Том II филологические и юридические науки алматы — астана — баку — гродно — киев — кишенев — коламбия люденшайд — минск — невинномысск — ташкент — харьков — элиста 2010

1. 
   Rilke, R. M. Duino Elegies / Translation, introducation and commentary by J. B. Leishman and Stephen Spender. – New York: The Norton Library, 1939. – 130 p.
   
2. 
   Черкасова И. П. Лингвистический анализ элегий Р. М. Рильке (лексика и синтаксис «Дуинских элегий») : автореферат дисс. на соискание уч. степени канд. филол. наук / И. П. Черкасова. – Пятигорск, 1997. – 16 с.
   
3. 
   Gaas W. Reading Rilke: reflections on the problems of translation. – New York: Basic Books, 1999. – 235 p.
   
4. 
   Лысенкова Е. Л. За строкой перевода: (переводчики Р. М. Рильке о своем труде) / Отв. ред. Р. Р. Чайковский. – Магадан: Кордис, 2002. – 124 с.
   

Узбекстанский государственный университет мировых языков, г. Ташкент,Узбекистан

Эквивалентом следует считать постоянное равнозначное соответствие, не зависящее от контекста. Эквивалентным способом можно переводить английские пословицы полностью соответствующие русским пословицам по смыслу образности, лексическому составу и стилистической направленности, то есть пословицы интернационального характера. Если у английской пословицы имеется в русском языке эквивалент, то перевод таких пословиц в большинство случаев не зависит от контекста. [4; 16]

Тождественные пословицы и поговорки, или так называемые полные параллели, совпадающие по смыслу, и сообразности, и по составу основных компонентов, например:

All that glitters is not gold – не все то золото, что блестит.

If you run after two hares, you will catch neither – За двумя зайцами погонишься, ни одного ни поймаешь.

Like master, like man – Каков хозяин, таков и слуга.

All is well that ends well – Все хорошо, что хорошо кончается.

The way to a man’s heart is through his stomach – Путь к сердцу мужчины лежит через (его) желудок

Time is money – Время – деньги.

There is smoke without fire – Нет дыма без огня.

There is no rule without an exception – Нет правила без исключений

.Моно эквивалент – постоянное равнозначное соответствие. Моно эквивалент является единственным возможным способом.

Поли эквиваленты – это два или более эквивалентов английских пословиц в переводимый язык, из которых для перевода выбирается наилучший:

Money begets (or draws) money – Деньги к деньгам идут. Деньга деньгу наживает, где много денег – ещё прибудет.

Способ калькирования применяется при переводе без эквивалентных единиц язык источник на переводимый язык [2;10]. Калькирование может быть;

а) полным;

б) частичным;

При полном калькировании оригинал придается на переводимый язык с буквальным переводом всех компонентов, без всяких изменении, а при частичном – при помощи замены составных частей их соответствиями в переводимый язык :

Never refuse a good offer – никогда не отказывайся от хорошего предложения; [3;15]

The Moon is not seen when the Sun – «когда светит солнце луны не видно».

Калькирование есть не только лингвистический акт, но и явление культурного плана. В процессе калькирования происходит соприкосновение двух культур. Поэтому особую опасность в процессе калькирования представляет наличие в языке слов и словосочетаний, совпадающих с кальками. При отсутствии совпадающих пояснений кальке будет приписываться иная семантическая функция и иной объём информации, не свойственны другому языку.

Аналог – это результат перевода по аналогии посредством выбора одного из нескольких синонимов. Использование аналога – это метод нахождения ближайшего по значению соответствия переводимый язык для лексической единиц в язык источник не имеющей в переводимый язык точных соответствий по образности.

Аналогичные пословицы и поговорки, или так называемые неполные параллели, которые адекватны по смыслу, но отличаются друг от друга полностью или частично по своему образу и лексическому составу [5;84]. Например:

A man is known by his friends – Назови товарища, скажу, кто ты.

Out of sight out of mind – С глаз долой из сердца вон.

Такие параллели английских пословиц и поговорок обычно называются аналогами.

Описательный перевод стоит в передаче значения пословицы оригинала при помощи более или менее распространенного объяснения. Он служит для объяснения элементов оригинала чисто национального характера. Этот способ передачи без эквивалентной пословицы заключается в раскрытии её значения в переводимый язык при помощи развернутых словосочетаний, раскрывающих существенные признаки обозначаемого данной пословицей.

He who laughs at crooked men should need walk very straight. Тот, кто смеётся над сгорблёнными должен сам держаться очень прямо, [т.е., тот, кто указывает на чужие грехи, сам должен быть безупречным].

A tattler is worse than a thief. Болтун хуже вора, [потому что болтун отнимает самое дорогое время] [6; 24].

Подводя итоги анализа, можно сказать, что адекватная передача английских пословиц на русский язык при реализации их системных значений характеризуется сохранением основных семантических компонентов коммуникативная фразеологическая единица, которые определяют их принадлежность к семантическим классам. Таким образом, перевод английских коммуникативных фразеологических единиц русским фразеологическим эквивалентом, основан на совпадении английских и русских коммуникативных фразеологических единиц как в системе, так и в речи при полном соответствии их системного состава.

Описательный перевод применяется тогда, когда в русском языке отсутствуют эквиваленты и аналоги. Этот способ перевода служит для объяснения элементов оригинала чисто национального характера.
Использованные источники

1. Буковская М.В. Словарь употребительных английских пословиц. - 3-е изд. Рус. яз.- М., 1970. -С. 147.

2. Кунин А.В. Англо-русский фразеологический словарь. - Изд. М. 1984. - С. 10.

3. Кузьмин С.С., Шадрин Н.Л. Русско-английский словарь пословиц и поговорок. - М., 1989. - 352 с.

4. Солодухо Э.М. Теория фразеологического сближения. - Казан, 1989. - 294 с.

5. Musaev Qudrat. “English stylistics”. - T.: “Adolat”, 2003. - С. 84.

6. Helen Warren. Learner’s Dictionary of English Idioms. Oxford University Press, 1994, 225 p.
Поздние произведения в контексте творчества Э. Троллопа
Жданкина И. Ю.

Нижегородский государственный инженерно-экономический институт, г. Княгинино, Россия

e-mail: Irka-zh@mail.ru
Энтони Троллоп является одним из ярких представителей викторианской эпохи. Свой творческий путь Э. Троллоп начал во второй половине XIX века. Писателю удалось создать выразительную реалистическую картину нравов своей эпохи, а также показать глубокие психологические портреты душевных переживаний своих персонажей.

В своих произведениях Э. Троллоп как поддерживал, так и критиковал викторианский век, викторианское общество, викторианские нравы.

Многие литературоведы считают Троллопа учеником Теккерея и Диккенса, но при этом не стоит забывать, что писателя интересовали внутренняя сущность человека, способы разрешение нравственных конфликтов. Н. А. Соловьева пишет, что «для обращения к таким проблемам, которые и в самом деле создают верные облики людей самых разных профессий и состояний, нужны были не фактические подробности, а особый дар психолога»[2,с.330].

Главной темой поздних романов Троллопа является раскрытие психологических мотивов в жизни человека, его внутреннего мира, который можно увидеть только через его поступки. Свои знания о человеческой натуре, внутренней ее сущности он приобрел не с помощью рассуждений и научных знаний, но с помощью вживания, проникновений в жизнь, в характер персонажей, каждый из которых интересовал его.

К поздним произведениям (эту серию романов также называют политическими) викторианца-романиста относят следующие романы: «Можете ли вы простить ей?» (1864), «Финеас Финн» (1869), «Бриллианты Юстесов» (1873), «Финеас возвратившийся» (1873—1874), «Премьер-министр» (1875—1876), «Как мы теперь живем» (1875) «Дети герцога» (1880). В них Э. Троллоп также попытался воплотить свои общественно-политические воззрения.

Обладая умением показать, как внешнее проявляется во внутреннем, как один и тот же человек может быть таким разным и противоречивым, писатель-романист привлек своим творчеством одного из великих русских писателей Л. Толстого. В своём дневнике Л. Толстой писал: «Троллоп убивает меня своим мастерством. Утешаюсь, что у него свое, а у меня свое. Знать свое — или, скорее, что не мое, вот главное искусство. Надо мне работать, как пьянист» [3].

Политические романы пронизаны образом семьи Герцогов Омниумов. В данной серии романов появление одних и тех же персонажей объясняется тем, что имена героев из романов Троллопа были прозрачными псевдонимами известных в то время политических деятелей. Например, Тернболл - это Джон Брайт, Террье - Дерби, Грешем - Гладстон, Добени - Дизраэли и т. д. Н. А. Соловьева отмечает, что герои Троллопа часто бывают схожи с теккереевскими героями. Например, майор Тифто — майора Тафто, Изабел Бонкассен — Бекки Шарп.

В романах Троллопа некоторые портретные зарисовки составляют целые главы, которые в дальнейшем плавно переплетаются или чередуются с картинами жизни и авторской оценкой поступков героев. Н. А. Соловьева приводит пример из романа «Бриллианты Юстесов». Главы в романе имеют такие названия: «Неправильное поведение Люси Моррис», «Сэр Гриффин пользуется нечестным приемом» [1, с. 420].

Во второй половине 19 века Троллоп, как и многие писатели-викторианцы, использует сатиру при описании жизни правящих кругов Англии. Ревностный хранитель фамильной чести лорд Фавн, высокомерная леди Омниум, чиновники разных рангов нарисованы Троллопом со всеми их достоинствами и недостатками. Смешные стороны характеров некоторых персонажей (например, миссис Гестлер) лишь подчеркивают их правдоподобие.

Роман Троллопа «Дети герцога», как и «Бриллианты Юстесов», напоминает драматическое произведение, в котором писатель вводит внесценических героев, составляющих сцены-эпизоды с определенными центрами. Несмотря на то, что внесценические герои редко появляются на главной сцене, они выполняют сюжетообразующую функцию, концентрируя внимание читателя на главных персонажах, мотивах, сценах. Такова, например, леди Омниум в «Детях герцога», которая умирает в начале романа, но ее взгляды на жизнь, взаимоотношения с детьми и обширным кругом знакомых продолжают влиять на развитие сюжета [2, с.431].

В поздних романах Троллоп также отмечает, что социальный прогресс и техническая революция не всегда приносят положительные плоды. Иногда это приводит к негативным, разрушительным и несвоевременным результатам.

Особое место в творчестве Троллопа занимает роман «Как мы теперь живем», который отразил горечь утраты нравственных ценностей. В нем звучат критические интонации автора, когда речь идет о несовершенстве всей общественной системы. В центре повествования находится крупная фигура финансиста Мельтота, распоряжающегося судьбами многих людей.

Положительными финалами своих романов Троллоп показывает, что в жизни нет трагических ситуаций и неразрешимых проблем, а есть лишь временные, преходящие затруднения, невзгоды, которые человек способен пережить или решить.

Троллоп был одним из тех английских писателей, которые в соответствии с духом времени показали как основные, так и второстепенные мотивы поведения своих героев. В основе его поздних романов, прежде всего, лежат психологические портреты персонажей, нарисованные на обширном социальном фоне.

1. 
   История английской литературы, т. 2, в. 2, М., - 1955 - 418-423 с.
   
2. 
   Соловьева, Н. А. История зарубежной литературы XIX века. / Под ред. Н.А. Соловьевой. – М., - 2007. - 656 с.
   
3. 
   http://feb-web.ru/feb/tolstoy/critics/t37/t372089-.htm
   

Гродненский государственный университет им. Я. Купалы», г. Гродно, Беларусь

e-mail: t.zhukovskaya@grsu.by
Понятие концепта пришло в лингвистику из философии и логики и в течение последних десятилетий оно переживает период актуализации и переосмысления. Концепт с позиции сегодняшнего дня − «любая дискретная содержательная единица коллективного сознания, отражающая предмет реального или идеального мира и хранимая в национальной памяти носителей языка в вербально обозначенном виде». [1, c. 37] Каждый концепт включает определенную часть понятия, являющегося общим для всех носителей языка. Эти понятия, отражают реалии повседневной жизни и существенны для человека и сообщества в целом, именно поэтому они так широко представлены во фразеологии. Концепты «душа» и «сердце» несут в себе содержание внутреннего (духовного) мира национального сообщества, который является первичным по отношению к внешнему материальному.

Концепты «душа» и «сердце» были исследованы на материале фразеологии разных языков (Е.Ф. Арсентьева, Н.В. Брагинец, Л.И. Иваненко, С.И. Кравцова, И.В. Калинина, О.А. Лещинская, В.М. Мокиенко, Т.Г. Никитина, В.В. Пронина, Л.М. Рязановский, Ю.Д. Тильман и др.).

Интерес к изучению концептов «душа» и «сердце» во фразеологии старобелорусского языка вызван необходимостью более глубокого понимания истоков данных концептов в современной фразеологии белорусского языка.

Лексема «душа» в «Толковом словаре белорусского литературного языка» определяется следующим образом: 1) Внутреннее, психическое состояние человека, его сознание. 2. То или иное свойство характера, а также человек с теми или иными свойствами. [2, с. 188]

С концептом «душа» непосредственно связан концепт «сердце». В «Толковом словаре белорусского литературного языка» «сердце» − во-первых, центральный орган кровяносной системы, во-вторых, этот орган как символ души, переживаний, настроений. [2, с. 646]

Лексико-семантический анализ старобелорусских ФЕ репрезинтирующих концепты «душа» и «сердце» позволил выделить следующие образы, которые стоят за именами сущностей.

Душа − ‘воздух’:

Прасл. *dusa, производное с суфиксом -j- от *duxъ ‘воздух’. [3, с. 164] В данную группу входят старабелорусские ФЕ со значением ‘умереть’. Это связано с христианским учением о том, что смерть физическая − это отделение души от тела: Бо дей конечне будешь такъ обложоный, же и душа твоя отъ тhла отлетитъ; [4, с. 22] Дщеры выпущали дuше сво# на лонехs матерей своих; [5] Кн"з великиs кгедимин, того рокu wт нhмцов, в прuсехъ забит з рuчницы пострhменыs, и на том мhстцu дшu выригнул припровадили тhло его до вилн"; [6] (14 ФЕ)

Душа (сердце) − ‘ценность’, которую можно отдать Богу, продать злому духу: Богобоs не з великимъ набо женсетвомъ прин"вши Сты# таsны дшu свою гсдu бгу предала. "ко бы с полгодины на рuкахъ дuховника своего была и претавис#; [7] Борисъ… предал дшю свою в роуцh бога живога; [8] Если бы Иліа мhлъ въ адъ душю свою передати, "ко теперь неціи розумhють, не просилъ бы Бга о смрть [9] (12 ФЕ). Данная группа старобелорусских ФЕ дает основания выделить в качестве ещё одного источника их формирования христианское мировосприятие наших предков с его моральными требованиями. Очевидно, что христианство, которое было обращено ко внутреннему миру человека, несло в себе высокую духовность. В современном белорусском языке употребляется ФЕ отдать богу душу в значении ‘умереть’: Мазавецкі аддаў богу душу ў агні свайго падпаленага хутара. [10, с. 59];

Душа (сердце) − ‘ёмкость, сосуд, мера, вместилище, содержимое’, а значит может быть пустой, легкой, наполненной, весомой, содержать холод или жар: Такъ и Гсдь пришедши … дшu.. ωхолодилъ: и облегчилъ ей ωд трuднонюсныхъ т# жаровъ, ωд розмаитыхъ, а тыхъ спросныхъ мыслій [11]. Рωвоамъ былъ дит# и легкогω срдца, и не моглъ се имъ ωперетъ [12]. В современном белорусском языке употребляется ФЕ с лёгкой душой в значении ‘без тревоги и опасения’: З лёгкай душой пайшоў Вялічка рыхтаваць разведгрупу. [10, 1, с. 405]; Кроль теды "къ послышал такое ωзнаймене т#жким и смuтнымs срдцемъ прын#лs, и оутhхu его, смuток пресhкъ (13); слова того мuжа вs срде таое "къ наглuбhй впали [13]; млоденец… зs глuбокости срдца вздохнuвшы, реклъ [13]. Современный белорусский язык сохранил ФЕ из глубины души (сердца) в значении ‘чистосердечно, с найлучшими намерениями’: − Дык трэба ж нешта рабіць, Казічак… − вырваліся з глыбіні душы словы. − Як жа ты думаеш жыць далей? [10, 1, 305]; не толкось пом#ть при#зни моей презъ зs серца своей выкинuлъ, алесь с# тежъ самомu прироженsю спротивилъ [8, c. 9] (43 ФЕ);

Душа − ‘копилка, хранилище’ − её можно растрачивать:Естъ … и тои онъ же тратитъ душу свою для стыду [14, 325]; Аще оубо вhдаеши чадо еже еси слышалъ вложи въ срдце свое [9, 1б]; Што то ест. Чого око не видhло, и оухо не слышало ани на срдце члвhкови не взышло. [13, 227] Для современного белорусского языка характерно употребление ФЕ войти в душу (сердце) со значением ‘глубоко взволновать, стать предметом постоянных размышлений’: О, Радзіма! Ты разам з вясною ў маё сэрца ўвайшла назаўжды. [10, 2, с. 547] (19 ФЕ);

Душа (сердце) − ‘горизонтальная поверхность’, на неё можно положить мысли, желания и др.: што кому Богъ милосердый на серцы положитъ, чимъ бы они тотъ храмъ Пречистоh Богоматери знову змуровати мhли [15] (5 ФЕ);

Душа (сердце) − ‘часть физического тела’, оно способно к передвижению, преодолению расстояний в невидимом пространстве: роспом#товала млстива# матка. ω смерти милого сна своего оус# местца оупоминаючи на сердци а по всех срдцем бегала [15] (8 ФЕ);

Душа (сердце) − ‘старание’, оно поможет более качественно что-либо сделать: сыну мои… приложи срдце к наuчению моемu [6]; додай срдца рицерствu твоемu противъ мhстu, абы егω збuрилъ [14] (6 ФЕ);

Душа (сердце) − ‘любовь’, чувство, зародившись в нём, обязывает человека привязаться к чему-либо: Богатство если течетъ серца не прикладаетъ але, "ко добрый и вhрный шафаръ оным шафuючи… бываетъ [15] (7 ФЕ);

Таким образом, во фразеологии старобелорусского языка отразилось представление о душе и сердце:

1) как наиболее важных органах человека, без которых он не может существовать. Отделение души означает прекращение жизнедеятельности организма человека (душа отъ тhла отлетитъ, выпущали дuше, дшu выригнул и др.);

2) как невидимой для человеческого зрения ценности, которая дана человеку на время и её нужно отдать, передать Богу: дшu гсдu бгу предать, предать дшю свою в роуцh бога живога и др.);

3) как средстве для преодоление расстояний в невидимом пространстве (срдцем бегала и др.);

4) как мериле добра и зла, центре эмоциональных переживаний и чувств (дшu.. ωхолодилъ и облегчилъ, легкогω срдца, срдцемъ прын#лs, вs срде впали, зs серца своей выкинuлъ, срдцем бегала, додай срдца и др.).

1. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка, их личностная и национальная специфика: Автореф. дис. д-ра филол. наук. Воронеж, 1998.

2. Толковый словарь белорусского литературного языка / под ред. М.Р. Судника, М.Н. Кривко. − Минск: БэлЭн, 2002. − 784 с.

3. Этимологический словарь белорусского языка. Т. 3. Г − И/ [Р.В. Кравчук, В.В. Мартынов, А.Я. Супрун, Н.В. Ивашина.; Ред. В.В. Мартынов]. − Мн.: Наука и техника, 1985. − 408 с.

4. Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси, в XI т. Т. V. Вильна, 1867 − 1890.

5. Словарь фразеологизмом белорусского языка. В 2 т. / И.Я. Лепешев. − Минск: Беларус. Энциклопедия имени П. Бровки, 2008. − 672 с.

6. Бивлия руска издание Скорины. Плач Еремии, 6 б.

7. Кроиника словяновъ руская о панствах руских, полских и литовских («Хроника» М. Стрийковского начала XVII в.). Рукопись Государственной публичной библиотеки имени М.Я. Салтыкова-Щедрина, F. XVII. 5, лл. 67 − 72.

8. Барколабовская летопись конца XVI − начала XVII в. Рукопись Государственного исторического музея СССР, Сб. Синад. 790.

9. Чеття 1489 г. Рукопись Библиотеки Академии наук УССР, 415 л.

10. Катихисисъ для детокъ христианскихъ языка руского коротко выложена, Клецк, 1562.

11. Духовныи беседы святого отца нашего Макаріа пустелника египетского… Вильна, 1627, С. 309 − 310.

12. Гисторія албо правдивое выписаніе ст. Іоанна Дамаскина, о житіи святых преподобных отецъ Варлаама і Осфара и о наверненю індіянъ, Куцеин, 1637.

13. Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные археологическою комиссиею, т. I − V. СПб, 1846 − 1853.

14. Мучения Христа XV в. Рукопись Государственной публичной библиотеки БССР имени В.И. Ленина, 09/276К, лл. 60 б − 80 б.

15. Книга, глаголемая кроникъ, сиречь собраніе от многихъ летописецъ («Хранограф» XVII в.). Рукопись Государственной библиотеки СССР имени В.И. Ленина, № 2405, 257.

Бирская государственная социально-педагогическая академия, г. Бирск, Россия

e-mail: ilinskaia.83@mail.ru
Науч. рук.: С.М. Аюпов, д. филол. н., профессор
А.И. Герцен и П. Мериме жили и творили в одно время, в XIX веке. В их творчестве есть немало общего. Обратимся к роману русского писателя "Кто виноват?" и новелле французского драматурга "Двойная ошибка".
Начнём с того, что в названии произведений уже есть некая перекличка. "Ошибка" и "вина" - эти два слова одновременно и близки по смыслу и далеки. Героини произведений сделали глупость, дорого им обошедшуюся. Авторы не осуждают и не поощряют действий своих героинь, но в названии мы видим, что вину за происшедшее Мериме главным образом возлагает на Жюли, тогда как у Герцена вопрос о том, чья ошибка стала роковой, остался открытым.

Ознакомившись с эпиграфом новеллы Проспера Мериме, мы сразу догадываемся о содержании произведения.

Девушка зеленоглазая,

Более белая и алая, чем цветы!

Коль скоро ты решила полюбить,

То погибай до конца, раз уж ты гибнешь (испан.) [2, с.42].

Эти строки можно так же отнести к героине Герцена. Желание любить погубило и Любоньку. В отличие от Мериме автор «Кто виноват» сделал эпиграфом своего романа фразу, которая не вводит читателя в курс дела, но её можно применить и к "Двойной ошибке". "А случай сей за неоткрытием виновных предать воле божией, дело же, почислив решённым, сдать в архив" [1, с.5]. В новелле Мериме также сложно сделать вывод о том, кто виноват, Де Шаверни, не сумевший стать достойным супругом; Дарси, не сумевший разглядеть подлинность чувств Жюли к нему; общество, от критичного взора которого ничего не скроешь, или сама мадам де Шаверни, впервые почувствовавшая, что любит. Однозначного ответа на этот вопрос нет. Но если в "Двойной ошибке" мы догадываемся о сюжете с самого начала, то в романе "Кто виноват?" лишь к середине произведения мы начинаем подозревать о дальнейшем развитии событий. Только здесь читатель начинает догадываться, что слова доктора Крупова о браке, о том, что "в женитьбе с собою топишь ещё человека" [2, с.62] могут оказаться пророческими.

Несмотря на то, что герои "Кто виноват?" прожили четыре года счастливо, с появлением в их жизни Бельтова многое меняется, Любонька понимает, что не была по настоящему счастлива в браке, что этого ей недостаточно.

Жюли, будучи замужем шесть лет, "вот уж пять с половиной лет, как она поняла, что ей не только невозможно любить своего мужа, но даже трудно питать к нему хотя бы некоторое уважение" [2, с.42]. Тогда как Люба, даже почувствовав своё небезразличие к Бельтову, всё же считала, что любит супруга и, несомненно, уважала его.

Жюли совершила двойную ошибку. Первую, когда вышла замуж за Шаверни, человека, с которым у неё не было ничего общего, вторую, когда, забыв обо всём, поверив в искренность чувств Дарси к ней, поддалась порыву страсти.

Любонька совершила те же ошибки, вначале, приняв свою благодарность к Дмитрию за любовь, и выйдя за него замуж, затем влюбившись в Бельтова. Обе героини измучились потому, что согрешили, хотя степень их вины разная. Круциферская, понимала, что после встречи с Владимиром жизнь её раз и навсегда изменилась, она не сможет быть со своим мужем так же счастлива, как раньше, но чувствовала, что оставить его не может, и страдала оттого, что ею владеет любовь к Бельтову. Жюли, считавшая себя несчастной на протяжении всего брака, всё же "гордилась тем, что в обществе её жалеют и ставят в пример как образец

покорности судьбе" [2, с.44]. И из-за измены супругу, а ещё больше из-за того, что она интуитивно почувствовала безразличие к ней Дарси, мадам де Шаверни тяжёло заболела. Так же, как от осознания своей вины слегла Любовь Круциферская.

Общество не могло оставить этот промах без внимания. В романе "Кто виноват?" именно общество явилось причиной того, что Владимир Бельтов не решился на отчаянный поступок, не стал бороться за своё счастье, хотя он и понимал, что оставить Любоньку в подобной ситуации одну, значит отдать её на растерзание обществу.

Это стало одной из причин, по которой произошло душевное крушение героинь.

Последние слова, сказанные Любой Владимиру, были: "Вольдемар, помните, что вы любимы беспредельно… беспредельно любимы, Вольдемар!" [1, с.192], тогда как слова Жюли, адресованные Дарси, звучали так: "Напишите, что он меня не знает… что я его не знаю…" [2, с.105] (и это были последние слова в её жизни). Искренность чувств Круциферской и Бельтова находит своё отражение в её прощальных словах, в повторе двух важных слов "беспредельно" и "любимы", в этом многоточии, в столь многозначительной паузе, в двойном обращении к герою по имени. Фразы, произнесённые героиней Мериме звучат словно в противовес. Есть многозначительная недосказанность в её словах, но она говорит о другом, о неуверенности, сомнении, смятении в душе героини, отсутствие имён подчёркивает показное безразличие Жюли к Дарси, две короткие фразы, построенные одинаково с многоточием на конце дают нам почувствовать всю боль мадам де Шаверни.

Объяснить сходство двух произведений можно тем, что Мериме "усиленно изучал русскую историю XVII – XVIII веков, переводил Пушкина, Гоголя, Тургенева» [2, с.16].

В описании главных героинь особенно заметно влияние А.С. Пушкина. Их эмоциональные души скрыты под кроткой внешностью, обе терпят своё положение с достоинством, Любонька в семье своего отца, а позже с мужем, Жюли - в браке. Всё это напоминает Татьяну, «Но я другому отдана;/ Я буду век ему верна» [3, с.228]. Любонька почувствовала, что они с Владимиром родственные души, они понимали друг друга так, словно давно были знакомы. «Этого рода симпатий нечего ни развивать, ни подавлять; они просто выражают факт братственного развития в двух лицах, где бы и как бы ни встретились эти лица; если они узнают друг друга, если они поймут родство своё, то каждый пожертвует, если обстоятельства потребуют, всеми низшими степенями родства в пользу высшего». [1, с.150]. Жюли с Дарси были уже знакомы раньше, их встреча, которая повлияла на последующую жизнь главной героини, произошла после нескольких лет их разлуки («лет шесть-семь назад»: [2, с.67]). В их общении не было уже той теплоты, понимания и доверия, как прежде, но фраза, которой завершилась "Двойная ошибка" - "Эти две души, не понявшие одна другую, были, может быть, созданы друг для друга" [2, с.106]- показывает, что персонажи Мериме так же являются родственными по духу, с той разницей, что герои "Кто виноват?" «узнали друг друга, поняли своё родство» [1, с.150] в отличии от Дарси и Жюли. Однако, ни персонажи «Двойной ошибки», ни герои романа Герцена вместе не остались, «низшими степенями родства» [1, с.150] не пожертвовали. Люба, как и Жюли допустила в своей жизни "двойную ошибку», и, дочитав новеллу П. Мериме, задаёшься тем же вопросом, что и Герцен - "Кто виноват?".