Тамара Токомбаева
жүктеу/скачать 0.88 Mb. Pdf көрінісі
|
| Т.Токомбаева Аалы Токомбаев
него. Со странным смешанным чувством восторга и ужаса смотрим на горящий дом, на бегущую с одеялом или чапаном бабушку, которая набрасывает эту ветошь на факел, обнимает его и валится с ним на землю… А вот кровать в саду под тенистым деревом с марлевым пологом над ней. На кровати почти голая лежит мама, и её смазывают какой-то красной жидкостью. Сейчас я знаю, что это ожоговое отделение республиканской больницы… Наверное, те деревья помнят много людского горя и пролитых слёз… Вопреки всему, на наше счастье, мама тогда выжила. Она была очень благодарна врачам, ещё и потому, что всё время думала, мол, её как жену «врага народа», могут убить. Потом, дома, они часто говорили с бабушкой: вот какие люди врачи, для них главное – человек, а не клеймо на нём… Несмотря на уговоры соседей, которые подбивали нашу квартирную хозяйку выселить «поджигательницу», жену врага народа, добрая женщина пожалела несчастную семью. Она говорила: «Зайнаб не виновата, что взорвался примус, она сама пострадала от этого пожара и едва не умерла…». Теплые, почти родственные отношения моих родителей с семьёй нашей благодетельницы сохранились до самой их смерти. Не знаю, до пожара или после, но помню: на полу, укрытая тюлевой занавеской, лежит моя сестрёнка. Потом, завёрнутую в тушкийиз, её увезли на дрожках. Вряд ли меня взяли на кладбище, я бы запомнила страшный эпизод похорон… Я не помню сестрёнку вообще, говорят, папа очень любил её, Лирику, и узнал о её смерти только после освобождения… Как-то в нашу клетушку зашёл странный человек в сопровождении тети Ракии Жумабаевой. Он был наголо острижен, и одежда его пахла чем-то страшным. Почему- то меня поразил именно этот запах, и я его запомнила на всю жизнь. Сымы-эдже, мама и тетя Ракия стали прощупывать небольшое одеяло, которое принёс этот человек, затем распороли и достали маленькую книжечку величиной с мою ладошку. Эта книжечка из папиросной бумаги со стихами и рисунками папы в настоящее время находится в музее. Меня часто спрашивают: с какого времени я помню отца. Задумываемся ли мы над тем, с каких пор мы помним своих родителей? Скорей всего – нет. Родители – это воздух, которым мы дышим, прохладные руки, которые дотрагиваются до твоего лба, это сильные руки, которые подбрасывают тебя до потолка, и ты заливаешься счастливым смехом. А потом надолго, надолго исчезли эти сильные руки… Наверное, так же не думаешь о том, что у тебя есть руки и ноги, голова, до тех пор, пока не заболит где-то… И передо мной встает ещё видение: двор полон откуда-то взявшегося народа, толпа раздвинулась передо мной (я, видимо, где-то бегала с детьми и только вошла во двор). Не знаю, о чём я думала тогда, скорее всего – ни о чём. Ну народ, ну и что?.. По дорожке, образовавшейся в этой толпе, я прошла в нашу клетушку. На полу сидели люди. Они тоже как-то расступились. На кровати сидела мама, а рядом с ней – стриженный наголо человек, который так посмотрел, рванувшись мне навстречу, что я закричала: «Узнаю!..» – бросилась к нему и потеряла сознание… Конец весны и начало лета 1939 года были счастливыми не только для нашей семьи. Из тюрьмы вышли такие известные люди, как Иса Ахунбаев, Касым Нигматуллин, Ярлыбеков, Кожомкул, Соколов, Байбосунов, Досалы Туратбеков, отец и сын Джумабаевы, Тынымсеит Оголбаев, Калим Рахматуллин, Александр Грин, Николай Юдахин и многие другие видные деятели тех лет. Когда отца забрали, старшим братьям – Азамату и Карлену (Джолдошу) – было 11 и 10 лет. Не в пример нам с Тарасом, они уже знали, что семью могут сослать и, сговорившись, вдвоём отправились в детский дом им. Крупской. Азамат – сын Иманалы, приёмного отца папы. Я уже рассказывала о том, что Иманалы, не имея своих детей, назвал своим ребёнком ещё не рождённого Аалы, а 48 |