Таррег а (Биографический очерк)
жүктеу/скачать 0.98 Mb.
|
|
Однажды утром, когда Таррега занимался, к нему подошел сын Пакито со словами: “Папа, у дверей человек, которого я боюсь”. Таррега, прекратив игру, минуту размышляет, затем приказывает мальчику: “Скажи этому человеку, чтобы он зашел”. Пакито, который был встревожен, неохотно согласился подчиниться, и мужчина бедного вида робко вошел в комнату. “Что Вы хотите?” - спросил Таррега его. “Простите, мне показалось, что играли на фортепиано, а дверь была открыта и я остановился, чтобы послушать”. - “Ах! Вам нравится музыка?” - “Да, сеньор, очень”. - “Если Вы не спешите и хотите послушать, садитесь, и Вам будет слышно лучше, чем от двери.” - добавил Таррега. Маэстро снова стал играть, и незнакомец широко заулыбался. Это был нищий, просивший милостыню у порога. Когда он хотел постучать в дверь Тарреги, услышав гитару, то в нерешительности остановился. В этом положении и застал его Пакито, который в испуге побежал предупредить отца, который, поняв, в чем дело, решил пригласить любопытного. После исполнения маэстро предложил своему неожиданному и изумленному посетителю, глаза которого, видимо, затуманились, бисквиты и рюмку хереса. Прощаясь с ним у двери, Таррега вспомнил, что хотя он его удовлетворил как поклонника музыки, он еще не удовлетворил его как нищего, и, вынув из кармана серебряную монету, непринужденно положил ее в руку нищего, почувствовавшего себя благодарным и радостным и на минуту в согласии с жизнью. На тот же стул, на котором сидел нищий, садились и другие почитатели высокого социального ранга, и для всех эта гитара звучала также вдохновенно. Каждый попадавший в дом Тарреги сразу же забывал, что он принадлежит обычному миру и чувствовал, как переносится в самые возвышенные области духовности и искусства. 17. УЧЕНИКИ И ДРУЗЬЯ К 10 часам утра в доме Тарреги начинался парад учеников, которые под его руководством должны были совершенствовать технику исполнения. Неутомимые часы контролировали минуты и секунды, которые следовало посвятить легато, трелям, арпеджио, аккордам и т.д. С 1903 по 1905 год, каждое утро, когда маэстро находился в Барселоне, мы с Олегарио Эсколано приходили к нему домой. Олегарио было 12 или 13 лет, и он был исключительно способным: он играл без малейших усилий и абсолютно правильно самые трудные пассажи. Он исполнял все с абсолютной уверенностью, и маэстро возлагал на него большие надежды. К несчастью, в 15 лет он умер в Новальде на руках у своего любимого преподавателя. В 1904 году Тарреге был представлен Рафаэль Гордон из высокопоставленной семьи из Кордовы. Семья имела английское происхождение. Когда юноша услышал Таррегу, для него, всегда игравшего “фламенко”, открылись новые заманчивые горизонты. Маэстро испытывал к нему личную симпатию и с перспективой завоевать нового сторонника в своем деле, очень им интересовался. Юноша, благодаря настойчивым занятиям, добился звания прекрасного исполнителя. В это время периодически из Валенсии, для занятий с маэстро, приезжала девочка 12 лет, демонстрировавшая большую легкость в исполнении. Позже она стала известной исполнительницей Хосефиной Робледо, добившейся больших успехов в Аргентине и Бразилии, куда впервые завезла школу Тарреги. В это время в дом маэстро также приходили другие ученики: Мерседес Агинага из Памплоны, Хулия Бирулль, дочь знаменитого Мигеля-цыгана, Мария-Рита Бронди, итальянская лютнистка и музыковед и донья Пас Арместо де Кирога. Приходил также известный нам доктор Лекки, всегда представлявшийся нам в чем-то экзотичным и юмористичным. Любители и друзья Тарреги, навещавшие его каждый вечер, начинали приходить около 5 часов. Одним из самых постоянных посетителей был доктор Хименес Барсело, из лучших исполнителей с самым возвышенным духом. Кроме того, из вечера в вечер приходили: Луис Сория, Энрике Гонсер, Хайме Боск, Энрике Гарсия, сеньоры Феран, Бане, Монтестру, Мигель Перес и пианист Мануэль Бурхест. Последним всегда приходил доктор Гарсия Фортеа. Они играли дуэтом с Таррегой: “Адажио” и “Пастораль” из “Арлезианки” Бизе, “Менуэт” из “Сепепимино” Бетховена, “Менуэт” из Симфонии ми-бемоль Моцарта, “Анданте Кантабиле” Гайдна, “Кружевницу” Мендельсона и другие произведения из постоянно обновляемого репертуара. Две гитары, на которых играли с таким искусством, составляли органическое единство непревзойденного качества. Английский критик был прав, когда писал: “Два фортепиано звучат как одно фортепиано с половиной, но две гитары звучат как множество гитар”. Среди друзей Тарреги особенно выделялся за свои врожденные личные качества Леон Форре. Леон Форре - это был “случай”, так повторяли как рефрен все любители гитары в Барселоне, почти все музыканты, многие артисты и все владельцы музыкальных магазинов Города. Он родился в Исоне /Лерида/ в 1868 году и с детства был пастухом. В юности Леон переехал в Барселону, искал работу и на первый заработок купил себе скромную гитару. Для гитары надо было найти преподавателя, и поначалу им был достаточно посредственный учитель. Затем ему потребовался лучший преподаватель, который бы преподавал ему сольфеджио. Но сперва надо было изучить буквы и научиться писать. Итак, постепенно в Леоне пробуждалась большая страсть к книгам и к музыке вообще. Он старался присутствовать на всех концертах как гитары, так и скрипки, виолончели, камерной и оркестровой музыки. Вскоре Леон женился и изменил свою судьбу. (Его единственный сын впоследствии стал скрипачом с сильным темпераментом и музыкальными способностями). Леон имел привлекательное лицо и проницательный взгляд, на голове он носил круглую шляпу, придающую ему вид художника или выдающейся личности, однако он редко расставался со своей типичной для пастуха блузой. Его музыкальное образование проходило так бурно, что он познакомился со всеми стилями и формами. Достаточно было прослушать то или иное неизвестное ему произведение классического, романтического или современного автора, чтобы он через несколько тактов мог определить его происхождение. Леон приходил в дом Тарреги, когда думал, что маэстро один или только с семьей. Одновременно чувствительному и экспансивному, ему докучало присутствие незнакомых людей, перед которыми он должен был сдерживать свои эмоции. Наедине с маэстро Леон мог давать волю своим чувствам и позволять своей душе содрогаться при прослушивании на старой гитаре маэстро с ее особым звучанием “Анданте” из “Пасторальной сонаты”, какую-нибудь прелюдию из Шопена или импровизации Тарреги, которого стимулировало присутствие экзальтированного слушателя, и артист играл без устали. Каждый раз случалось одно и то же. Наедине, в маленькой столовой-кабинете Таррега предлагал своему другу гитару, чтобы послушать его. Победив свою природную застенчивость, Леон брал какой-нибудь аккорд и сразу же возвращал гитару маэстро со словами: “Давайте не будем терять времени”. Тогда Таррега снова начинал наигрывать, а Леон слушать и сопереживать от всей души. Каждая нота была как бы ударом в сердце и искрой для фантазии. По мере того, как насыщался его дух, Леон произносил все более и более невозможные прилагательные. Восхищение и духовное наслаждение настолько накапливались в душе, что он рыдал в конце, брал маэстро за плечи: “Хватит, хватит, не играйте больше, а то я умру”. Уходя из дома Тарреги, он всегда уносил в кармане темной блузы последнюю новинку для гитары маэстро, шел широким шагом, как бы опьяненный от удовольствия, чтобы скорее прийти и отдаться разучиванию написанного на листе, с душой на кончиках грубых пальцев. Много раз, когда днем Леон не мог позволить себе этого удовольствия, он проводил целые ночи, разучивая и наслаждаясь нота за нотой тактами этих партитур. 18. ЖИВОТНОВОДЧЕСКАЯ ФЕРМА Леон Ферре женился на вдове Кардона, хозяина фермы, где ранее сам Леон работал. У этой сеньоры были две очаровательные дочери, Консуэло и Мария и сын Хуан. Первая дочь вышла замуж за известного художника Рикардо Описсо. Вторая, превосходная художница, в нескольких каталонских журналах опубликовала очень выразительные карикатуры и рисунки. Сын, Хуан Кардон, который теперь уже умер, стал известным художником сцен из испанской жизни и его картины ныне хранятся в основных музеях Европы и Америки. В то время, когда Леон Ферре стал членом семьи, они были еще шаловливыми детьми, увлеченными рисованием кукол на бумаге, следуя своей детской интуиции. Но грубый пастух чувствовал искусство всей душой и развивал в детях их призвание. Ферма была совершенно особой. Лишь легкая перегородка отделяла стойла от треугольной столовой, в которой если не слышались звуки гитары, то это были звуки скрипки, перемежающиеся мычанием коров и звуком струй молока, падающих в подойник. Проникновенный и великодушный характер Леона, человека с душой настоящего артиста, привлекал с непреодолимой силой. Он всем покровительствовал, давал советы, ноты, инструменты и даже материальную помощь, если было нужно, чтобы закрепить и распространить культ гитары. Через тесную столовую его дома прошли все гитаристы того времени, проезжавшие через Барселону или жившие в самом городе. Сколько раз Таррега играл в его доме! Когда это случалось, Леон закрывал дверь заведения и громко говорил: “Хватит! Больше не торгую!” Особенная обстановка знаменитой молочной фермы мастерски описана знаменитым художником Рикардо Описсо в статье, опубликованной в “Барселонском вестнике” 2 марта 1952 года. Действительность, которую он с такой душой артиста и природными качествами тонкого наблюдателя отражает в повествовании такова, что мы не можем не привести здесь некоторые отрывки из нее: “Следует сообщить, что в те уже далекие времена, эта молочная ферма в течении нескольких лет была центром искусства гитары, как благодаря концертам для узкого круга, так по способностям и достижениям большинства посетителей, некоторые из которых были богаты и имели знатное происхождение. Ферма приобрела повсеместный отклик в мире гитары, т.к. мой любимый тесть Леон получал корреспонденцию из самых отдаленных уголков мира. Кроме множества любителей и эрудитов, естественно, что через эту ферму прошла целая плеяда молодых гитаристов, слава которых только начинала расцветать. Это были Мигель Льобет, Эмилио Пухоль, которому маэстро отдавал особое предпочтение, Андрес Сеговия, безвременно погибший Франсиско Альфонсо, а также Рехино-Сайнс-де-ла-Маса, еще очень молодой, т.к. всегда приходил в сопровождении матери и двух других братьев. Само собой разумеется, что на них на всех оказал влияние маэстро Таррега, наша национальная гордость и восхищение всего мира. Среди этих ранних талантливых молодых гитаристов, присутствующих на вечерах, нас почтили своим вниманием и выдающиеся люди не только из мира искусства и науки, но также из банка и финансов. В те памятные вечера, когда маэстро заходил на ферму, он брал гитару и начинал перебирать струны. Несомненно, из-за проницательности детективов или благодаря таинственной испанской любимизации, которую создали для себя любители гитары, случалось так, что постепенно, один за другим, осторожно и тихо заходили самые пылкие почитатели знаменитого маэстро, слетаясь к нему как мухи на мед. Как только все слушатели погружались в духовный сон, слушая его поразительные сочинения, полные мечты в мавританском стиле, Таррега начинал исполнять классические произведения, насыщенные небесными ароматами и откликами. Следует отметить странное обстоятельство: многие из этих выдающихся людей жили в двух шагах от нее. Я вспоминаю доктора Хайме Феррана, учителей Вивеса и Гранадоса, а также Хоакино Малатса, жившего в том же доме, где жили два брата Пуиг Суреда, первый преподаватель на кафедре фармацевтики нашего университета, а второй был известен своими талантливыми хирургическими операциями. Молочная ферма на Пало-де-Сан Хуан выполнила в свое время в Барселоне ту же миссию, что многие другие центры и частные кружки, рассеянные по разным испанским городам, в которых вокруг гитары собирались, проповедуя ее культ, представители самых разных социальных категорий”. 