Таррег а (Биографический очерк)



бет14/17
Дата25.06.2016
өлшемі0.98 Mb.
#158664
түріКнига
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   17
Однажды, пересекая улицу Мунтанер, я увидел на земле ложку из металлического сплава, отличавшуюся от обычных закругленной формой и более короткой ручкой. Я подобрал ее и показал маэстро, как если бы речь шла о редком предмете. Он поднес ее к глазам, несколько раз повернул и вернул мне. В рассеянности пошел несколько шагов, глядя на ложку, и вдруг заметил, что я иду один. Я оглянулся и удивился, что он стоит неподвижно, в задумчивости. Я подошел к нему и сказал: “Идем дальше, маэстро?” - “А где ложка?” - ответил он мне. - “Вот она. Разве мы не возьмем ее с собой?” - “Нет, - ответил он, - эта ложка, наверное, выпала из корзинки с едой, которую кто-нибудь нес на работу. Ее надо оставить, где она была, и, если ее будет искать тот, кто ее потерял, снова проходя по этой улице, он найдет ее”. Тогда я под воздействием овладевший мною жажды обладания и в душе убежденный в том, что чистая логика маэстро разобьется о зыбкую почву действительности, осмелился робко заметить: “Если мы ее оставим, ее унесет первый, кто ее увидит”. - “Это не важно. Мы выполним свой долг”, - решительно закончил маэстро.
В моей юношеской душе навсегда осталась мораль от этого эпизода, и сколько же раз в жизни я чувствовал благородное сопротивление маэстро перед эгоистическими чувствами обладания столькими символическими ложками, совершенно забывая о ближнем.

9. КАСТЕЛЬОН


Шел октябрь 1908 года, Таррега почувствовал ностальгию по родной земле, притягивающей его с огромной силой. Она в эти солнечные дни была вся залита золотистым солнцем. После трудной борьбы между доводами рассудка и желанием быть у себя дома, ему необходим был некоторый отдых. Он был одержим желанием шагать, размять заснувшие мускулы по этой густой сети тропинок, ветвящихся среди огородов, апельсиновых рощ, вдохнуть горячее дыхание этих равнин, украшенных жимолостью и пахучими веточками жасмина, среди которых так часто звучала его гитара.
На крыльях этих желаний Таррега уехал в Кастильон. Приближалось время года, когда произошла его эмболия и это физическое и моральное утомление сказывалось на нем. Это очевидно из его письма, посланного сыну из столицы Ла Планы, через два дня после концерта. Оно также свидетельствует и о его прежнем следовании возвышенным принципам, всегда руководящим его жизнью.
Кастильон, 22 октября 1908 года.
Дорогой мой сын Пако! Не понимаю, почему ты удивлен моей поездкой и что я тебе ничего не сказал. Ты прекрасно знаешь, что я быстро принимаю решения. Я плохо чувствовал себя и это - основная причина моего холодного прощания. Все вы концентрируете внимание на маловажных деталях и никогда не поймете всей глубины моей любви к вам. Я знаю, что мне иногда не достает терпимости. Это потому, что я хочу, чтобы вы были добродетельны, упорно и без колебаний трудились. Это не для того, чтобы критиковать вас, это страстное желание обожающего вас отца. Успокой всех и поцелуй за меня маму и Мариэтту, передай привет дяде Висенте. Тебя любит всей душой и с нетерпением ожидает окончания твоего обучения, твой отец
Пако.
P.S. Все дяди и тете вам шлют привет.
После укрепившего его здоровье пребывания в течение нескольких недель в Кастельоне Таррега в сопровождении доньи Кончи переехал в Аликанте. Затем он переехал в Валенсию, где провел несколько дней с друзьями и дал несколько концертов в доме Морантов.
В следующей своей поездке в Валенсию он снова смог сыграть и послушать исполнение Кончиты. Вернувшись в Барселону маэстро, описывает в письме к Морантам впечатления от этой поездки. Это письмо стало последним.

Барселона, 5 апреля 1909 года.


Благороднейшие и дорогие друзья! Что сказать вам, чтобы точно выразить мою благодарность за вашу доброту, от всей души артиста, услышавшего Кончиту с ее магическими пальцами и выразительностью на фортепиано, уносящей в высшие сферы. Это святое воспоминание о вас заполняет мою душу. Любовь и дружба, которой вы удостаиваете меня, я ценю больше, чем богатство. Да благословит вас Бог и сделает счастливыми!
Вся моя семья здорова, здесь царит радость, и мы наслаждаемся воспоминаниями о своих прекрасных друзьях. После Пасхи я собираюсь вернуться в Валенсию, где пробуду несколько дней проездом в Андалузию.
Когда приеду, я вам напишу. Примите выражение любви и уважения от восхищающегося вами Франсиско Тарреги.

10. ПОСЛЕДНИЕ КОНЦЕРТЫ


Шли первые дни июля 1909 года, когда Таррега с женой и детьми переехал в Новельду. Сюда в Моновар их пригласил провести летние месяцы деверь Эдуардо Рисо.
Новость о его приезде и его замечательных качествах быстро разнеслась среди живших поблизости крестьян, которые после работы приходили в окружающий дом сад, чтобы оттуда послушать гитару маэстро, еще более возвышенно звучащую от любви, которую великий артист испытывал к этим простым, скромным лицам, чистосердечным и облагороженным трудом.
Во время его пребывания на земле Аликанте в Барселоне началась революция, сопровождаемая кровавыми событиями. Это была трагическая неделя. Было сожжено много храмов и монастырей, собор Святого Сердца на старинной улице Университетской /сегодня Энрике Гранадос/, около улицы Валенсия, крытая галерея которого была смежной со стеной плоской крыши Тарреги. Многие растения на крыше. за которыми тщательно ухаживали жена и дети маэстро, погибли в пожаре.
В середине октября Таррега вернулся в Валенсию, но по просьбе друзей из Алкоя (у которых несколько лет назад он был и оставил приятное впечатление), вернулся на землю Аликанте и дал в этом городе концерт, описанный 25 октября 1909 года в “Геральде Алкоя”: “У маэстро Тарреги, находящегося уже в пожилом возрасте, все еще чистая душа божественного артиста, как и в годы юности. Это музыкальный колосс, вся душа которого: доброта, деликатность и чувства, заключенные в утомленное упражнениями, упорной борьбой на этой неблагодарной и бесконечной дороге искусства, тело. Удивительно то, что исполняет на этом инструменте Таррега. Поэтому его имя должно быть среди имен великих виртуозов - Сарасате и Падеревского. Испания должна объявить его святым, как великого артиста. Вчера вечером он восхитительно исполнил избранную программу, заставив нас глубоко прочувствовать как веселые, так и самые тонкие и сентиментальные ноты. Вчера публика почувствовала редчайшее удовольствие. Маэстро Тарреге с восторгом аплодировали после каждого из исполняемых произведений”.
Из Алкоя он переехал в Кульеру, где его другом господином Мело был организован концерт. Это было его последнее публичное выступление.
Затем он переехал в Пиканью, где священником был дон Мануэль Хиль, ставший позже каноником в Теруэле и основателем Филармонического общества в этом городе. Дом священника соединялся с церковью маленькой галереей и в столовой, которую Таррега каждый вечер превращал в зал для занятий, были слышны песнопения и молитвы. Маэстро нравилось импровизировать на эти темы. Так родилась прелюдия “Оремус”, которую второго декабря он записал в музыкальную книгу дона Мануэля Хиле. Это было его предсмертным сочинением и благодаря любезности каноника автору этих строк удалось вернуть ее людям.
3 декабря, чувствуя легкое недомогание, Таррега захотел вернуться в Барселону. Предчувствие? Может быть, потому, что при каждом приближении даты первого приступа он чувствовал страх. 5 числа того же месяца он написал дону Мануэлю Лосколу следующее письмо:

Барселона, 5 декабря 1909 года.


Дорогой Манолито! Я добрался хорошо и нашел семью в добром здравии. Я получил ваше письмо, а также письмо от дона Энрике, большое спасибо. Думаю, что скоро дон Эдуардо получит гитару. Уверен, что она ему очень понравится. Я здесь много гуляю и репетирую к предстоящим концертам. Передайте привет донье Терезе и ее детям, всей семье. Всем друзьям передавайте привет.
Обнимаю от всей души,
Франсиско Таррега.
Передавайте привет и наилучшие пожелания дону Рафаэлю Моранту и г-же Кончите.

11. И ... ПОКОЙ


В последующие восемь дней после письма Лоскосу физическое состояние Тарреги сильно ухудшила нервная депрессия и глубокая тоска. Из-за общего расстройства с тревожными симптомами он должен был соблюдать постельный режим; были срочно приглашены доктора Гудель и Гарсия, осмотревшие больного и объявившие его состояние очень тяжелым. И действительно: грустное выражение лица свидетельствовало о предчувствии, беспокойстве и о лихорадочной игре экзальтированной фантазии по химерическим весям. Через несколько часов, освещенный смиренной благостью и уступая, наконец, в борьбе за существование, он попросил причастия. После тяжелого сна Таррега потерял сознание. Затем неотвратимо наступила агония. И это сердце, которое с такой любовью давало жизнь искусству и самым благородным чувствам, утром 15 декабря 1909 года все больше и больше слабело, а смерть, как бы заметив по нему о медленном и туманном конце его чарующих созданий, делала все реже и слабее его биение от почти неслышимого пианиссимо до абсолютного и вечного молчания.
В неровных сумерках, насыщенных болью и подавленностью, с молитвами и рыданиями, торжественным далеким звонком по бронзе пробило пять часов нового утра. Когда первые отблески зари, просвечивающие сквозь окно, проникли в спальню, они осветили выражение покоя на его лице, на котором величаво и спокойно светилась Правда.
Под осенним дождем останки великого артиста перевезли на Юго-Западное кладбище. Катафалк был усыпан цветами от организаций и друзей из Барселоны, Кастельона, Валенсии, Вильяреаля и других городов. Кортеж составляли многочисленные друзья, почитатели и артисты. В эти траурные часы и в последующие дни мы все ощущали ледяной холод безутешности, чувствовали, как кровоточит рана в душе от потери человека, друга, артиста, маэстро... И чего-то еще незаменимого для нашего общего дела.

12. БЛАГОДАРНОСТЬ


Спустя несколько дней после смерти маэстро в дверь его дома постучал нищий, которому маэстро помогал при жизни. Подошел дон Висенте и когда сообщил ему о недавней смерти покровителя, попрошайка с горечью воскликнул: “Какое горе! Как огорчатся мои друзья!” И в горе ушел. Но через некоторое время он снова появился в сопровождении других нищих и они, начав говорить все одновременно, старались показать дону Висенте большое горе утраты щедрого друга и великого артиста, который всегда помогал им своим искусством, милостыней и словами утешения. Заинтригованный и растроганный дон Висенте задал им вопрос, чтобы они объяснили эту коллективную манифестацию соболезнования, и нищие признались, что в порыве благодарности, любви и восхищения маэстро они установили постоянную охрану его, когда он выздоравливал после удара и по предписанию врачей каждый день должен был совершать прогулки по улицам города. Один из нищих всегда следовал за ним на приличном расстоянии и был готов в случае необходимости прибежать на помощь, а дальше его сменял другой по договоренности между ними. Этим прекрасным жестом благодарности отвечали люди тому, кто отрывал кусок ото рта, чтобы помочь им в бедности.

13. ПЕРЕНОС ОСТАНКОВ


9 ноября 1915 года в журнале “Искусство и литература” Кастельона появилась статья, где, отвечая воле народа, предлагалось перевезти останки Тарреги в этот город. Эта идея не понравилась жителям Вильяреаль-де-лос-Интрантес, малой родины маэстро, которая тоже претендовала на эту привилегию, якобы обладая большими правами. Но муниципалитет Кастельона, присоединившись к предложению автора статьи, решил осуществить этот проект и поставить великому артисту в его некрополе аллегорический мавзолей. Такое же или подобное решение со своей стороны принял и муниципалитет Вильяреаля. Стремясь прийти к одному решению, в Вильяреале было организовано собрание представителей двух муниципалитетов, в ходе которого, после долгих дебатов, было принято решение прибегнуть к мнению семьи Тарреги и сделать в соответствии с их решением. Приглашенный ими брат маэстро, дон Висенте, рассказал о желании Тарреги, чтобы его останки покоились в Кастельоне. Во исполнении воли покойного утром 18 декабря 1915 года приступили к эксгумации трупа на Юго-Западном кладбище Барселоны, при которой присутствовали официальные представители муниципалитетов Барселоны, Кастельона и Вильяреаля, а также родственники, друзья и известные артисты. Гроб был перевезен в фургоне, превращенном в катафалк, в столицу Ла-Плана, где его ожидал многочисленный кортеж, возглавляемый губернатором, алькадом, родственниками и членами комиссии по организации переноса останков. Свита двинулась в путь по направлению к муниципалитету, в зале заседаний которого было выставлено тело покойного. Захоронение состоялось в заранее назначенный час, с горячими выражениями чувств народа. Теперь его останки следовали в величественном гробу из красного дерева с серебряными инкрустациями в виде короны на возке-галере. На всем пути следования тесными рядами стояли в молчании люди. В воротах Санта Марии духовенство пресвитерианской часовни исполнило “Ответ Рабыни”. На входе в старинной Пассо-де-Рибалото после новой поминальной молитвы гроб был снят с повозки и на плечах перенесен членами пожарной команды до места, где четыре оркестра в унисон под руководством маэстро дона Паскуаля Асенис исполнили знаменитое “Арабское каприччио”. После этого волнующего и тонкого чествования, важная свита направилась к кладбищу. И здесь, в последние перед погребением минуты, доктор Сартоу в качестве последних слов исполнил стихотворение дона Висенте Сарто Каррераса “Одинокая гитара”.

14. ПОСМЕРТНЫЕ ПОЧЕСТИ


После переноса останков безвременно скончавшегося артиста, в Кастельон-де-ла-Плана депутация и муниципалитет решили возвести в городе памятник: бронзовый бюст маэстро был заказан скульптору Адеуаре.
Прошло время и, хотя решение было принято официально, бюст закончен и даже выбрано место на виду на Пало-де-Рибалота, открытие бюста необъяснимо затягивалось. Эта небрежность глубоко возмутила друзей и почитателей Тарреги в городе, пока однажды ночью самые решительные из них, среди них Форес, Арменгот, Рибес, Адсуара, несколько крестьян и рабочих с сильными руками и мозолистыми ладонями, вдохновленные единым желанием и единой волей, осуществили свой смелый проект. Завершили работу они к рассвету. Бюст Тарреги, вырезанный Адсуарой, получал поцелуй зари в первый день своего бессмертия.
Вильяреаль-де-лос-Интрантес, его малая родина, которая в 1910 г. уже установила памятную доску на фасаде дома, где родился Таррега, также захотела увековечить память о своем знаменитом сыне и в 1952 году, отмечая столетие со дня рождения его, кроме того, что были организованы различные мероприятия, в которых приняли участие оставшиеся в живых ученики Тарреги, симфонический оркестр Валенсии и известные ораторы, - воздвиг в одном из садов другой пьедестал с бюстом знаменитого артиста работы скульптора Ж. Оршельса.
Со своей стороны муниципалитет Барселоны, желая почтить и подчеркнуть заслуги такого выдающегося человека, так любовно относившегося к Каталонии, назвала его именем одну из улиц города и установила памятную доску на дом № 234 на улице Валенсии, где Таррега прожил вторую половину жизни и где скончался.

15. ЭПИЛОГ


Любовь к гитаре и к простому человеку сближали Франсиско Таррегу с народом. Он понимал сердце этих хороших и простых людей, разговаривал с ними на их языке. Гармония, ритмы и мелодии были голосом и эхом чистой, взволнованной и благородной крестьянской души. Таррега в своем вечном стремлении улучшить человеческие чувства, смог глубоко проникнуть в их душу, чтобы еще больше возвысить авторитет гитары в душе народа. “Выражение художественными средствами всегда будет в авангарде культуры народа”, - написал он в углу на стене в музыкальном салоне своего друга Исидоро Льяуродо, который он специально выделил в своем деревенском доме в окрестностях Реуса.
На любовь Тарреги народ отвечал любовью. Приведем такой пример. В одном из окраинных кварталов Кастельона, который издревле называли “Порок”, который сегодня пересекает улица художника Монтолиу и где были маленькие домишки с обитавшими в них беднейшими семьями города, в 1924 г. отмечался ежегодный праздник в честь Святого Феликса. Среди религиозных мероприятий, сразу же после росарио была предусмотрена процессия по кварталу, в которой изображение святого несли на носилках самые набожные верующие. Муниципалитет города официально был представлен членом Консистории.
Тонкое наблюдение Рикардо Каррераса в “Уличных праздниках” этих картин может помочь нам составить впечатление об этих праздниках. Каррерас пишет: “Каковы границы радости и милования на трудовых улицах и кварталах? Понимаете ли вы всю важность того, что повозка оставлена в сенях? Что значат сложенные за дверью в углу сельскохозяйственные орудия: решетка, снятая с плуга, мотыги, кирки, вилы под ореолом свисающих пучками кукурузных початков? Мы поймем благородную гордость этих труженников, наполняющих славой свои сени на первом этаже, когда там, где может быть, под ногами силос, он садится за стол, украшенный изображением святого Феликса, Троицы, Святого Михаила. Эти люди - “кто-то” на своей улице, в своем квартале, в своем цехе. Это удовольствие заслужено тяжелым трудом, бессонными ночами и любовью к жизни. Разве не из лучшего оливкового масла, лучшей водки самых известных перегонных заводов, лучшей муки они будут готовить лакомства, чтобы в день святого предложить их родственникам и соседям?” Но жители “Порока”, склонные по своему социальному положению к бунтарству и демагогии, последовали идее одного из обитателей квартала под кличкой “Мончо” и решили заменить изображение Святого Феликса на бюст Тарреги, может быть потому, что этот исключительный человек, добрый, душевный - тысячу раз переносил их, качая звуками гитары на небо, более понятное для их примитивных чувств. Может быть также, что они отождествляли его скромность и мягкость с крыльями Святого Асида. Факт в том, что таким оригинальным способом Таррега был канонизирован кварталом “Порок”, возвестившем его своим идолом и апостолом.
На предварительно объявленный конкурс было представлено три бюста и выбран вырезанный 16-летним скульптором Паскуалем Энером Сансом. К бюсту прибили ручку, чтобы его можно было нести в процессии, как изображение святого Феликса, с одного конца города на другой. И до такой экзальтации чувств дошли жители этого квартала, что стали приписывать ему /чувствительность/ чудодейственную силу и привилегии святого. Идея укоренилась до такой степени, что было принято решение переносить бюст в зависимости от обстоятельств, в дома людей, которым угрожало физическое или моральное страдание, настолько глубоко они были уверены в том, что дух Тарреги, обожествленный стихийным коллективным обожанием, поможет против зла, болезней и бедности. Эти праздники отмечались каждый год 14 июля в течении десяти лет с 1924 по 1933 год, вместо отмечавшихся в честь святого Феликса во второе воскресенье октября. Каждый житель еженедельно вносил 20 сантимов на покрытие расходов праздника, которые составляли ежегодную сумму в тысячу песет.
Обычно же бюст Тарреги находился в доме дона Мануэля Балагера. Он жил в своем доме и решив, что в нем нет достаточно места и он недостаточно хорош, чтобы там размещался бюст, переехал в другое здание на той же улице Монтомид № 7, за аренду которого он должен был платить 30 песет в месяц. Несмотря на то, что его собственный дом, хотя и небольших размеров, был более удобен, он предпочел жить в арендованном доме, чтобы только чувствовать себя под благословенным покровительством бюста. Этот же человек хранил официально все атрибуты праздника. Меня настолько удивила эта живописная история, что я захотел убедиться в этом собственными глазами. И однажды утром, в сопровождении дона Висенте Тарреги и дона Франсиско Армингота я пошел в дом, где в это время находился бюст маэстро. Женщина в трауре ухаживала за больным ребенком со странной сыпью, сказала мне: “До вчерашнего дня бюст был у нас, но этот мальчик отнимает у нас так много времени, что мы решили перенести бюст в дом соседа, где он будет в большей сохранности”. Хозяев соседнего дома в этот момент не оказалось, и дверь была закрыта. На следующий день мне нужно было уезжать, бюст я увидел только в свой следующий приезд. Праздник квартала “Порок” начинался с отправления щедрых даров губернатору и дону Висенте Тарреге, брату обожаемого артиста. Бюст находился на почетном месте в прохожей дома Мануэля Балагера и был украшен зелеными ветками и электрическими лампочками. Празднику предшествовал марш по улицам города в течении трех или более дней. Комиссию по организации праздника во главе с членом городского совета составляли четыре старейшины, вносившие лично по 20 песет с человека. Четыре других жителя, которых избирали голосованием, на следующий год должны были сменить “старейшин”. За право организации праздника в муниципалитет платили 25 песет. Для использования только на празднике купили специальную гитару. Вечерами с 10 до 12 часов репетировали певцы и инструменталисты, а после 12 часов начинали пение серенады девушки квартала. Пели альбы, хоты, другие песни и танцевали до рассвета.
Рикардо Каррерас дает нам следующий точный набросок: “Кико, высокий, крепкий, серьезный, с хитрыми жестами и орлиным обликом, играет на свирели, мрачный Чимо “Маньофла” в черной безрукавке, в полушубке с рыжими пятнами и в широких штанах - геральды всего праздника. Они неутомимы в игре, другой приносит большие охапки факелов в дом главы праздника Льянсолы, кондитерщик оповещает всех, разгоняет мух и детвору из прихожей, где установлен святой на украшенном столе, может быть между потухшими мехами и наковальней с подковами на стене. Чимо, “Маньофлас”, посвященный, будет охранять прихожую, будет наблюдать за порядком, а хорошие подношения и песеты в день вознаградят его за многочисленные заботы по организации праздника!
Вечером, в первый день праздника, торжественный кортеж движется по улицам квартала и по главным улицам города. Свиту возглавляли представители депутации и муниципалитета, за которыми следовала группа обездоленных сирот, одетых в характерные костюмы; далее следовал бюст Тарреги на повозке, покрытой цветами. Затем идут старшины и Педро де Тулес, исполняющий на своей “дондзайке” ритмы и мелодии маэстро. Затем идет группа одетых в белое девушек с инструментами в руках, представляющих музы. За ними едут девушки верхом на лошадях, которых ведут за повод юноши. Несколько повозок с красивыми девушками, разбрасывающими цветы и, наконец, власти и члены семьи Тарреги. Кортеж замыкает оркестр муниципалитета и народ. Эти праздники перестали проводиться в 1933 году. Бюст маэстро стал собственностью дона Мануэля Балагера”.

ГЛАВА VII

ЛИЧНОСТЬ, ТВОРЧЕСТВО И ЗНАЧЕНИЕ ФРАНСИСКО ТАРРЕГИ

1. Интеллект и дух Тарреги

2. Гитарист

3. Концертный исполнитель

4. Композиторское творчество

5. Маэстро и его школа

6. Артист

7. Мистик

8. Наследники

1. ИНТЕЛЛЕКТ И ДУХ ТАРРЕГИ


Из-за недостаточности средств родителей Тарреги не смогли в детстве дать одаренному артисту начальное образование. Нужда семьи возрастала по мере появления новых детей и т.п. Франсиско был первенцем, он должен был помогать в домашних делах вместо того, чтобы быть в это время в школе вначале, а затем вынужден был отнимать время от занятий, когда отец принял решение, чтобы он посвятил себя музыке. Поэтому в первый период его образование ограничилось начальным и высшими курсами муниципальной школы Кастельона, программа которой не шла дальше основных понятий грамматики, арифметики, географии, истории и религии. С таким скудным культурным багажом, но с тончайшим даром наблюдателя и артистической интуицией вступил Таррега в художественную и артистическую жизнь с решительностью и бдительностью человека, надеющегося только на собственные силы, чтобы добраться до высот знаний и опыта.
Как артист он должен был много ездить. Он общался с разными людьми: образованными, более простыми, иногда невежественными, но от всех он чему-то учился, получая от них какой-нибудь пример или опыт. Из-за постоянного общения с простыми людьми, он страстно захотел познакомиться с доступными ему литературными, поэтическими и философскими произведениями. Таррега был страстным почитателем творчества Сервантеса, знал многие произведения Лопе, Кальдерона, Кеведо и других гигантов Золотого века. Из современников он читал Бальмеса, романтиков: Беккера, Сарилью Кампьамора, многих иностранных авторов.
Его страсть к театру, музыке, живописи, многогранной интеллектуальной жизни была богатым источником знаний, постепенно обогощавшим его культуру, оттачивавшим художественный вкус и поднимавшим его моральное состояние, опиравшееся на самые устойчивые христианские принципы. В “Словаре гитаристов” (словаре низкого критического уровня), опубликованном в Буэнос-Айресе в 1934 году, говорится, что Таррега буквально зачитывался Марксом, Бакуниным, Кропоткиным и другими русскими и немецкими теоретиками мирового пролетариата. Мы бы сказали, что это необоснованное утверждение! Таррега был просто интеллигентным, трудолюбивым и скромным человеком, самоотверженно принесшим жизнь на алтарь возвышенной любви к прекрасному, в самом широком духовном и человеческом смысле. Он чувствовал участие и солидарность с бедняками и обездоленными судьбой, внутренне ненавидел несправедливость неравенства в обществе, являвшегося источником стольких несчастий, но он никогда не был приобщен материалистическим идеям, защищавшим или требовавшим разрушения моральных принципов, которым он следовал в жизни. Таррега отождествлял высшую красоту с простой правдой Бога, присутствующей во всех творениях природы. Он страстно поклонялся добродетели в любом проявлении: искренность, простота, честность, исполнение долга, облагораживающий труд, поскольку это не идет вразрез с божественным законом и приносит пользу ближнему. Тот, кто не использует свой талант, говорит Евангелие, должен быть наказан.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   17




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет