Тамара Токомбаева

Т.Токомбаева                                                                                                   Аалы Токомбаев 
Нас «храбрыми» назвали при рожденье. 
Кыргыз ли, русский – сутью ценен дух. 
 
И я, как ты, безвинно оклеветан. 
Мой враг труслив… О, ты меня поймёшь! 
Трёх подписей достаточно навету: 
Три подписи – и в спину всажен нож! 
 
…Ты – как корабль в бескрайнем океане, 
Я – легкий челн, спешащий в эту даль; 
Нет крепче уз, чем лёгший между нами 
Наш певчий путь, что нам для встречи дан. 
 
Завистники с ущербными сердцами 
Не первый век мешают нам в пути. 
Но вновь и вновь звезда Чолпон мерцает 
И – песней обрывается в груди!.. 
 
О завистниках «с ущербными сердцами», о таинственных «трёх подписях» отец 
тоже не любил распространяться – это была его личная боль, это было предательство 
людей, которых он любил когда-то, с которыми его связывала не только дружба, но и 
творчество. Понимая диктовку эпохи, он простил их, как исторический продукт 
времени.  
В газете «Кызыл Кыргызстан» за 1937 год я обнаружила множество статей 
разных авторов, в которых многие видные литераторы, не только Аалы Токомбаев, 
обвинялись в национализме, в принадлежности к СТП и прочих смертных грехах. Я 
знала об этих «произведениях», но мне по-настоящему стало обидно и больно, когда я 
прочла статью Алыкула Осмонова об отце, которая возмутила меня. Отец охладил мой 
пыл: «Если бы он не написал этой статьи, то, как мой ученик, последовал бы за мной в 
тюрьму. А это ничего не принесло бы, кроме его смерти».  
Стихи отца, созданные именно в это время, не могли пробиться к читателю 
сквозь цензурные рогатки. Да и сам отец неохотно упоминал в автобиографии о двух 
годах своей жизни, вычеркнутых не по его вине. Только в запрещённой книге «Момия» 
в стихотворных строчках пробивалась его боль. 
Жаль, что мы, дети, мало что знаем о папиной «отсидке». Эта тема была под 
запретом вплоть до 1987 года. Уже где-то в 1987-ом я, сидя за столом рядом с друзьями 
отца, прошедшими вместе с ним годы тюрьмы, – Д.Туратбековым и А.Жаналиевым, – 
попросила их рассказать об этих годах. Жаналиев в ответ на мою просьбу ответил, что 
не может рассказывать об этом, поскольку в своё время дал подписку о неразглашении 
того, что видел и пережил в сталинской тюрьме. 
Досалы Туратбеков рассказал, что к ним в камеру бросили тело, превращённое в 
кровавое месиво. Избитый не шевелился, и все подумали, что он мёртв. Один старик-
казах обрызгал «мертвеца» водой. Тот не шелохнулся. И только когда раздался стон, 
поняли, что человек ещё жив. Лишь на третьи сутки человек сам поднял голову и 
попросил пить. Тогда они узнали Аалы Токомбаева. Досалы Туратбеков говорил, что 
Токомбаева часто сажали в карцер, а после допросов бросали в камеру полумёртвым...  
В конце концов и А.Жаналиев разговорился: «Мы все ждали момента, когда нас 
выводили на прогулку. Аалы, если он был на прогулке, бросал клочок папиросной 
бумаги со стихами: эти стихи сокамерники заучивали наизусть и пели. Песню 
подхватывали даже охранники, и она вырывалась на свободу, её не могли удержать ни 
толстые стены, ни железные решетки. Стихи переходили из камеры в камеру и уходили 
за пределы тюрьмы вместе с освобождёнными и даже с охраной…». 
44 

жүктеу/скачать 0.88 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: