Вместо предисловия

Друзья надежды на жизнь

Общину я застал в полном сборе. Здесь тоже шло обсуждение событий текущего дня. И среди наших нашлись «дипломаты» которые выступали горячо, будто только они знают, что нас ждет и как надо поступать. Я подошел, сел с краю и решил послушать, о чем идет речь.

Один из «дипломатов» начал говорить высоко­парно, желая, словно факир, затуманить головы слушателей, чтобы подчинить их своей воле и заста­вить верить его идее.

Годами он был старше, но особым почтением с моей стороны не пользовался. Когда он переходил границы дозволенного, мне приходилось дважды ставить его на место. Зная, что я в курсе всех его проделок, вплоть до предательства безвинных лю­дей, он не слишком беспокоился.

Не замечая меня или делая вид, что не замечает, он сказал:

— Я убежден, что скоро меж союзными страна­ми, вернее между остальными союзниками и Со­ветским Союзом начнутся раздоры, которые перерастут во вражду. Вот тогда-то мы им понадобимся и вы лично убедитесь в том, что они нас будут ценить во сто крат больше, чем немцы...

— Конечно, нас посадят на самое почетное место и будут любоваться лично тобой, говоря: «От­куда же среди простых смертных нашелся такой мудрый человек», — сказал я саркастически. — Уви­дев твое появление, они обязательно крикнут: «До­лой Сталина! Да здравствует карачаевский дипломат из Долины Драу!» Примерно так звучат твои слова. Но это блеф! Надо иметь очень и очень много свидетелей, чтобы убедить нас в твоей право­те. Торопишься ты в своих суждениях, дипломат!

— Зря ты петушишься, — сказал «дипломат» с обидой. — Ты пришел поздно и не знаешь, о чем здесь шла речь. Не известно, что они сделают

— Было бы большим счастьем узнать заблаговременно об их намерениях относительно нас. Толь­ко это для нас непостижимо потому, что это их тайна. Но, я думаю, не далек тот день, когда тайное станет явным. Одна надежда на Аллаха, другого выхода у нас нет. Надо было сразу расходиться

— Брось, пожалуйста, остальные тоже не лыком шиты. Видимо, они тоже что-то соображают. Ино­гда ты выставляешь свой тяжелый характер и разговариваешь с людьми грубо. Пусть Аллах не раз­лучит тебя с народом из-за характера.

— Амин! Пусть Аллах не разлучит всех нас с народом, — согласился я. — Прошло уже три года, как мы разлучены с народом, с Родиной. Но я почти
не вижу таких, кто бы был предан народу. И чем могут быть полезны здесь эти патриоты? Не так уж трудно понять, что мы — старики, женщины, дети и тем более молодые являемся пленниками англичан. К чему сейчас заниматься пустой демагогией! Я скажу вам откровенно: интуиция мне подсказывает, что наш предстоящий путь и судьба связаны с более трудными испытаниями, чем те, что перенесли мы до сих пор.

Меня опять перебил «дипломат». Он сказал:

— Что ты нас пугаешь. Думаешь, что англичане прямо возьмут нас и сдадут Сталину? Если судить по-твоему, нас могут посадить и в тюрьму? — Он уверовал, что берет надо мной верх и хоро­хорился. Его сторонники даже закатились смехом. Остальные молчали, глядя то на меня, то на «ди­пломата».

Я сразу отпарировал:

— Ты не смейся, а думай головой. Оружие у нас отобрали. Со всех сторон окружили танками. К нам свободно впускают прибывших, но никого из нас за пределы зоны не выпускают. На нас смотрят как на своих пленных, но не как на беженцев. Что здесь непонятно. Или тебя надо посадить в одиночку, чтобы ты осмыслил что сейчас происходит? Побе­дитель имеет право изъять оружие у побежденной армии и пленить ее личный состав. Но где это видано, чтобы то же самое делалось с гражданским населением, с беженцами, вместе с которыми нахо­дятся их матери, жены, дети, старики? Разве вы не видели сегодня, что англичане явились сюда не од­ни, а привезли с собой и человека в гражданской одежде? Я познакомлю вас с ним: это был послан­ник Сталина для проверки нас, представителей на­родов Северного Кавказа. Это был сотрудник НКВД. Этот человек связан с некоторыми лицами из нашей среды. С теми, кто агитирует нас вернуть­ся на Родину. Этот человек доставил к нам в лагерь советский флаг и портрет Сталина. Кто из вас силь­но соскучился по ним, может пойти и посмотреть вон там. — Я поднял руку и показал направление, куда следует идти.

Один из моих сторонников взял слово:

— Я с тобой согласен. Все обстоит именно так, как ты говоришь. «Гражданского» я тоже заподоз­рил. Взгляд его не сулит нам ничего хорошего.

Меня поддержал еще один член общины:

— Безусловно, твое заявление — серьезный повод к размышлению. Живем и находимся мы в сложнейшей обстановке, когда война смешала все
на свете: и страны, и народы, и люди — все переме­шалось. И, я думаю, не так легко будет разобраться во всем, восстановить и поставить все по своим
местам. Думаю также, что те, кто сумел поставить на колени третий рейх, сумеют позаботиться и о нас. Союз великих держав тоже не вечен. Придет
время, когда между ними начнется раздор. Когда? Это вопрос времени. Вспомните договор о дружбе между Германией и Советской Россией, пожар вой­ны между вчерашними друзьями — фашизмом и коммунизмом. А мы, простые рядовые люди сгоре­ли в огне этого пожара. Сейчас коммунисты дружат с капиталистами. А что будет завтра никто не знает. Никто в мире не предполагал, что когда-нибудь американский капитализм пойдет на дружбу с Со­ветским коммунизмом. А пошел же! Мы живем в непредсказуемом мире. Но не будем терять надеж­ду. «Надежда опора жизни» говорят.

В разгар нашего разговора, к нашей группе по­дошли двое друзей, поприветствовали нас и сели рядом.

— Ваши голоса доходят до койца света. Нам слышен был весь ваш разговор, — сказал один из них.

— Если это так, вы уже знаете, о чем идет речь, — ответил я ему. — Что- нового вы принесли нам?

— Есть хорошие слухи, — вступил в разговор второй. — И многие верят в их достоверность. Но лично я не знаю как отнестись к ним, ведь мы
живем в лживое время.

Мы все затаили дыхание, полагая, что услышим что-то очень хорошее.

— Помните город Лиенц, до которого мы до
брались однажды и завернули обратно? Тогда гово­рили, что вокруг этого города много казацких посе­лков и что возглавляют их генералы Краснов, Шкуро, Даманов. Говорят, что эти генералы где-то недалеко от нас со своими казаками. Так вот ходят упорные слухи, что англичане предложили сдать
оружие им тоже. Генералы категорически отказа­лись подчиниться распоряжению англичан, потре­бовав объяснить причину такого отношения. Коме­ндант англичан спросил у генералов: «Что же вы хотите конкретно?» Генералы ответили: «Мы хотим знать, что вы собираетесь делать с нами. Сдадите Советам или оставите в покое? Без точного ответа на этот вопрос мы сдавать оружия не можем». — Комендант сказал, что в Россию поедут только те, кто сам изъявит желание, остальные получат право ехать куда им заблагорассудится. Он сказал также, что заверяет в этом от имени английской царицы. Говорят, что после таких слов коменданта казаки, за исключением генералов, сдали англичанам имею­щееся у них оружие. И еще говорят, будто генерал Краснов и фельдмаршал Александер близкие знако­мые, давно поддерживают дружбу, регулярно пере­писывались и чуть ли ни ежедневно разговаривали по телефону.

— Пусть даже ложная, — сказал я, — но очень приятная новость. Это несколько успокаивает нас. От кого бы ни исходил этот слух, я выражаю ему сердечную благодарность.

Оба друга были очень довольны, что своим со­общением вселили в наши сердца надежду и покой.

Мне пора было уходить и я, прощаясь с вест­никами о казаках, сказал:

— Даст бог, все случится именно так, как вы рассказали. Однако радоваться еще рановато: в ду­ше у меня появилась какая-то неведомая мне до сих пор тревога и я не могу избавиться от нее. Нельзя верить слухам слепо, не проверив и не убедившись в их достоверности, И все же я еще раз выражаю вам обоим свою признательность за приятные вести.

Пожав им руки, я заторопился в сторону паст­бища, где находились мои кони.

— Ты никогда не опаздывал к нашему сбору. Что случилось? Я не в шутку забеспокоился, мало ли что... Из семерки отсутствуют только осетины, оста­льные на месте, — сообщил мне баксанец, улыбаясь.

— Не спрашивай. Попал я в гущу спора и с трудом избавил свою голову от этого шума.

— И тут не легче. Если послушать, что тут говорят, будешь хвататься уже не за голову, а за сердце. Но надо набраться терпения. Не сразу уда­ется понять, кто что говорит и какую преследует цель. Говорят о разной чепухе, о мелочах, питают какие-то несбыточные иллюзии, противно их слу­шать. Но что делать? Встать, плюнуть и уйти про­тиворечит нашим кавказским обычаям. Хочешь, не хочешь надо сидеть и выслушивать.

— Слушай, как мы легко понимаем друг друга в двух-трех словах, а иногда и без слов. Или мы люди очень мудрые или последние идиоты, — сказал я, улыбаясь.

— Если, как говорят, сердца людей сообщаются, то нам достаточно встретиться глазами, чтобы понять кто из нас о чем думает. — Баксанец глубоко верил в существование «дороги» между сердцами и согласованность наших мнений объ­яснял только этим.

— Бросьте хитрить, не думайте, что вы мудрее других и ваши намеки не понимают, — сказал нам один из присутствовавших с упреком.

— Ты извини меня, дорогой брат, — обратился я к нему. — Мы просто шутим между собой, нам показалось, что каждый говорит о чем хочет и позволили себе поболтать о чем нам захотелось. Если помешали вам, просим прощения.

Тут подошел новый посетитель, благодаря чему наши реплики прекратились. Он сел рядом с нами и

закурил.

Помолчав он добавил:

— Будь внимателен. Я знаю, что ты многому не веришь. Вот мы собрались здесь. Какие мы все разные по языку, но остальным признакам — по обычаям, нравам, неписанным законам и культуре почти одинаковы. Твои способности позволяют за­няться этим и увековечить на бумаге.

Мой друг баксанец был прав. Это было моей давней мечтой. Много лет думаю я над этим. Меч­таю как-то собрать представителей севернокавказской молодежи и передать им традиции наших наро­дов, рассказать об общности наших обычаев, об­рядов и о нашей высокоцивилизованной культуре. Потому что эти ценности должны быть переданы из поколения в поколение. Необходимо им объяснить, что все мы и внешне и внутренне одинаковы, за исключением разницы языков и по существу являем­ся одной семьей.

И, если я буду жив и наступят спокойные време­на, молодежь я обязательно соберу... И, несмотря на поразительное сходство образа жизни, внешно­сти, обычаев, несмотря на то, что кавказские наро­ды выглядят как одна «семья», раздоры и недопони­мание между ними встречаются с избытком. Это является результатом политики, проводимой века­ми среди этих народов. Этот яд сидит у нас в крови, мы до сих пор не могли очиститься от него и привезли этот яд до берегов реки Драу.

Мы, кавказские парни, собравшиеся здесь, лучше понимаем роль политики, которая проводилась на Кавказе, чем наши отцы. Однако, как только воз­никнет какой-нибудь спор, мы моментально разде­ляемся на группировки: по сходным языкам: ады­гейцы, черкесы, кабардинцы — одна группа, карача­евцы и балкарцы — другая, чеченцы и ингуши — третья, дагестанцы — четвертая, осетины — пятая. Это доказывает то, что мы, молодежь, тоже не свободны от отравляющего душу антагонизма. Та­кова обстановка сейчас.

Бросается в глаза и такая дурная привычка, при­сущая только нам: каждый считает себя титаном мысли и думает, что он умнее других. Есть у боль­шинства народов еще одна болезнь: разделение людей по сословным и классовым признакам — на князей, узденов и кулов. От этой болезни вылечи­лись, причем очень давно, чеченцы, ингуши и даге­станцы. И в нынешней обстановке эти народы вы­глядят более демократичными, чем остальные.

Короче говоря, я пришел к выводу, что эти поро­ки кавказских народов принесены извне, политикой империализма, зачинателем этого был четвертый царь России Иван Грозный. Женившись на кабар­динской княжне Марии Темруковне, он начал наса­ждать на Кавказе свою политику разъединения народов, чтобы легче было управлять ими...

За этими размышлениями застал меня подошед­ший к нам мой близкий друг из Кисловодска.

Эй, кавказские орлы, что понурили свои голо­вы, словно у вас околел ишак? — пошутил он.

Как хорошо, что ты пришел, — сказал я, вставая, поприветствовал его и познакомил с това­рищами. — К сожалению, средь нас нет более про­зорливого, чем ты, и мы готовы следовать по пути, который ты укажешь нам.

И действительно, это был человек, который до тонкостей знал все этнические группы Северного Кавказа с их плюсами и минусами. Судьба его бросала то в Осетию, то в Чечено-Ингушетию, то в Кабарду, то в Дагестан и знал он эти народы не хуже, чем свой собственный, знал их языки. Гово­рят, нет худа без добра. Если бы не раскулачили его отца, если бы не конфисковали его имущество и, если бы не выгнали его из родного дома, то, очевид­но, такого турне он не проделал бы и остался обык­новенным карачаевцем. Но именно беда помогла ему побывать среди этих народов, жить их жизнью, разговаривать на их языке.

— Ребята, что вам спеть? Я хочу поднять ваше настроение? — обратился он к нам.

— Начни с Шамиля, — попросил я.

И он начал. Пел дагестанские, осетинские, че­ченские, кабардинские песни на их языках. Следом переводил нам их содержание на русский язык. Русским владел он в совершенстве. Да во всех от­ношениях он был очень одаренным человеком, так как Аллах не поскупился, наделяя его талантом. Он спел потом более близкие и знакомые нам, карача­евцам, песни: абазинские, черкесские, балкарские. И в заключение он спел, карачаевскую песню «Аймуш». Эта песня была знакома всем и в переводе не нуждалась. Устав от этого занятия, мой друг пере­шел к рассказу анекдотов, шуток и прибауток, бы­товавших у разных народов Кавказа. Те, кто пони­мал язык, смеялись сразу, а мы потом, после сделанного перевода... Вслед за ним песни своих народов исполнили адыгеец и аварец. Видно было и по голосам, и по мастерству исполнения, что это были профессиональные певцы. После таких масте­ров никто не осмелился петь.

Тогда кисловодчанин сказал мне:

— А ну, друг, спой-ка «Айджаяк» («Луноликую») и я буду аккомпанировать на губной га­рмошке.

Я согласился и спел от души. Судя по аплодис­ментам, мы не ударили лицом в грязь.

Всю ночь до восхода солнца мы провели без сна, предаваясь то песням, то танцам, то шуткам.

Расстались мы в приподнятом настроении. Я поспешил к себе, лег в постель, приготовленную мамой и сразу заснул...

Я проснулся. Действительно солнце висело прямо над Драу, показывая, что первая половина дня уже прошла.

Постоянная моя заступница мама ответила:

Не такой уж он соня, как вы утверждаете. Всю ночь он пас лошадей и лег спать только утром.

Мама, не обращай на них внимания. Они того и хотят, чтобы посмотреть, как ты сердишься. Они не замечают, что стоят здесь сытые лошади. — Я встал, оделся и отвел коней из-под палящего солнца в тень размашистой ивы.

Затем я пошел на берег Драу, умылся как следу­ет, вернулся, пообедал и только встал из-за стола, как по громкоговорителю сообщили о необходимо­сти получить продукты.

Выдавали пайки и взрослым и детям одинаково. Говорили, что это из рациона английских солдат. По качеству продуктов чувствовалось, что англи­чане питаются значительно лучше, чем немцы. Нам выдали кроме основных продуктов и шоколад, и кофе, и ароматизированные сигареты. Предупреди­ли, что паек выдан на неделю. Мы были рады такому повороту дела. Особого внимания заслужи­вали кофе, шоколад, сигареты, так как у себя на Кавказе и тем более в пути, нам редко приходилось баловать себя такого рода продуктами. Кофе в на­шем обиходе непривычная редкость, а к сигаретам не успели еще привыкнуть. Мы курили махорку, завернув ее в газетную бумагу. Махорка в России была самым распространенным и доступным таба­ком, подавляющее большинство курильщиков поку­пало ее как дешевый и внушительный по крепости табак.

С появлением английских продуктов в лагере открылся черный рынок. Тут продавали сигареты, продукты, одежду, даже виски. С таким рынком я встречался впервые и поэтому с большим интересом ходил по его «торговым рядам». Главными постав­щиками рынка были малознакомые нам люди, при­бывшие сюда со стороны. Продавали в основном за американские доллары, английские фунты, австра­лийские шиллинги, немецкие марки, итальянские ли­ры, швейцарские франки; золотые деньги и серебря­ные изделия ценились особо. Было здесь много одежды. Все это я созерцал с большим любопыт­ством. Больше всего мне было интересно знать, как люди ориентируются в стоимости этой разнообраз­ной валюты, золота и серебра.

Увидев на краю рынка группу знакомых мне людей, я подошел к ним. Один из них, хорошо владевший немецким, читал газету на этом языке.

— Не надо обращать на себя внимания, отой­демте подальше, сядем где-нибудь в тени и спокой­но послушаем там, — предложил один из них.

Согласившись, мы последовали за ним и сели в тени огромной красивой ели. Приступили к чтению. Газета вышла несколько дней назад и представляла интерес. В ней сообщалось о взятии Берлина русски­ми и о том, что Гитлер покончил с собой. Сооб­щалось так же, что его труп предали огню, облив бензином. Писали в газете и о том, что вся семья Геббельса тоже покончила с собой, приняв яд. Газе­та публиковала фотографии генералов Эйзенхауера, Жукова, Монтгомери, Де Голля, поставивших Гер­манию на колени. Сообщалось и о том, что весь состав верховного командования Вермахта бежит на Запад и старается попасть в руки американцев.

— Вот все, что было интересно в газете и я старался перевести тексты, как умел, — сказал тот кто ее читал.

Пусть Аллах благославит тебя, большое спа­сибо! Ты сообщил неведомые нам новости. Я в восторге от твоего блестящего знания языка. Вот пример того, дорогие друзья, как знание чужого языка помогает человеку в жизни. У карачаевцев есть поговорка: «Кто не учен, тот слеп, а слепой о камень спотыкается». Видно, наши предки этой по­говоркой хотели сказать и о том, что надо изучать чужие языки.

Тут же мы начали обсуждать сообщение из газе­ты. Ни один новорожденный человек не копирует собой другого. Все люди разные, начиная от от­тисков пальцев, кончая видением окружающего ми­ра и его пониманием. И умом, и мыслями, и выво­дами, и взглядами — всей совокупностью интеллек­та люди резко отличаются друг от друга.

Можно задать резонный вопрос: почему Аллах или Бог (а это одно и тоже) создали людей раз­ными? Ведь люди, созданные одинаковыми, могли бы жить без раздоров и распрей, потому что будучи идентичными, думая и рассуждая одинаково, они бы жили мирно, объединившись в одно свободное об­щество.

Но сейчас этими философскими умозаключени­ями никто не занимался. Речь шла о Гитлере и Геббельсе.

Один из присутствующих сказал:

— Гитлер поступил как фюрер, мужественно, не сдаваясь в плен и не подвергаясь мучениям.

— Подлец умирает подло, как поступал и в жиз­ни, — возразил ему другой.

— Гитлер превратил в пепел и свою любовницу. Разве это не говорит о зверином нраве этого челове­ка? Тоже самое нужно сказать и о семье Геббельса.

— С этим можно поспорить. Может быть Геббельсиха и поступила правильно. Вспомните судьбу семьи Николая второго. Расстреляли его самого,

— Детей могут убить только люди со звериной душой. Даже звери берегут свое потомство. И не убивают детенышей себе подобных. Рождаясь на свет, каждая человеческая душа имеет право на жизнь. Но Геббельс был натренированным челове­ком. Он набил руку на убийстве евреев и их детей. Он, видимо, понимал, что детям убийцы пощады не будет. Этим своим действием он ставил цель: про­пагандировать перед немецким народом свою вер­ность идеалам национал-социализма и фюреру, — подвел итог второй оратор.

— Как ни говорите, они отделались дешево. Весь мир облили кровью, стерли с лица земли тыся­чи сел и городов, истребили миллионы людей и
превратили их в пепел, предав огню в крематориях... Народам принесли голод и нищету, детям кроме этого и сиротство.

— Причину случившегося валить просто на Гер­манию или на поступки отдельных личностей в ходе войны — поверхностное отношение к трагедии. На­ до начинать с того вопроса, почему стало возмож­ным приход к власти национал-социалистов во главе с Гитлером? Почему Гитлеру, человеконенавистническую идеологию которого все знали хоро­шо, дали укрепиться у власти? Разве не виноваты те соседи, которые видели, как душит Гитлер их соседа и не заступились?

Автор этих слов встал и отряхнул себя.

— Почему встал? Продолжай, пожалуйста, ты говорил умно и интересно и мы слушали с большим вниманием, — сказал его сосед.

Вставший ответил:

— Ты ручайся за себя. Верю, что тебе было интересно, однако есть здесь еще другие люди. Ин­тересно ли им всем слушать такой разговор? Мне

— Кому не нравится или кому некогда, могут йти. Каждый свободен и может поступить, как его душа желает. Дорога открыта всем... Твои слова заставляют думать и объясняют многое.

— Какие тут нужны слова и объяснения, когда все яснее ясного, — включился в разговор мой друг. — Всегда зачинщицей войн была Германия.
Она больше терпела поражений, чем побеждала. И тем не менее уроков из этого никаких не извлекала. Она грозила и кусала народы как гремучая змея. Раньше только ранили и пугали эту змею, теперь раздавили ей голову. Она уже не оживет. Все с ней уже покончено и думаю нет смысла тратить время на эту гадину. Не лучше ли нам заняться каким-нибудь полезным делом?

— Дорогой брат, мы здесь обсуждаем события, которые сыграли драматическую роль в нашей лич­ной судьбе и в судьбах целых народов, да и всего мира. Ни один из выступающих не сказал ничего ложного и несправедливого. Все хотят понять, что нас ждет впереди. Если тебе такие заботы чужды или некогда сидеть с нами, — дорога свободна, никто тебя не держит, можешь идти, — холодно ответил я ему.

Он посмотрел по сторонам, желая найти, очевид­но, своих сторонников, потом повернулся к нам спиной и ушел, ускоряя шаг.
Глава шестнадцатая

Все краски стран одинаковы
Мы долго сидели в безмолвии и следили за ушедшим, пока он не скрылся за кустами...

— Друзья мои, — обратился к нам человек лет сорока-сорока пяти, который все время следил за ходом разговора и старался, чтобы между нами не возник спор (говорили, что он имеет профессорское звание) — не следует обижаться на него, тем более горячиться. Споры и раздоры возникают из-за недо­понимания. У нас, горцев, чувство эгоизма ни к чему хорошему не приводило, а вредило много раз. Человек должен изложить свои мысли, не спеша, обдумывая каждое слово и считаясь с мнением дру­гих. Тот, кто громко говорит и считает, что прав только он, человек не серьезный. Отстаивать свою правду должен каждый, но только в тех случаях, когда он с абсолютной точностью знает, что он прав и может доказать это. И не следует обвинять того, кто по своему уровню мышления или по малоообразованности, или по убеждению недопонима­ет или не соглашается с твоим мнением. Надо ува­жать другую личность, внимательно выслушать его мнение (если даже он не прав) и выразить свое мнение о нем вежливо и тактично. Учитесь, пожа­луйста, этому правилу.

Я внимательно выслушал все ваши выступления и пришел к выводу, что все вами сказанное — сущая правда. Но не спешите со своими выводами, не стремитесь стать судьями восьмидесяти миллион­ного немецкого народа, народа трудолюбивого, та­лантливого и достигшего огромного технического прогресса. Осуждая Германию, мы осуждаем народ. Собственно, я согласен со всем тем, что было сказа­но здесь, за исключением итогов Первой мировой войны. Да, руководители Германии были зачинщи­ками войны, да, Германия потерпела поражение. Но как с ней поступили победители? Отняли все ее колонии, отняли значительную часть ее собственной территории, вывезли начисто все ее богатства и все время держали ее на «штрафной площадке». Не слишком ли много? Народ озлобился и создалась благодатная почва для появления реваншистов — национал-социализма и Гитлера. Последствия этого всем нам известны. Благодаря этому просчету, про­счету по подведению итогов Первой мировой вой­ны, и развернулись трагические события в мире, превратившиеся во Вторую мировую войну. И как прямое следствие этого мы, кавказские горцы, кото­рые в своем подавляющем большинстве никогда не выезжали за пределы Северного Кавказа, горцы многие из которых вообще не знали, что существует такая страна как Австрия, оказались на ее террито­рии — на берегу реки Драу. Мы надеемся, что на этот раз извлекут настоящий урок из результатов войны, принесшей народам России и Германии да и другим народам тоже неслыханные по масштабам и жестокости беды, все страны мира и в первую оче­редь сама Германия. Должен быть поставлен общими усилиями надежный барьер перед возникнове­нием нового и возрождением старого фашизма. В противном случае появится новый Гитлер, начнется месть.

Первая мировая война не принесла ничего хоро­шего даже победителям. Что принесут миру итоги Второй мировой войны? Какие будут приняты международные законы, какие новые краски появятся на картах мира?

Живы будем, увидим. Да пусть Аллах укажет всем нам правильный путь.

Пользуясь тем, что профессор закончил свое выступление, один из сидящих сказал:

— Пусть перекрасят все карты мира! Нам-то что? Хваленый XX век спалил все и превратил в пепел. Век, когда цивилизация и прогресс достигли
своего апогея, чтобы лить реки крови, разрушить все ценное, что создавалось веками, чтобы топить печи телами миллионов человеческих жертв, чтобы
процветали ложь и зверство! Что мы видим в этом веке: сильный давит и душит слабого! Пусть красят и перекрашивают карты мира. Опять же, что нам из этого. В нашем народе говорят: «Дохлый ишак вол­ков не боится». Нам-то теперь какая разница? Лю­дям без дома, без крова, без Родины?

Как-то из заднего ряда спросил:

— Извините, что перебиваю. Что за краски, пе­рекраски карт? Что-то до меня не доходят намеки наэтот счет?

— Например, двадцать четыре года назад прежний царский цвет карты России превратился в красный, вместо расстреленного царя Романова на престол поднялись диктаторы Ленин и Сталин, ме­сто немецкого кайзера Вильгельма занял Гитлер, место турецкого короля Солтана Хамида занял Кемал Паша... Соответственно менялись цвета карты этих стран. Вот эти-то изменения и пожар охвати­вший тогда огромные пространства от Испании и до Китая, стали причиной Второй мировой войны. И если не поумнеют люди, правящие миром, может вспыхнуть и Третья... Вот что имеется в виду под словом краски.

Задавший вопрос кивнул головой, давая знать, что он уже все понял. Может быть кто-то еще хотел говорить, но совсем недалеко от нас появился гене­рал Солтан Клыч Гери в сопровождении семи чело­век. Шли они прямо к нам. Мы встали и приготови­лись к встрече.

Генерал был одет в коричневую черкеску, ладно сидевшую на его стройной фигуре. Его широкие плечи и тонкая талия свидетельствовали о том, что он был еще довольно молод и имел настоящую воинскую выправку. На голове его красовалась ко­ричневая каракулевая шапка, на груди — белые газыри. Подпоясан он был позолоченным поясом, на котором висел великолепный кинжал в серебря­ных ножнах. На боку — маузер с серебряной руко­ятью. Ноги генерала были обуты в сверкающие блеском сафьяновые мягкие ноговицы и добротные кумыцкие чувяки. Чувствовалось, что идет насто­ящий кавказский генерал. Короче, вся его одежда состояла из давно и хорошо известных нам атрибу­тов. Видеть генерала в нашей родной кавказской форме было для нас большой радостью.

Рядом с генералом шел наш односельчанин, ко­торый объяснил ему, что перед ним стоят карачаев­цы. Когда они подошли совсем близко, генерал поздоровался с нами и сказал:

— Молодцы, карачаевские парни! Вы мне напо­минаете ваших храбрых отцов из Карачая, с кото­рыми я расстался двадцать три года тому назад. Это были тяжелые дни, когда мы вынуждены были покинуть свой народ и Родину. Но по милости Аллаха нам представилось счастье встретиться вновь. — Генерал коротко, буквально в двух словах, поведал нам историю своих подвигов, побега из России и пребывания за рубежом. Он помнил своих старых знакомых и безошибочно назвал их имена. Он вспомнил имена и тех, кто был к нему не спра­ведлив, кто и обидел его. Более не задерживаясь около нас, он попрощался с нами и, вытирая плат­ком прослезившиеся глаза, в сопровождении своих спутников направился в сторону лагеря.

Мы вновь заняли свои места на траве. Среди нас был человек, который сидел молча и с потемневшим лицом все время слушал. Так вот сейчас заговорил этот человек:

— Видели вы этого подлеца? Всех, кто ему был полезен, помнит. Помнит и тех, кто был против него. Но тех, кого он угробил и сгноил в земле

Он тяжело дышал, глаза его горели злостью.

— Эй, как ты смел произнести такие бессовест­ные слова? — напал на него кто-то из сидящих. — Стыдно! Человек обязан знать, что он говорит и отвечать за свои слова!

— О каком стыде ты говоришь? Я знаю, что говорю. Что, неправду я сказал? — Он посмотрел по сторонам, ища поддержки среди нас. Но его никто не поддержал. Более того, начали его ата­ковать.

Если бы ты не верил в то, что говорил, видимо не стал бы выступать. Но ни одно твое слово правдой не пахнет. Ты просто не понимаешь, что говоришь. Почему ты не стал генералом? Если бы было легко стать генералом, желающих нашлось бы сколько хочешь и ты был бы в том числе. Он кавказец, человек уже в годах и стыдно выступать против такого человека. Он служил царю и отечеству, получил чин генерала в царское время. И дал присягу на верность царю. И на Кавказ он попал по приказу командования армии, в которой служил. Он бежал из России не потому, что был генералом. Он просто не хотел изменить данной им присяге. Давай посмотрим на это на нашем примере. Вот ты, на­пример, почему бежал? Ведь ты вовсе не генерал? Он не из тех, кто может служить и твоим и своим. Он дорожил честью генерала. Сколько раз ты при­сягал в верности Советскому Союзу. Не раз, прав­да? А почему оказался здесь, что ты тут потерял? Теперь ты понял насколько велико расстояние меж­ду тобой и этим генералом. Он остался верным данной присяге, ты изменил ей, он отстоял свою честь, ты и понятия не имеешь о долге чести и растоптал его грязным сапогом. Так вот, зная свое лицо, не ерепенься и молчи!

Получив по заслугам, он встал молча, и, как трусливая собака, побрел прочь.

— Если его голова не совсем пуста, должен делать соответствующие выводы, — сказал кто-то.

— Я что-то сомневаюсь, — возразил другой. — Если бы он каялся в сказанном, уходя отсюда что-нибудь да сказал бы. Он не мог скрыть свою грязную душонку. Он демонстративно показал нам, кто он есть такой в самом деле. Даже не удостоил нас чести попрощаться с нами.

— Ничего удивительного. В народе всегда най­дется человек, который не отличается постоянством. Они поднимут любое знамя: и коммунистическое, и
немецкое и пиратское. И предать могут кого угодно. Что, собственно, тратить слова на таких мерзавцев. Слишком много чести.

Когда все переговорили и успокоились, слово взял я. — Ты дал ему достойный ответ, спасибо, — сказал я своему предшественнику. — Видимо, нали­чие таких подлецов в народе явление закономерное. Было бы неинтересно, если бы люди походили друг на друга. Разве кто-нибудь из вас слышал о каком-нибудь обществе, народе, государстве, где полно­стью искоренены подлецы, двурушники, предатели. Нет, такого общества вы не найдете. Поэтому не старайтесь исправлять их или избавиться от них — все равно ничего у вас не выйдет. И позвольте мне пожелать всем вам удачи и попрощаться. — Я пожал им руки и направился к себе:

— Слава Аллаху, — сказала, мама, увидев ме­ня. — Сегодня ты вернулся вовремя. Тут недавно проходил кривоносый. Обычно он всегда привет­ствовал меня. А сегодня даже не посмотрел в мою сторону.
Глава семнадцатая

Читайте молитву: Эшхедю эн лаэилеахе...
Ночь я провел спокойно и спал глубоким сном. Проснувшись утром, заметил, что вершины гор за­тянуты густым туманом, предвещающим перемену погоды. И небо было усыпано мелкими темногрудными облаками. Они увеличивались в размерах бук­вально на глазах и закрыли собой весь небосклон. Потемнело все вокруг, подул низкий прохладный ветерок. Такая быстрая перемена погоды была обычным явлением у нас на Кавказе. Видимо, такое явление присуще для всех гор, покрытых вечными ледниками. Усиливающийся ветер напомнил мне нашу карачаевскую поговорку «Ветер — предвест­ник дождя». В обстановке, в которой мы находи­лись, ничего хорошего дождь нам не обещал, поэто­му люди засуетились, забегали, прибирая и занося под тенты фургонов разложенные «во дворе» вещи.

Дождя еще не было, но мы точно знали, что он придет. Видимо, тут оказывалась наша вековая при­вычка, выработанная в условиях гор. Да, мы горцы, всегда умели распознавать капризы погоды, предсказывать их заранее. Но странное дело, будучи такими наблюдательными и мы не всегда умели быть готовы и к этим неожиданным, но вполне естественным явлениям природы. Подтверждением тому является наша поговорка: «Схватился за бурку после прохождения дождя». Что это: самонадеян­ность, легкомысленность или лень? Почему мы вспоминаем, что есть у нас бурка только после дождя? Видимо, это естественная беспечность сво­бодного вольного жителя гор.

Облака ежеминутно меняя свой облик, то тем­нея, то вздуваясь, то вздымаясь, находились в по­стоянном движении, будто неведомая рука управля­ла ими. Движение этих облаков мне напоминало волны огромного разбушевавшегося океана. Я сто­ял, не отрывая взгляд от неба. Вдруг сверкнула ветвистая молния и полоснула своими «щупальца­ми» по вздутым животам облаков. Все вокруг зали­лось нестерпимо ярким светом, как при электро­сварке, и вмиг погасло. Сразу стало темно, так темно, что я не сразу различил предметы, стоявшие рядом. Через секунду вновь вспыхнула молния, длинная ветвь которой коснулась вершины высокой скалы на противоположном берегу реки Драу. И за этими двумя молниями последовал страшный рас­кат грома, завершившийся звуком, напоминающим разрыв многотонной авиационной бомбы. После наступившей вновь темноты мое внимание привлек огонек, появившейся на вершине скалы: горело дере­во, охваченное со всех сторон пламенем.

Затишье продлилось недолго, задул ветер с но­вой силой и принес с собой крупные капли дождя. С каждой минутой усиливался дождь и оставаться под открытым небом означало промокнуть до ни­точки.

На наше счастье моя повозка была накрыта до­бротной разноцветной кошмой, которая летом за­щищала нас от жары и дождя, а зимой — от снега и холода. Мы взобрались в фургон.

— Повторите за мной молитву, я ее прочту, — сказала мама и прочла суру из корана: — «Эшхедю эн лэа илэахе иллэаллах ве эшхэадю эннэ Мухам

О, бедные и славные наши матери! Милые вы наши ангелы! Какая титаническая любовь заключе­на в ваших сердцах и как мало понимаем мы вас!

Все сердце матери, ее светлые мечты и любовь связаны с ее детьми до конца ее дней!

Моя младшая сестра Сегидат спросила:

— Мама, что это за слова, что они означают?

— Всемогущий Аллах следит за всем миром и, если находит нужным, посылает на землю дождь и изобилие. Дождь орошает и горы, и поля, и пустыни песчанные и камни — все они нуждаются в воде. Дожди — это изобилие. Религия гласит, что шайтан всегда выступает против изобилия и старается преградить путь дождю. И вот Аллах придумал молнию, чтобы сжечь шайтанов и убрать их с пути дождя. И, если люди признают, что Аллах один для всех и Пророк его посланец, шай­тан, услышав эти имена, убирается прочь. Вот как раз в этой молитве и есть имена всемогущего Ал­лаха и пророка Мухаммеда.

При любых обстоятельствах, в любое время, каждый раб Аллаха должен помнить его имя и пророка Мухаммеда и произносить их в своих молитвах. Там, где произносятся эти имена, шайтанов никогда не бывает. Молитву надо прочитать три раза. Это вызывает особую милость, — от­ветила мама.

Чтобы успокоить маму, мы повторили слова молитвы три раза. И тут же повторился страшный удар грома аж земля колыхнулась под повозкой. Я выскочил из фургона и увидел расколотое ударом молнии дерево, под которым стояла чья-то повозка. Незначительные повреждения получила и она. Мне объяснили, что ее закатили в тень, когда было жар­ко, когда начался дождь, выкатить не успели.

Пригнанные сюда могучим кнутом Молнии и Грома проливные дожди, причинив нашему лагерю немало забот и ущерба, промчали дальше. Все вновь стало спокойно и тихо. Лишь слышны были звук и журчания образовавшихся грязных ручейков и каркание перелетающих с дерева на дерево черных ворон. То там, то тут блестели лужи, заполняемые стекающей со всех сторон водой. Голубая гладь Драу помутнела, кое-где река вышла из берегов, не вмещаясь в свое обжитое русло.

Все это нам было знакомо давно. Мы не раз видели ливневые дожди, когда реки выходят из своих берегов и сметают все на своем пути — смы­вают целые участки дорог, сносят мосты, а иногда и жилые дома — с человеческими жертвами.

Увидев разбушевавшуюся и взволнованную Драу, я вспомнил свою родную Кубань и перед моими глазами предстали наши горы, Учкуланское ущелье и мой милый аул Карт-Джурт...

Освободившись от своих тяжелых нош, облака на небе стремительно плывут да северо-запад, гони­мые неведомой силой. Попроказничав над долиной Драу, они спешат скорее спрятаться за высокие вер­шины Альп, будто боясь неминуемого наказания.

Следом за облаками перевалило за горы и со­лнце, освободив путь наступающим вечерним су­меркам. Сразу пришла вечерняя темнота, желая спрятать все вокруг под свой черный покров. Сы­рость, грязь; слякоть — союз этих неприятных ве­щей сразу подавили мое настроение и не знал куда себя девать. Но, к нашему великому счастью из-за горы появился блестящий край луны, которая через несколько минут показалась в полном своем вели­чии и озарила все вокруг холодным серебристым светом. Как происходит обычно после проливных дождей, здесь тоже пробудилась природа, напоен­ные до сыта деревья, трава, цветы благоухали от радости. Воздух заполнился пленительным арома­том, дышать стало приятно и легко. Какая прелесть, какое чудо! Чувствуешь себя, словно в раю! Некото­рые недооценивают этого, говорят, что запах цветов давит на них. В городах, где свирепствует отравлен­ный загазованный воздух, люди страдают от недо­статка кислорода, болеют, гибнут. Там мечтают о глотке чистого ароматного воздуха, а мы, рожден­ные и выросшие в гуще природы, недооцениваем эти райские условия, не дорожим ими. Мы ценим толь­ко то, что потеряли, только то, чем мы не дорожили раньше и прозевали, мечтаем, плачем и тоскуем по Родине, которую покинули по собственной иници­ативе.

В эту сырую ночь, потеряв надежду, что соберут­ся табунщики и, не желая остаться наедине со сво­ими тревожными мыслями, я решил пройтись по лагерю и посмотреть, где что делается.

Проходя мимо одного фургона, я услышал чей-то повелительный голос: «Клади сперва деньги, а потом бери карту!» Я остановился. Я не ошибал­ся — это был голос одного из моих близких друзей. Они так же как и я пожелали отвлечься от наседа­вших на нас тревог, решили скоротать время за игрой в карты. Я направился к ним, чтобы присо­единиться к игре.

Шатер, сшитый из разноцветных шкур, водру­женный на повозку моего друга, выглядел так, как в день его установки. Я вижу это потому, что прини­мал участие в этой работе. Кони его находились тут же у повозки и ели овес.

Я постучался о шатер (о высохшую твердую шкуру) и спросил:

— Можно к вам в гости?

— Эй, Боташев, это ты? — спросили изнутри и не дожидаясь моего ответа, пригласили: — Заходи, заходи, что за официальность? — Подняли шкуру, которая служила дверью, чтобы я мог пролезть.

Я вошел и поприветствовал игроков словами:

— Ассалам алейкум!

Никто мне не ответил. Я стоял, растерявшись. Почему мне не отвечают взаимным приветствием? Или я нежеланный гость или они находятся во власти игры и забыли о моем присутствии — под­умал я...