19. КОНЦЕРТЫ ДЛЯ ПОЛУНОЧНИКОВ После одного из концертов в Барселоне Таррега, его брат Висенте, сын Пакито, доктор Хименес, дон Франсиско Катаринеу и Рафаэль Гордон зашли выпить кофе с молоком в кафе “Тост”, очень известное и популярное заведение на улице Майор-де-Трасия, в котором в то время выступало камерное трио Арменгол. Уже был глубокий вечер, кафе скоро должно было закрыться, в нем оставалось только несколько завсегдатаев. Музыканты из трио хотели послушать Таррегу и обратились к лицам, сопровождающим маэстро, дабы они уговорили сыграть что-нибудь за закрытой дверью. Но в последнем зале стучали бильярдные шары, и Таррега не хотел играть для своих друзей и почитателей в такой шумной обстановке. Завсегдатаи постепенно подходили, игроки оставили свои партии и официанты, закрыв засовы, пополнили ряды слушателей. Никто не собирался уходить, даже жена и дети владельца, которые отдыхали на втором этаже, удивленные неожиданной тишиной и привлеченные звуками музыки, встали с постели и спустились в импровизированный концертный зал. Так незаметно пролетели часы до утра. Такой щедрый жест Тарреги подразумевал озарение для вновь посвященных, новое удовольствие для друзей, уже получивших его от предшествовавшего концерта, а для музыкантов прекрасную демонстрацию изысканного искусства, превосходной техники и исключительного исполнения. 20. ДАНИЭЛЬ ФОРТЕА Даниэль Фортеа, который родился в Бенлоне 28 апреля 1878 года, с детства получил солидное музыкальное образование, изучил сольфеджио, фортепиано, гармонию, гитару и бандурию в Кастельоне. Ему исполнилось 20 лет, когда он познакомился с Таррегой. Это произошло очень оригинальным способом. Когда знаменитый артист был в Кастельоне, он обычно останавливался в доме своего друга доктора дона Николаса Фореса. У этого сеньора было две дочери, еще молодые и такой красоты, что они не могли выйти на улицу, не привлекая внимания и взглядов народа, а у юношей от них заходился дух. Они жили в доме на улице Гонсалес Черма, в салон которого на первом этаже свет попадал через художественную решетку, переплетенную венками, полевыми колокольчиками, геранями и гвоздиками. Таррега каждый вечер играл в этой комнате в окружении семьи Форес. Время от времени на решетке вырисовывался силуэт какого-нибудь любопытного, чтобы затем благоразумно исчезнуть. Они старались скорее увидеть, чем услышать, потому что если мы все понимали в женской красоте, то тех, кого в такой же мере привлекает искусство, оказывается гораздо меньше. Однажды вечером силуэт не торопился исчезнуть. Его настойчивость нервировала доктора Фореса, считавшего, что это какой-то наглый ухажер. Хозяин уже хотел выйти и проучить самозванца, но Таррега жестом остановил его. Тем временем в душной обстановке ночи разразилась гроза, за которой последовал сильный дождь. Свет молнии озарил улицу и при его свете все увидели у салона солдата, прижавшегося ухом к решетке. Дождь превратился в ливень, и Таррега, очень чувствительный к грозам, мог только импровизировать по воле фантазии. Солдат не собирался покидать своего места, хотя потоки хлестали прямо на него. Буря была сильной, Таррега пожалел солдата и попросил Фореса пригласить любопытного зайти и укрыться от дождя. Промокший до костей солдат зашел в салон, поблагодарил и попросил прощения за жалкое состояние формы, а затем обратился к маэстро: “Я - Даниэль Фортеа, солдат, вымокший, как Вы видите, а завтра мне прийдется сушиться в карцере из-за того, что не смог бороться с очарование Вашей гитары, такого я раньше не мог и представить”. С этого времени, каждый раз как Таррега приезжал в Кастельон, Фортеа всегда приходил к нему за консультацией. Маэстро испытывал к нему отцовскую привязанность и настолько выделял его, что оставлял часть программы в некоторых концертах для исполнения в две гитары со своим учеником. После смерти Тарреги в 1909 г. Фортеа обосновался в Мадриде, так как добился громкого успеха своих концертов в театре комедии и кружке изящных искусств. Вскоре он основал в столице свою Академию гитары и одновременно библиотеку Фортеа, публикацию музыки для широкого распространения гитары. Кроме того Фортеа был прекрасным исполнителем и преподавателем, он был автором многочисленных произведений для гитар поэтического, дидактического и фольклорного характера. Все они несли печать свойственного ему своеобразия. Его “Элегия Тарреге” в память о бессмертном учителе, Поэтические этюды, “Рождественские сказки” и “Мадригал” по своей выразительности составляют золотой фонд репертуара для гитары. 21. ИТАЛИЯ В начале 1903 года Таррега побывал в Генуе, Милане, Флоренции, Неаполе и Риме. В этой поездке его сопровождали друзья и ученики, а также дон Франсиско Корель, выдающийся оратор и одновременно художник и прекрасный гитарист; дон Мануэль Хиль, приходский священник из Пиканаи и доктор Вальтер Лекки. Они внимательно осматривали исторические памятники, основные храмы и музеи, присутствовали на публичных и частных концертах, которые дал маэстро в этих городах. Италия произвела на Таррегу глубокое впечатление. Нам он описывал свое путешествие с мягкостью в голосе, свидетельствующей о восхищении и духовном наслаждении. Он вспоминал о барашках волн в море от Ниццы до Сан-Ремо, в Лигурии. Генуя, моментальная, но живущая в напряженном ритме, выходящая на Средиземное море своими средневековыми дворцами и старым кварталом, где Паганини получил первое крещение, Каррара у подножия гигантских гор, цветами радуги, полихронно рассеивающей отблески солнечного света, Флоренция, украшенная очаровательными историческим и художественным прошлым, окруженная плодороднейшими долинами и покрытыми кипарисами салонами, на вершинах гор которых остались еще очень древние остатки цивилизации этрусков. Когда маэстро шел от старого моста по узким улицам города, он как бы чувствовал нематериальное присутствие Данте; в Соборе - несчастье Джулиана де Лидичи; перед дворцом сеньори костер, на котором был принесен в жертву Саконарео; в храмах и галереях он увидел шедевры Джотто, Мазаччо, Леонардо, Микеланджело и Рафаэля. Это были незабываемые дни! “Уезжая из Флоренции, говорил он нам, я чувствовал себя причастным далекому прошлому как незначительная точка в бесконечной линии, проигрываемой временем”. В последних числах января он находился в Риме со своими друзьями-художниками Хосе Бенлиуром, Сотоматором, Бенедито и другими соотечественниками и стипендиатами из разных стран. Они посетили Собор Святого Петра, Ватикан, Сан Хуан де Летран и Санта Мария-ла-Майор, руины старого города, катакомбы и Колизей, величественное свидетельство жертвенности христианских мучеников. Кроме концерта для друзей на вилле Медичи, маэстро дал публичный концерт во Дворце Хореа по следующей программе: I. отделение II. отделение 1. Мелодия Верди 1. Тремоло Тарреги 2. Баркарола Мендельсона 2. Испанский мотив Чуэка 3. Серенада “Гранада” Альбениса 3. Музыкальный момент Шуберта 4. Сегидилья Чуэка 4. Тема с вариациями /Пастораль/ Моцарта 5. Андалузская рапсодия Альбениса 5. Ноктюрн ми-бемоль Шопена 6. Испанская фантазия Тарреги 6. Вариации на тему Паганини Тарреги. В письме от 27 марта он так описывал продолжение поездки: “Огибая море и горы, поезд пересекает виргилианские луга, похожие на ковры буколического ложа, смягченного покоем, любовью и поэзией. Когда подъезжаете к Везувию и его отрогам, Неаполь со своими бухтами, дворцом арагонских королей, типичными старинными кварталами и оживленной жизнью на площадях и улицах, напоминает наши старые испанские города с беззаботными, шаловливыми ребятишками, которые кричат, играют и развлекаются среди шумной толпы”. Через четыре дня пришло еще одно письмо с несколькими красочными открытками, где Таррега описывал экскурсию в Помпею и на Капри: “Для меня это было путешествием в века. Исторические камни, как останки города, погибшего в полном расцвете под лавой Везувия и похороненного в широкой гробнице, открытой солнцу, свету. Вечером на большой площади солнечные лучи золотили мрамор разрушенных колонн: обрушившиеся храмы среди проспектов, которые в свое время были сценой человеческих страстей. Грусть в воздухе ..и в истории! Сорренто и Капри же стали веселой ноткой в нашей поездке. Панорама, открывающаяся с холма Акапри, более, чем привлекательна. Свет интенсивный и море голубое. Огромные, входящие в море скалы - как мощные, героические щупальцы, охраняющие красоты острова. Так с изломанными очертаниями венчают руины дворца императора Тиберия. Но незабываемые впечатления, как будто из Данте, производит вход в глубокий грот, куда заходит и простирается под огромным природным сводом море. Когда плывешь по поверхности, на которой в один голубой свет смешивается море и воздух, чувствуешь себя как бы подвешанным в нереальном мире мечты, будто бы тело и душа отделяются друг от друга и плывут в пустоте”. 22. ЛЕРИДА В августе 1903 года, по приглашению моего отца, маэстро согласился поехать с нами на несколько дней в Гранадельо, мою родную деревню, чтобы затем приехать в Лериду и навестить друзей в этом городе сеньоров Пине и Перманьер. Мы ехали по этапам. Первый заканчивался в Менкос-дель-Панадее, где мои двоюродные братья Хосе и Розита Альмараль с нетерпением ожидали приезда маэстро. Дом двоюродных братьев находился в поле, рядом с мукодельной фабрикой, между железной дорогой и деревней, на равнине с богатой растительностью. Вечером в салоне с единственным выходившим в поле решетчатым окном, окруженном жимолостью и розами, Таррега начал наигрывать на гитаре. Через некоторое время снаружи дома послышались тихие шаги. Таррега играл произведение за произведением: сочинения Моцарта, Гайдна, Бетховена, Альбениса. Тишина снаружи дома прерывалась шепотом и выглянув в окно, мы увидели, что около окна собралась многочисленная аудитория, демонстрирующая энтузиазм и плохо скрываемое волнение. Таррега с удовольствием сыграл вещи из своего репертуара, которые больше всего могли понравиться слушавшему его простому народу: под его пальцами зазвучали известные мелодии из сарсуэл Чуэки, Кабальеро, Валеверде, закончил он вариациями из “Карнавала в Венеции” и “Хотой”, что вызвало самые бурные аплодисменты собравшихся. Второй этап был из Лихоса в Гранаделью, когда мы приехали через Реус и Фликс, затем на ослах проехали последние 20 километров пути. От самого берега Эбро надо было ехать зигзагами по узкой долине до границы с провинцией Таррагона, затем ехать до Беберы и от этой деревни взобраться на гору, высотой 300 метров, на вершине которой находится Гранадельо. Уже наступила ночь, и наши друзья с факелами и фонарями спустились до половины горы, чтобы встретить нас. Свет фантастическими тенями обрисовывал силуэты деревьев, скал, терявшихся в низине вдоль дороги. Маэстро ехал верхом на маленьком ослике, которого привели специально для него, а мы с братом шли пешком по обеим сторонам и старались отвлечь его по мере возможности, от всякого чувства страха. Маэстро хотел держаться за мою руку, но рука была холодной. Когда мы приехали, он лег спать, но заснуть не смог. На следующий день рано утром Таррега захотел посмотреть котловину, считая, что мы забрались по адским тропам. Ни граммофон, ни радио, еще не существовавшее в то время, не отвлекли внимание публики и не обесценили достоинств каждого артиста, и было бы несправедливым мешать тому, чтобы вся деревня познакомилась с искусством знаменитого маэстро. По его желанию двери дома моего отца открыли настежь, и к нам пришли те, кто хотел послушать его из всех ближайших деревень. Таррега, чувствительный к вниманию, играл для них каждый вечер, забывая о себе самом, как он сделал бы это для самой эрудированной и требовательной публики. Большое впечатление производило зрелище видеть эти потемневшие от солнца и ветра лица людей, слушавших, затаив дыхание и со слезами волнения на глазах. Среди слушателей наиболее глубоко чувствовал воздействие этих таинственных звуков один крестьянин с худым лицом и мудрым взглядом. Это был старый Менонг, крестьянин с душой поэта, который в молодости наводнял деревню волнующими песнями и перебором гитары, чтобы порадовать сердце девушек в спокойные вечера после трудового дня. В дни, когда Таррега открыл перед ним гармонию и чарующую силу искусства, стары Менонг переживал большое горе. Старший из его сыновей, которого все любили за его доброту, был погонщиком мулов в имении Бобера. Однажды вечером один товарищ пригласил его в имение, где тот работал. После того, как сын Менонга выиграл небольшую сумму денег, на следующий день н пропал. Говорили, что, очевидно, совершено преступление, и отец сам сопровождал двух жандармов и по внутренней интуиции нашел в ближайших зарослях полуобгоревший труп сына, со множеством ножевых ран. Поскольку не было явных улик, подозреваемого в убийстве невозможно было наказать, и несчастному отцу не оставалось ничего другого, как уповать на Бога. жүктеу/скачать 0.98 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|