Концепция эмоциональности в поэзии Сильвии Плат

Поэтесса, претворяя неповторимое духовное состояние в художественный образ, придаёт ему ши­роко обобщённое значение; она как бы предлагает читателям, переживающим аналогичное состояние, готовые формы его выражения. Для достижения этой цели Сильвия Плат искусно использует все «лири­ческое пространство», отведенное для того или иного события, воспоминания или же наболевшей проблемы того времени не только на личностном, но и на общественном уровне. Поэтессой используется многообразие приемов для полного раскрытия всего потока эмоций, вызываемого той или иной тема­тикой. Можно выделить характерные особенности создания «эмоционального мира» в поэзии Сильвии Плат, что прослеживается на конкретных примерах.

Так как поэзия Сильвии Плат по праву относится к исповедальной поэзии, то выражение эмоций занимает здесь ведущее положение. Как истинный представитель исповедальной поэзии, Сильвия Плат писала о собственных переживаниях, ощущениях, страхах. Среди тем её лирики были семья, женская судьба, природа, смерть. Эти темы наиболее остро переживались поэтессой, что ярко подчеркнуто в ли­рическом материале Сильвии Плат рвущимися из сердца строками. Это удивительно живые стихи о пере­житом, не просто о выстраданном – о потрясшем. И в них всегда было и есть дыхание. В самом прямом смысле: слышно, как поэтесса дышит тождеством между личностью, жизнью и словом [1, р. 39].

Одной из особенностей построения «эмоционального мира» некоторых лирических произведений Сильвии Плат является не постепенное нарастание эмоций по мере раскрытия проблематики, а хаотич­ность в их реализации. Примером является стихотворение Love Letter, где можно четко проследить сна­чала плавное раскрытие чувства досады, печали и сожаления с кульминационным завершением:

Nor leave me to set my small bald eye…

To pour myself out like a fluid

Among bird feet and the stems of plants.

I wasn’t fooled. I knew you at once.

Observed her lover’s gestures unbalance the air.

And heart’s frosty discipline

Exact as a snowflake.

Порой такой «эмоциональный хаос» может напоминать поток сознания, присущий модернистской литературной традиции. «Поток сознания», являющий себя в стихах Сильвии Плат, может быть опреде­лен как психотический тип речи. Модернизм любит психозы; прибегает к игре «психологических альтер­натив».

В предельной интенсивности эмоциональных переживаний Сильвии Плат (в одном из своих луч­ших стихотворений она сама определяет это состояние как «лихорадку») с самой чувственностью проис­ходит метаморфоза, которая на первый взгляд может показаться странной: чувственность утрачивает глубину, стремится к поверхностности. В данном случае относительная утрата глубины – это всего лишь «компенсация» за предельно актуализированное внешнее проявление эмоции [1, р. 45].

Внутренний мир Сильвии Плат в её стихах выглядит «вывернутым наизнанку»: всё то, что находит­ся в глубине, в сокрытости, в невидимости, – то, по отношению к чему весь классический поэтический дискурс может быть опознан всего лишь как техническая операция «извлечения», «поднятия из глубин», теперь перемещается «наружу», «на поверхность»; не просто «перемещается», а «выплёскивается», «вы­брасывается», и, как следствие, неизбежно резко воздействует на того, кто в данный момент оказался ря­дом, и наиболее близким человеком здесь является читатель. В наиболее ярких произведениях Сильвии Плат эмоциональная напряжённость её речи стремится к предельным уровням интенсификации; это «за­шкаливающее» напряжение, «взрывая» целостный образ реальности, превращая его в осколки, стремится к «силовому» снятию тех изначальных экзистенциальных и психологических противоречий.

Наряду с «эмоциональным хаосом» Сильвии Плат присуще и линейное построение своего собст­венного «эмоционального мира». По мере нарастания интенсивности эмоционального напряжения воз­никает ситуация взрыва. Fever-103 – яркое проявление такой взрывной природы поэтики Плат: отдель­ные образы – это и есть фрагменты сознания-чувственности, смешанные в сферу потока – в стихию поэ­тической речи. Пик эмоциональности Сильвия Плат придерживает до конца, держа читателя в напря­жении и предельной сконцентрированности, желая быть выслушанной и понятой до конца:
By kisses, by cherubim,

By whatever these pink things mean.

Not you, nor him.
Not him, nor him

(My selves dissolving, old whore petticoats) –

To Paradise.
Анализ некоторых наиболее эмоционально насыщенных лирических произведений наталкивает на мысль, что предельная интенсивность проявления чувственности является самоценностью и самоцелью для поэтессы. В итоге эта чувственность утрачивает и всякого рода конкретность значений, выходит из-под власти определений. Горечь, обида, страх, ненависть, разочарование, гнев – всех этих чувств слиш­ком мало для того, чтобы определить такую чувственность в целом; всё это, даже вместе взятое, оказы­вается меньше того эмоционального потока, что являет себя в поэтике Плат. Поэтому поэтесса создаёт «свою индивидуальную чувственность», лишенную каких-либо границ и свободную от всего конкретно­го. Для создания такого рода чувственности недостаточно существующего набора лексических единиц, способных указать на ту или иную переживаемую эмоцию. Для раскрытия своего эмоционально богатого мира Сильвии Плат недостаточно взять готовые классические образы, она создает свои и вкладывает в них частичку своей страдающей души. Поэтесса прибегает к использованию ярких экспрессивных тропов, чтобы читатель попытался проникнуть в авторское неистовое переживание. В качестве стилевых лирических доминантов в художественной речи Сильвии Плат можно выделить огромное количество яр­ких сравнений и метафор, которые помогают поэтессе «выплескивать» свои эмоции и переживания. На­пример, сравнения:
Inert as a shoelace; dead (Medallion)

The sheets grow heavy as a lecher’s kiss

Greasing the bodies of adulterers

Like Hiroshima ash and eating in (Fever 103).

Haunched like a faun, he hooed

From grove of moon-glint and fen-frost (Faun)

Riding the tide of the wind, steady

As wood and formal, in a jacket of ashes (A Winter Ship)

Mother Medea in a green smock

Moves humbly as any housewife through

Her ruined apartments, taking stock (Aftermath)
Метафоры:

But a thin silence.

Wrapped in flea ridden donkey skins (Thin People).

This park is fleshed with idiot petals.

White catalpa flowers tower, topple,

Cast a round white shadow in their dying (Moonrise)

Summer grows old, cold-blooded mother. (Frog Autumn).
Для большей детализации переживаемых чувств и эмоций Сильвия Плат использует ряд синтакси­ческих стилистических фигур, простых по композиции, но достаточно эффективных с точки зрения экс­прессии и смысла передаваемых эмоций и переживаний: повторения (The sin. The sin; Get back, though, soon, Soon: be it by wakes, weddings, So many of us! So many of us!), параллельные конструкции (Riddled with ghosts, Deadlocked with them; Darling, all night I have been flickering, off, on, off, on; риторические во­просы (Is it difficult to imagine how fury struck – Dissolved now, smoke of an old war?), обращения (Lemon water, chicken Water, water make me retch). Используя синтаксически неоправданные паузы в середине строки, поэтесса дает возможность читателю эмоционально подготовиться к новому всплеску чувствен­ности:
Your body…

Hurts me as the world hurts God…

I am a lantern
Несмотря на хаотичность в воспроизведении пережитого и прочувствованного, поток изображен­ных эмоций имеет четкую направленность в своем движении. Этот поток себя проявляет как знак стра­дания, либо как свидетельство осуществляющегося саморазрушения, то есть мы можем сказать, что этот поток несет в себе деструктивную наполняющую. Большинство лирических произведений представляют собой избавление от душевных страданий, боли, одиночества. Именно поэтому темы, затронутые Силь­вией Плат, проникнуты высокой степенью пессимизма и досады, разочарования. Даже если и есть минут­ные проблески надежды и веры во что-то светлое и легкое, это быстро сменяется грузным потоком стра­ха, разочарования, граничащего с гневом из-за безысходности. Внутренний мир Сильвии Плат наполнен страданием, – страданием, проявляющим себя в предельно яркой – катастрофической форме (Fever 103); страданием усталым, – после эмоционального взрыва в сознании утверждается атмосфера некоего безразличия, склонного к внешне нейтральным, отстранённым смысловым констатациям. Даже тема любви для Сильвии Плат стала поэтическим пространством для выражения страданий и негодования, чьи разнообразные формы располагаются «где-то посередине» между полюсами эмоционального взрыва и эмоционального опустошения. Поэтесса боится выходить за рамки своей внутренней реальности, не может преодолеть господствующее состояние боли и страха. Поэтому, смерть – разрешение этого пси­хологического, внутреннего напряжения, что возникает в процессе интенсивного переживания внутрен­него конфликта. Мотивы смерти довольно часто становятся «посредниками» между выраженным состоя­нием и избавлением от него:
The fountains are dry and the roses over.

Incense of death. Your day approaches (The Manor Garden).

In my grandmother’s sand yard. She is dead,

Whose laundry snapped and froze here, who

Kept house against (Point Shirley)
Поэзия Сильвии Плат, будучи ярким примером предельной интенсивности чувственности и эмо­циональности, является неисчерпаемым источником новых образов, новых традиций и парадоксальных лирических явлений. Как представительница исповедальной поэзии поэтесса полностью использовала поэтическое пространство для выражения чувств и эмоций, переполнявших ее душу посредством экспрессивных стилистических фигур, ярких образов. Сильвия Плат имеет свой собственный неповтори­мый «эмоциональный мир», представленный то как хаос, то как четкая линейная конструкция, имеющая логическое завершение в образе смерти.
литература

1. 
   Kyle, B. Sylvia Plath, a Dramatic Portrait / В. Kyle. – HarperCollins, 1977.
   
2. 
   Lane, G. Sylvia Plath: New views on the poetry / G. Lane, Ed. Baltimore. – Johns Hopkins University Press, 1979.
   
3. 
   Plath, S. The Colossus & Other Poems / Sylvia Plath. – New York, 1962. – 104 р.
   

Эдна Миллей (Edna St. Vincent Millay, 1892–1950) принадлежит к числу американских поэтов США первой половины XX века, поэзия которых отличается своеобразным авторским стилем. Литературный дебют американской поэтессы Э. Миллей проходил в период, когда неустанно декларировался и подтверждался на практике разрыв с эстетикой натурализма. Литературная традиция Новой Англии и об­щество Penobscot Bay, духовная поддержка матери поэтессы и окружающая природа стали основопола­гающими факторами в становлении Э. Миллей как поэта. Ее четверостишие My candle burns стало гим­ном 20-х годов XX века, так как в полной мере соответствовало духу и настроению эпохи. Для поэзии Э. Миллей характерны особая атмосфера чувств и страстей, искренность и непосредственность эмоций, поэтика неожиданных сопоставлений, параллельное сочетание разнородных деталей, скрепленных единым лирическим чувством. Вдохновляли поэтессу поэтические произведения английских романтиков У. Вордсворта, П.Б. Шелли и Дж. Китса. Сильное влияние на творчество американской поэтессы оказало и античное литературное наследие, которое проявилось в многочисленных цитатах и аллюзиях, в реминисценциях и мотивах. Э. Миллей проявила способность подчинять художественные достижения своих европейских предшественников задачам своего творчества.

В отличие от большинства американских поэтов первой половины XX века, Э. Миллей не соблазнилась кажущейся произвольностью свободного стиха и не изменила традиции, обращаясь к таким мало популярным в тот период формам как классический сонет, элегия, баллада. Т. Гарди заявил, что в США есть две достопримечательности – небоскребы Нью-Йорка и сонеты Э. Миллей. Р. Фрост признавал талант поэтессы и говорил о Э. Миллей как одном из значительных поэтов периода. Имя поэтессы входит в список наиболее продуктивных американских сонетистов (она является автором 181 сонетов), ее поэтические произведения включены во все национальные антологии.

Э. Миллей была хорошо знакома с работами своих современников, при этом сознательно избегала использования техники современных ей школ: имажистов, модернистов, объективистов. Американский литературный критик Д. Эпштейн (D. Epstein) отметил, что «-измы», которые получили широкое распространение в искусстве начала XX века, никогда не были «гостеприимны» по отношению к Э. Миллей: «Модернистский темперамент <…> ускользнул от излияний» поэтессы [3, p. 8]. Э. Миллей не разделяла и господствовавший в американской литературе основной постулат make it new (обновляй), который выражался в попытке представителей американской литературы отказаться от европейской поэтической традиции, прежде всего, тесно связанной с английской литературой, так как для них важно было создать собственную – национальную традицию.

Поэзия Э. Миллей в американской литературе 20–30-х годов XX века в большей мере соотносится с поэзией Р. Фроста, Э. Робинсона, А. Маклиша, которые использовали традиционные стихотворные формы и техники, тем самым в некоторой степени противопоставили себя представителям модернизма – Т. Элиоту, Э. Паунду, У. Уильямсу.

Основные темы поэтического творчества Э. Миллей – горько-сладкая любовь, неизбежность пере­мен, смерть и природа, поэт и его творчество. Э. Миллей в своем творчестве следует английским образ­цам сонетного искусства, что можно объяснить, во-первых, восхождением традиций американской лите­ратуры к английской, во-вторых, особой привлекательностью произведений У. Шекспира и Д. Донна для Э. Миллей. Сонеты поэтессы, согласно исследованию американского литературоведа Л. Стернера (Lewis Sterner) отличаются «строгостью без помпезности; великолепием без показной роскоши; образами без тщеславия, глубиной чувства, страстью, а не эротикой» [6, p. 35].

Э. Миллей в своих сонетах модифицирует традиционное тематическое наполнение, не нарушая строгости эстетических правил и канона. Э. Миллей использует пятистопную строфу, в центр внимания помещает приключение между ограниченным числом героев, чьи имена можно определить с помощью писем поэтессы и других источников биографических данных. Сонеты Э. Миллей можно противопоста­вить поэтическим произведениям Э. Браунинг, в которых, не смотря на высокую степень субъективности, представлен традиционный подход к содержательному наполнению. Использование американской поэ­тессой формы сонета имело цель не столько передать определенное содержание, сколько представить попытку критического, а иногда и иронического, отношения к традиционному идейно-тематическому наполнению, условности формальных признаков и характеристик определенного поэтического жанра.

Основной темой сонетов Э. Миллей является любовная, которая искусно дополняется онтологи­ческими мотивами и этико-эстетическими рассуждениями. «Я следую красоте» – заявляет Э. Миллей в своей переписке, комментируя содержание своих поэтических произведений [4, р. 67]. Красоту она нахо­дила в человеческой натуре, музыке, поэзии, творчестве. Истинная красота значила для нее больше, чем общественная (традиционная) мораль.

В сонете Love is not blind (сборник The Harp-Weaver and Other Poems, 1923) Э. Миллей ставит под сомнение устоявшееся утверждение «любовь слепа», что определяет основную тему размышления автора. Поэтесса анализирует традиционное понимание и восприятие чувства любви, а также описывает портрет возлюбленной, который содержит сравнение некрасивой женщины с традиционными представлениями о женской красоте. Автор сонета проводит параллель между женским портретом, представленным в пред­романтической, романтической поэтике и тем, что появилось на рубеже веков (…I see with single eye / Your ugliness and other women’s grace. / I know the imperfection of your face, / The eyes too wide apart, the brow too high / For beauty) [5]. В данном сонете Э. Миллей продолжает идею сонета 130 У. Шекспира My mistress’ eyes are nothing like the sun, но отличие заключается в том, что У. Шекспир иронизирует над стандартом красоты, представленным в сонетах Петрарки, а Э. Миллей высказывает беспокойство по поводу невозможности сломать стереотип, существующий со времен Петрарки (…Well I know / What is this beauty men are babbling of; / I wonder only why they prize it so) [5]. В сонете ставится под сомнение воз­можность существования в литературе единого подхода к образцам женской красоты и единой интерпре­тации чувства любви, так как поэтесса придерживается другого взгляда и отстаивает свое право на личное мнение. Э. Миллей приходит к выводу, что у поэта есть два пути: либо находиться в рамках опреде­ленной традиции либо иметь смелость полностью отказаться от нее, что может сделать только поистине талантливый поэт.

В сонете Euclid has looked on beauty bare (сборник The Harp-Weaver and Other Poems, 1923) автор представляет свое понимание истинной красоты и идеального. На примере Эвклида, отца геометрии, поэ­тесса отдает должное интеллектуальной красоте, которая всегда находит выражение в материальном воплощении, и ителлектуальная красота, по мнению автора, доминирует над материальной или физичес­кой. Автор иронизирует над теми современниками, которые занимаются «болтовней» о красоте (Let all who prate of Beauty hold their peace / And lay them prone upon the earth …) [5], понимает, что современное ей общество и культура находятся в состоянии кризиса (O blinding hour, O holy, terrible day) [5], при этом высказывает надежду, что существуют те, кто знаком с образцами истинной красоты, и они окажутся способными ее воплотить в жизнь.

В сонете As men have loved their lovers in times past (сборник Wine from These Grapes, 1934) Э. Миллей также затрагивает вопросы идеала и красоты: проводит параллель между отношением челове­ка к ценностям жизни в прошлом и настоящем. Автор приходит к выводу, что по мере взросления чело­веческой цивилизации, произошла утрата многих ценностей, в частности справедливости, а некоторые (красота) из них недоступны для понимания современного человека (Yet shall be seen no more by mortal eyes / Such beauty as here walked and here went down…/ Though she be dead now, as indeed we know) [5].

Центральным для творчества Э. Миллей является мотив поиска и обретения гармонии личности, которую поэтесса ценила в себе и других: достижение цельности личности, самопознание – идеал, к ко­торому стремилась поэтесса в жизни и творчестве. В характеристике поэтического наследия Э. Миллей, отмечается, что поэтесса – «королева культа личности» [3]. Большинство произведений выстраиваются на системе мотивов, характеризующие лирическую героиню как неустанно ищущую путь к постижению окружающего мира и самой себя.

В ключевой для творчества поэме «Возрождение» (Renaiscence, 1912) Э. Миллей описала мисти­ческий путь человека в поисках смысла жизни, своей индивидуальности, путь самопознания, в ходе ко­торого лирическая героиня получила знание о смерти, а затем возродилась, обретя невинность и знание Бога через объекты природы. В поэме условно можно выделить три части, которые описывают этапы пути лирической героини. Следует отметить синтезирующий характер пути лирической героини: в нача­ле поэмы он осуществляется в земном пространстве («горизонтальной протяженности»), затем – в загробном и божественном мирах («вертикальной протяженности») посредством души [1, с. 259 – 260]. Цикличность – характеристика пути в поэме: преодолевая новый этап, лирическая героиня возвращается к предыдущему этапу, вспоминает или анализирует те или иные жизненные ситуации, поступки, стре­мится к самооценке и расширению знания. Для нее важно пройти все стадии, чтобы приобрести необхо­димые для жизни качества (веру, сострадание, страдание, уверенность, храбрость, радость) и способность адекватно оценивать окружающий мир и себя в нем. Автор акцентирует внимание на возможностях души, а не тела, которая способна понять окружающий мир и обрести смысл жизни. Таким образом, с одной стороны, поэма «Возрождение» – это путешествие лирической героини в поисках своей индивидуальнос­ти во внешнем и внутреннем мирах, с другой – результат рефлексии поэтессы на тему собственного предназначения и поэтического призвания. Основная интенция автора – освобождение от пространствен­но-временных рамок, от рамки тела, что подчеркивает значимость духовного в жизни человека (The world stands out on either side / No wider than the heart is wide; / Above the world is stretched the sky, / No higher than the soul is high) [5].

Основные пороки человека, которые поэтесса осуждает в своих поэтических произведениях, – без­вкусица, посредственность, вульгарность, излишнее благоразумие и самообман. Например, в стихотворе­нии The Penitent (сборник A Few Figs from Thistles, 1922) сексуальная инсинуация и игривый тон – это то, что помогает Э. Миллей выразить свое отношение к крайностям пуританского благоразумия и неискрен­ности чувств. Стихотворение The Return (сборник Wine from These Grapes, 1934) повествует о человеке, распродавшего себя по частям, чтобы достичь состояния «иллюзорного» комфорта и воссоединения с природой (Who, marked for failure, dulled by grief, / Has traded in his wife and friend / For this warm ledge, this alder leaf: / Comfort that does not comprehend) [5].

Пейзажная лирика Э. Миллей достаточно часто описывает чувство страха от потери собственной индивидуальности. Картины природы в лирике поэтессы передают напряженные психологические раз­мышления, становясь медитативным фоном для раскрытия жизненных идеалов и устремлений. Амери­канская поэтесса принимает красоту природы, о чем свидетельствуют многочисленные образные ряды, приветствует изменения, происходящие в природе, однако заключает, что в самой природной красоте нет ничего особенного, значительного, т. к. сама жизнь не имеет значения, если она не наполнена значимым духовным смыслом (Life in itself is nothing, an empty cup, a flight of uncarpeted stairs). В стихотворении Spring (сборник Second April, 1921) поэтесса рассматривает прекрасные качества природы, проявляющие­ся весной, как ложь, иллюзию (Beauty is not enough. What does it signify?) [5], так как истинная красота – это духовная красота, носителем которой является человек. Природа наполняется лишь тогда красотой, когда человек способен ее понять, осмыслить.

Таким образом, поэтическое наследие поэтессы можно рассматривать как систему литературно-эстетических ценностей, которые отражают систему взглядов на окружающую действительность, со­циальные проблемы и на место человека в обществе первой половины ХХ века. Эдна Миллей стремится в своих произведениях найти формулу, определение, которое сразу бы объяснили часто противополож­ные факторы и явления жизни человека и окружающего его мира. Творчество поэтессы отличается единством стремлений души и разума, поиском идеала, свободы, духовной красоты и борьбой с искаже­ниями в жизни общества. В творчестве Э. Миллей имеет место как обновление идейно-художественной парадигмы литературы, так и трансформация литературных традиций на новом этапе развития художест­венного сознания.

1. 
   Топоров, В.Н. Пространство и текст / В.Н. Топоров // Текст: семантика и структура. – М.: Наука. – 1983. – С. 227 – 284.
   
2. 
   Ховардсхолм, Э. Модернизм: Исследование понятия в историко-философском плане / Э. Ховардс­холм // Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. – М., 1986. – С. 458 – 462.
   
3. 
   Epstein, D.M. What Lips My Lips Have Kissed: The Loves and Love Poems of Edna St. Vincent Millay / D.M. Epstein. – New York: Henry Holt, 2001 – 264 p.
   
4. 
   Millay, Edna St. Vincent. Letters of Edna St. Vincent Millay / E. Millay / ed. by A.R. MacDougall. – New York: Harper, 1952. – 384 p.
   
5. 
   Millay, Edna St. Vincent. Poems / Edna St. Vincent Millay // The World’s Poetry Archive [Electronic resource]. – 2008. – Mode of access: http://www.poemhunter.com/i/ebooks/pdf/edna_st_vincent_millay_­2004_9.pdf. – Date of access: 15.12.2008.
   
6. 
   Sterner, L.G. The sonnet in American literature / L.G. Sterner: thesis of Ph. D. – University of Pennsylvania, 1930. – 168 p.