В. В. Антонов-Романовский. Автобиография 18

6.3Академик Френкель

Яков Ильич был оппонентом моей докторской диссертации в 1940 году. Но еще в 1930 г. я, стажируясь, как практикант в ленинградском Физтехе, слушал его лекции по квантовой механике. А после лекции он играл со слушателями в лапту.

Перед моей защитой я пошутил, сказав Якову Ильичу:

- Вот у меня три оппонента на букву Ф - Френкель, Франк, Фабрикант. Боюсь, что профершпилюсь, но может быть фортуна улыбнется, и я фуксом пройду.

Шутка ему понравилась.

Однако во время выступления Якова Ильича мне было не до улыбок. В одном месте он не был согласен со мной. Он утверждал, что воссоединение выброшенного электрона со своим примесным центром возможно лишь в том случае, если расстояние  между ними так мало, что энергия их взаимной связи больше кТ (обеспечивая тем самым мономолекулярный характер рекомбинационного процесса). Поэтому мое утверждение, что это возможно и при больших , неверно.

Но, в общем, защита прошла успешно, было только два черных шара. Но все же, как мне кажется, это не была вина Якова Ильича, а “доброжелательное” отношение ко мне некоторых членов ученого совета ФИАН. Все-таки фортуна мне улыбнулась.

В том же 1940 осенью в Ленинграде на конференции, посвященной 50-летию академика Иоффе, я выступил с докладом по материалам моей диссертации. И опять Яков Ильич выступил с аналогичным возражением. Но ему стал неожиданно возражать юбиляр, и мы вместе с ним “добили” Якова Ильича.

Последствия этого “добивания” выявились значительно позже. В конце сороковых годов в статье, опубликованной в связи с юбилеем Академии наук, Яков Ильич в числе достижений советских ученых упомянул в нескольких строчках и мои по результаты по кинетике люминесценции. Об этом я узнал много позже от сотрудника Лаборатории люминесценции Зарицкого. Это было приятно и притом вдвойне, особенно то, как Яков Ильич среагировал на “обругивание”. В связи с этим вспомнилась реплика Сергея Ивановича Вавилова на замечание - зачем он помогает опальному академику Капице, в свое время бывшему против избрания Сергея Ивановича академиком? Сергей Иванович произнес:

- Считайте это местью интеллигентного человека.

Я убежден, не будь “обругивания”, не было бы похвалы в мой адрес.

Несомненно, если бы не ранняя кончина Якова Ильича, вызванная гонениями со стороны советской власти, за открытие “экситона” он мог бы стать лауреатом Нобелевской премии, так как позже они присуждались за работы, в которых использовался “экситон”. Впрочем, как знать? Дело в том, что Нобелевский комитет политизирован. Отрицательно относясь к советской власти, он «не замечал» достижения наших ученых. Так, за открытие “комбинационного рассеяния” премию получил Раман, а Ландсберг и Мандельштам не получили, хотя ими была разработана еще и теория явления. Дело было настолько скандальным, что член комитета Макс Борн даже подал в отставку. За использование явления “парамагнитного резонанса” некоторые стали нобелевскими лауреатами, а автор открытия “резонанса” академик Завойский нет. Он не был “замечен”. За открытие и теорию эффекта “Вавилова - Черенкова” Тамм, Франк и Черенков премию получили лишь после того, как за умелое его использование было выдано несколько Нобелевских премий.

Очевидно Нобелевский комитет “учел” историю с “парамагнитным резонансом”. Когда за исследования в области теории химических реакций хотели присудить премию англичанину, тот сказал, что академик Семенов сделал больше. Пришлось “учесть” Семенова. Даже в случае присуждения премии академику Ландау дело не обошлось без казуса. Ландау получил тяжелейшую травму в автомобильной катастрофе. Жизнь его повисла на волоске. Ученые всего мира забеспокоились. Из за границы стали поступать необходимые лекарства, которые у нас отсутствовали. Одновременно стали говорить и писать о нем, как о замечательном ученом. Всполошился и Нобелевский комитет, поспешивший присудить Ландау премию.

6.4Работы Лаборатории люминесценции в области ИК-техники в годы Великой Отечественной войны.

Сразу же по эвакуации в 1941 году в Казань группа приступила к работе по обнаружению инфракрасных лучей с помощью фосфоров. У нас уже был некоторый задел - фотографирование в инфракрасных лучах с помощью цинксульфидных фосфоров, активированных медью ZnS-Cu. Слой порошкообразного ZnS-Cu предварительно возбуждался ультрафиолетом, и он начинал светиться. Затем на пластинку проектировалось изображение какого-нибудь предмета, освещаемого инфракрасным светом. В местах его падения происходило быстрое высвечивание и они темнели, вырисовывая негативное изображение предмета. Однако для целей ночного обнаружения ИК-лучей ZnS-Cu оказался малопригодным, из-за его быстрого самовысвечивания.

Однако нам повезло. Сергей Иванович Вавилов, будучи уполномоченным министерства обороны, посетил как-то раз под Казанью склад трофейного имущества. Тот, кто им ведал (огромное ему спасибо), преподнес Сергею Ивановичу какую-то деталь, снятую с задней части немецкого танка, которая потом была передана нам.

Она имела вид круглого экрана, покрытого прозрачным стеклом зеленоватого цвета. Выяснилось, что экран под действием ИК-лучей давал яркую красноватую вспышку. Стало ясно, что это стоп-сигнал едущего в темноте танка, чтобы сзади идущий не наехал или не отстал.

Химический анализ вещества, покрытого зеленоватым стеклом, показал, что это щелочноземельный сульфид с примесью разных металлов. Анализ спектра вспышки показал, что он состоит из линий Sm+++ и широкой полосы Eu++. Я вспомнил, что с такого рода фосфорами в Германии имел дело Deutchbein. Стало очевидным, что, если примеси металлов можно рассматривать, как случайные, то редкоземельные нет. Изготовленные нами на основе этих данных фосфоры оказались как раз тем, что нам было нужно. Они хорошо возбуждались даже видимым светом, в темноте не светились и давали ярко-красную вспышку.

Нашими результатами заинтересовался академик Абрам Федорович Иоффе, который вместе со своим Физико-техническим институтом тоже был эвакуирован в Казань. Он захотел, чтобы в нашу работу включился его сотрудник Борис Васильевич Курчатов - брат Игоря Васильевича.

Некоторое время мы работали вместе с Б.В. Курчатовым, но потом неожиданно Иоффе его отозвал, чтобы Курчатов мог продолжать работать по нашей тематике, но без контакта с нами. Создалась неприятная ситуация.

Надо отдать должное Курчатову. Он заменил Eu на Ce, в результате чего вспышка вместо красной стала зеленой, т.е. попала в ту спектральную область, где чувствительность глаза в 2-3 раза больше, чем в красной. На ближайшем заседании Физико-математического отделения встал вопрос кому - Курчатову или нам отдать предпочтение в смысле продолжения работы. Ясно было, что при прочих равных условиях, Ce предпочтителен.

Тогда я пошел на хитрость. Никому не говоря, я заменил плоский экран на экран с конусными углублениями, в результате чего поглощение ИК-света увеличивалось в несколько раз из-за многократного его рассеивания внутри конуса. Вскоре перед научным синклитом были выставлены конкурирующие экраны. “Наш” так вспыхнул, что было решено: работу должны продолжать именно мы. Никто жульничества не заметил. Яркость вспышки превзошла все мои ожидания. Я понял в чем дело - в том, что свет вспышки, выходя из конуса, в среднем претерпевал несколько рассеяний на стенках конуса. Это сужало пучок выходящего света. При сужении в 2 раза яркость направленного пучка возрастала в 4 раза, при сужении в 3 раза, соответственно в 9 раз. Эффект этот хорошо известен - он, например, имеет место при рассеянии солнечного света неровной лунной поверхностью.

Мы поставили перед собой цель - использовать вспышечные фосфоры для обнаружения и наблюдения источников ИК-света с помощью полевых биноклей Б-8 и морских Б-12 . Для этого их пришлось слегка реконструировать, чтобы ввести в них новую деталь - люминофорный экран. Экраны должны были иметь два фиксированных положения: “рабочее” - в фокальной плоскости и повернутое положение - “под зарядку”. Внешне эти бинокли ничем не отличались от обычных, и получили наименование инфракрасных (БИ-8 и БИ-12).

Поскольку наблюдение производится “на просвет”, т.е. ИК-лучи попадают на экран, а вспышка наблюдается с обратной стороны, экраны должны быть полупрозрачными, т.е. тонкими и плоскими. Так и было сделано. Конечно, Eu был заменен курчатовским Ce. Справедливости ради укажу, что в одной научной статье я упомянул, что Ce был предложен Б.В. Курчатовым. Было сделано одно усовершенствование. Моргенштерн показала, что при длительном возбуждении светом длиной волны , независимо от его интенсивности, запасается какая-то предельная светосумма n . Если исходная светосумма n была больше n , то она снижалась до величины n . Такое высвечивающее действие возбуждающего света /ВДВС/ было обнаружено несколько ранее на цинксиликатном фосфоре и другим способом. С учетом ВДВС, был подобран светофильтр, позволивший увеличить в 2 раза светосумму, запасаемую экраном в положении “под зарядку”. Соответственно начальная яркость вспышки возрастала в 4 раза. Так как щелочноземельная основа фосфоров была невлагостойкой, то по предложению заведующего оптической мастерской Людвига Людвиговича Бенгуэреля экраны ставили в оправы из легкоплавкого стекла.

Испытания биноклей прошли успешно (наблюдение ИК-целей и стрельба по ним). Конкурентами были электронно-оптические преобразователи (ЭОП), но в то время они были очень несовершенными. Военные, с которыми проводились испытания, были курильщиками, и им очень нравилось, что тлеющую папиросу можно было обнаружить с большого расстояния. Принятию на вооружение БИ-8 и БИ-12 способствовало именно то, что они могли быть использованы как обычные бинокли Б-8 и Б-12, и внешне от них не отличались.

В начале 1943 года ФИАН вернулся в Москву, несмотря на некоторые факторы, которые препятствовали возвращению. Сергей Иванович говорил, что ему при этом пришлось “козырять” и нашей инфракрасной тематикой. Член-корреспондент Академии наук Петр Петрович Феофилов сообщил мне, что его знакомый физик с помощью БИ-12 помогал выводить караваны судов из одного северного порта. Это радовало.

В 1953 году наша работа была удостоена Государственной премии второй степени.

6.5Некоторые малоизвестные моменты из истории открытия эффекта Вавилова-Черенкова

Главные действующие лица в этой истории Сергей Иванович Вавилов, Илья Михайлович Франк, Павел Алексеевич Черенков и Игорь Евгеньевич Тамм. Как известно, трое последних стали лауреатами Нобелевской премии. Ко времени награждения Сергея Ивановича уже не было в живых, а посмертно Нобелевская премия не присуждается.

После переезда в 1934 году Академии наук из Ленинграда в Москву Сергей Иванович поручил аспиранту Черенкову заняться исследованием загадочного свечения, возникающего под воздействием радиоизлучения в ряде жидкостей независимо от их состава и содержания примесей.

Механизму этого свечения посвящено много работ, поэтому я ограничусь лишь сообщением некоторых малоизвестных моментов, связанных с этим видом свечения.

По прибытии в Москву ленинградские сотрудники Академии наук Франк и Черенков первое время жили в самом Физическом институте им. П.Н. Лебедева Академии наук. Ядерной лабораторией, в которой проводились исследования нового вида свечения, первое время руководил Сергей Иванович, а затем Франк.

Атмосфера среди сотрудников была дружественной. В частности я, будучи прикомандированным к Лаборатории люминесценции, как аспирант НИИФ МГУ, принимал участие в научных совещаниях Ядерной лаборатории. Сергей Иванович во время его пребывания в Москве (он часто уезжал в Ленинград, поскольку он был научным руководителем Государственного оптического института) всегда присутствовал на этих совещаниях.

Однажды при обсуждении результатов измерений, проведенных Черенковым, которые показали, что излучение не изотропно, а направлено определенным образом по отношению к возбуждающему потоку, один из “посторонних”, согласно воспоминаниям лаборанта лаборатории Григорова, предложил приложить магнитное поле. Сказано-сделано. Оказалось, что оно влияет на направление свечения. Следовательно, оно связано с движением электронов.

Мы с Франком дружили, к тому же были однокурсниками, и он у себя дома показывал мне свои качественные расчеты, из которых следовало, что если электрон движется в среде быстрей света в этой среде, то возникает направленное излучение.

Некоторое время спустя он сказал мне, что для количественных расчетов ему потребуется много времени, порядка нескольких месяцев. Поэтому он намеревался обратиться к одному из трех теоретиков - Леонтовичу, Тамму или Мандельштаму. Оказалось, что он “состыковался” с Таммом, который провел расчет весьма быстро, как говорят на “одном дыхании”.

Однажды я встретил Франка в грустном состоянии. Оказывается, всю историю расчета Сергей Иванович опубликовал, на что Тамм обиделся. Я ему сказал: “Ты тут ни причем - ведь так было на самом деле”. Мне тоже стало невесело. И вот хронология более поздних событий, позволивших более детально выявить начальный ход событий, связанных с открытием нового вида свечения, получившего наименование “Вавилова-Черенкова”.

Года три-четыре назад, т.е. в начале 90-ых годов, Валентин Александрович Фабрикант - мой сокурсник, вспомнил, что вскоре после присуждения Нобелевской премии за открытие нового вида свечения Леонтович воскликнул: “Слушайтесь Франка! Я вот не послушался и лишился Нобелевской премии!». Так значит, Франк сначала обратился к более молодому Леонтовичу, а до Мандельштама не дошел, застряв на Тамме.

Когда я два года тому назад рассказал об этом своему сокурснику Моисею Александровичу Маркову, он ответил: “А знаешь, ведь Франк обращался и ко мне”. Тогда я ему: “Так ты в унисон с Леонтовичем тоже можешь воскликнуть - слушайтесь Франка!”. Следовательно, Франк до Леонтовича обратился к более молодому - своему сокурснику Маркову. В заключение я сказал Маркову: “Ты согласен с тем, что во всей этой истории Черенков был прибором у Сергея Ивановича, а Тамм счетной машиной у Франка?”. “Да”, ответил Марков.

Запоздалое признание заслуг наших ученых (пятидесятые годы) объясняется тем, что вообще Нобелевский комитет неохотно признавал достоинства работ, совершенных в СССР. Можно вспомнить уход в отставку члена комитета Макса Борна в знак протеста за отказ присудить премию Ландсбергу и Мандельштаму за открытие и объяснение явления эффекта комбинационного рассеяния. Раман же её получил, несмотря на то, что не дал объяснения. Далее, Завойский не был удостоен премии за открытие явления парамагнитного резонанса, хотя, используя это явление, некоторые стали нобелевскими лауреатами.

В нашем же случае справедливость все же восторжествовала, правда после того как, используя эффект Вавилова-Черенкова, были обнаружены новые элементарные частицы, за что и присуждались премии. Видимо скандальная история с Завойским сыграла свою роль.

Новый эффект совершенно справедливо именуется с учетом двух авторов. Однако это, к сожалению, не прошло безболезненно. Дело в том, что Черенков был против включения имени своего учителя Сергея Ивановича, который на основе первых опытов понял, что это не обычная люминесценция, а нечто новое, и настоял на проведении дальнейших опытов. Говорят, что в свое время Черенков, получив тему, вскоре обратился с жалобой в местком, что она недиссертабельна. Побольше бы таких недиссертабельных тем!

6.6Самуил Аронович Фридман

Сергей Иванович Вавилов большое внимание уделял практическому применению люминесценции, в частности люминофоров постоянного действия, светящихся под воздействием введенного в них радиоактивного вещества. В связи с этим на работу был приглашен Самуил Аронович Фридман по образованию химик, имевший опыт в этом направлении.

Не вдаваясь в детали его научной деятельности, отметим, что, кроме того, он короткое время был заместителем директора ФИАН, а его хобби было собирание материалов, связанных с историей Кунсткамеры Академии наук. (Был случай, когда по просьбе одного посетителя семинара Лаборатории люминесценции Фридману удалось документально доказать, что арап Петра I - один из его предков).

Расскажем о его вкладе в разработки военной техники в самом начале Великой отечественной войны.

Сразу после эвакуации ФИАНа в Казань Фридману правительством было поручено задание в течении трех месяцев наладить производство самосветящихся составов, необходимых для наблюдения в темноте различного рода датчиков в кабине самолета, без которых военные самолеты вынуждены простаивать, а не воевать.

Фридман оказался в тяжелейшей ситуации. Беда была в том, что те сотрудники, которые под началом Фридмана занимались изготовлением таких люминофоров, в Казань не попали. Кроме того, предоставленное ему помещение, представляло собою полуразрушенное здание без целых окон и дверей, а в помощь ему были приданы помощницы, не имеющие соответствующего опыта. Добираться туда можно было только на перегруженном транспорте. Поэтому Фридман, не будучи спортсменом, дневал и ночевал на месте работы.

И вот в такой ситуации произошло чудо. Не за три, а только за один месяц производство самосветящихся составов было запущено (М.В.Фок со слов самого Фридмана сообщил мне, что Фридман перед тем, как вводить радиоактивную примесь в люминофор, выгонял всех из помещения). Только перед самым концом работы появилась бывшая его сотрудница, правда самая опытная. С авиационных заводов стали прибывать военные, забирая нужное количество вещества, и тут же возвращались обратно. Самолеты сразу направлялись на фронт, снижая тем самым наши потери. За выполнение правительственного задания Фридману в 1942 была присуждена Сталинская премия 1-ой степени. Можно отметить, что в тот военный период всеми остальными лабораториями ФИАНа было сделано меньше в помощь фронту, чем Фридманом.

В 1947 году Фридман был арестован и семь лет провел в заключении. Позже я спросил его, как “там” было? Он весь передернулся и ничего не сказал. Я осмелился спросить его по той причине, что жена сотрудника Лаборатории люминесценции Тумермана охотно рассказывала о своем пребывании “там”. Но она была в лучших условиях, поскольку считалась особо опасной преступницей (понимай, как хочешь).

На юбилейном торжестве в честь 80-летия Самуила Ароновича Фридмана я шутливо заметил, что юбиляр в результате своей деятельности сам стал радиоизлучателем, возясь столько лет с радиоактивными материалами и, несмотря на это, бодр и голова у него ясная. По видимому он вобрал в себя “лечебную” дозу примеси, но все же лучше не “вбирать” - мало ли что.

Фридман дожил до 89 лет, пережив двух своих сестер, которые были моложе его на несколько лет.

7Краткие сведения об авторах

Березанская Валентина Михайловна – младший научный сотрудник отдела Ученого секретаря ФИАН.

Болотовский Борис Михайлович (р. 1928 г.) – физик-теоретик, доктор физико-математических наук, с 1951 г. сотрудник ФИАН, с 1955 г. – в Отделе теоретической физики.

Горбунов Андрей Николаевич (16.09.1921 г. – 21.03.2003 г.) – физик-ядерщик, доктор физико-математических наук, с 1946 г. сотрудник ФИАН.

Леонтович Александр Михайлович (р. 29.10.1928 г.) – физик-оптик, доктор физико-математических наук, с 1951 г. сотрудник ФИАН.

Файнберг Владимир Яковлевич (р. 01.01.1926 г.) физик-теоретик, член-корреспондент РАН, с 1949 г. сотрудник ФИАН.

Фок Михаил Владимирович (11.11.1928 г.) – физик-оптик, доктор физико-математических наук, с 1950 г. сотрудник ФИАН.

Чижикова Зоя Афанасьевна – физик-оптик, кандидат физико-математических наук, с 1953 г. сотрудник ФИАН.

1 Курсивом в тексте выделены воспоминания В.В.

2 При написании данного материала использована статья Н. Болдырева и Е. Пульвера. «Корреспонденты «Правды»». Литературно-художественный и общественно-политический журнал «Подъем», орган Союза писателей РСФСР и Воронежской писательской организации, № 4, Центральное Черноземное книжное издательство, Воронеж, 1969 г.

3Самое смешное в этой истории то, что В.Я. Файнберг неправильно понял Всеволода Васильевича, который (с его слов) вовсе не прибивал педали к стене, а просто проделывал физическое упражнение «велосипед».

жүктеу/скачать 404.5 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: