Вместо предисловия

Мы знаем вас

В жизни нашей никаких изменений не произош­ло. Люди, лошади, питание — вот все наши заботы. Продуктов хватит еще на неделю. К нам приходят новые люди не весть откуда, разыскивая своих близ­ких и знакомых. Встречаются и просто заблудивши­еся. Ходят по стойбищу разные слухи, но правду никто не знает. Очень скрытно ведут себя те, чье прошлое было связано с фашистами. Нам раздают бюллетени, выпускаемые англичанами, но, к сожа­лению, никто из нас читать не умеет.

Я лично больше думал о лошадях и пас их там, где было больше травы (они теперь совсем не до­трагивались до сена). Заметив, что я вывел коней за пределы отведенного нам участка, один из моих балкарских друзей сказал:

Слушай, что ты делаешь? Это тебе не урочи­ще Бийчесын в Карачае, а земля австрийских кре­стьян. Не забывай, пожалуйста, где ты находишься.

Ты совершенно прав. Но, я вижу, и ты пасешь своих лошадей не там, где положено. Не забывай, что находишься не в балкарском Генделене, — шуткой на шутку ответил я и, поздоровавшись, мы сели.

Таких, как мы, кто пасет своих лошадей, здесь было много. К нам подошли еще три балкарца.

— Теперь нас стало четверо, — сказал мой друг, улыбаясь. — Посмотрим как себя будет чувство­вать один карачаевец среди четверых настоящих горцев.

Наше счастье, что настал день для шуток и веселья, начинайте, я готов, — сказал я.

Нет, — возразил один из них. — Раз твои лошади пасутся на нашем участке и нас большинст­во, выходит ты наш гость.

Спасибо вам за оказанную мне честь. Я без­мерно рад, что установилась хорошая погода и нигде тумана³ не видно. Но мы, карачаевцы, посели­лись рядом с вами и находимся всегда начеку, чтобы предупредить возможный прыжок в туман наших дорогих братьев, — сказал я на полном серьезе, без тени улыбки.

Дорогой карачаевец, — обратился ко мне один из них, вытянув руку в сторону противополож­ного берега реки. — Вон ту скалу ты видишь?

— Вижу, — ответил я.

— У вас там, в Карачае, есть так называемая Ахматова скала?

— Есть!

— Нет! Ахматова скала великан против этой. Ну и что дальше?

— А ты не знаешь, как твой дед там ел мед?

— Нет не знаю. Я там не присутствовал.

— И слышать не слышал? Интересно. А я пола­гал, что ты осведомленный человек. Какая непро­стительная ошибка! Ну, если ты не лукавишь «действительно» не знаешь, послушай и наматывай на ус. Я расскажу тебе как это было.

Мой генделенский друг смотрел на меня с улыб­кой и хотел, видимо сказать: «Ну, дождался?» Но его земляк, который парировал мою шутку, не дал ему говорить.

— Так вот рядом с Ахматовой скалой находи­лись кошары твоего деда. В один из дней сын твоего деда пас овец прямо у подножья этой скалы Ахматовой и увидел в ней отверстие, из которого вылетал рой пчел. Вечером, вернувшись в кош, сын рассказал своему отцу, т.е. твоему деду об увиден­ном. У старика глаза разгорелись, он страшно об­радовался и сказал:

— Аллах смилостивился над нами и послал сладкую пищу.

На утро он собрал все ремни, веревки, какие нашлись в коше, забрал с собой троих сыновей и пошел к этой самой скале. Старик, то есть твой дед, суетился, спешил, чтобы поскорее забрать мед. У подножья горы он растелил кошму и поставил на нее большой медный казан. А сыновья его взоб­рались на скалу, связали ремни и веревки, чтобы с их помощью спуститься сверху и добраться до от­верстия. Более легкий из сыновей прикрепил конец связки к своему поясу, а остальные двое братьев взялись за другой конец ремня и начался спуск. Спускаться по отвесной стене такой страшной и высокой скалы отважится не каждый. Видимо, сын твоего деда был не из отважных, испугался и описался. Моча лилась прямо в казан. Твой дед обрадовался, думая, что льется мед, вытянул ладонь, набрал жменю «меда» и попробовал на вкус. «Мед» ему совсем не понравился и он повернув голову в верх, крикнул:

Сынок, если он весь такой не вкусный, не утруждай себя и спускайся вниз, нам не нужен такой мед!

Теперь ты понял какой смекалистый народ карачаевцы. Раз не вкусно, не едят и все тут. У меня еще есть в запасе свидетельства о смекалке и предприимчивости твоего народа. Если хочешь, могу рассказать еще, — сказал шутник с ехидцей в глазах. Его товарищи посмеялись от души.

Друг мой, ты очень складно и мастерски рассказал все это, будто это случилось с кем-то из твоих односельчан из Холама. Ведь скалами Аллах не обидел и балкарцев. Я даже подозреваю, что непосредственным участником этого события был ты сам и «мед» отведал тоже сам. Только очевидец и дегустатор может так точно передать подробности события и так смачно рассказать о вкусе «меда». Что же касается Ахматовой скалы, то там действительно много меда, — ответил я без тени улыбки.

Мой старый друг, гунделенец, хлопнул меня по спине и сказал:

— Ну как, признайся, получил на закуску? То-то, брат! Ты ошибочно полагал, что все балкарцы по­хожи на меня и слово молвить не умеют. Ты почувствовал теперь, что на какой бы чаше весов ни находился наш брат балкарец, никто не перевесит его!

— Да, груз солидный, — ответил я. — Только хорошему мулу под силу перевозить такую тя­жесть...

В это время мы услышали голос вещателя: «Вни­мание, внимание». Он приглашал всех собраться к месту, где обычно проводились сходы общин и колонии.

Я встал и сказал балкарским товарищам:

— Я с превеликим удовольствием посидел бы еще с вами, чтобы продолжить наши шутки, но что делать, раз зовут, надо идти. Пойду туда, как Ход­жа Насретдин с мешком, соберу в него хапары и принесу к вам. А ты, мой друг, — обратился я к шутнику, — помни, диалог наш не окончен, когда у коня копыта накаляются, он скачет резвее. Готовься к дальнейшим состязаниям.

— Дорогой друг, я знаю, что ты любишь посо­вещаться с начальством, будь так добр, вынеси там хорошее решение и принеси нам добрые вести. Я позабочусь о твоих лошадях. Что-то я сам не хочу следовать за тобой, сердце не велит, — ответил мне басханец.

— Спасибо. Признаться и я иду туда не с такой уж большой охотой. Но и выхода другого нет. Надо идти, — ответил я и направился к месту сбора. По пути туда я встретился со своим другом — осети­ном. Поскольку мы расстались более года назад, безмерно обрадовались нашей встрече и крепко об­няли друг друга.

— Вчера я приходил в вашу общину и искал тебя. Увидев твою мать, я вспомнил свою и от волнения провел бессонную ночь. Заснул только под утро и встал совсем недавно.

— Ты думаешь я провел спокойную ночь? Как бы не так. Я тоже спал скверно. Ведь обстановка такая! Находимся в неведении. Как твое самочувст­вие, как и какими путями добрался сюда? Выгля­дишь ты совсем не плохо. Ты, я полагаю, много ездил и многое повидал, наверное.

— Да, повидал много, не буду лукавить. Был в Берлине и во многих городах Европы, — ответил он.

— Воспользовался моментом, не так ли? И правильно сделал, молодец.

— Ты прав, я воспользовался моментом, хотя признаться и рисковал.

— Когда мама вечером сказала, что приходил какой-то мой друг-осетин, я сразу догадался, что это был ты. Услышав о предстоящем сходе, я спешил туда, надеясь встретиться с тобой.

— Я шел сюда с такой же надеждой. «От сердца проложил путь» говорят в народе. И вот подтверждение мудрости этой поговорки. Мы сердцами чувствовали друг друга и шли навстречу, — сказал он мне, улыбаясь.

— Надо благодарить день, который свел нас снова, — сказал я. — Мы живы, это главное. Как ты смотришь на наше пристанище? Как на дикую лошадь, смирившуюся с арканом, не правда ли?

— Да, сказать тебе правду, не нравится. Надо было думать об этом раньше. Надо было разъехаться в разных направлениях, кто куда, а не собирать чохом. А теперь куда ты денешься, надо подчинять­ся законам загона.

— Я думал об этом и хотел смотаться, просто некоторые товарищи помешали мне. Но а ты, почему приехал сюда? Разве ты не видел в какую обстановку мы попали? Разве некуда тебе уйти?

— Я об этом не думал. Меня тянуло к землякам и я последовал к ним. У русских есть поговорка: «Там хорошо, где нас нет». Я рассуждал так: чтобы ни случилось, пусть случится вместе с земляками.

В это время кто-то крикнул сзади:

— Терк!

Мы обернулись и я увидел стройного молодого человека, идущего в нашу сторону. Оказалось, что это и был тот человек, который приходил к маме вместе с Терком. Он подошел и Терк представил нас друг другу.

Там собрались несколько человек и попроси­ли, чтобы я позвал тебя, — ответил тот.

Терк посмотрел на меня умоляюще и, как бы извиняясь, сказал:

— Разреши, дорогой друг, покинуть тебя. Даст бог, вечером увидимся. Я должен сообщить тебе кое-что очень важное. — Крепко пожав мне руку,

С Терком мы познакомились в 1941 году в городе Теркала совершенно случайно. Хотя время было и не спокойное, он часто приглашал меня к себе, организовав танцы с гармонью, щедро угощал. По­том нас разлучила судьба и, спустя полтора года, мы вновь встретились на Украине. Тоже случайно. С тех пор мы стали друзьями и очень дорожили этим.

Наряду с превосходными качествами друга, у него было и такое достоинство, как коммерческая жилка. Не зря осетинов называют кавказскими евре­ями. По правде говоря, все осетины, которых я знал, были людьми умными, умели находить выход из любого положения и жили достойно, соблюдая все законы северо-кавказских народов, как адет и намыс. Это были настоящие кавказцы.

Увидев Терка, я понял, что он время не тратил даром, объезжая города Европы. Я знал, что такой человек, как Терк, лицом в грязь не ударит и не опозорит имя кавказца. Я был рад не только нашей встрече, но и тому, что мой друг был одет с головы до ног с большим вкусом, изысканно. Через годы мы вновь, в третий раз, встретились на берегу Драу. Опять случайность? Безусловно мы расстанемся с ним и на этот раз. Но встретимся ли мы еще раз? Хотя бы случайно? Вряд ли. Такого постоянного везения не бывает... «Всех представителей Северного Кавказа, которые живут между Черным морем и Каспием, здесь, в Европе называют черкесами, а русские — кавказскими горцами. И дагестанцев и осетин, и чеченцев, и ингушей, и кабардинцев, адыгей­цев, и карачаевцев, и балкарцев без разбора называ­ют только так. В этот же список входят сами черкесы, абазины и ногайцы. Эти народы, за исключением ногайцев, считаются коренными жителями Северного Кавказа. По сути, оно так и есть. Потому что, кроме языкового различия, все у этих народов одинаково: и одежда, и религия, и законы (обычай, адет, намыс). По существу это одна разноязычная семья. Но на протяжении веков меж этими народами вбивался клин, не давая сплотиться, травили их друг на друга, организовывали набеги, умыкание женщин, кражу детей, угон скота, рождая тем самым искусственный антагонизм среди них. И с течением времени эти народы начали чуждаться друг друга, холодный сквознячок пробежал меж ними, а жаль.

Этот откровенный антагонизм живет уже в нашей крови, он пустил свои корни довольно глубоко. Разные правители: императоры, цари, князья, вожди все они сеяли между нами раздор, а не дружбу и братство. Веками мы жили рядом, не зная границ, но нас разделили, назвав одних республиками, дру­гих областями, третьих округами, а четвертым и имени не дали. Разделили нас на народы первого, второго, третьего и четвертого сортов. Какая друж­ба могла оставаться между народами, если они разделены по сортам? По сортам разделили людей и в самих народах — на кулаков-кровопийц, на крестьян-середняков, на крестьян-бедняков, на троц­кистов, на врагов народа. Одних загнали в тюрьмы, других выслали, третьих поработили. Не по этой ли причине мы оказались на берегу Драу вдали от могил своих предков?»

Размышляя так, я прибыл к месту сбора. Тут раздался чей-то голос: «Прибыли!» Я встрепенулся, очнулся от наседавших на меня мыслей о далеких для сегодняшнего дня вещах и оглянулся.

Подъехал «Джип» с четырьмя пассажирами, за ним следовала танкетка. Остановились рядом с со­бравшимися. Из «Джипа» вышли трое военных (ан­гличанин, француз и итальянец) и четвертый в граж­данской форме. Манера поведения и внешний вид четвертого говорили о том, что он русский.

Англичанина мы встречали не первый раз. Это был тот, который завернул нашу колонну на эту поляну, сказав: «Ваш длинный путь завершен».

И сегодня он шагнул вперед, давая знать, что мы должны слушать именно его. Свою речь он начал, как и тогда, с повышенного высокомерного тона:

— Северо-кавказцы! Мы хорошо знаем каким образом вы оказались в центре Европы. Кто-то из вас бежал от советского режима, кто-то попал в плен и вышел из лагеря, кто-то был вынужден рабо­тать на немцев, кто-то находился у них на службе и небольшая часть из вас эмигрировали из России еще в годы революции.

Всем вам надлежит сдать в штаб имеющееся у вас оружие. Лишь отдельным лицам высшего зва­ния и руководителям общин разрешается оставить при себе пистолет. Те, кто уклонится от сдачи оружия и те, кто будет нарушать установленный здесь режим, будут строго наказаны! Всем понятно?

Не сказав больше ни слова, он и его товарищи сели в «Джип» и уехали вверх по ущелью в направ­лении Обердраубурга.

Один из стоявших рядом со мной спросил:

— И какие выводы следуют из этого?

— Для того, кто что-то соображает, все ясно, — ответил ему сосед слева.

— Ну разъясни мне, чтобы и мне было ясно.

— А что разъяснять? Нам внушали, что нас, северо-кавказцев, как беженцев от коммунистического режима, как людей лояльных к англичанам, трогать не будут. А он доказал всю абсурдность таких заверений и намекнул, кто есть кто. Это во-первых. Во-вторых, они на всех нас — и на стариков, и на женщин, и на детей, и на молодых — смотрят как на своих военнопленных. Разве ты этого не понял? И третье. Обратил ли ты внимание на чело­века в гражданском, на его манеры, одежду, лицо?

— Да. Он смотрел на нас далеко не дружелюбно и его зеленые глаза так и сверлили каждого из нас. Что плохого мы сделали этому австрийцу?

Э-э, дорогой брат, плохо ты разбираешься людях. Этот человек не задумаясь расстрелял бы всех нас, если бы мог. Это был представитель Советского Союза и, очевидно, работник НКВД. Как изучающе смотрел он на нас!

Все мы были встревожены появлением этого че­ловека. Не затевая больше никакого разговора, мы молча разошлись по общинам...