глава 12
Власть места
В один прекрасный весенний день я шел по студенческому городку университета Карнеги-Меллон и набрел на компанию молодых людей, которые сидели за столом, беседовали и наслаждались погодой. Некоторые из них были одеты в одинаковые синие футболки с надписью "Trilogy@CMU", где слово Trilogy означало название остинской фирмы, которая часто брала на работу наших лучших студентов. Я подошел к столу и спросил: "Ребята, вы — рекрутеры?" — "Нет-нет, — ответили они, показывая всем видом, что вопрос их удивил, — мы никакие не рекрутеры. Просто тусуемся, играем во фрисби с друзьями". Интересно, подумал я. Приехали из Остина в Питтсбург в будний день просто потусоваться с друзьями.
Я заметил, что на траве сидит один парень из их компании. У него были татуировки по всему телу, косматые волосы, выкрашенные в разный цвет, пирсинг и майка без рукавов. Одним словом, передо мной был явный неформал. Я спросил его: "А вы что здесь делаете?" — "Я типа с ними только что подписал контракт". Как выяснилось позже, этот парень был талантливым студентом и только что заключил соглашение на работу по окончании университета на самую крупную сумму в истории факультета — за тем самым столом посреди лужайки — с рекрутерами, которые ни за что не признаются, что они рекрутеры, потому что это чересчур грубо и немодно.
Многое изменилось со времени моей учебы, когда студенты надевали самые приличные наряды и хорошенько прятали все атрибуты контркультуры, чтобы показать рекрутерам, что сумеют вписаться на рабочем месте. Здесь, напротив, фирма подстраивается под студента. Представители Trilogy кормили молодого человека обедами и поили коктейлями "Маргарита" в Питтсбурге, возили его на самолете в Остин, развлекая там на частных вечеринках в культовых клубах и на борту теплохода фирмы. Когда я позвонил рекрутерам и спросил их, зачем так стараться, они ответили: "Все просто. Он нам нужен, потому что это — рок-звезда". И далее: "Когда крупные компании с восточного побережья приедут сюда посмотреть, кто работает над их проектом, мы выставим его — и гости просто улетят от его неимоверных талантов и крутизны".
Но я обратил внимание на другое, еще более значительное обстоятельство: очередной талантливый молодой человек уезжает из Питтсбурга. Как раз эта проблема и подтолкнула меня заняться исследованиями в этом направлении. У города, который стал моей второй родиной, есть масса достоинств. Университет Карнеги-Меллон известен во всем мире как ведущий центр исследований по информационным технологиям. Расположенный по соседству Питтсбургский университет располагает медицинским центром мирового класса. Питтсбург привлекает инвестиции в размере сотен миллионов долларов на ежегодное финансирование университетских исследований и является шестым в стране городом по количеству студентов на душу населения. Нас никак нельзя назвать провинцией. В городе существуют три знаменитые спортивные команды, известные музеи и памятники культуры, замечательная сеть городских парков, своеобразная архитектура индустриальной эпохи и прекрасные районы с изобилием стильного и недорогого жилья. Это дружелюбный город с развитыми местными сообществами и чувством гордости и патриотизма. Согласно проведенному в 1985 году опросу альманаха Rand McNelly, Питтсбург был назван "самым привлекательным городом в Америке" и с тех пор продолжает занимать высокие места в подобных списках.
Однако экономика не выходит за рамки средней плоской линии роста. Согласно переписи 2000 года, и в самом городе, и в окружающих его районах произошло сокращение населения. А талантливые студенты разъезжаются. Большинство знаменитых выпускников Карнеги-Меллон последних десятилетий — такие, как один из самых известных венчурных капиталистов Силиконовой долины Винод Косла и бывший преподаватель Рик Ра-шид, ныне возглавляющий исследования и разработки Microsoft — достигли успеха в других местах. Прославленный медицинский центр Питтсбургско-го университета, где Джонас Солк создал вакцину от полиомиелита и где работает одна из лучших в мире программ по пересадке органов, вдохновил всего лишь горстку предпринимателей на создание биотехнологических фирм в Питтсбурге.
В течение многих лет я наблюдал, как город пробует разные средства в попытках переизобрести себя, и сам неоднократно принимал в них участие. В регионе было запущено множество программ по переводу экономики с тяжелой промышленности на высокие технологии. Центр города перестроили практически с нуля, а новый аэропорт и массивный спорткомплекс для бейсбольной команды Pirates и футбольной команды Steelers получили инвестиции. Здесь делается многое, чтобы привлечь и удержать талантливую молодежь. Но впечатление складывается такое, что отток людей и предприятий неостановим.
Я живо помню тот день, когда город покинула компания Lycos, одно из самых знаменитых детищ нашего университета. Я был в командировке в Школе Кеннеди при Гарвардском университете и увидел в утренней газете статью о переезде компании в Бостон. Технология для поиска и каталогизации Lycos была разработана исследователями Карнеги-Меллон еще на заре коммерческого применения интернета. Технологию лицензировала венчурная фирма из Бостона под названием CMGI, построившая вокруг нее компанию. Поначалу головной офис Lycos находился в Бостоне, а инженерные и технические службы, представлявшие собой значительное по размеру предприятие, оставались в Питтсбурге. И вот они тоже собрались переезжать. По мнению некоторых моих коллег, знакомых с ситуацией, основная причина состояла в том, что Бостон мог предложить и руководителям, и техническим работникам компании более привлекательный образ жизни.
Все это пронеслось у меня в голове, и я спросил молодого человека с крашеными волосами, почему он собирается переехать в менее крупный город посреди Техаса, где нет большого аэропорта, профессиональных спортивных команд, музеев или культурных учреждений, сравнимых с питтсбург-скими. Он ответил, что ему понравилась фирма, люди и работа. А последний довод был такой: это же Остин\ "А что в нем хорошего?" — спросил я. Паренек объяснил, что там всегда есть, чем заняться, полно молодежи, масса хороших музыкантов, интересная культурная и этническая смесь, потрясающие возможности отдыха на природе и отличная ночная жизнь. Для него имели значение именно такие вещи, а не опера, которая ему нравилась, но где бы он чувствовал себя не в своей тарелке. Более того, в Остине жизнь дешевле, чем в Силиконовой долине, где ему тоже предлагали подходящую работу. Он был прав: Остин считается четвертым по доступности местом для подобных ему специалистов в области информационных технологий, поскольку разница в оплате с учетом стоимости жизни превышает цифру по району залива Сан-Франциско более чем на 18 ООО долларов1.
В заключение он заметил: "В Остине я могу жить своей жизнью" — а не только работать. На мой вопрос о Питтсбурге, где в свое время он решил учиться, молодой человек ответил, что прожил в городе четыре года и знал его хорошо. Несмотря на несколько неплохих предложений от питтсбург-ских высокотехнологичных фирм, он полагал, что городу не хватает разнообразия в культуре и образе жизни, а также толерантности, которые сделали бы его более приятным местом. Он подытожил: "Как бы я смог здесь "вписаться?"
Таким образом, для нашей эпохи, равно как и для данной книги, ключевым является следующий вопрос:
Чем мы руководствуемся, принимая решение о том, где нам жить и работать? Что для нас имеет реальное значение при принятии подобных жизненных решений? Какие перемены произошли в этом отношении — и почему?
Обычный ответ: "Рабочие места". Это можно услышать от большинства журналистов. Люди переезжают туда, где рассчитывают найти наиболее привлекательную работу и самую высокую оплату. Но рабочие места — это еще далеко не все. Принимая решение о том, где работать и жить, люди стараются учесть массу соображений. Что им нужно сегодня, отличается от того, что было необходимо нашим родителям, и даже от того, в чем мы сами когда-то нуждались. И хотя молодой человек с крашеными волосами и замечательными татуировками не может говорить от лица всего креативного класса, согласно моим исследованиям, все, что ему нравилось в Остине, в целом типично для многих при выборе местожительства. Я обнаружил ряд повторяющихся тем:
-
Креативный класс переезжает из традиционных корпоративных районов, центров проживания рабочего класса и даже южных штатов "солнечного пояса" в новые места, которые я называю креативными центрами.
-
В условиях современной экономики креативные центры имеют тенденцию выигрывать. Их отличает не только высокая концентрация представителей креативного класса, но и реальные результаты креативной экономики в виде инновационных разработок и роста высокотехнологического производства. Они также демонстрируют устойчивые признаки жизнеспособности регионов, такие как прирост населения и занятости.
-
Креативные центры процветают не в силу таких традиционных экономических причин, как доступ к натуральным ресурсам или транспортным магистралям. И не потому, что местные администрации заманивают бизнес при помощи налоговых льгот и других стимулов. Их успех в основном связан с тем, что там хотят жить творческие люди. Компании следуют за людьми или, во многих случаях, люди их учреждают. Креативные центры обеспечивают целостную экосистему или место обитания, где все формы креативности — художественное творчество и культура, технология и экономика — могут пускать корни и процветать.
-
Креативные личности переезжают в эти места не в силу традиционных причин. Внушительные объекты, строительством которых занимается большинство городов — спортивные арены, скоростные магистрали, универмаги и центры туризма и развлечений, напоминающие парки отдыха — для представителей креативного класса не имеют значения или даже воспринимаются ими негативно. Они ищут такие районы, где существует высокоразвитая инфраструктура, поощряются индивидуальные отличия и разнообразие, а главное, есть возможность заявить о себе как о креативной личности.
Ограниченность традиционных взглядов
В дискуссии по поводу роли места в нашей экономике и обществе доминирует несколько точек зрения. Хотя они и не противоречат друг другу во всех отношениях, между ними обычно мало общего. Возможно, самый великий миф новой экономики состоит в том, что "география умерла". Согласно этой логике, благодаря интернету, современным телекоммуникациям и транспорту людям, работающим вместе, уже не обязательно присутствовать в одном и том же месте — соответственно, они этого делать не будут. Эта тема конца географии существует с тех пор, как эксперты начали предсказывать, что технологии вроде телеграфа, телефона, автомобиля и самолета рано или поздно покончат с большими городами. В популярной книге "Новые правила для новой экономики" (1998) ее автор Кевин Келли пишет: "Новая экономика работает не в определенном месте, а в 'пространстве', и со временем все больше и больше экономических операций мигрируют в новое пространство"2. Келли затем делает некоторые оговорки: "Однако география и недвижимость никуда не денутся и останутся, так сказать, недвижимыми. Города будут процветать, и ценность отдельного места — уголка природы или милой деревни на холме — только увеличится". И тем не менее, подчеркивает автор: "Люди будут жить в определенных местах, а экономика все больше и больше обитать в абстрактном пространстве".
Этот миф развеять проще простого. Не только люди, но и экономика (высокотехнологичные отрасли, основанные на знании и производящие креативное содержание, на которых в значительной мере основан экономический рост) продолжает концентрироваться в конкретных местах, от Остина до Силиконовой долины, от Нью-Йорка до Голливуда, наподобие того, как автомобильная промышленность в свое время локализовалась в Детройте. Ученые, изучающие городское и региональное развитие, от Роберта Парка и Джейн Джейкобе до Уилбура Томсона, давно указывают на роль городов в качестве инкубаторов креативности, инноваций и новых индустрии3. Более того, предсказания в духе "география отмирает" попросту не стыкуются со множеством интервью, которые я провел, фокус-групп, на которых я присутствовал, и статистических данных, которые я изучил. Место и сообщество сейчас являются более важными факторами, чем когда-либо — во многом за счет того, что вопреки предположениям Келли относительно абстрактного "пространства", экономика все больше формируется вокруг реальных мест реальной концентрации людей. Существует ряд теорий, объясняющих неизменную важность места в общественной и экономической жизни. Давайте рассмотрим их по порядку.
Согласно одной точке зрения, место сохраняет актуальность в качестве средоточия экономической деятельности, поскольку фирмы имеют тенденцию группироваться, объединяясь в кластеры. Этот взгляд основывается на влиятельных открытиях экономиста Альфреда Маршалла, который утверждал, что фирмы формируют кластеры или "агломерации" для повышения эффективности производства. Современный вариант этой точки зрения, выдвигаемый профессором Гарвардской бизнес-школы Майклом Портером, имеет множество сторонников как в академической среде, так и среди практиков экономического развития4. В самом деле, фирмы одного профиля имеют тенденцию группироваться. Примеры подобных кластеров дают не только Детройт и Силиконовая долина, но и мексиканские районы-макиладоры, где производятся электроника и автодетали, а также зоны компаний-производителей дисководов в Сингапуре, плоских мониторов в Японии, "швейный квартал" и театральный Бродвей в Нью-Йорке.
Вопрос не в том, группируются ли фирмы в кластеры, а в том, почему они это делают. Предлагается несколько вариантов ответа. Некоторые эксперты считают, что кластеры усиливают положительные эффекты взаимодействия между фирмами. Другие утверждают, что дело в преимуществах близкого расположения, называемом ими "перетекание". Третьи видят причину в том, что определенные виды деятельности требуют прямого контакта5. Но все это лишь частичные объяснения. Я уже говорил и покажу подробнее, что реальную силу кластеров составляют люди. Компании формируют кластеры, чтобы иметь возможность пользоваться концентрацией талантливых людей, усилия которых обеспечивают инновационный процесс и рост экономики. Способность быстро мобилизовать кадры, используя подобные концентрации, становится мощным ресурсом для борьбы с конкурентами в креативной экономике, где время имеет решающее значение.
Альтернативная точка зрения основывается на теории социального капитала Роберта Патнэма. Согласно этой теории, рост экономики региона зависит от тесных сообществ, в которых люди и фирмы образуют прочные связи6. Патнэм и другие пытались применить теорию социального капитала для объяснения успешной работы высокотехнологичных кластеров вроде Силиконовой долины, утверждая, что в подобных случаях сети из людей и фирм представляют собой разновидность социального капитала. Однако подобные центры высоких технологий не соответствуют классической модели социального капитала. Для таких центров скорее характерны временные связи, а также экономическое и социальное разнообразие. Представители креативных профессий, с которыми я беседовал в этих местах, не проявляли особого интереса к устойчивым связям и долгосрочным обязательствам, связанным с традиционным социальным капиталом. Они считают более предпочтительными гибкие, квазиавтономные сообщества, к которым они могут быстро подключиться, воспользоваться их возможностями и сформировать широкий спектр отношений.
Человеческий капитал и экономический рост
Лет десять назад возникла потенциально более убедительная теория роста городов и регионов. Основная идея этой теории состоит в том, что двигателем регионального развития являются люди. Соответственно, сторонники теории называют ее "теорией человеческого капитала".
Экономисты и географы всегда соглашались, что экономический рост имеет региональную основу, что его обуславливают определенные регионы, юрода и даже районы. Однако традиционно считалось, что рост тех или иных областей происходит из-за их благоприятного расположения на транспортных магистралях или в силу наличия натуральных ресурсов, привлекающих предприятия. Согласно такому конвенциональному взгляду, экономическая важность места связана с эффективностью его производства и бизнеса. Местные власти, заинтересованные в привлечении бизнеса, руководствуются этой теорией при введении налоговых льгот и строительстве автомагистралей. Но данные факторы, направленные на сокращение затрат, уже не являются ключевыми для успеха.
Сторонники теории человеческого капитала находят секрет регионального развития не в сокращении стоимости бизнеса, а в наличии высокообразованных и продуктивных кадров. Такое скопление человеческого капитала важнее для экономического роста, чем скопление компаний, поскольку как указывает Росс Де Вол из Института Милкена, "привлекая людей, можно привлечь индустрии, которые их нанимают, а также инвесторов, которые финансируют компании". Джоэл Коткин точно передает сущность теории человеческого капитана в следующей цитате:
Как правило, интеллектуальные ресурсы имеют тенденцию концентрироваться в тех местах, куда их привлекает индустрия и коммерция. Это справедливо уже для Месопотамии и Древнего Рима, равно как и для Амстердама в Новое время и современного Нью-Йорка. В то же время, хотя умственный труд мог достигать высокой концентрации в определенных местах — вроде Новой Англии и Миннеаполиса, — другие регионы с относительным преобладанием физического труда, такие как Детройт или Буффало, становились лидерами экономического роста и привлекали необходимые им кадры с высокой квалификацией... Подобная перемена соотношения между физическим и умственным трудом приводит к глубоким сдвигам в понимании важности "места". При новом географическом режиме благосостояние накапливается там, где возникают интеллектуальные кластеры, будь то большой город или маленький населенный пункт. Кроме того, эти кластеры гораздо менее ограничены традиционными условиями наподобие наличия водных артерий, доступности сырья или близости к большим скоплениям населения7.
Теория человеческого капитала — как и многие другие теории развития городов — обязана своим появлением Джейн Джейкобс. Долгое время ее идеи игнорировались академическими экономистами, но в последние пару десятилетий некоторые авторитетные специалисты занялись ими серьезно и попытались выработать эмпирические доказательства их ценности. Еще несколько десятилетий назад Джейкобс отметила способность городов привлекать творческих людей и, тем самым, способствовать экономическому росту8. Лауреат Нобелевской премии в области экономики Роберт Лукас рассматривает влияние на производительность со стороны концентрации человеческого капитала в качестве решающего фактора в экономическом росте регионов, называя это явление "экстернальностью Джейн Джейкобе". В своем получившем широкое хождение электронном сообщении он даже предложил выдвинуть ее на соискание Нобелевской премии. Основываясь на открытиях Джейкобе, Лукас утверждает, что большие города были бы экономически несостоятельны, если бы не их производительность, связанная с доступностью человеческого капитала:
Если ограничиваться обычным набором экономических сил, города должны были бы развалиться. В теории производства нет ничего такого, что могло бы сохранить целостность города. Говоря по-простому, город — это набор производственных факторов — капитала, людей и земли, — а земля всегда дешевле за городом... Мне кажется, что "сила", которую мы должны постулировать для объяснения центральной роли городов в экономической жизни, имеет те же характеристики, что и "внешний человеческий капитал"... Зачем бы люди на Манхэттене или в центре Чикаго стали платить огромную аренду, если не для того, чтобы быть рядом с другими людьми?9
Исследования национального роста находят прямые соответствия между успешными экономическими показателями и человеческим капиталом нации, выраженным в уровне образования. Подобная взаимосвязь была также обнаружена в исследованиях регионов США. Проведя ряд исследований, экономист Гарвардского университета Эдвард Глэзер и его коллеги нашли значительные эмпирические доказательства того, что человеческий капитал является центральным фактором регионального развития10. Согласно Глэзеру скопления человеческого капитала являются реальной причиной концентрации предприятий: фирмы собираются вместе, чтобы пожинать блага единых кадровых ресурсов — а не только, утверждает Глэзер, для того, чтобы воспользоваться взаимосвязанными сетями клиентов и поставщиков, как часто считается. В работе Спенсера Глендона, одного из гарвардских аспирантов Глэзера, показано, что рост городов в течение XX века в значительной мере сводится к уровню человеческого капитала, которым эти города располагали в начале века11. Города с более образованным населением росли быстрее и более успешно привлекали новые таланты. Исследования Патрисии Бисон, специалиста по экономике города из Питтсбургского университета, подтверждают данную точку зрения. Она анализирует, каким образом инвестиции в определенные типы инфраструктуры отражались на росте городов и регионов начиная с середины XIX века. Оказалось, что инвестиции в инфраструктуру высшего образования предсказывают дальнейший рост лучше, чем вложения в объекты физической инфраструктуры, вроде каналов, железных дорог или автомагистралей12.
Креативность и место
Теория человеческого капитала гласит, что экономический рост происходит в местах, где есть хорошо образованные люди. Отсюда напрашивается вопрос: почему креативные личности концентрируются в определенных местах? Что определяет выбор в пользу тех или иных городов в мире с высоким уровнем мобильности?
Экономисты и социологи уделяют большое внимание причинам, по которым компании выбирают свое местоположение, однако в отношении людей данная проблема практически не рассматривалась. На этот фундаментальный вопрос я и попытался ответить. В условиях почти полного отсутствия академических образцов и литературы на эту тему я стал просто спрашивать людей о том, как они решают, где жить и работать. Я начал со своих студентов и коллег в Карнеги-Меллон, затем перешел на друзей и сотрудников в других городах. Со временем я стал задавать эти вопросы практически каждому встречному, и в ответах постоянно звучала одна и та же мысль. Для людей имели значение экономические соображения и образ жизни, а также их соотношение: решения по поводу карьеры или местожительства не укладывались в рамки традиционных теорий, согласно которым они должны покорно следовать за рабочими местами.
Со временем я понял, чем моя точка зрения отличается от теории человеческого капитала. Мой коллега даже придумал ей название "теория креативного капитала". В сущности, моя теория состоит в том, что экономический рост регионов определяется выбором местожительства творческих людей — владельцев креативного капитала, которые предпочитают места, характеризующиеся разнообразием, терпимостью и открытостью новым идеям. Таким образом, она отличается от теории человеческого капитала в двух аспектах: 1) уточняет конкретный тип человеческого капитала (творческих людей) в качестве основы экономического роста и 2) определяет факторы, влияющие на принятие решений о месте работы и жительства для подобных людей, поскольку недостаточно заявить, что некоторым регионам просто везет с креативностью. В главе 14 я расскажу подробнее о своей теории и о том, какими способами я ее проверял, а сейчас давайте посмотрим,
что результаты моих интервью и фокус-групп говорят о приоритетах творческих людей при выборе места.
Плотный рынок труда
Отвечая на вопрос о том, что важно для них при трудоустройстве, мои собеседники и члены фокус-групп постоянно указывают на разнообразие возможностей на рынке занятости. Причина проста, объясняют они. В их планы не входит найти работу и долго оставаться в одной и той же фирме. Между компанией и сотрудниками нет тесных связей, и карьеры становятся все более горизонтальными. Чтобы сохранять привлекательность, в регионе должен быть такой рынок труда, который способствовал бы горизонтальным карьерам. Другими словами, необходим плотный рынок труда.
Таким образом, регион решает основную загадку нашего экономического порядка: совмещение креативных людей и экономических возможностей. Регион тем самым создает рынок кадров для компаний, которым нужны сотрудники, и плотный рынок труда для людей, которым нужны рабочие места. Концентрация людей, компаний и ресурсов в определенных местах с определенными возможностями и специализацией порождает эффективность, которая стимулирует экономический рост. Именно поэтому я утверждаю, что место становится центральной организационной единицей нашей экономики и общества, принимая на себя роль, которую раньше играла крупная корпорация.
Образ жизни
Участники проводимых мной фокус-групп утверждают, что при принятии решения о выборе местожительства образ жизни для них зачастую имеет большее значение, чем трудоустройство. Многие говорят, что им случалось отказываться от работы или от ее поиска в тех местах, где отсутствовали необходимые им элементы: музыкальная сцена, искусство, технологии, активный спорт и т. д. Некоторые вспоминали, как их друзья или они сами устраивались на работу по экономическим мотивам, а потом переезжали в другое место, с более подходящим для них образом жизни. В процессе исследования я столкнулся с множеством людей, которые переезжали куда-либо ради принятого там образа жизни, и лишь потом начинали искать работу.
Сегодня люди ожидают большего от тех мест, где они живут. В прошлом многих устраивало работать в одном месте и ездить в отпуск в другое, периодически выбираясь в выходные покататься на лыжах, на природу или в другой город — на культурное мероприятие или в клуб. Бытовало представление, что некоторые места подходят для зарабатывания денег, а другие — для досуга. Сейчас подобное разделение уже не работает. Социологи Ричаро Ллойд и Терри Николе Кларк из Чикагского университета отмечают, что "работники элитных сфер постиндустриального города выдвигают требования к 'качеству жизни'... и все чаще ведут себя как туристы в собственном городе". Одна из причин кроется в природе современной креативной деятельности. Конечно, люди по-прежнему путешествуют, но поскольку их режим работы отличается гибкостью и непредсказуемостью, они хотят иметь постоянный доступ к досугу и развлечениям "по мере необходимости". Например, па протяжении длинного ненормированного рабочего дня им может понадобится продолжительный перерыв для "перезарядки". Для многих таким перерывом для поддержания производительности в рабочие будни становится пробежка или поездка на велосипеде. Загородный дом или дача на берегу здесь не помогут. Нужны беговые дорожки или парки рядом с домом.
Существенным элементом оказывается и ночная жизнь. В ней мои собеседники ценят широкий спектр возможностей. Особенно важны те, что обеспечивают непосредственное эстетическое переживание: интересные музыкальные площадки, художественные галереи, сцены для исполнительских искусств и театры. Многие воспринимают яркость и разнообразие ночной жизни как еще один признак того, что город "продвинут", даже если сами они при этом в ночной жизни почти не участвуют. Интересно отметить, что в моих фокус-группах больше всего претензий адресовано тем городам, где все закрывается слишком рано. Это происходит не потому, что люди готовы веселиться всю ночь, а потому, что они допоздна задерживаются на работе и хотят иметь варианты круглые сутки. Многие подчеркивали важность безалкогольных развлечений, как тот молодой человек из главы 10, который сказал, что у него "нет времени на восстановление". Это замечание многое творит о ценности времени для креативных людей. Вот как подвел итог один участник фокус-группы: "Я хочу иметь варианты в тот момент, когда они мне понадобятся".
Моя студентка Эрика Кослор провела опрос, результаты которого доказывают, что ночная жизнь действительно является важной составляющей образа жизни города и его инфраструктуры. Кослор определила ночную жизнь как "любую деятельность в сфере развлечений после наступления темноты" и выяснила, чего молодые представители креативного класса (ее респондентам было от двадцати до тридцати с лишним лет) ждут от ночной жизни в городе. Самую высокую оценку получили культурные мероприятия (от симфонии и театра до музыкальных концертов) и поздние ужины в ресторанах, далее следовали небольшие джазовые и музыкальные клубы, а также кофейни. Бары, крупные танцевальные клубы и ночные клубы получили заметно более низкий рейтинг. Большинство респондентов выразило заинтересованность в широком выборе вариантов досуга и в безопасном и надежном "ночном транспорте". Серьезное предпочтение отдавалось досугу "по требованию". Треть респондентов Кослор сказали, что при выборе места они учитывают "ночную жизнь". Она обнаружила, что для создания гешталыта ночной жизни требуется сочетание целого ряда различных видов времяпрепровождения14. Мои собеседники часто подчеркивают, что подобные вещи служат для них признаком "продвинутого" города, его открытости культуре креативной эпохи, а также показателем того, что они могут найти себе здесь место.
Общение
Конечно, люди всегда находили возможности общения там, где они живут, но способность сообщества наладить человеческие контакты приобретает дополнительную важность в высокомобильном квазиавтономном обществе. Рэй Ольденбург в своей книге "Прекрасное место" выделяет категорию "третьих мест", весьма важных для общества. К третьим местам он относит те, что не связаны с работой и домом ("первыми двумя" местами), например, кофейни, книжные магазины и кафе, где мы можем завязать менее формальные знакомства. По мнению Ольденбурга, третьи места представляют собой "самое сердце общественной жизни", где люди "встречаются просто ради хорошей компании и живой беседы" 15.
Согласно моим интервью и фокус-группам, привлекательность тех или иных районов для креативного класса во многом определяется такого рода третьими местами. Это происходит потому, что два других источника общения и стабильности — семья и работа — стали менее надежными и устойчивыми. Существует больше вероятности, что человек живет один и часто меняет работу. Третьи места заполняют вакуум, предоставляя готовую площадку для знакомств и общения.
Изменения в характере труда также придают важность третьим местам. Мы все меньше работаем по строгому графику и все чаще трудимся в условиях относительной изоляции, например, дома за компьютером, как часто бывает в моем случае. Тем труднее сейчас установить прочные человеческие связи, а электронная почта или телефон дают лишь ограниченные возможности. Поэтому я часто устраиваю себе перерыв и направляюсь в кофейню неподалеку, чтобы посмотреть на людей, или катаюсь на велосипеде, чтобы восстановить энергию, а потом отправляюсь в кафе, чтобы встретиться там с коллегами. Многие из моих собеседников делают то же самое.
Разнообразие
Участники моих интервью и фокус-групп постоянно называют разнообразие в числе наиболее важных факторов при выборе местожительства. Людей привлекают места, известные своим интеллектуальным разнообразием и открытостью. Они активно занимаются поиском таких мест, учитывая их отличительные признаки при оценке различных районов. Подобные признаки включают разнообразие национальностей и рас, возрастов, сексуальных ориентации, а также альтернативных стилей с их пирсингом, татуировками и т. д.
Недавно я спросил студентов, пришедших ко мне в гости, где бы они хотели жить по окончании учебы, и многие выбрали Вашингтон — город, известный своим разнообразием. Этому не приходится удивляться. Корейскому студенту нравилось, что там "есть большая корейская община", т. е. корейские религиозные учреждения, корейские гастрономы и корейские дети, с которыми могут играть его дети. Аналогичным образом индийский студент отметил многочисленное индийское население, афроамериканец — значительный контингент преуспевающих черных профессионалов, а студент-гей — гомосексуальное сообщество в районе Дюпон-серкл.
Но дело не только в иммигрантах, которые хотят общаться только с себе подобными. Различия играют не меньшую роль, чем сходство. Одна студентка иранского происхождения, посещающая подготовительные курсы по медицине, обобщила все множество критериев разнообразия следующим образом:
Мы с сестрой и друзьями путешествовали по стране на машине и говорили о том, что привлекает нас к тому или иному месту. Мы попробовали сделать список [факторов|... Мы решили, что место должно отличаться открытостью. И разнообразием... Там должно быть заметно присутствие геев и людей различных рас и национальностей. Там должны быть люди разных возрастов и много возможностей для молодежи. Там должны быть люди, которые выглядят оригинально16.
Как на рабочих местах, так и в местных сообществах разнообразие — признак открытости для маргиналов. И в той же мере, в какой льготы для партнеров демонстрируют открытость и толерантность работодателя, места с заметным присутствием геев посылают аналогичный сигнал. Некоторые из моих собеседников утверждают, что в поиске места для жизни они ориентировались на такие места, даже сами не будучи геями. Другие специально выбирают районы с высокой концентрацией гомосексуального населения ради высокого уровня удобств, энергии, безопасности и чувства общности. Многих молодых девушек такие районы особенно привлекают, поскольку позволяют "чувствовать себя в безопасности". Как и в случае с работодателями, заметное разнообразие служит сигналом того, что местное сообщество принимает открытые меритократические ценности креативной эпохи.
Разнообразие также подразумевает "интерес" и "энергию". Креативно настроенные люди получают удовольствие от самых разных влияний. Они
хотят слушать разную музыку и пробовать разную пищу. Они хотят общаться с людьми, которые отличаются от них, чтобы обмениваться взглядами и спорить о насущных проблемах. Круг близких друзей человека может не походить на коалицию "Радуга" — обычно так и не бывает; важно, чтобы радуга была доступна в принципе.
Привлекательный город не обязательно должен быть большим, однако он должен быть космополитичным, т. е. таким, где каждый может найти группу людей с похожими интересами и подходящие стимулы; место, где интенсивно взаимодействуют культуры и идеи; место, где посторонний быстро становится своим. Автор книги "Космополитический город" Бонни Менее Кан дает очень простую формулировку17. Она говорит, что у великого города есть две характеристики: терпимость к незнакомцам и нетерпимость к посредственности. Именно эти качества и привлекают членов креативного класса. К тому же они благоприятствуют новаторству, готовности идти на риск и созданию новых фирм.
Аутентичность
Как мне приходилось не раз слышать в ходе своих исследований, города часто ценятся за аутентичность и уникальность. Аутентичность складывается из нескольких аспектов, включая исторические здания, известные районы, оригинальную музыкальную сцену или конкретные культурные атрибуты. Она происходит из сочетания урбанистической грубости и нарядных фасадов, из смешения молодых и старых, местных чудаков и яппи, фотомоделей и бомжей.
Мои собеседники и участники фокус-групп часто определяют "аутентичное" по контрасту с "типовым". Они приравнивают аутентичность к подлинному, когда говорят: "в этом месте настоящие здания, настоящие люди, настоящая история". Аутентичность предполагает уникальный и оригинальный опыт. Поэтому место, где сосредоточены филиалы сетей магазинов, ресторанов и ночных клубов, не будет аутентичным: подобные заведения не только выглядят одинаково повсюду; они предлагают опыт, который можно получить и в других местах. Один представитель креативного класса в беседе со мной подчеркнул, что людей привлекает аутентичность и уникальность города, при этом использовав оба этих слова в одной фразе:
Мне приходит в голову Детройтский фестиваль электронной музыки. В первый год прошел бесплатный концерт, который собрал миллион человек... в нем участвовал звездный состав из Детройта, а также исполнители и ди-джеи из других городов — огромный плюс для города и его имиджа. В этом году... от детройтских коллективов отказываются в пользу более известных групп. Так можно будет собрать больше публики, но мероприятие утрачивает значительную часть своей уникальности [аутентичности|, которая и заставляет людей приезжать на фестиваль со всего света18.
Музыка — это ключевой компонент местной аутентичности, который фактически создает "аудиоидентичность"19. Под аудиоидентичностыо подразумевается узнаваемый жанр музыки или стиль, который ассоциируется с местными группами, клубами и пр.: блюз в Чикаго, мотаун в Детройте, грандж в Сиэтле, стиль Шестой улицы в Остине. У многих людей с городами ассоциируются определенные музыкальные стили, которые определяют их восприятие — и при помощи которых города рекламируют себя.
Музыка действительно играет центральную роль в формировании индивидуальности и характера аутентичного сообщества. Звуки, песни и музыкальные воспоминания обладают большой силой. Часто события из прошлого возникают в памяти при прослушивании мелодий того времени. Саймон Фрит пишет, что музыка "дает нам интенсивно-личное чувство общности. Она обеспечивает непосредственное переживание коллективной идентичности и находит для нее средства выражения. Музыка постоянно озвучивает наши поиски себя и своего места в окружающем мире"20.
Действительно, трудно себе представить крупный высокотехнологичный регион без явно выраженной аудиоидентичности. Кроме Сиэтла и Остина, стоит вспомнить район залива Сан-Франциско. Здесь возникла, пожалуй, наиболее креативная музыкальная сцена 1960-х: группы Grateful Dead, Jefferson Airplane, Mamas and the Papas, знаменитый Монтерейский фестиваль, район Хейт-Эшбери. Город Чапел-Хилл в штате Северная Каролина, находящийся в самом центре "исследовательского треугольника", недавно был признан одним из лучших музыкальных центров страны. Технология и музыка хорошо сочетаются, поскольку отражают открытость города новым идеям, новым людям и креативности. Именно поэтому я часто говорю представителям городских властей, что поддержка местной музыкальной сцены может быть не менее важной, чем инвестиции в высокотехнологичный бизнес и гораздо более эффективной, чем строительство универмага в центре города.
Необходимо учитывать и другие типы "сопровождения", помимо музыкального. Аутентичное место должно обладать, как любят выражаться представители креативного класса, определенным "драйвом". Социологи Ллойд и Кларк рассказывают о скульпторе, который заявил им: "Я приехал в Чикаго потому, что именно там шел диалог". Такую "музыку" невозможно сыграть "под фанеру". Ее исполнители — творческие люди, которые живут в конкретном месте. Которые это место выбирают.
Идентичность
Наша идентичность все больше зависит от места. Сегодня не так уж много людей находят себя в том, что работают всю жизнь на одну и ту же компанию. Мы живем в мире, где многие традиционные институты перестали давать нам смысл, стабильность и поддержку. В старой корпоративной экономике многие ориентировались на корпорацию и идентифицировали себя с ней. Другие жили в тех городах, где они выросли, и опирались на крепкие связи с семьей и старыми друзьями. Как заметил социолог из Беркли Мануэль Кастеллс, "власть идентичности" стала определяющей чертой неустойчивого, постоянно меняющегося постсовременного мира21.
Когда-то главным элементом идентичности была компания; в наши дни ей на смену пришло сочетание места жительства и места работы. Сорок лет назад, говоря о себе, человек использовал слова вроде "я работаю на General Motors" или "я — сотрудник IBM". Сегодня наш татуированный знакомый скорее скажет "я программист, живу в Остине" чем "я работаю на Trilogy". Мне часто приходится летать на самолетах, и я заметил, что в последнее время люди начинают разговоры иначе, чем раньше. Десять лет назад в первую очередь спрашивали "Где вы работаете?", а теперь "Откуда вы?".
Упадок корпоративной жизни привел к появлению новых приоритетов. Местожительство становится важным источником статуса. До известной степени так было всегда. Такие города как Париж, Лондон и Нью-Йорк и раньше обладали значительным престижем. В других городах недостаток престижности компенсировался экономическим положением, которое могла обеспечить хорошая работа в известной компании. Однако сегодня участники моих интервью и фокус-групп с готовностью говорят о переезде в город с более высоким статусом.
Многие креативные специалисты, с которыми я познакомился в ходе свих исследований, выражают желание участвовать в жизни своего сообщества. В этом проявляется не столько склонность к благотворительности, сколько желание активно самоутвердиться у себя в районе, а также способствовать развитию места, которое отражает их идентичность и придает ей ценность. Например, в Питтсбурге группа молодых людей креативных профессий — от архитектуры и городского дизайна до графики и высоких технологий — создала неформальное объединение, которое они назвали "Ground Zero" (название появилось до трагедии 11 сентября). Группа возникла по собственной инициативе в результате нескольких мозговых штурмов, организованных мной в начале 2000 года для изучения образа жизни и проблем молодых представителей креативного класса. Сначала целью группы была борьба против сноса аутентичного торгового района ради строительства типового универмага, однако вскоре они направили свои усилия на формирование творческого климата и индивидуальности своего города. Их первый манифест говорит о связи креативности, места и идентичности так красноречиво, что его стоит процитировать здесь полностью:
Друзья по творчеству!
Пришла пора объединиться, заявить о себе и переходить к действиям. Мы, люди, отвечающие за культурный облик этого города, обязаны взяться за дело дружно и энергично. Присоединяйтесь к нам. Мы часто слышим о том, как сделать Питтсбург привлекательнее для потребителей, спортивных болельщиков или предпринимателей. Мы слышим о стратегиях, призванных приманить молодых покупателей из пригородов, которые будут парковать свои машины, делать покупки и уезжать.
Мы не они. Мы уже здесь. Мы активно занимаемся творчеством самого разного рода, будь то в литературе или общественном питании, фотографии, музыке, компьютерных играх, живописи, архитектуре, исполнительском искусстве или жизни местного сообщества. Мы создаем культуру этого города. Мы уже знаем, что придает Питтсбургу уникальность и делает его интересным для людей любого возраста. Мы хотим сохранить своеобразие нашего города, развивать его аутентичность.
Мы хотим использовать, а не разрушать, уничтожать или подавлять то, что уже существует. Мы хотим, чтобы городские власти поощряли не бессмысленное разрушение, а внутренний, естественный культурный рост. Поэтому мы будем активно работать во ВСЕХ формах средств массовой информации, стараясь, чтобы нас услышали. Чтобы наш город стал лучше.
Мы хотим создать атмосферу дискуссии и дебатов, помочь людям в понимании проблемы, а также — не исключено — заставить их гордиться (?) своим городом, если нам удастся выполнить все задуманное. А еще мы хотим, чтобы голос молодых творцов был услышан политиками и законодателями.
Для реализации своих инициатив участники Ground Zero предприняли целый ряд усилий, от проведения культурных акций в местном сообществе до организации нового автобусного маршрута под названием "Ультрафиолетовая петля", соединившего между собой различные районы, представляющие уличную культуру Питтсбурга. Таким образом они привнесли свою творческую индивидуальность в ткань городской жизни.
Роль места для идентичности подтверждается возрастающей борьбой за контроль над пространством. Многие напряженные конфликты нашего времени возникают, когда людям приходится покидать привычные места обитания и тем самым лишаться своей идентичности. Нечто подобное я наблюдал своими глазами в мае 2000 года в Беллтауне, новом престижном районе Сиэтла. Наша компания шла по модной Первой авеню, где перемешаны высокотехнологичные компании, дорогие дома и хорошие рестораны. Неожиданно мы наткнулись на разномастную толпу демонстрантов, бивших в барабаны и кричавших: "Нет — грохоту строек!" Шум привлек внимание хорошо одетых яппи, которые подошли посмотреть, что происходит. Между ними и демонстрантами завязался громким спор насчет того, кому из них "по-настоящему" принадлежит этот район.
Качество места
В совокупности все факторы, принимаемые во внимание при выборе места жительства представителями креативного класса, обладают такой силой, что я придумал для них специальный термин: качество места. Я использую этот термин в противоположность более привычному понятию "качество жизни". С его помощью описывается уникальный набор характеристик, определяющих место и делающих его привлекательным. В целом, качество места обладает тремя измерениями:
-
Что там есть: сочетание природы и архитектурной среды; подходящая обстановка для творческой жизни.
-
Кто там есть: разные люди, их взаимодействие, признаки того, что любой человек может найти здесь себе место.
-
Что там происходит: энергия улиц, культура кафе, искусство, музыка и люди, проводящие досуг на открытом воздухе — вообще, активная творческая деятельность.
По отношению к конкретному городу качество места можно назвать суммой взаимосвязанных видов опыта. Многие из них основаны на динамике и взаимодействии, например, уличная культура. Здесь можно быть больше, чем зрителем; здесь можно быть участником сцены. Город позволяет вам регулировать свой опыт: выбирать набор переживаний, повышать или понижать уровень их интенсивности по желанию, при этом не только потребляя тот или иной вид опыта, но и участвуя в его создании. Если есть желание окунуться в уличную суету, достаточно просто выйти из дома; собственная квартира обеспечивает нам покой и уединение; мы можем пойти прогуляться в парк или даже отправиться за город. Вот почему "полуфабрикатные" виды опыта не особенно популярны. Спортивный стадион, превратившийся в мультимедийный цирк, заведение сети ресторанов или типовой район для туристов напоминают поездку по путевке: вы не участвуете в создании собственного опыта и не модулируете ero интенсивность; его вам предоставляют.
Многие представители креативного класса хотят принимать активное участие в формировании качества места своих районов. Осенью 2001 года я выступал перед группой высокопоставленных специалистов по возрождению центра города Провиденс, штат Род-Айленд. Один из присутствовавших
хорошо ухватил суть этого явления, высказав следующую мысль: "Я сам и мои друзья приехали в Провиденс, поскольку здесь уже есть аутентичность, которая нам нравится — старые районы, историческая архитектура и этническое разнообразие". Потом он обратился к городским властям с призывом взять эти качества за основу возрождения города, активно используя энергию таких людей, как он сам и его коллеги. Он сказал, что подобные ему представители креативного класса ищут места, дающие возможность формировать будущее. Или, по его удачному выражению, "мы хотим место, где есть над чем работать".
Качество места не возникает автоматически — скорее это постоянный динамический процесс, в котором сходятся воедино несколько различных аспектов местного сообщества. Социолог Ричард Ллойд из Чикагского университета дает яркое описание того, как это произошло в одном из районов Чикаго, Уикер-Парк.
В 1980-е Уикер-Парк представлял собой малоизвестный район, населенный в основном иммигрантами из Мексики и Пуэрто-Рико, чьи возможности в постиндустриальном мире неуклонно сокращались. При сравнительно высоком уровне преступности и множестве заброшенных зданий, оставшихся с прошлых времен, этот район выглядел как слабый кандидат для размещения высокотехнологичных предприятий. Однако в 1990-е произошли резкие перемены. В 1989) году возник ежегодный арт-фестиваль Around the Coyote, позаимствовавший свое название от неофициального прозвища небоскреба Nortlh West Tower (Coyote Tower), целью которого было продвижение творческой молодежи района. В начале десятилетия местная рок-сцена приобрела известность в масштабе всей страны, в результате чего журнал Biillboard объявил Уикер-Парк "новой столицей передовой музыки". Концентрация творческих молодых людей и возникновение соответствующей инфраструктуры, включая бутики, сценические площадки, кофейни и галереи, преобразовали имидж района, заменив постиндустриальные развалины на престижную урбанистическую культуру. Это, в свою очередь, способствовало развитию новых коммерческих инициатив22.
Это также привело к попытке повысить статус района и к вытеснению его давних обитателей, замечает Ллойд (к этой проблеме я еще вернусь в главе 16).
Мои критики любят выдвигать аргумент, что работники высокотехнологичных индустрии имеют склонность к консерватизму и предпочитают однородные сообщества и традиционный образ жизни, характерный для пригородов, заселенных средним классом. Они находят подтверждение в том факте, что многие работники высокотехнологичного сектора живут в пригородных анклавах вроде северной Виргинии, центра Силиконовой долины или окрестностей Сиэтла. Мой ответ прост. Все эти места расположены
внутри крупных метрополий с едва ли не самым широким в стране разнообразием быта и образа жизни. Фактически, сами эти места являются продуктом открытости и разнообразия своих регионов. Если бы много лет назад нестандартные люди вроде Стивена Джобса не нашли благоприятную среду в районе Сан-Франциско и Силиконовой долины, суть этого места была бы сейчас совсем другой.
Людям не нужен простой выбор по принципу или — или. Успешные регионы предлагают не что-то одно, а целый спектр возможностей для разного рода людей на разных этапах жизни. Великие города не монолитны; как заметила в свое время Джейн Джейкобе, они представляют собой федерации разных районов. Вспомним Нью-Йорк и его окрестности. Молодые люди, впервые приезжающие сюда, живут в таких местах, как Ист-Вилидж, Парк-Слоуп, Уильямсбург или Хобокен, поскольку там менее дорогое жилье и больше молодежи. С течением времени и ростом доходов они переезжают в Верхний Вест-Сайд или Сохо; а если доходы позволяют, то в Уэст-Вилидж или Верхний Ист-Сайд. Когда появляются семьи и дети, кое-кто остается в Нью-Йорке; другие селятся в спальных районах типа Вестчестер-Каунти, штат Коннектикут или пригородов Нью-Джерси. Позже, когда дети вырастают, некоторые возвращаются в город и покупают квартиру с видом на парк или дуплекс в районе Верхний Ист-Сайд.
Креативный класс образован людьми самых разных типов, интересов и предпочтений. Чтобы достигнуть реального успеха, города и регионы должны предложить что-то для каждого из них.
Достарыңызбен бөлісу: |