпуске; в любое время дня и ночи их могли найти и вывести на связь. Разыскав Владимира Николаевича, сообщил ему о просьбе Общего отдела. Куратор подтвердил, что Михаил Сергеевич Горбачёв в данное время находится в столице и сейчас навещает своих московских приятелей в небезызвестном кунцевском квартале.

Моя роль фактически была исполнена, можно не сомневаться — Владимир Николаевич проследит, и встреча у Константина Устиновича состоится. Действительно, часов около девяти вечера снова раздался звонок из Общего отдела. Сообщили — Михаил Сергеевич находится у них, и поблагодарили за содействие. Четкость в действиях аппарата ЦК, обязательность, взаимная поддержка и взаимоуважение были доведены, что называется, до блеска и не напрасно служили предметом подражания для других аппаратных структур.

Назавтра состоялся Пленум ЦК КПСС и вместо умершего Ф.Д.Кулакова Секретарем Центрального Комитета партии был избран М.С.Горбачёв. Внешне произошло заурядное событие, и никто тогда не представлял, что в «верхах» оказался человек, который, получив вскоре в управление гордую и великую сверхдержаву, доведет её до расчленения и безмерного унижения.

Для каждого времени созревает соответствующее общество, а оно выдвигает достойных его лидеров. Не с других планет, не с каких-либо виртуальных систем возникают вожди революций, великие полководцы, мудрые государственные деятели. Мне довелось быть на XVII съезде ВЛКСМ и в зале, переполненном молодыми людьми, прекрасными своей юностью и порывами, казалось, что находишься в реальном будущем своей страны, среди тех, кто будет утверждать её величие и мощь в следующем столетии. «Наверняка, думалось, среди них и будущий генсек, и будущий премьер, и будущий Шолохов, и будущие Шостаковичи, Королевы и Келдыши». Абсолютно невозможно представить, что подобные размышления могли бы возникнуть после 1991 года, доводись попасть в молодежную среду. Если уж и посетили бедную голову размышления на эту тему, то, пожалуй, искал бы среди молодых людей каких-нибудь будущих Березовских и Чубайсов, Гусинских и Абрамовичей, Авенов и Фридманом, Дериgасок и Потаниных, киллеров и хакеров, но это, как говорится, «из другой оперы».

Появление на исторической арене личностей типа А.Н.Яковлева и М.С.Горбачёва отнюдь не случайно. Обществу с пятидесятых годов медленно, с зигзагами, не без активного участия общеизвестных внешних сил начали придавать движение в сторону от дороги, определенной Октябрем 1917 года, уводить от идеалов, воодушевлявших первые поколения советских людей.

Как и многие мои современники, я был не просто свидетелем, но и вольным или невольным участником происходящих в стране, обществе процессов. Мое деловое и партийное становление началось по времени одновременно с появлением на первом плане нового лидера партии и страны, Н.С. Хрущева, которого, не без некоторой натяжки, можно считать духовным предшественником «первого и последнего президента СССР».

В послевоенные годы на первый план выдвинулась задача ускоренного восстановления и развития экономики за счет ввода в народно-хозяйственный оборот гигантских природных ресурсов Сибири. В реализации этого курса не могли не выявиться личности, соответствующие грандиозности замыслов и неимоверным трудностям их реализации. Без всякого сомнения, можно утверждать, что одним из ярких представителей эпохи пробуждения и становления невиданных по масштабам и экономической значимости производительных сил Сибири стал Борис Евдокимович Щербина.

В 1951 году ЦК ВКП(б) принял постановление об укреплении кадрами Иркутской областной парторганизации. Это, несомненно, одна из важнейших акций по перегруппировке сил для решительного наступления в напряженной борьбе за новый подъем экономики страны. По указанию ЦК в Иркутскую область направлялись наиболее деятельные и перспективные работники со всех регионов страны. Взаимодействие, взаимопомощь проявлялись не в громких лозунгах, а в повседневной, практической работе, как обыденная реальная жизнь, как нормальное функционирование общественного и государственного механизма.

В числе прибывших в область оказались Щетинин С.Н. — из Донбасса, Щербина Б.Е. — из Харькова, Погодаев Я.Я. и Кацуба П.Б. — с Урала и ряд других партийных работников.

Семен Николаевич Щетинин, шахтер, один из руководителей подпольщиков Донбасса в годы войны, а затем крупный партийный работник Донецкой парторганизации был избран вторым секретарем Иркутского обкома партии. Борис Евдокимович тогда же избирается секретарем обкома партии по идеологическим вопросам. Вместе с первым секретарем обкома, коренным сибиряком Алексеем Ивановичем Хворостухиным они составили крепкое руководящее ядро областной партийной организации.

Направление на «идеологический фронт», секретарем обкома КПСС инженера-железнодорожника из Харькова несколько озадачило местный партийный актив. Привычнее было видеть на этом посту человека с гуманитарной подготовкой. Не много потребовалось времени, чтобы сомнения развеялись. У меня есть все основания утверждать, что ни до выдвижения на эту работу Б.Е. Щербины, ни позднее, более основательного, и, если можно так выразиться, более подходящего идеолога в Иркутской области не было.

Как-то, сопровождая по г. Черемхово Бориса Евдокимовича, оказался в его обкомовской машине. Показательно, сколько в ней увидел различных журналов, в том числе: «Вопросы истории», «Вопросы экономики», «Вопросы философии», «Новое время», «Плановое хозяйство», «Мировая экономика и международные отношения» и т. п. Шофер заметил, что в дороге с Борисом Евдокимовичем не разговоришься. Он и на ходу работает — читает журналы, знакомится с письмами, поступившими в обком, набрасывает тезисы предстоящих выступлений. Знавшим его, памятна обширнейшая эрудиция этого человека. Он мог на равных разговаривать с ученым, специалистом чуть ли не любой отрасли. В те годы мы еще как следует не научились выговаривать слово «компьютеризация», а он уже выдвигал задачи создания в Иркутске крупных вычислительных центров.

Думается, именно инженерная подготовка и практический производственный опыт помогали Борису Евдокимовичу заниматься идеологическими, гуманитарными задачами не «в общем и целом», а конкретно, подчиняя их потребностям того этапа социально-экономического развития области. На стройки и предприятия ежегодно прибывали десятки тысяч людей. Их требовалось не только обустроить на новом месте, но и «зарядить» пониманием важности их трудовой миссии, их роли и ответственности за решение задач общесоюзного значения. Людей, прибывших иногда лишь за «длинным рублем», сорвать куш, предстояло превратить в патриотов Сибири, в «коренных сибиряков» и помочь им строить здесь собственную жизнь и жизнь своих детей на постоянной основе, на века.

Для непрерывно увеличивавшегося населения требовалось возвести новые школы, открыть институты и техникумы, организовать разветвленное и квалифицированное медицинское обслуживание, создать удовлетворяющие их очаги культуры. Борис Евдокимович с неиссякаемой, казалось, энергией «пробивал» эти вопросы. Ведь тогда, как всегда и везде, многие руководители считали первоочередным ввод новых производств, строительство заводов, фабрик, линий электропередачи, а до культурных и социальных вопросов у них «руки не доходили». Решительность и высокий личностный интеллект Бориса Евдокимовича повернули мозги многих руководителей в нужном направлении. Именно в его время в Иркутске создан Восточно-Сибирский научный центр с более чем десятью научными институтами и учреждениями. Если вы сегодня окажетесь в этом городе, наверняка удивит, что основная часть населения — это студенты. Иркутский государственный университет, политехнический институт, медицинский институт, институт народного хозяйства, институт иностранных языков, педагогический институт, во многом, благодаря усилиям Б.Е. Щербины, превратились в крупнейшие ВУЗ,ы страны с великолепными учёными, профессорами и преподавателями и неплохой материальной базой.

«Идеолог» Борис Евдокимович привлекал людей блестящими ораторскими способностями. Его никак не отнесешь к талмудистам и начетникам. Приятная дикция удачно сочеталась с образностью фраз, глубиной мышления, убедительной логикой. Его можно было слушать часами и не ждать с нетерпением окончания выступления.

После ХХ съезда КПСС в руководстве области произошли изменения. Алексея Ивановича Хворостухина по рекомендации Центрального Комитета передвинули первым секретарем Тульского обкома партии. Первым секретарем Иркутского обкома КПСС избрали Семена Николаевича Щетинина, Борис Евдокимович стал вторым секретарем. На его плечи, прямо скажем, обрушился неимоверный груз экономических проблем бурно развивающегося региона.

Созидательная, преобразовательная деятельность по народно-хозяйственному использованию ресурсов иркутской земли осуществлялась на добротной научной основе. В 1947 году (втором послевоенном году!) в Иркутске наблюдалось буквально «нашествие» крупнейших ученых. Более сорока академиков и членов-корреспондентов Академии наук СССР приехали на первую научную конференцию по изучению производительных сил области. Ученых возглавлял самый знаменитый в мире металлург, создатель Кузнецкого металлургического комбината, вице-президент Академии наук И.П. Бардин. На конференции, кроме него, выступили не менее известные академики Винтер, Шевяков, Образцов, Некрасов, Струмилин, Родионов, всех не перечислишь. Такое созвездие научного «десанта» определило глубину проработки народно-хозяйственных проблем на долговременную перспективу.

К моменту прихода Бориса Евдокимовича к руководству экономикой многое из наработок конференции 1947 года получило практическое воплощение. Назрели новые очередные проблемы. Требовалось перейти от серьёзного количественного наращивания экономического потенциала к новым технологиям, расширить масштабы и глубину переработки минерального сырья. К решению назревших проблем вновь призвали местных и московских ученых.

Основную тяжесть подготовительной работы по проведению очередной научной конференции по развитию производительных сил Иркутской области в 1958 году Борис Евдокимович взвалил на себя. Ученые долго помнили, каким повседневным, прямо-таки трогательным вниманием он их окружил, деликатно, умно и умело строил беседы с каждым из них. Многие полагали, что имеют дело с профессионалом их профиля. А это были и экономисты, и химики, и аграрии, и медики — да еще такие маститые! Борис Евдокимович на деле показал, что такое настоящий партийный работник! Никакого верхоглядства, дилетантизма, «кавалерийского наскока», общих призывов. Конкретность, конкретность и еще раз конкретность.

Мне излишне оправдываться, что не работал в аппарате обкома при Борисе Евдокимовиче, не был в числе близких к нему людей. В его иркутские времена только начинал производственную жизнь в шахтерском городе Черемхово. Но так случилось, что посчастливилось не раз с ним встречаться, бывать у него в обкоме партии, слышать его на разного рода совещаниях. Более того, предполагаю, не без его доброго отзыва однажды перемены в моей судьбе оказались непосредственно связанными с переменами и у Бориса Евдокимовича. В 1961 году его отозвали из нашей парторганизации. Он стал первым секретарем Тюменского обкома КПСС. На освободившееся место вторым секретарем Иркутского обкома избирается Павел Борисович Кацуба, работавший заведующим промышленно-транспортным отделом областного комитета партии. Меня с должности начальника шахты выдвигают в областной комитет партии. Вот такие бывают в жизни переплетения.

В дальнейшем оказался в Москве в аппарате ЦК КПСС. После отъезда Бориса Евдокимовича из области мы встречались, хотя не столь часто как хотелось бы. Конечно, был хорошо осведомлен о поистине блестящей его деятельности в Тюмени, затем в Москве. Писать об этих периодах мне явно не с руки, тем более об этом немало написано другими.

Расскажу лишь о том, чему был непосредственный участник или свидетель. Запомнилось выступление Б.Е. Щербины на пленуме Черемховского горкома партии 27 ноября 1957 года вскоре после торжественного и внушительного празднования сорокалетия Великой Октябрьской Социалистической Революции. Как известно, в праздничные дни в Москве состоялось Совещание руководителей международного коммунистического и рабочего движения. Проходившее примерно через год после исторического ХХ съезда КПСС оно отразило сложные процессы, вызванные итогами съезда. Борис Евдокимович предстал перед нами как блестящий трибун и глубокий политик.

Как крупного организатора экономического строительства, опытного партийного работника довелось наблюдать его несколько раньше. В 1956 году на совещании в обкоме партии, на котором я представлял Черемховский горком КПСС, Б.Е. Щербина на конкретных примерах показал как нам, начинающим партработникам, следовало бы поднимать активность, инициативу людей. Речь шла об областном смотре культуры производства. Кое-кто сейчас, задним числом, сочтет это очередным партбюрократическим мероприятием. Отнюдь. Борис Евдокимович стремился сам и учил нас использовать смотр, как эффективный рычаг по наведению порядка на предприятиях, повышению производительности труда. Он попросил главных инженеров завода им. Куйбышева, Восточно-Сибирской железной дороги, обувной фабрики, партийных руководителей некоторых городов и предприятий поделиться мыслями о путях коренной модернизации производства. В конце совещания, обобщая высказанное, он подчеркнул, что культура производства не просто внешний порядок на предприятии, чистота и организованность в цехах и других помещениях. Это стиль, методы работы конструкторов, технологов, руководителей цехов, мастерство и отношение к делу рабочих, современные методы управления. Практически, выдал цельную программу конкретных действий.

Борису Евдокимовичу было свойственно быстро и с большой пользой улавливать новые, необычные явления, полезный опыт. Однажды, будучи в обкоме, рассказал ему, как мы в Черемхово абсолютно все предприятия подключили к решению жилищной проблемы. Самая маленькая артель инвалидов и та строила квартиры. Он тут же поручил подготовить материал и назавтра об этом могли прочитать все жители области.

Здесь к месту подчеркнуть, как много и терпеливо занимался Б.Е. Щербина с молодыми работниками, вступающими на руководящую стезю. Однажды, выступая на семинаре в обкоме партии с критическими замечаниями и некоторыми предложениями, как присуще молодым и неопытным, я говорил излишне эмоционально, не все мысли отточены и обоснованы. Борис Евдокимович из этого «сырого» выступления сумел извлечь рациональное и так обобщил выступление, что не осталось сомнения — мои предложения одобрены и поддержаны. Можно понять с каким воодушевлением возвратился в родной город и с энтузиазмом принялся за осуществление якобы своих намерений.

Однажды на шахту, где в то время работал, позвонил второй секретарь обкома партии. В области многие сотни предприятий и дойти до непосредственного общения с их руководителями не слишком простое дело для работника его уровня.

— Ты, не думал,— обратился Борис Евдокимович,— чтобы ваша шахта включилась в движение за звание коллектива коммунистического труда?

Вопрос довольно неожиданный. На шахте несколько человек, бригад уже имели звания «Ударник коммунистического труда», «Бригада коммунистического труда», другие настойчиво трудом и поведением добивались присвоения. Что бы ни говорили об этом движении, как бы ни охаивали и не высмеивали его злопыхатели, русофобы в «перестроечное» и в «постперестроечное» время мы, тогдашние работники предприятий, осязаемо воспринимали полезность и серьезную отдачу соревнования за коммунистический труд.

— Понимаю,— продолжал Борис Евдокимович, почувствовав заминку, смущение от его предложения,— насколько это не простое дело. Но, представляешь, какое воздействие окажет на всех в области, если в движение включится столь тяжелое и сложное предприятие как шахта?

Мне трудно с ходу ответить что-то вразумительное.

— Ты, подумай, посоветуйся с коммунистами. Я бывал у тебя на шахте, знаю некоторых твоих товарищей. И тебя в области уже узнали. У вас есть объективные условия для участия в этом движении. Остальное будет зависеть от вас. Что надумаете, какое примите решение — позвони мне.

«Ничего себе, думал после этого разговора, вбил Борис Евдокимович гвоздь. А нам его хоть зубами, но вытаскивай!»

Собрали коммунистов и провели с ними совещание — как отнестись к предложению обкома партии? Именно совещание, а не собрание. Полагали, что некоторая заорганизованность проведения и обязательность партийного решения едва ли способствовала бы искреннему и откровенному обмену мнениями. Рассуждали, советовались долго. Уходили с совещания отягощенные сомнениями и чувством ответственности. Еще бы! В нас верит обком партии, надеется на нас, выдвигает на правый фланг. А хватит ли у нас ума, терпения, сил выдержать подобное испытание? Коллектив на шахте сборный, не все проникнуты высокими стремлениями. И у нас водились люди, которым до наших идеалов ох, как далеко.

И все-таки мы решились. На торжественном предмайском собрании под звуки «Интернационала», исполняемого собравшимися, мы взвалили на себя нелегкую ношу. Как развивалось соревнование за необыкновенное и высокое звание можно рассказывать долго. Всякое бывало. Но, пожалуй, определенной оценкой можно считать то, что директор шахты впоследствии выдвинут в областной комитет партии. Разумеется, понимал, что без доверия Бориса Евдокимовича этого могло и не произойти.

Примеры подобного творческого, позитивного воздействия на процессы в экономике многочисленны и о них могут поведать иркутяне, работавшие во времена, когда экономикой занимался второй секретарь обкома КПСС Б.Е. Щербина. Любопытным, можно сказать символическим показателем результативности его деятельности стал факт открытия первого нефтяного месторождения в Иркутской области. Борис Евдокимович много вложил энергии и настойчивости в создание, становление и наращивание объемов разведочных работ геологическими организациями. Благодаря его усилиям, были созданы специализированное управление по разведке нефти и газа, мощное геофизическое предприятие, научно-исследовательские институты геологического профиля. И вот, вскоре после отъезда Бориса Евдокимовича в Тюмень — 18 марта 1961 года возле деревни Марково на реке Лене между Усть-Кутом и Киренском ударил мощный фонтан нефти. Это первое солидное подтверждение прогнозов великого геолога современности академика Трофимука А.А. о больших перспективах на нефть и газ в междуречье Енисея и Лены. Марковская нефть своего рода ободряющее напутствие иркутян Борису Евдокимовичу перед предстоящей сложной и чрезвычайно масштабной деятельностью по развитию топливно-энергетического комплекса сначала Западной Сибири, а затем всей страны.

Когда в 1951 году Б.Е. Щербина и его товарищи прибыли в Иркутскую область, по решению ЦК КПСС, перед ними предстал слабо обжитой край, где в сравнительно приличных объемах развивалось машиностроение в областном центре, прежде всего детище войны — авиационный завод. В относительно крупных размерах добывался уголь в г. Черемхово, велась добыча золота на Ленских приисках и слюды в Мамско-Чуйском районе. В остальном Иркутская область представляла промышленную целину. Между тем, потенциал, как убедились новосёлы, в области на диво уникальный. В ней сосредоточены основные запасы пресных вод на Земле, в т.ч. озеро Байкал с объемом водной массы в 23 000 кубических километров, что равно пяти Великим Американским озерам. Вытекающая из него река Ангара обладает самым мощным в мире энергетическим потенциалом. В области сосредоточено восемь миллиардов кубометров древесины, несколько миллиардов тонн высококачественных железных руд. По запасам многих цветных и редких металлов едва ли какой регион земного шара может конкурировать с иркутянами. В огромных количествах измеряются запасы каменной соли, угля, глин, строительных материалов.

Заслуга Б.Е. Щербины, как одного из руководителей Иркутской области, в том, что впечатляющие представления о запасах природных ресурсов, в результате целенаправленной повседневной и высокоэффективной организаторской деятельности коммунистов и всех трудящихся, были трансформированы в не менее внушительные объемы промышленной продукции. В те годы сооружена Иркутская ГЭС — первенец Ангарского каскада, начато строительство величайшей в мире Братской ГЭС, которая в 1961 году выдала первый ток, приступили к строительству Иркутского алюминиевого завода. После ввода в эксплуатацию Братского алюминиевого завода Иркутская область выплавляла пятую часть мирового производства крылатого металла.

Сложным по новизне, по масштабам, по природным и организационно-техническим трудностям стало создание в области «большой химии». В те годы начал действовать Ангарский нефтехимический комбинат (тогда он назывался комбинат № 16), вошли в строй первые гидролизные заводы.

Перечисление того, что было построено и введено в строй могло бы занять не одну страницу. Мощнейшие линии электропередачи, новые железные дороги, в их числе головной участок БАМ,а, тысячи жилых домов, школ, больниц, клубов, кинотеатров, Дворцов культуры. Появились новые города, среди них гордость не только иркутян, но и всей страны — Ангарск, где, пожалуй, впервые в советском градостроении застройка шла по единому генплану с полным комплексом инфраструктуры, обеспечивающем современное качество жизни.

Отсталая, мало обжитая территория превратилась в огромный индустриально-аграрный комплекс. Иркутская энергосистема вышла на второе место в стране (после Донбасской). По объему капиталовложений область прочно утвердилась в первой пятерке.

Вспоминая Бориса Евдокимовича и то, что он оставил после себя на Земле, нельзя не вспомнить знаменитое: »Да были люди в наше время. Могучее, лихое племя. Богатыри...»

И, кто знает, более разумные чем мы потомки, возможно, построят в Иркутске проспект С.Н. Щетинина и улицу Б.Е. Щербины, а если они окажутся еще умнее, чем предполагаем, то не исключено, что на грядущих картах Иркутской области обозначатся города, названные их славными именами. Право же, товарищи потомки, они более чем заслужили эту честь любовью и заботой об этой чудесной стране.

Не рискну утверждать, что Б.Е. Щербина был каким-то исключительным явлением в кадровом составе того времени. Признаем, что Н.С. Хрущев вступил в руководство страной и партией, получив в наследство блестящий кадровый потенциал. Как он им воспользовался разговор пойдет дальше.