Вместо предисловия

Зальцбург

Мы пока по прежнему скитаемся в лесу, хотя и появление английских солдат в этом краю почти прекратилось. Все понимают, что время работает на нас и опасность отдаляется все дальше и дальше, но выработанная привычка осторожности, страх перед возможным внезапным нападением заставляют бо­яться каждого постороннего звука. То оттуда, то отсюда к нам доходили слухи будто многие из беглецов открыто выходят из леса и уходят то в Италию, то в Германию, то еще куда-то, а некото­рые остаются в самой Австрии.

Два дня назад к нам прибыл человек, которому удалось бежать из Лиенцского лагеря. Он рассказал нам, что якобы в городе Зельцбург один русский инженер, получив разрешение от американского военного командования, открыл свое предприятие и назвал его своим именем «Каракин». Так вот этот инженер будто набирает рабочую силу из лиц, имеющих восточное, российское происхождение. Он оформляет им документы и устраивает их на работу у себя на предприятии.

Подобные слухи стали доходить до нас все ча­ще и чаще. Посоветовавшись с соседями, мы ре­шили послать в Зальцбург человека, чтобы удосто­вериться в правдивости этого слуха. Выполнить эту миссию изъявили желание трое мужчин. Это были молодые, энергичные, преданные нашему делу люди.

Поскольку ни у кого из них не было документов, удостоверяющих их личность, предстояло идти в Зальцбург горными безлюдными тропами, а это не менее недели пути в одну сторону. На случай непред­виденных обстоятельств, задержки больше поло­женного срока, провала, и так далее мы договорились, что наши парламентеры оставят записки в условленных местах. Пожелав успеха и благополуч­ного возвращения, мы отправили их в путь.

Припасов продовольствия в нашей группе хвати­ло бы еще на несколько недель, но соседи наши бедствовали и мы вынуждены были поделиться с ними. С учетом этого, мы нашли необходимым спуститься на «Проклятую поляну» еще раз и попо­лнить наши продовольственные запасы. Там у мно­гих из нас были зарыты продукты. Без принятия этих мер нам пришлось бы жить впроголодь до возвращения наших посланцев в Зальцбург.

Было решено послать на берег Драу по два человека от каждой группы. Мы хорошо освоились в здешних горах и прекрасно знали кратчайший путь к перевалу и наиболее удобные пути, ведущие к нашему старому стойбищу. Прибыв туда, мы все заполнили свои переметные сумы и рюкзаки и в полночь двинулись обратно. Как и прежде, к рас­свету мы миновали лес и вышли к альпийским лу­гам. Сделав здесь привал на целый день, к следу­ющему утру прибыли к месту нашей стоянки.

Изредка мы встречаемся с австрийцами, но, к сожалению, среди нас нет никого, кто бы знал их язык, чтобы получить от них какие-нибудь сведения. А ведь тяжело жить, ничего не ведая об обстановке в ближайших районах, не говоря уже об обстановке в мире.

Срок возвращения наших посланцев в Зальцбург миновал, но их пока нет. Это обстоятельство трево­жит нас очень сильно и мы уже прикидываем разные варианты причин их задержки. Но кроме как на­браться терпения и ждать, выхода нет. И мы реши­ли повременить еще неделю, от силы десять дней и по истечении этого срока, собраться, обсудить об­становку и принять другое решение.

Учитывая, что наше пребывание здесь может продлиться дольше, чем мы рассчитываем, на берег Драу, за пополнением продуктов, пошла еще одна группа, но вернулась она с пустыми мешками, пригнав двух упитанных лошадей. Оказалось, что кто-то из второй группы не прикрыл наши «погре­ба», австрийцы обнаружили их и опустошили начи­сто. Было унесено все вплоть до лакомств привезен­ных с Кавказа. Но зато конины было вдоволь. К нашему счастью в прогалинах было много снега и мы запасы конины держали в выкопанных в нем «холодильниках». Другое наше везение заключалось в том, что в горах было много соли. Австрийцы постоянно поддерживали ее запасы. Нам помогало и то, что иногда удавалось поймать тура или горно­го козла.

До самого последнего времени, пока я не ока­зался в австрийских лесах в качестве абрека, я не знал что наш народ придает огромное значение снам.

Собираясь утром на завтрак, мы приветствовали друг друга и прежде чем приступить к еде, внимате­льно слушали кому какой сон приснился прошедшей, ночью. Перед тем как кто-то начнет рассказывать свой сон, было положено сказать: «Пусть Аллах направит твой сон к хорошему, а пророк скажет «аминь».

Выслушав сон, все как один (если даже он и не понравился) толкуют его так, чтобы он служил предвестником доброго, а не предрекал что-то пло­хое. Даже те наши земляки, которые встречаются в лесу, после первых приветствий, разговор начинают с увиденного им сна или спрашивают о сне, который приснился его собеседнику. У каждого человека своя привычка, свои интересы, своя профессия и свой характер и его сны почти согласуются с его миро­воззрением и желаниями. И в каждом обществе, малом и большом, есть люди, которые слывут спе­циалистом по отгадыванию снов и последнее слово в этом таинстве принадлежат только им.

Таким лесным людям, которые лишены радио и газет, которые абсолютно изолированы от внешне­го мира, увиденный приятный сон оказывает огромную моральную поддержку. Такой сон легче толко­вать в интересах текущей ситуации и «предсказать» именно то, к чему стремятся люди (в данной ситу­ации: и свободу, и здоровье, и радость, и достаток, и хорошее жилье и т. д.).

Размышляя об отношении наших людей к снам, о их приверженности к их толкованию и о глубо­кой вере в их предсказание, я понял, что это ка­чество у нашего народа появилось не сегодня, а является древнейшей традицией. Ведь наш народ испокон веков жил в глубине Кавказских гор, в полной изоляции от внешнего мира. Единствен­ным способом ориентировки в будущем, связи с близким (по признаку сна) было сноведение и его толкование.

Словно желая нам напомнить о древних тради­циях и культуре нашего народа, судьба изолировала нас от цивилизованного мира Европы и забросила вглубь высоких Альп. И не удивительно, что эта древняя традиция нашего народа расцвела и нашла свое применение именно в этой изоляции, в глуши. Думаю, что осуждать людей, находящихся в этой обстановке, за их веру в свои сны, мягко говоря, не тактично.

Бывает, конечно, и абсолютное совпадение снов с действительностью. Так, еще будучи на Кавказе, моя сестренка (ученица начальной школы) рассказа­ла нам увиденный ею сон: «Кубань разбухла и вы­шла из своих берегов, сметая все на своем пути. Она снесла и наши дворовые построения. Мы, двенад­цать детей отбежали в сторону, взобрались на высо­кую гору и спаслись».

А в жизни случилось вот что: Когда англичане 28 мая нагрянули на нашу колонию, и начали громить кабардинцев и грузить в машины, мы поняли, что пришла беда. Мы бежали в горы и спаслись там. Нас было ровно двенадцать человек.

Или другой пример. Один наш товарищ, сидя за игрой в карты, рассказал нам такой сон: «Я ехал верхом на своем коне. Вдруг прогремели два вы­стрела и ударами двух пуль я был сражен намертво и слетел с коня».

Спустя три дня мы его нашли мертвым с двумя пулевыми ранениями.

В таких случаях русские говорят: «Сон в руку». А у нас говорят: «Пусть Аллах бережет тебя от плохо­го сна». Моя мать очень боялась плохих снов и тоже твердила: «Береги нас, Аллах, от плохих снов». Бо­ясь отрицательных последствий, она просила нас не рассказывать свои сны плохим людям и тем, кто не верит в сны...

Мы по прежнему находимся в лесу и ждем воз­вращения своих посланцев. Обстановка улучшается с каждым прожитым днем. Нет англичан уже и в помине. Не редки случаи, когда к нам поднимаются австрийские полицаи и уговаривают нас спуститься в населенные пункты. Они утверждают, что в городах уже созданы пункты помощи беженцам. И что не следует уже бояться преследования. Они, конеч­но, не принуждают нас к этому.

Языка австрийцев мы почти не понимаем, но судя по выражению их лиц, они к нам относятся очень сочувственно.

Здесь, в Австрии, давно истреблены волки. По­этому недойные гурты пасутся вольно, без присмот­ра людей. Лишь в неделю раз поднимаются в горы их хозяева, чтобы рассыпать соль по установленным местам. Теперь мы с ними встречаемся, не боясь. «Беседы» наши протекают главным образом на пальцах. Но для нас это имеет неоценимо большое значение. Какая это радость: начались наши встречи с хорошими мирными людьми!

Не менее приятным был и тот факт, что не было никаких свидетельств о том, чтобы английские со­лдаты кого-то преследовали, кого-то поймали и от­правляли в лагерь.

Все эти приятные сведения, естественно, говори­ли в нашу пользу, доставили нам огромную радость и круто меняли наше положение.

За время пребывания в лесу не было ночи, чтобы я разделся полностью и отдыхал бы как нормаль­ный человек. Но, после этих успокоительных сообщений, я решил разложить постель как следует, раздеться и лечь отдохнуть по-человечески. Заснул я сразу и увидел невероятно интересный сон: «С груп­пой своих товарищей я шел в сторону гор по берегу совершенно прозрачной горной реки. Кругом зелень и благоухающие цветы, освещенные яркими лучами солнца. Мы шли врассыпную по склону горы, под­ниматься вверх было чрезвычайно легко и я вырвал­ся вперед. Прямо напротив меня, на вершине горы, я заметил большой зеленый шатер. Он стоял между двумя одинаковыми, как близнецы, буграми как бы в седловине. Шатер имел две двери. Задняя была обращена ко мне, а передняя, главная, дверь — в сторону юго-запада, то есть в направлении святыни мусульман Мекки.

Я быстро поднялся, открыл заднюю дверь и вошел в шатер. В нем стоял высокого роста строй­ный очень благообразный старец с седой длинной бородой. Был одет старец в такого же цвета, как его

шатер, зеленый легкий халат. Он готовился к свер­шению полуденного намаза. Увидев меня, старец взглядом дал понять, что мне следует делать тоже, что и он. Я подошел и остановился прямо за его спиной. И тут не знаю по каким признакам, я узнал в нем пророка Магомета. Радости моей не было предела. Я был горд тем, что молюсь Аллаху под водительством самого пророка... Мне хотелось, чтобы это событие увидели мои спутники и я выгля­нул из шатра: они все еще поднимались в гору и почти достигли ее вершины...»

Я проснулся хорошо отдохнувший и бодрый, в отличнейшем настроении духа. Мать заметила это и, очень довольная сказала:

— Сын мой, я вижу на твоем лице первую улыб­ку за все время нашего скитания в лесах. И выгля­дишь ты отлично, наверное хорошо выспался...

В момент этого разговора рядом никого из по­сторонних не было и я рассказал ей свой сон, не упуская ни малейшей подробности. Неведомая до­селе мне радость охватила все ее существо. Она расплакалась и стала покрывать мое лицо, глаза быстрыми горячими поцелуями, будто куда-то спе­шила. Потом резко оторвалась от меня, побежала, достала свой Коран и тихо сказала:

— Будем молиться...

Мы принялись читать суру из Корана, повторяя ее по нескольку раз и, когда завершили обряд, она торжественно заявила:

— Теперь все! Теперь мы свободны, можешь мне поверить. Какой великолепный сон! Никому из посторонних не рассказывай его. Аллах посылает

С тех пор прошло ровно сорок два года. И пройденный мной за эти долгие годы путь, доказал, что мать моя была совершенно права: и свобода и счастье последовали за этим сном сразу, но об этом пойдет речь ниже: всему своя очередь...

Винклерн

Условленное время своего возвращения наши посланцы просрочили ровно на одну неделю.

Но еще до их возвращения к нам поступила очень радостная весть: было официально объяв­лено, что в городе Винклерн организована выдача беженцам официальных удостоверений, позволяю­щих им передвигаться и жить в пределах английс­кой, американской и французской оккупационных зон Австрии.

Мы решили больше не ждать наших посланцев, не тратить время попусту и сходить в город Винк­лерн для получения удостоверений. «Если ребята доставят нам что-то хорошее, лишним не будет», рассуждали мы.

Город Винклерн расположен в конце ущелья Мелл, за горным перевалом Гроссглокнер, там, где начинаются извилистые горные дороги. Это неболь­шой и очень чистый курортный городок.

Ущелье Мелл намного меньше ущелья Драу. Тут и деревушки совсем маленькие и разбросаны они всюду. Люди здесь занимаются главным образом животноводством. Скота не так много, но все особи высокопородистые, упитанные, крупные и очень красивые. Главный интерес представляют коровы: красные, бурые, горные пятнистые, темно-бурые с огромным выменем. Лошади у них тоже крупные, но предназначены они только для упряжи. Верховых лошадей у них очень мало. Мы удивляемся: «Как же так? Горцы да без верховых лошадей?» На Кавказе такое совершенно не мыслимо.

Народ здесь живет тоже хороший, трудолюби­вый. Правда не такой уж щедрый и гостеприимный как итальянцы, но все равно хороший...

Чтобы добраться до города Винклерн, надо бы­ло преодолеть двадцать километров пути.

Уполномоченными для явки в Винклерн и полу­чения там удостоверений наша группа выделила троих: меня и двух молодых энергичных парней. Каждый из нас должен был представлять семью из четырех человек и получить соответственно по четы­ре удостоверения. Так хотели и планировали мы, а что получится из этого пока не знали.

Но мы точно знали, что для нашего спасения требуется суметь получить удостоверения, которые выдавались только тем, кто из России выехал два­дцать лет назад, не позднее, или тем, у кого был уже какой-нибудь иностранный паспорт. Ни одному из этих условий мы не подходили, ибо абсолютное большинство нашего контингента бежало из России совсем недавно и паспортов у нас никаких не было, кроме советских и то лишь у ничтожного числа людей. Стало быть нам необходимо было приду­мать себе новые биографии: новые имена, новое время рождения, новые места пребывания и так далее. Более того каждый должен был помнить на память свою новую биографию.

Вот это было единственным шансом для нашего спасения. И то если повезет!

Я назвал себя Владимиром Исламовым. В авто­биографии указал, что мои родители с двадцатых годов жили в Польше, затем в Албании, Югославии и Италии. Каждый из нас, подобно мне, придумал себе новую биографию.

Сильный и волевой человек, если у него пошат­нулась почва под ногами и его жизни угрожает опасность, боится, но из создавшегося положения найдет выход: любой честный или бесчестный. Лишь бы спасти свою жизнь. Исключение могут составить только единицы, готовые отдать жизнь за свои высокие идеалы.

Вполне естественно, мы таким исключением не могли быть, являясь обыкновенными простыми смертными. Поэтому без зазрения совести мы стали на путь обмана, предстали перед собственной совестью новыми людьми, с новыми именами, с новым происхождением и национальностью...

Мы, трое уполномоченных, встали на заре и отправились в наш нелегкий путь. Прошли леса, где скрывались, спустились в село Лимниц, перешли мост через реку Мелл и вышли в Рангерсдорф. Откуда дорога шла прямо в город Финклен. Это был первый случай, когда мы за три месяца скита­ний вышли в населенные пункты открыто и встреча­лись с людьми, не таясь.

Боясь каждого встречного, полагая, что все смо­трят на нас и затевают что-то, мы с большим напряжением двигались по дороге. Ровно в двенад­цать часов дня мы прибыли в Финклерн.

Английскую комендатуру мы нашли сравнитель­но быстро. У дверей стояла небольшая очередь и мы пристроились к ней. Очень скоро подошла наша очередь.

За столом сидел комендант, блондин среднего роста тридцати—тридцати пяти лет. По тому, как он внимательно разглядывал нас, я не сомневался, что он точно знал кто мы такие и откуда. Комен­дант заговорил с нами по-английски, но никто из нас этого языка не понимал. Он посмотрел на сидя­щего рядом переводчика и он перевел вопрос комен­данта на немецкий. И этот язык нам был почти не знаком. Поэтому я спросил по-итальянски:

— Никто из вас не владеет славянским? Комендант улыбнулся, посмотрел на нас по оче­реди и по русски спросил:

Куда вы собираетесь ехать?

В Зальцбург.

Все трое?

Нет, нас двенадцать человек, — ответил я. Комендант повернулся к секретарю и подал ему какой-то бланк. Тот его быстро заполнил и дал нам на всех разрешение на поездку в город За­льцбург. Протягивая нам документ, комендант еще раз посмотрел на нас, говоря глазами: «Я хорошо знаю кто вы такие, поскорее убирайтесь вон отсюда».

Получив групповое удостоверение — пропуск, мы поблагодарили коменданта и покинули кабинет. Переступив порог комендатуры, мы все вздохнули свободно.

Обратно мы шли по центру дороги широко раз­махивая руками и громко разговаривая. Теперь мы никого не боялись. Вспомнили, как мы в течении трех месяцев из своего укрытия тайком наблюдали за этой дорогой и завидовали тем, кто по ней свобо­дно передвигался.

Забыв про голод, мы шли не сбавляя темпа и весело разговаривая. Движение на дороге сравни­тельно спокойное. Редкие встречные австрийцы смо­трели на нас как на своих знакомых и обменивались с нами сочувственными взглядами...

А мы все идем и идем вперед, не зная ни устало­сти, ни отдыха: надо скорее добраться до своих, чтобы поделиться с ними своей радостью...
Глава седьмая

Прощайте, вершины Альп
К своим мы вернулись поздней ночью. Костер горел вовсю и никто из наших не спал. Еще на подходе я заметил, что мама встала, отошла от света костра и начала чутко оглядываться по сторо­нам. Ее материнское чувство подсказывало ей, что сын где-то здесь вблизи.

Я ускорил шаг и вырвался вперед. Мама стояла неподвижно, как изваяние, и смотрела в нашу сторону.

Я чувствовал, что ее глаза, ослепленные ярким светом огня, нас не видят, решил ее успокоить:

— Мама! Мы вернулись.

Она приложила руку к сердцу и, повернувшись к сидящим у огня, что-то сказала и все они встали.

Тем временем мы подошли вплотную и попри­ветствовали их. Все ответили нам хором, но наше появление еще не сняло с их лиц утвердившегося за многие месяцы напряжения.

Не дожидаясь расспросов, я полез в карман, достал бумагу и сказал:

Вот! Все! Путь свободен, друзья мои!

Одна? — спросил тамада, не веря своим сло­вам. Я понимал значение его вопроса. Предполага­лось что мы принесем на каждого из нас отдельный
документ.

Да, одна, — ответил я. — Но она дает нам всем право свободного передвижения до Зельцбурга, всем нам без исключения. Вот смотрите! — Документ я протянул тамаде и он пошел по рукам, хотя никто из них не понимал что в нем написано...

Все наши моментально успокоились и радостная улыбка поползла по их осунувшимся лицам. Улы­бнулись и мои сестренки, хотя и с некоторым опозданием.

Мама отошла в сторону, вытирая мокрые от радости глаза. Я подошел к ней и обнял за плечи.

— Это твой сон. Слава Аллаху, все будет теперь хорошо, — шепнула она, пряча свой платок в кар­ман...

Было решено с наступлением утра оповестить всех наших соседей о возможности получить удосто­верения для свободного выхода из леса и поездки в Зальцбург.

Мы пока оставались на месте и ждали возвраще­ния своих посланцев. Они прибыли спустя два дня и подтвердили, что действительно есть в этом городе инженер по фамилии Каракин и, что он действите­льно набирает рабочую силу из числа семей стар­ших эмигрантов. Но теперь это не имело для нас существенного значения.

Договорившись с соседями поддерживать связь и в дальнейшем, мы сообщили им, что выезжаем в Зальцбург и начали готовиться в дорогу. Я оседлал своих лошадей и навьючил на них весь оставшийся у нас скудный скарб. Когда все упаковались и были готовы, мы потушили огонь, помолились и высту­пили в дорогу.

Делая привалы через определенное время, к вече­ру мы добрались до одного небольшого села и решили остановиться здесь до утра.

Я вышел во двор крайнего дома и тут громко залаяла небольшая лохматая собачка. На ее сигнал вышел хозяин и уставился на меня.

Зная, что местные жители владеют итальянским, я обратился к нему на итальянском языке и попро­сил приюта на одну ночь. Подумав некоторое вре­мя, он согласился.

Мы завели лошадей во двор, развьючили и рас­седлали их. Дав им немного отдохнуть, я напоил лошадей и положил перед ними охапку прошлогод­него, но хорошего сена.

Мы вошли в дом. Видно было, что хозяин живет очень бедно: мебели в доме почти не было, зато детей целая куча. Мы сидели молча, надеясь, что нам подадут что-нибудь на стол, как это принято у нас на Кавказе, но все было тщетно. Наоборот сам хозяин ждал, что мы предложим ему что-то. Я переговорил с мамой и она принесла в дом прилич­ный кусок полусушеной конины и вместе с хозяйкой состряпала ужин.

Я диву давался, как австрийские дети с большим аппетитом улепетывали нашу конину.

У хозяина дома во дворе стояла одноконная бричка и она очень приглянулась мне. Я решил поговорить с австрийцем и уговорить продать мне бричку. Оказалось, что ему тоже приглянулась одна из моих лошадей и мы ударили по рукам.

Утром рано я запряг своего белолобого обозно­го коня в одноконку, уложил все наши вещи в кузов. Маму я посадил на «козлы», вручил ей вожжи, детей устроил в кузове и мы тронулись в путь.

Выезжая уже из предгорий, мы остановились, оглянулись назад и в последний раз увидели си­яющие под солнцем белоснежные вершины высоких Альп.

Я поднял руку, помахал ею и крикнул:

— Прощайте милые горы! Спасибо вам, что вы спасли нас под своим могучим крылом!..

Мы двигались свободно и спокойно: никто — ни англичане, ни полицаи ни разу нас не беспокоили в пути.

Город Зальцбург находился в зоне американских оккупационных войск и это вселяло нам какие-то светлые надежды...

Очень скоро нам стало известно, что все наши без исключения покинули леса и движутся следом за нами.

Всех нас ждала своя судьба. Кто-то из нас попа­дет в Зальцбург и попытает свое счастье в нем, кто-то уйдет в Италию, кто-то в Германию, но это уже другой рассказ. Главное мы уже были совер­шенно свободны!..

1987—89 гг. Нью-Йорк.

1 Джамагъат — народ, люди (по карачаево-балкарски)

2 Алан — товарищ, друг (по-карачаевски)

3 Среди карачаевцев бытует шутка, будто балкарец, стоя на скале, увидел густой белый туман у ее подножья и прыгнул, полагая, что это куча обыкновенной ваты.

4 Имеется ввиду количество национальностей Северного Кав­каза, находящихся в колонии: карачаевцы, балкарцы, кабардин­цы, осетины, чеченцы, ингуши и дагестанцы. Их семь и у Боль­шой Медведицы тоже семь звезд.

5 Апсаты — бог зверей по-карачаевский

6 Хаджирет — почти то же, что и абрек.

жүктеу/скачать 0.64 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: