Указатель имен к «Театральным дневникам»

12 апреля 1968 г. [Витторио Альфьери. «Агамемнон». Гастроли итальянской драматической труппы Анны Проклемер и Джордже Альбертацци. Сценическая композиция и постановка Давида Монтемурри. Художник Маурицио Монтеверде. Композитор Роман Влад].

Есть еще музыкальная тема. Радиомузыка. «Конкретная» музыка⁸⁶, нарастающие удары, волны шума, крики. Трагический предсмертный крик — как тема, атмосфера. Так начинается спектакль. Это шумо-музыкальное сопровождение идет на протяжении всего спектакля (ликование толпы, шум, и нечто вроде пушечных выстрелов {74} во время встречи Агамемнона и т. д.). Световая динамика — смена света определяет тональность сцены. Часто свет идет сзади, силуэт и темное лицо даже у читающего монолог персонажа. Статичные, скульптурные мизансцены.

Что это за театр? По одному спектаклю сказать трудно. Но, может быть, вообще нет единого театра, направления. Все зависит от драматурга, режиссера, ансамбля. Театр создается внутри спектакля⁸⁷.

Что же можно сказать об этом спектакле? Мы знаем об уличных театрах Италии (например, по фильму «Дайте мужа Анне Заккео»⁸⁸). Тут плачут, сочувствуют, переживают по поводу жизненных судеб героев. Не обращая внимания на сентиментальность, мелодраматизм, дурновкусие. Это близко зрителям по переживаниям, трогательно. Особое восприятие итальянцев, их театральность.

Театр Анны Проклемер и Джорджо Альбертацци взял эту театральность, но поднял ее на определенную степень культуры, вкуса, придал особую остроту переживаний и выражения, дающую современное обострение. Разрушены временные грани. Стилизация? Древнегреческая тональность. Древнегреческий театр — но не совсем театр, а его руины. Древнегреческий покрой одежды, но в чем-то одежда современная. Костюм воинов (охраны Агамемнона): греческий орнамент и вместе с тем — фашистские повадки. Белое одеяние Клитемнестры, распущенные волосы. Она переодевается на сцене, когда прибывает Агамемнон (Джорджо Альбертацци): убирает наверх волосы, высокий стоячий воротник. Потом Клитемнестра — в красном платье и длинных красных перчатках, голые плечи и спина, на красном фоне черно-блестящие украшения. В другой сцене — белая рубашка, голая спина, потом она будет покрыта кровавыми пятнами.

У Агамемнона, когда он появляется, — большой тяжелый плащ, огромная монументальная фигура. У трона сбрасывает плащ, плащ падает на трон кроваво-красной подкладкой вверх, Агамемнон садится на красное, в красную лужу. Он оказывается маленьким, измученным, хрупким. Это не Агамемнон, как мы его себе представляем. Светлые волосы, вьющиеся. Что это — пошлость или действительная идеальность облика, гармония, бесконфликтность? {75} Уравновешенность Агамемнона. Добрый семьянин вернулся домой. Радость. Страсти, волнения, раздражение на Эгиста (Франко Грациози) сдерживает, подавляет, не выходя из равновесия.

Еще эффекты: Кассандра — высокая, стройная, обнаженные руки и грудь — проходит по сцене, руки скованы, ее держит на цепи воин. Она идет торжественной выступающей походкой. На середине сцены останавливается, поворачивается к публике, делает какой-то магический жест (подносит руки к глазам, предвещая беду, несчастье).

В сцене, где Эгист притворно готов заколоться, Клитемнестра бросается, опрокидывает бутыль, из нее льется красное вино, как кровь, образ того, что ей предстоит.

Статичность образных характеристик, узкий диапазон чувств и пластики.

На Клитемнестре с самого начала — печать страдания, обреченности, это не сходит с ее лица. Статичность — губы с усилием, с трудом и болью складывает в улыбку.

Тема любви есть в первой сцене (в этот момент приходит Эгист) — страстный поцелуй, объятие. Но скорее — это поиски спасения. Затем она запускает руку за ворот Эгисту. В конце поцелуя, когда губы слились, но руки не обнимают, жестикуляция рук — взволнованно, протестующе, ужас Клитемнестры, она не хочет соглашаться, принимать это. Линия любви. Облики персонажей таковы, что можно было бы подумать о страсти стареющей Клитемнестры к молодому Эгисту. Но этого нет. Скорее — он уже вошел в круг ее сердца, как и другие. Она любит всех, даже Агамемнона (?!) Уже нельзя просто так порвать эту связь. Все ее существование есть подготовка к последней сцене. Здесь она играет ужас убийства. Ей легче себя убить. Слабеет, падает, деревенеет.

Ложь Эгиста, кубок вина, который он с нею разделяет в начале и в конце спектакля.

Бессилие Клитемнестры. Страшное оцепенение решимости.

Эгист — взвинченность, истерия, капризы, жалобы. Злое и подлое начало. Его пластика, читка стихов. Лицо итальянского мужлана. При этом неженка. Как он воспрянул, когда Агамемнон убит.

{76} Электра [Даниэля Нобили] — энергия и темперамент. Она видит и бьется, чтобы развязать этот узел. Вспышки, удары. Повторяющаяся тональность.

По сцене в полутьме — люди в черных плащах, Электра и Орест (Лорис Лодди), потом Клитемнестра.

Клитемнестра и Эгист пьют вино. Изнеможение. Поднимается занавес.

Агамемнон спускается вниз, кровь на спине белого плаща. Пауза.

Клитемнестра — кровь на платье, на лбу. Шум. Электра. Ей угрожают, она убегает. Отчаяние и ужас Клитемнестры. Эгист говорит в публику: «Орест жив». Занавес.

Много анахронизмов (пушки и др.).

Подлинность страстей. Все переведено в житейский план (Охлопков⁸⁹ плюс высокие театральная культура и вкус).

14 мая 1968 г. Театр «Современник». А. П. Свободны. «Народовольцы». Постановка О. Н. Ефремова, режиссер — Е. Л. Шифферс, художники — С. М. Бархин, М. А. Аникст.

День 3 апреля. Толпа, которая собралась посмотреть на казнь. Все сословия: баба с пирогами [Г. Б. Волчек], крестьянин [О. П. Табаков], крестьянка [Н. М. Дорошина] — с бабьим горем. Жизнь толпы, сенсация — волнение и свои заботы: занять места, пироги, девица, за которой ухаживают, старуха, четыре редактора газет. Кража, бьют студента в очках, бьют стриженую девицу. Эта жизнь толпы (народа!) все время совершается на сцене. На этом фоне — история тех, кого должны казнить. Слева Желябов [О. Н. Ефремов], выходит из кулисы в тюремном халате (не похож портретно). Справа на стуле — Муравьев, помощник прокурора [Г. А. Острин] в халате готовит обвинительную речь. О ней идет разговор на улице. Ответы {77} и размышления Желябова. Клубок противоречий. Убийство, сектантство партийное, деспотия, аскетизм, предательство. Иллюзии Гольденберга [О. И. Даль] — картина всеобщего примирения.

Простота переходов и состояний. Состояние общего присутствия, ведение рассказа и своя ситуация — сильнее всего получается у Ефремова.

Финал: казнь показана через реакцию толпы. Поворот отношения к народовольцам, через простое человеческое чувство. Боль и горе. Трагические ноты у Дорошиной. В. Н. Сергачев [1 й господин] грозит пальцем одному из толпы: «нельзя!». Народную стихию создают все, по-своему даже Александр II [Е. А. Евстигнеев]. Ремарки не выполняются — нет кабинета, нет камер, все просто выходят — это создает определенную атмосферу, документальность.