Пресвятый Господи, возжги свечу Твою в душе моей

В долине слез воскресишь Ты кости мертвые, Сыне Божий.

Да возрадуется пророк, ибо Ты оправдал пророчества его.

Вся сила и вся красота, вся мудрость, которых жаждет человечество от начала вре­мен,— в Тебе, Всечеловече.

Тобою Луч Трисолнечный решился пронзить тьму смертную и тень небытия. Милость была в том Луче, и злоупотребили ею, как и всякой милостью. Потому Луч отступил, и возобладали тьма смертная и тень небытия.

Ныне Ты пришел с новым Лучом и с новой милостью. И принявшие Тебя засияли, словно солнца, вновь рожденные.

А те, которые не приняли, остались в пус­тыне костьми мертвыми.

Открыл Ты житницу для алчущих и неис­сякающий источник для жаждущих и зовешь всех алчущих и жаждущих есть и пить и быть живыми.

Кто желает жизни, тот жизнью питаться должен. Кто смерти предается, смертью и питается, и нет того среди живых.

Принес еси нам Бога в долину слез, принес не для того, чтобы образ явить нам: игры образов всю душу нам выели, но при­нес как Хлеб, чтобы ели и воскресли. Обра­зами питались мы и умерли. Воистину, всё, что смертные едят и пьют, суть образы, нена­сыщающие и жажды не утоляющие, если Бог не войдет в них.

Пусть душа моя вкушает Бога и с жизнью вечной обвенчается.

Пусть ум мой вкушает Бога и с вечной мудростью венчается.

Пусть сердце мое вкушает Бога и венчается с вечной радостью.

Пусть тело мое вкушает Бога и воскреснет из мертвых. Пусть люди вкушают Бога и вернутся в дом свой, ко Всечеловеку.

Нет на земле гроба Твоего, ибо только тленное может удержать в себе земля. Тлен­ное в тленное уходит и остается в нем.

О Царевич Святыя Троицы и Царю все­го творения, которое по слову Твоему дышать и видеть начало, насыти меня хлебом Твоим и утоли жажду мою Твоим питием!

Да не истлеет тело мое, и душа моя не мя­тется во аде, словно тень бесплотная, без­умных воспоминаний полная, полная плот­ских желаний, полная страхов и образов ужасающих.

Да не потеряю я, Господи, два тела своих: земное, что ближе к погибели, чем трава осен­няя, и небесное, которое дух мой не успел соткать и приготовить к вечности.

Да не потеряю я, Господи, оба духа своих: земной, на смерть осудивший себя, повенчав­шись с земным и тленным, и Небесный, Ко­торый не принял я, не давая Ему внести веч­ность в меня.

Да не потеряю я, Господи, двух жизней своих: земную, которая лишь призрак жизни, и небесную, которая есть жизнь.

Прииди ко мне ближе, Хлебе Небесный, и не уклонись уст моих.

Прииди ко мне ближе, Питие Небесное, и уст моих не уклонись.

Пресвятая Троице, просвети мою тьму светом Своим и изгони пришельца, душу мою от Тебя заслоняющего.
94. Господи всемилостивый, изведи мя из тени небытия

Дети и святые держатся Тебя, Господи, остальные на Тебя восстают.

Дети и святые — граница между царством бытия и тенью небытия.

Попечители назвались родителями и сталкивают детей Твоих со скалы в пропасть глубокую.

Вообразили попечители, что они родители, и управляют Твоими детьми, как своим имением. Воистину, не управляют, а калечат и уродуют.

Чужих детей присвоили себе, попечители, и будете вы отвечать за кражу и разбой.

И та жизнь, что в вас есть,— не ваша; не ваша и та, которая через вас родилась. Ничего не принадлежит вам, кроме зла, которое внутри вас, и будете вы отвечать за кражу и разбой.

Будете отвечать за кражу, ибо чужое своим назвали, и за разбой, ибо чужое изувечи­ли и разрушили.

Нет на земле родителей. Родитель — на небесах. На земле одни попечители. Те, что назвали себя родителями,— воры и разбойники.

На земле одни попечители, и это уже большая честь. Дал вам Бог на попечение драгоценнейшее из сокровищ Своих. И это большая честь.

Блаженнее тот, кто не родился и не имел никого на попечении своем, нежели вы, если попечение ваше — соблазн душ и умерщвление.

Зачем вы детям радуетесь, если не бодрствуете над ними, как над небесными Анге­лами? Зачем о них сокрушаетесь, когда рано оставляют вас и бегут к Ангелам? Чужому радуетесь и о чужом сокрушаетесь.

Не пекитесь о благополучии тел детей ваших, ибо и лисицы для лисят сие делают. Пекитесь о Боге в душах детей ваших, а Гос­подь-Родитель об остальном постарается. И то, что в муках собираете детям своим, Он без муки соберет им быстро и легко.

Не изгоняйте Бога из детей ваших, ибо изгоните из них счастье и покой, благоденствие и здравие.

Если оставите всю землю богооставленным, алчущим ее оставите, которые поглотят все и от голода умрут.

Старайтесь не о куске хлеба для детей своих, старайтесь о душе и совести. И не будут нуждаться дети ваши, и вы благосло­венны будете на земле и на небесах.

Пекитесь о чужом имении более, чем о своем, и награда вам будет немеренной.

Дети царские отданы вам в попечение. Воистину, велика награда тем, кто сбережет царевичей и не изгладит имени Родителя из их памяти.

Через детей Царь глядит на вас вопросительно и ждет ответа вашего. Если ответ ваш смертоносным будет, Царь оставит де­тей, и станете о трупах заботиться.

Дети и святые держатся Тебя, Господи, остальные восстают на Тебя. Детьми и свя­тыми испытываешь Ты мир, Господи.

Трезвись душа моя, трезвись, да вовек не согрешишь.
95. Господи, отверзи врата слезам моим

Всякая тварь меня пугала, пока был я ребенком, и всякую тварь жалею теперь, когда возрос. Пока я был ребенком, всякая тварь мне сильнее меня казалась. Теперь чувствую себя сильнее мира и жалею всех.

Ибо научился я стоять с Тобой, Господи, окруженным воинством бессмертным, слов­но соснами горными. Из Тебя расту я, словно дерево из скалы.

Пока я был ребенком, у каждой твари учился и шел за каждой, как за учителем. И научился смерти и немощи, и научился взы­вать к Тебе.

Искал я сильного, чтоб ухватиться за него и спастись от перемен и колебаний. И глаза мои его не видели, и уши не слышали, и нога моя, где бы ни ступала, не находила его. Воз­двигает время всех детей своих, чтобы схва­титься с ними, и ломает их, и гнет, и с корнем выдирает так просто, играючи, и смеется их страху и ужасу.

Бросался я к цветам и говорил себе: красотой своей они сильней меня. Но приходи­ла осень — гибли цветы, и не мог я им по­мочь, но уходил в слезах и бросался к дереву высокому.

Но приходил срок, и погибали корни дере­ва, и на землю оно падало, словно воин побеж­денный, и уходил я в слезах и бросался к кам­ню, говоря: он сильней меня, я спокоен с ним.

Но приходил срок, и рассыпался камень в пыль, и ветер уносил ее, и уходил я в сле­зах и бросался к звездам, говоря: звезды сильнее всех, буду их держаться и не упаду.

Но обнял я звезды и начал с ними шептание тайное и услышал стоны умирающих, и от них отвернулся в слезах и к людям бросился, говоря: люди свободно движутся и ходят прямо, сила в них, буду их держаться и не упаду.

Но приходил срок, и видел я сильнейшего из них, беспомощно скользящего в не­мую бездну времени и одного меня остав­ляющего.

Обозрел я в страхе всю вселенную и сказал: ты сильнее всех, вселенная, тебя буду держаться, сохрани меня от скольжения в бездну бессловесную. И ответ услышал: раньше зари вечерней утону я в бессловес­ной бездне, и завтра уже не я буду, но другая вселенная. Тщетно на меня надеешься: я спутник немощный.

Снова к людям я бросился, к мудрым из мудрейших, и просил совета. Но ссорились меж собой они о том, чей совет мудрее, пока смерть, взмахнув крылом, не помирила спор­щиков.

И обратился к людям вновь, к самым ве­сёлым из них, и спросил, что думают. Что могли сказать мне, плотью мыслящие! Обра­тили всё в шутку и смеялись надо мной, пока смерть не подняла костыль свой и не покрыла язык их плесенью.

Снова к людям я пошел, к тем, что меня родили, и спросил у них. Потемнели лица их морщинистые, увлажнились очи, и едва отве­тили: в неведении родились мы, в неведе­нии и тебя родили и разделили с тобою не­ведение.

Опять к людям обратился я, пошел спросить друзей своих: друзья мои, что вы думае­те? Долгим было молчание, пока в смуще­нии глаз не подняли и не ответили: давно хотим тебя спросить, что ты думаешь?

Постучал я с вопросом своим в дверь последнюю, открылась она, и увидел я, как выносят из нее мертвеца.

Когда стало некуда стучать мне, слезы иссякли и ужас пронзил меня когтями до ко­стей.

Тогда последняя слеза скатилась на дно души моей, и стукнула в дверь неизвестную, отворилась дверь, и явился Ты, Царю мой и Отче мой, весь окруженный воинством бес­смертным, словно горными соснами в неопа­ляющем пламени.

И свет заиграл, словно арфа многогласная, и услышал я слова Твои: Я есмь Тот, Кого ищешь ты, Меня держись. Сущий — имя Мне.
96. Господи, кланяюсь и молюсь Тебе за всех

Посещение Твое, сила моя, всякой твари силу приносит.

Лампады пустые наполняешь Ты елеем, и начинают гореть.

Блажен приемлющий Тебя в пустоту свою: наполнится он и гореть будет.

Когда елея нет, горит фитиль с дымом и копотью.

И до пришествия Твоего горели души человеческие, но не Ты горел в них, а фитиль без елея, с дымом и копотью.

Сошел на землю Ты и наполнил все лампады елеем, и горит елей без дыма и копоти.

Но не видят невежды разницы, говоря: и прежде было горение, и ныне горение.

Не видят невежды разницы между горением лампады пустой и лампады напол­ненной.

О невежды, когда горит тленное своим огнем, то горит фитиль без елея и горит с дымом и копотью.

Когда сосуды тленные небесным елеем наполняются, тогда елей горит и горит свет­лым пламенем, без дыма и копоти.

Не таков Ты, как обычные приходящие, что приходят взять. Ты пришел не прийти и взять, как обычные приходящие, но пришел Ты, чтобы оставить. Воистину, пришел, что­бы наполнить все и оставить наполненным!

Всякая тварь наполняется мощью и силою, когда Ты посетишь ее, Господи преис­полненный добродетелей!

Вода, что могла лишь омывать тела, обрела силу крестить души. Во имя Твое, Гос­поди!

Елей, что мог лишь блестеть на лице здорового, обрел силу укреплять больных. Во имя Твое, Господи!

Хлеб, что мог лишь накапливать в человеке тленное, обрел силу жизнью Твоею пи­тать жизнь. Во имя Твое, Господи!

Источники налились силою, и травы полевые жизнью наполнились. Во имя Твое, Господи!

Слова обрели силу исцеления, а вещество стало защитою. Во имя Твое, Господи!

Мертвые понесли на себе немощи живых, и живые стали говорить с мертвыми, как с живыми. Во имя Твое, Господи!

Могилы, прежде лишь смрад источающие, источать миро начали, и пещеры звериные стали убежищем подвижников и свидете­лями покаяния.

Прежде пришествия Твоего, Господи, мир был темнее фитиля коптящего и бессильнее паутины паучьей.

Отверзут ли очи невежды и узрят ли разницу? За всех невежд колени преклоняю и молюсь, Господи всесильный: отверзи очи им, да разницу узрят и откроют лампады пустующие, чтобы Ты наполнил их, да не за­дохнутся они, Елей небесный лампады моей, в копоти и дыму.

За всех невежд колени преклоняю пред Тобою, Душе Святый Животворящий. Дохни, словно гроза, свежестью и встряхни души маловерные, да пробудятся и почувствуют час посещения Твоего.

Да покаются, да падут на колени со мной и воскликнут: как земля обновляется, когда Ты посещаешь ее, величественный и страш­ный Господи!

Я — книга, изнутри и снаружи исписанная, запечатанная семью печатями. Пытают­ся соседи мои читать ее, а прочесть не могут и названия.

Соседи мои, как же прочесть вам имя Господа, от пыли меня очистившего, если имени моего прочесть не можете!

Я — Твоя книга. Господи, Царю мой. Я — письмо Твое изнутри и извне. Но замарал меня мир неграмотными письменами своими, и стал я неясным и нечитаемым.

Я — Твоя книга, Господи, Царю мой, с пе­чатями Твоими, запечатал Ты меня, словно святыню Свою.

Под каждой печатью сокрыт Дар Духа Святаго, дар бессмертной жизни Небесной Троицы. Кто распечатает то, что Бог запе­чатал? Кто другой сможет, кроме Бога еди­ного?

Говорят соседи мои: ты — книга мира, исписан ты его рукою, и дары твои — дары мира.

Так неграмотные прочитывают меня, и вижу, что не знают даже моего имени.

Воистину, многое нацарапал мир корявой рукою на сердце моем. Много даров непро­шеных натолкал в сердце мое.

Но, когда сотру все его каракули в сердце своем, не исторгну с ними сердца моего из себя и пустым оно не останется.

И когда сотру все каракули мира из ума моего и все дары мирские истреблю из него, не отделю ум свой от себя и пустым он не останется.

Знаю, что по плоти моей писал дух мой и по духу моему — плоть моя. И когда изгла­дишь Ты писание духа моего по плоти и пло­ти по духу, не останется книга неисписанной.

Когда весь мир исторгну из себя, снова увижу в себе книгу на семь печатей запечатанную. Се, Твоя книга, Господи. То писа­ние Господа моего. Кто может распечатать книгу Божию, кроме Бога единого?

Кто признаёт Тебя Отцом, того и Ты сыном признаёшь, и открываешь сыну книгу, и тайны читаешь ему. Вскрываешь печать за печатью и открываешь ему тайны.

Тщетно люди читают меня: не прочесть им. То лишь прочтут, что мир писал во мне. Но плотским глазам не прочесть того, что за печатями.

Немного слов в книге той, но каждое слов­но пламя обжигающее, бесконечное, как веч­ность, и всех наслаждений земных сладостнее.

Семь слов — семь духов и семь жизней, три горних и три дольних, нерасторжимо в единое пламя неумирающее связанные.

Святое мужество неба и девственная жен­ственность земли, непорочным поясом опоя­санные, украшенным семью звездами.

Но кто посмеет сыпать бисер перед теми, кто питается гнилыми яблоками? Кто посме­ет читать тайны Твои тем, кто знает лишь грубую мирскую грамоту?

Повсюду старается писать рука невидимая, но мир отворачивается от письма небес­ного и силится мертвою рукой своею писать слова мертвящие.

Всемилостивый Господи, призри на тех, кто взирает на Тебя, и управь руку их, чтобы, когда на себе пишут, писали бы имя Твое в сердце и на челе.

Всемудрый Господи, обрати очи избранных Твоих на печати книги Твоей, да с мо­литвой ожидают и читают с разумением, ког­да тихо и не спеша будешь Ты вскрывать печати тайн Твоих.

Мало послушных, Господи, а верующие есть.

Мало тех, кто не сводит глаз с Господа своего и за Его взглядом следует.

Ищу послушных, Господи, и разделяю с ними радость свою. Рассказываю им о путях Твоих и Твоей мудрости, и подтвержда­ют они рассказ мой. И умножается радость наша и делим ее между собою.

Слушаю рассказы послушных о том, как устранил Ты преткновения с их путей, и свой рассказ присоединяю, и дом наш небом наполняется.

Все события, с нами происходившие, через сито мелкое закона Твоего просеиваем, и плевелы, что отсеиваем, своими именуем, а чистые зерна остающиеся — Твоими.

Исчисляем, что все наши муки, слезы и страдания — Тебя ради, и находим, что они идут нам в прибыль.

Что пользы нам в вере от воскресения до воскресения, если во всякий день вера наша не ставит нас пред очами Господа на­шего?

Есть верующие, Господи, но послушных мало.

Кому быть мне послушным, если не Всемогущему? Разве поднимут меня падшие, смертные — укрепят меня?

Кому быть мне послушным, если не Муд­рейшему? Разве неучи могут научить меня и невежды разве откроют мне истину?

Кому быть мне послушным, если не Святейшему? Разве грешники сохранят меня и злодеи спасут душу?

Как назвали бы человека заблудившегося, увидевшего огонек в темноте ночной, но стоп своих к огню тому не направившего?

И как бы назвали кормчего, маяк на берегу увидевшего и в сторону свернувшего?

Так же назовем непослушных верующих.
Ощутил Ты жало непослушания моего: прости, любовь моя!

С тех пор как ранила меня любовь Твоя, стыд меня жжет от воспоминаний о моем небрежении.

Украсил я себя верою, словно цветами, но своими путями ходил, не замечая, как любовь Твоя за мной следует.

Ныне открылись глаза мои на любовь Твою. Больно ранил Ты меня, и жжет меня рана, яко огнь.

Ныне узрел я, что любовь Твоя за мной следовала на всех перекрестиях жизни. Смотрю в прошлое и двоих вижу — любовь Твою и мое непослушание. Больно ранил Ты меня, и жжет меня рана, яко огнь.

Кому исповедать мне грех свой, если не Тебе, Которому согрешил?

Зачем исповедоваться мне непослушным, которые скажут мне: немного согрешил ты, ибо и мы то же творили? Своим грехом оправ­дают грех мой и не принесут мне утешения. Сделают грех мой мерилом правды между Тобой и мной и присудят правоту грешнику.

Больно ранил Ты меня, и жжет меня рана, яко огнь.

Бесконечна милость Твоя, и отверз Ты очи мне прежде, чем умер я.

Прости, Господи, и повелевай рабом Своим!

Как кротко Ты глядишь, как будто никог­да я пред Тобой не согрешал!

Повелевай, Господи, и хлещи кнутом, и помоги совести моей хлестать меня.

Больно ранил Ты меня, и жжет меня рана, яко огнь.

Пусть. Пусть рана жжет меня, словно три пламени. Пока не научусь быть послушным, словно небесный Ангел.

Пока послушание воле Твоей, Господи, не станет единственным утешением дней и но­чей моих до скончания веков.
99. Господи мой и Отче мой, исправь слово мое истиной Твоей

Приими жертву слова моего, Отче мой, приими, Отче мой, лепет чада кающегося!

Исправи слово мое Твоей истиной и приими его, к подножию ног Твоих приносимое.

Окади жертву мою благоуханием молитвы святительской и не отринь ее, Трисолнечный Владыко светов.

Жертву богаче моей приносят Тебе кру­ги ангельские, но слово их от Тебя к ним струится и от них к Тебе возвращается, не смешанное с враждебностью тьмы и в горле грехом не сдавленное.

Нищ есмь и другого ничего не имею принести на Твой жертвенник, разве слово сие.

И когда творение принес бы Тебе, слово бы принес. Ибо что есть творение, если не слово? Всю вселенную языками наполнил еси, обращаются в пламя они, Тебе вознося хвалу, и в воду, Твою хвалу нашептывая себе.

И если агнца принес бы Тебе, слово бы принес.

И если птицу принес бы Тебе, принес бы слово.

Для чего приносить мне чужое слово Господу моему, для чего чужое, не свое?

Кто сотворил меня быть господином чужой жизни и чужой песни, пламени чужого и чужой жертвы, кто?

Мое слово — жизнь моя и песня моя, пла­мя мое и моя жертва. От Твоих взял и Тебе приношу: приими его и не отринь, Господи Всемилостивый.

Собрал я с нивы лишь горсть пшеницы, полной плевел, если и одно зерно примешь из руки моей, счастливым меня сделаешь.

Из зерна одного можешь Ты Хлеб заквасить и народы насытить им.

Приими и мою лепту, Сыне Воскресителю, приими, не отринь лепты нищего.

Приими жертву мою не за меня только, но за того, кто меня грешней, да найдется ли такой?

За того, кто не имеет и то, что имею я, за него приими жертву мою, но найдется ли такой?

В гармошку мир сдавил меня, каждый вздох мой — стон. Пусть Ангелы Твои дару­ют стону моему благозвучие и Тебе его при­несут, любовь моя.

Помню все добро, что Ты сотворил мне в жизни моей, Спутник мой безустанный, и один лишь дар приношу Тебе.

Не себя приношу Тебе, ибо несмь достоин сгореть на пречистом жертвеннике Тво­ем. Смерти и тлению предназначенное не могу принести в жертву Бессмертному.

Лишь то несу Тебе, что, светом Твоим осиянное, возросло в душе, то, что Слово Твое спасло от тления.

Приими жертву слова моего, Триединый Цвете, приими лепет чада новорожденного.

Когда запоет хор ангельский у престола Твоего, когда загремят трубы архангельские, когда зарыдают от радости Твои мученики и святители слезы прольют в молитве о спа­сении Церкви Твоей, не презри жертву сло­ва моего. Господи и Боже мой.

Не презри. Но услыши.

Тебе поклоняюсь и молюсь, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

На Охридском озере 1921-1922