Том II филологические и юридические науки алматы — астана — баку — гродно — киев — кишенев — коламбия люденшайд — минск — невинномысск — ташкент — харьков — элиста 2010

1. 
   Бархударов Л.С. Язык и перевод. - М.: Международные отношения, 1975. – 190 с.
   
2. 
   Казакова Т.А. Практические основы перевода. EnglishRussia. - Серия: Изучаем иностранные языки. – СПб.: Издательство Союз, 2000. - 320 с.
   
3. 
   Комиссаров В.Н. Лингвистика перевода. – М.: Международные отношения, 1980. – 167с.
   
4. 
   Латышев Л.К. Курс перевода: Эквивалентность перевода и способы ее достижения. – М.: Международные отношения, 1981 – 248с.
   

Воронежская государственная лесотехническая академия, г. Воронежа, Россия

(экономический факультет, 3 курс)

e-mail: natalydem2008@rambler.ru

Важным в вопросе о полисемии наименований лиц является также то, что данное свойство реализуется в появлении у многозначных слов, наряду с их основным, прямым значением, переносных, образных, значений. Переносные значения всегда вторичны, однако далеко не всякое неосновное значение можно квалифицировать как переносное, ибо не любое из них основывается на ассоциации сходства, создающей эффект образности.

В полисемии заложены возможности образности речи: перенос названия одного предмета на другой сообщает высказыванию живость, оригинальность, свежесть. Поэтому полисемия широко используется в художественной литературе в качестве изобразительного средства. Закрепившиеся в языке переносные значения слов нередко утрачивают образность (усики винограда, бой часов, колено трубы, спинка стула), но могут и сохранить метафорический характер, экспрессивную окраску (буря страстей, искра чувства, тень улыбки, голос разума, светлый ум, железная воля).

Как показывают результаты исследования, описание семной структуры переносных значений, которые отличаются значительной частотностью и входят в состав многозначных лексем, может быть осуществлено таким же способом, как и описание семантики прямых значений наименований лиц, например:

«Потом сиплый бас начал орать этажом ниже.» [Андрей Волос. Недвижимость (2000)];

«Бас, оказавшийся огромным дядей с огненной лысиной, легко приподнимает над столом завизжавшую, забившую руками и ногами соседку.» [В. Г. Распутин. Новая профессия (1998)];

® бас семема-2 – лицо, мужской пол, обладает самым низким мужским голосом [1];

«Маг и волшебник, артист-импровизатор, что сейчас выворачивает наизнанку душу Саула.» [Шуламит Шалит. Возвращение блудного сына (Леонид Осипович Пастернак) // "Вестник США", 2003.08.06];

® волшебник семема-2 – лицо, мужской пол, очаровывает кого-либо своим умом, знаниями, мастерством и т.п.;

«– Для нас он был светило» [Даниил Гранин. Зубр (1987)];

«Когда меня показывали очередному профессору, мама обязательно шёпотом предупреждала, что это «самое большое светило» [Анатолий Алексин. Раздел имущества (1979)];

® светило семема-2 – лицо, мужской или женский пол, прославился / прославилась в какой-либо сфере деятельности.

Подобным же образом фиксируется и семный состав общеязыковых метафор, которые часто употребляются при описании наименований лиц и, представляя собой разновидности значений многозначных слов, регулярно входят в состав дефиниций толковых словарей, например:

«– Ты погляди: спокоен, как амеба.» [Андрей Дмитриев. Шаги (1987)];

«– Какая это там амеба из простейших так высказалась?» [Лев Кассиль. Кондуит и Швамбрания (1928-1931; 1955)];

® амеба семема-2 – лицо, мужской или женский пол, отличается отсутствием воли и бесхарактерностью;

«Полицейская ищейка в смокинге!» [Валериан Скворцов. Сингапурский квартет (2001)];

® ищейка семема-2 – лицо, мужской или женский пол, шпионит за кем-либо;

«Ты мне брось, каланча пожарная, пугать людей!» [Бубеннов Михаил. Белая береза (1942-1952) / Части 1-3];

® каланча семема-2 – лицо, мужской или женский пол, отличается очень высоким ростом;

«А он – поздний ребёнок, маленький комочек, оплошность природы, обсевок, обмылок, плевел, шелуха, предназначавшаяся к сожжению и случайно затесавшаяся среди своих здоровых собратьев, когда Сеятель щедро разбрасывал по земле полнокровные зёрна жизни.» [Татьяна Толстая. Ночь (1983)];

® обмылок семема-3 – лицо, мужской или женский пол, слабосильное, жалкое;

«Они считают, что Роджер – сухарь-бизнесмен с железной хваткой, который дерет со своих сотрудников по три шкуры.» [Владимир Маккавеев. Четыре жизни Серого Роджера // "Формула", 2002] [2];

® сухарь семема-2 – лицо, мужской или женский пол, отличается сухим, неотзывчивым, эгоистичным характером.

Возможность сосуществования в семной структуре наименования лица нескольких образных оснований приводит, как и на примерах лексических единиц исследуемого корпуса языка, к возникновению полисемантических фразеологических образований:

выжатый лимон семема-1

лицо, мужской или женский пол, отличается утратой своих физических сил;

выжатый лимон семема-2

лицо, мужской или женский пол, отличается утратой своих творческих способностей;

искатель приключений семема-1

лицо, мужской пол, совершает путешествия;

искатель приключений семема-2

лицо, мужской пол, отличается склонностью к авантюризму и мошенничеству;

шут гороховый / чучело гороховое семема-1

лицо, мужской или женский пол, носит старомодную и некрасивую одежду;

шут гороховый / чучело гороховое семема-2

лицо, мужской или женский пол, отличается склонностью к пустой болтовне, является объектом насмешек [3].

Появление и существование таких полисемантических образований связано также с тем, что предметом человеческого мышления могут быть не только отображения реально существующих объектов, но и продукты деятельности самого мышления, идеальные образы. Для этих образований характерна, как правило, бифуркация денотативного и коннотативного аспектов значения.

Кроме того, поскольку многие из наименований лиц имплицируют своей внутренней формой сравнение, отсылку к образу, то подобные номинации, очевидно, по праву можно называть компаративными, в их основе лежит принцип подобия.

Неоспоримо то, что многозначность лексики – неисчерпаемый источник необычного, а порой и неожиданного переосмысления и обновления значений слов и словосочетаний, служащих для обозначения наименований лиц, равно как и то, что выразительные возможности рассматриваемых лексико-фразеологических единиц увеличиваются, если они имеют несколько значений.

1. 
   Большой толковый словарь рус. яз. /С.А.Кузнецов – СПб: НОРИНТ, 2002 –1536с.
   
2. 
   Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс] / - Электрон. дан. – Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова РАН - Режим доступа: // ruscorpora.ru, сворбодный.
   
3. 
   Фразеологический словарь русского языка / под ред. И.В.Федосова.– М.: «ЛадКом», 2007. – 608 с.
   

Новый гуманитарный институт, г. Электросталь, Россия

e-mail: www.noungi.ru
Науч. рук.: И.Н. Пучкова, к. филол. н.
Данная работа посвящена особой paзнoвиднocти эпических формул, пpиcyщей cкaндинaвcкoмy и дpeвнeaнглийcкoмy пoэтичecкoмy твopчecтвy, а именно, явлению кеннингов. В данной статье мы рассмотрим различные виды кеннингов в поэме "Беовульф" и проанализируем их функции.

Под кеннингом или сложной метафорой (ди. kenningar, ед.ч. kenning ж.р. обозначение, указание), понимается пoэтичecкий пepифpaз или инocкaзaтeльнoe oпиcaниe пpeдмeтa, зaмeняющее oднo cлoвo (кaк пpaвилo, cyщecтвитeльнoe) двyмя или, peжe, нecкoлькими cлoвaми [1]. В современной теории кеннингов, берущей свое начало в трудах Рудольфа Майсснера и Андреаса Хойслера, кеннингом принято считать двучленную фигуру, образуемую метафорической основой и "отклоняющим" определением: основа в нем служит выражением того, с чем сравнивается референт (т.е. целое), определение же берется из денотативной сферы референта. Кеннинги, как поэтические перифразы, замещают функцию референта и выступают в номинативной, субьективно-объективной роли, или в роли актантов[2]. Например, кеннинг корабля - “конь моря” да. “sæ-mearh”. Корабль не является конем, однако, имеет с ним некоторые общие признаки, допускающие возможность сравнения; море не является сферой коня, но является сферой корабля. Конь сам по себе не похож на корабль, но имеет с ним общие функции - оба представляют собой транспортное средство. "Определением" является "море", это слово как бы возвращает кеннинг в изначальную сферу.

Keннинги yпoтpeблялиcь пpи пepeдaчe нaибoлee вaжныx для гepoичecкoй пoэзии пoнятий. Они образуют единую, построенную по иерархическому принципу систему, которая может быть представлена в виде пирамиды. Вершину ее занимают кеннинг мужа-воина – главного персонажа героического мира, ниже располагаются кеннинг женщины, богов и правителей; еще ниже помещаются кеннинги битвы, оружия, золота и корабля – важнейшего атрибута скандинавских воинов – викингов. За ними следуют кеннинги птицы и зверя битвы (ворона и волка), крови и трупа. На нижних "этажах" этой пирамиды располагаются кеннинги моря и неба, огня и змеи, поэзии и скальда, а в основании – довольно пестрый набор денотатов и представляющих их моделей: здесь мы найдем кеннинги руки и груди, духа и сердца, земли и камня, зимы и лета и некоторые другие [1].

Примеры кеннингов: дapитeль кoлец (князь)- beaga bryttan, пaлкa битвы - beadu-leoma (меч), конь волны - sæ-mearh (корабль), веселье-древо (арфа) - zlēo-bēam, змея битвы - hildenædre (стрела).

B "Беовульфе" кeннинги, чaщe вcero, бывaют двyx видoв. Oни oтнocятcя к имeнaм и глаголам.

Кеннинги, относящиеся к именам, в свою очередь, можно подразделить на кеннинги, относящиеся к именам собственным, и относящиеся к именам нарицательным. Кеннинги, относящиеся к именам собственным, называются также ономастическими кеннингами. Oнoмacтичеcкиe кeннинги мoгyт yкaзывaть нa poдcтвeнныe oтнoшeния гepoeв, например, кopoль Финн называется сыном Фoльквaльдa – “Folcwaldan sunu” (ст. 1089). Кеннинги, относящиеся к именам нарицательным, рассматриваются как эквивалентные заменители существительных, употребляющихся в повсендневной речи. Они представляют собой подстановку части вместо целого: основа - название любого существа того же класса, что и описываемое целое, а определение - название любого конкретного предмета из сферы целого, например, мы можем наблюдать следующие кеннинги моря: “дopoгa китoв” - “hronrad" – (см. там же ст. 10), “потопа (наводнения) пространство” – “floda begang”- (см. там же, ст. 1826)

Кеннинги, относящиеся к глаголам, или глaгoльныe пepифpacтичecкиe выpaжeния, являют coбoй ycтoйчивыe языкoвыe клишe, тягoтeющиe к эпическим формулам кaк к инocкaзaтeльным oпиcaниям пpeдмeтoв или дeйcтвий. Taк, в пoэмe чacтo вcтpeчaeтcя пepифpacтичecкoe выpaжeниe co знaчeниeм "зaгoвopить" – “pacкpыть coкpoвищницy cлoв блaгopoдныx” wordhord onlеac (cт. 259), гдe wordhord - "coкpoвищиицa cлoв" (бyкв. "cклaд"), a onleac производная форма от глагола onlucan "oткpывaть, pacкpывaть".

В “Беовульфе” кеннинги выполняют следующие функции: заменительную, текстообразующую, пояснительную, уточнительную. Далее рассмотрим каждую из представленных функций.

Заменительная функция кеннинга проявляется в том, что его подстановка на место существительного не вызывает никаких изменений в конструкции предложения. Например, “Aledon þa leofne þeoden, beaga bryttan, on bearm scipes…” – “там был он возложен на лоно ладейное, колец даритель”. В данном случае кеннингом является “beaga bryttan” – “колец даритель”, обозначающий “вождя”.

Кеннинги как особым образом построенные перифразы в референтной роли (субъективно-объективной) выполняют текстообразующую функцию, включаются в ряд связующих единиц, участвуют в цепной и параллельной связи межстрофических единств. Благодаря внутритекстовым ассоциативным референциальным связям осуществляется незримое, незаметное слияние строф в единое художественное полотно, многоплановое и многозвучное, в чем немалую роль играют кеннинги. Текстообразующая функция проявляется при использовании аллитерированных кеннингов. Aллитepaция - coзвyчиe нaчaльныx звyкoв cлoв, нaxoдящиxcя пoд cмыcлoвым yдapeниeм и пoвтopяющиxcя в двyx coceдниx cтиxax [3]. В древнегерманской поэзии, она - основной организующий момент стиха. Например, да.“Wulders Wealdend worold – are forgeat”- “небес правитель, земную славу дал”. В данном примере, кеннингом является “wulders wealdend worold”, где “небес правитель” обозначает “господь”. Здесь мы видим аллитерацию начальной согласной “w".

Пояснительную роль выполняют кеннинги, представляющие собой метафору и являющемся контекстуальным синонимом – да. “æfter ðam wordum wyrm yrre cwom, fyrwylmum fah fionda niosian, laðra manna” - “огневержитель, кипящий яростью, дохнул - и пламя окутало воинов, мужей доспешных” (ст.2673). В данном примере, кеннингом в функции пояснения является “laðra manna” - “мужей доспешных”. В контексте описания битвы выражение "мужи доспешные" является синонимом слова "воины". Кеннинг уточняет, поясняет и усиливает эмоциональное и смысловое значение данного определяемого слова.

Кеннинг может указывать на отличительный признак референтов, и тем самым составлять основу образа: “…brego Beorhtdena, biddan wille, eodor Scyldinga, anre bene, þæt ðu me ne forwyrne, wigendra hleo, freowine folca, nu ic þus feorran com, þæt ic mote ana ond minra eorla gedryht, þes hearda heap, Heorot fælsian” - “доверь, владыка блистательных данов, опора Скильдингов, щит народа, доверь пришельцам, мне с моею верной дружиной, отряду храбрых охрану Хеорота!” (ст.427-437). В данном примере, кеннинг “eodor Scyldinga, anre bene” “опора Скильдингов, щит народа” составляет основу образа Хигелака.

Уточнительное значение имеют кеннинги, которые конкретизируют определяемое с обобщенным смысловым значением. Так, например, да. “Norðdenum stod atelic egesa, anra gehwylcum þara þe of wealle wop gehyrdon, gryreleoð galan godes ondsacan, sigeleasne sang, sar wanigean helle hæfton (ст. 780-790) - “Жуть одолела северных данов, когда услыхали, там, за стенами, стон и стенания богоотвержца – песнь предсметрную, вой побежденного, вопль скорбящего выходца адского”. В данном примере, кеннинг “godes ondsacan helle hæfton” - “богом отверженный выходец адский”, имеющий обобщенное смысловое значение, конкретизирует определяемое ”дракон”.

Из вышеизложенного можно сделать вывод, что основной задачей поэтического языка древнеанглийского периода стиха является преодоление обыденности. Он призван красочно запечатлеть в слове единичные факты действительности, донести некоторую весть до потомков. Отсюда повышенная сложность и запутанность кеннингов.

1. 
   Стеблин-Каменский М.И. Поэзия скальдов. Л., 1947
   
2. 
   Арутюнова Н.Д. Метафора. Метонимия//Лингвистический энциклопедический словарь. - М., 1990
   
3. 
   Волков А.М., Волкова З.Н. Беовульф. Англосаксонский эпос. - М., 2000. - 13 с.
   
4. 
   Горн Ф.В. История скандинавской литературы от древнейших времен до наших дней, перев. К. Бальмонта, М., 1894.
   
5. 
   Ильина И. З. Перифраз и его стилистические функции в английской художественной литературе. - М., 1954
   
6. 
   Смирницкая О.А. Поэтическое искусство англосаксов//Древнеанглийская поэзия. М., 1982
   

Лесосибирский педагогический институт – филиал Сибирского федерального университета, г.Лесосибирск, Россия

e-mail: marina_dzhagopir @mail.ru
В последнее время в печатных средствах массовой информации и в рекламных объявлениях мы всё чаще можем наблюдать использование такой фигуры речи, как графон или, как называют его некоторые исследователи, графическая игра. Однако, по нашему мнению, понятие графическая игра и графон нуждаются в разграничении.

Так, под графоном мы понимаем намеренное отклонение от графического стандарта и/или орфографической нормы. Определение графической игры - стилистически значимое графическое отклонение. Согласно нашему пониманию: всякая графическая игра – графон, но не всякий графон есть графическая игра.

Помимо структурной классификации, которую предложил А.П. Сковородников, графоны можно разделить с точки зрения выполняемой ими в тексте функции. Исходя из этого, представляем свою попытку функциональной классификации графонов:

1. Намеренное смещение письменной речи к устной:

«…я в детстве мно-о-ого болел!» («Cosmopolitan», апрель 2005),

«Са-ша луч-ше всех! СА-ша луч-ше всех!»- кричат трибуны» («Cosmopolitan», апрель 2005)

2.Выделительные графоны (усиливающие смысл фразы или слова):

СЛУХовые аппараты (Телесемь 2006, №19),

«уДАЧНАЯ цена на Pepsi»,

«ЭпицеNтр» (Кинотеатр),

«РевитаЛИФТ» (реклама крема, который поднимает и укрепляет кожу верхнего века. Крестьянка. Март 2008).

3.Графоны, передающие речевые особенности говорящего или используемые с целью пейоратизации (намеренное негативное оценивание):

«А какой у вас тональный крЭм?» («Cosmopolitan», февраль 2005),

«И на фига бедному зрителю такой социалистический реализЬм?» (Телевизор. 2005. 16 февраля).

4.Графоны, создающие смысловую многоплановость слова («приращение смысла):

FLoveRs (оформление тетради),

«ПЛАТЕЖКА» - то есть плата за жилищно-коммунальные услуги (Интернет-карты, Телесемь. 2006. 319),

«ВСТРЕЧАЙ ЗИМУ сМЕХОМ!». Нарушение орфографического правила, устанавливающего раздельное написание существительного с предлогом, приводит к образованию контекстуального наречия смехом со значением «весело и беззаботно» (Калякина, 2007. С.67).

5.Вычленяющие значимый для рекламодателя смысл в слове (Так называемая гибридизация или тмезис):

«ПАРАДАЙЗ» - название туристического бюро,

«Всё по МАКСИМуму!» - реклама сигарет «Максим»,

«МОДницА» - название магазина товаров для шитья,

6.Побудительные:

«VISAлизируй своё будущее!» - реклама кредитных карт оплаты VISA,

«РЕАЛизуй свою мечту!» - реклама сотового телефона,

7.Ассоциативные графоны: «На горе возвышается знакомый по голливудским фильмам силуэт огромных белых букв: Б-А-Р-Н-А-У-Л» («Cosmopolitan-Сибирь», декабрь 2004),

«ЧайКофский» (Торговая марка).

8. Графоны, облегчающие прочтение:

«ТрансИнвестКредитТрастБанк». Что это: одно слово или пять? Если пять, то где пробелы между ними, а если одно, то откуда берется столько прописных букв внутри слова,

«РаспрдаЖалюзи» (реклама),

Несмотря на то, что графон помогает заменить целые предложения одним словом и выполняет ряд функций, похоже, что использование латинских, старославянских и древнерусских букв в большинстве случаев мешают пониманию истинного смысла графона. Как вы прочтете «ТНК-ВР»? Как тэ-эн-ка-вэ-эр или ти-эйч-кей-би-пи?,

Таким образом, рекламное словотворчество заставляет задуматься об экологической сохранности языка, об ответственности создателей рекламы и других печатных текстов перед обществом.

1. Кронгауз М. Русский язык на грани нервного срыва / М. Кронгауз.- М.,2008.

2. Мищенко Н.В. Графон как стилистический прием в современных печатных текстах // Интернет-публикация. Сайт: www.triz-ri.ru/themes/method/txt/txt 15.asp.

3. Сковородников А.П. Фигуры речи в современной российской прессе / А.П.Сковородников // Филологические науки.- 2001.- №3.- С.74-81.

Примечание: примеры были взяты из журналов, газет, рекламных щитов и книг.
Лингвокультурологический анализ французских и русских

паремий, основанных на оппозиции
Дзунович Т.Н.

Гродненский государственный университет им. Я. Купалы, г. Гродно, Беларусь

e-mail: tatsyana13379@mail.ru
Паремиологические единицы, основанные на оппозиции, представляют собой весьма обширную группу в паремиологии французского и русского языков. Вместе с тем изучение теоретического материала показывает, что, несмотря на распространённость и определённую универсальность паремиологической лексики в языках мира, исследования в этой области нередко носят частный и ограниченный характер. Это обуславливает актуальность данного исследования и необходимость изучения и описания структуры, семантики и функционирования паремиологических единиц, основанных на оппозиции во французском и русском языках.

Цель работы состоит в выявлении и описании паремиологических единиц, основанных на оппозиции во французском и русском языках.

В соответствии с этой целью ставятся следующие задачи:

1) уточнить понятие паремиологических единиц;

2) определить основные теоретические проблемы исследования паремий как особого класса языковых единиц;

3) выявить паремиологические единицы, основанные на оппозиции во французском и русском языках;

4) определить роль антонимии в паремиологических единицах.

Объектом исследования послужила французская и русская паремиология.

Предметом исследования являются паремиологические единицы, основанные на оппозиции во французском и русском языках.

В работе используется дескриптивный метод, предполагающий описание семантики языковых единиц, метод сплошной выборки и компонентный анализ.

Когда мы говорим: фольклор – интернациональное явление, очевидность этого иллюстрируется именно паремиями (paroimia (греч.) – пословица, поговорка) [2, с. 250]. Паремиологические единицы, отражая в своей семантике длительный процесс развития культуры народа, фиксируют и передают из поколения в поколение культурные установки, стереотипы, эталоны и архетипы. Система образов, закрепленных в паремиологическом составе языка, служит «нишей» для кумуляции мировидения и так или иначе связана с материальной, социальной или духовной культурой данной языковой общности и может свидетельствовать о ее культурно-национальном опыте и традициях.

За прошедшие два с половиной века научный взгляд на общефилологическую природу паремиологических единиц претерпел достаточно существенные изменения. Если для работ «начального этапа» научного анализа была более характерна чисто литературоведческая характеристика паремий в качестве единиц малых жанров фольклористики, то впоследствии уже стали обращать внимание на приёмы структурации этих лаконичных выражений.

В целом современная лингвистическая характеристика паремиологических единиц сводится к признанию следующих теоретических положений, определяющих их языковой статус [1, с. 155]:

1.Паремиологические единицы – особая конструктивно-семантическая разновидность предложенческих конструкций, обладающих набором предикативных категорий – модальностью, синтаксическим временем, категорией лица, устойчивой реакцией на категорию утверждения / отрицания. По всем этим свойствам паремиологические единицы противопоставлены номинативным лексическим и синтаксическим единицам языка, в том числе и классическим образцам фразеологических единиц (при узком понимании фразеологии), а так же так называемым фразеологизмам предложенческого строения (Кот наплакал. Игра не стоит свеч).

2.Паремиологические конструкции так же, как и обычные предложения-высказывания, строятся по определённой структурной схеме предикативных единиц, хотя, как было отмечено ранее, структурные схемы обычных предложений и паремий находятся в отношениях синтаксической омонимии.

Следует, однако, признать, наличие и других мнений по этому вопросу, когда синтаксисты абсолютно не разграничивают эту омонимию, считая, что паремиологические единицы не имеют собственных структурных схем и строятся по известным моделям обычных предложений. (Шведова Н.Ю.).

Сказанное даёт, на наш взгляд, достаточно оснований для признания паремиологических единиц особой категорией синтаксических предикативных структур, противопоставленных как обычным предложениям, так и фразеологическим построениям предикативного порядка.

В данной работе под термином паремиологические единицы мы понимаем воспроизводимые в речи обороты назидательного характера, как правило, структурно равные предложению, в которых получают отражение и оценку культурно значимые феномены народной жизни.

Чтобы определить объем и границы паремиологического состава и основные типы паремиологических единиц, необходимо определить сущностные признаки этих языковых явлений. К ним относятся [5, с. 15]:

1. 
   воспрозводимость, понимаемая как постоянство формы и выражаемого ею значения (в некоторых определениях как другое обозначение воспроизводимости используется термин «устойчивость»);
   
2. 
   образность (метафоричность);
   
3. 
   назидательный (дидактический) характер и связанная с ним
   
4. 
   прагматичность;
   
5. 
   обобщающий характер значения;
   
6. 
   связь с жанрами фольклора.
   

Одну из основных проблем в современной паремиологии представляет разделение пословиц и поговорок. Под пословицей мы понимаем грамматически законченное изречение с образной мотивировкой общего значения, т. е. требующее расширенного толкования (Под крепкими ногами камни мягкие. Ami au prêter, ennemi au rendre), тогда как поговорка, по нашему мнению, является грамматически незаконченным изречением с образной мотивировкой общего значения (Шьёт юбку беременной жене. Les doigts dans le nez).

Нужно отметить, что пословицы и поговорки определяются многими лингвистами как фразеологические единицы. На этом основании делаются попытки их классификации.

Деление фразеологических единиц было внесено в русскую лингвистическую литературу академиком В.В.Виноградовым, который распространил на русский языковой материал положения и принципы классификации фразеологизмов, разработанные французским учёным Шарлем Балли. В книге В.В.Виноградова "Русский язык" проведено следующее деление фразеологических единиц [2, с. 254]:

Однако, в нашей работе, мы не включаем паремиологические единицы в число фразеологизмов и рассматриваем их как граничащие с фразеологией на уровне предложения, выделяя следующие принципиальные отличия между ними:

1. 
   каждый фразеологизм, независимо от того, из скольких слов он состоит и сколькими словами может быть объяснён, выражает одно-единственное понятие, т.е. служит знаком какой-то одной вещи.
   
2. 
   знаковая эквивалентность фразеологизмов слову (или понятию) предполагает отсутствие у них логического контекста, совершенно обязательного для пословичных изречений.
   
3. 
   Так же, эквивалентность фразеологизмов слову объясняет отсутствие у них логической трансформации, столь развитой у пословиц и поговорок.
   

На основании проведенного практического анализа французских и русских паремиологических единиц, основанных на оппозиции, можно выделить следующие их отличительные признаки:

• 
  назидательный характер паремиологических единиц, связанный с выполняемой ими в языке дидактико-прескриптивной функцией;
  
• 
  диффузность семантики паремий, обусловленная тем, что денотатом этих единиц служит ситуация, причём не конкретная, а класс ситуаций;
  
• 
  обобщающее значение паремиологических единиц; в самом деле, последние употребляются в речи для обобщения в назидательной форме какого – либо высказывания или мысли;
  
• 
  экспрессивно-оценочное, а во многих случаях и образное, значение пословичных фразеологических единиц, в силу чего они становятся важными элементами эмоциональной речи.