ПОМОЩЬ БОЛЬШОЙ ЗЕМЛИ.
Сани, запряженные рослым мерином, то и дело ныряли в глубокие выбоины и с трудом выбирались вверх. Дорога с аэродрома к Желанье была короткой, но очень неровной: колдобина на колдобине. Чтобы лошади было легче, Шматков, Селиверстов, Кириллов и только что прибывшие из Москвы товарищи то и дело слезали с саней, шли рядом. Впереди и сзади маячили в ночной тьме автоматчики.
-
Как долетели, товарищ Жабо? — спросил Петр Карпович.
-
В общем, хорошо,— отозвался высокий, стройный офицер в новенькой шинели.
Майор Жабо внимательно оглядывал местность, темнеющий справа и слева бор, раскинувшееся в низине большое село. В небе по всему горизонту беспрерывно полыхали огни ракет.
-
Такой «карнавал» у вас тут каждую ночь? —спросил Жабо.
-
Каждую,— подтвердил Кириллов.
— Что ж, война есть война,— произнес майор.
Вскоре прибывшие из Москвы и встречающие добрались до села. Петр Карпович пригласил Жабо и остальных к себе на квартиру. Хозяйка натопила печь и уже накрыла на стол. Горела трехлинейная керосиновая лампа с железным, покрытым цветочками абажуром, окна избы были плотно завешены черной тканью.
— Штаб Западного фронта направил меня к вам, товарищи, принять командование отрядом,—сообщил Жабо.— Полковник Кириллов отзывается в Москву. Со мной прилетел начальник особого от дела Г. И. Калмыков.
— Охотно принимаем вас, Владимир Владиславович, в свою артель,— сказал, улыбаясь, Шматков.
Шматков, Кириллов и Селиверстов внимательно рассматривали майора. У него было запоминающееся лицо: резко очерченные скулы, характерный лоб, нос, подбородок. Глаза серые, пытливые. Русые волосы зачесаны назад. На груди поблескивал орден Ленина.
Когда ужин закончился, Жабо попросил Кириллова подробнее проинформировать о боевых делах отряда. Наклонившись над картой района с нанесенными на ней позициями партизан и противника, майор внимательно слушал командира.
-
Что ж, вы молодцы, товарищи,— резюмировал Жабо, как только Кириллов закончил.— Так мне говорили о вас и в штабе Западного фронта.
-
Товарищ майор, за что вы награждены орденом Ленина? — спросил Селиверстов.
-
Осенью прошлого года в Угодско-Заводском районе, под Калугой, участвовал в операции по раз грому штаба вражеского корпуса...
Несмотря на поздний час, беседа все более оживлялась.
Жабо исподволь завел разговор о перестройке партизанского отряда. Согласием на эту меру партизанского отдела штаба фронта он уже заручился. Но здесь старался не навязывать своего мнения, хотел выяснить, что думают по этому поводу руководители района. Отряд в то время состоял из многих групп. На первых порах такая организация отвечала характеру проводимых партизанами операций, обеспечивала боевой успех. Теперь, когда в результате вооруженного восстания создался устойчивый фронт обороны, нужно было подумать об организационной перестройке отряда. По мнению Жабо, преобразование партизанских групп в роты и батальоны, а отряда в полк усилило бы активность отряда и способствовало укреплению воинской дисциплины, повысило боеспособность.
Мера эта настолько назрела, что новому командиру не потребовалось больших усилий, чтобы убедить местных руководителей в необходимости реорганизации.
Труднее было им согласиться с предложением Жабо перенести партизанский штаб в какую-либо другую деревню. Желанья в качестве оперативного центра сыграла свою роль, считал Жабо. Пусть по-прежнему в Желанье будут находиться райком, райисполком и другие организации, а штаб следует перенести в другой, более подходящий населенный пункт.
-
Желанья — столица партизан,—произнес Шматков.— Все нити ведут сюда!
-
Здесь оружейная мастерская, госпиталь! —добавил Селиверстов.
Высказал свои соображения и Кириллов, но все вынуждены были согласиться с тем, что Желанья неспроста подвергается все более частым бомбежкам.
-
Куда же вы предлагаете переместить
штаб? — поинтересовался Шматков.
-
Об этом и хочу спросить вас, товарищи!
— Пожалуй, в Прасковку,— почти в один голос ответили Шматков и Селиверстов.— Она почти в центре освобожденного района.
Учитывалось также, что недалеко от Прасковки, у Лохова, строился аэродром.
— Кстати, как идет стройка? — поинтересовался Жабо.
Шматков ответил:
— В строительстве участвует население нескольких деревень. Недели через полторы аэродром будет готов!
Посидели над картой, обсудили вопрос о продовольственном снабжении партизан. Шматков разъяснил, что, пока было возможно, брали на мясо через заготовительные органы колхозных и совхозных коров, из тех, которых не успели отогнать в тыл. Теперь очередь дошла до личного скота колхозников и рабочих совхоза — на условиях обязательного возмещения после войны.
Обменялись мнениями также и о том, как быть дальше с отрядом А. Г. Холомьева. Было решено, что, обеспечивая безопасность левого фланга ударной группировки 33-й армии, этот отряд будет по-прежнему действовать на большаке Юхнов — Вязьма и вести для нее заготовку продовольствия.
Как только рассвело, Жабо отправился в Прасковку.
Проехав не спеша по улице, Жабо и его спутники остановились посреди деревни возле большой новенькой пятистенки с палисадником и застекленным крыльцом. Навстречу им вышел высокий старик с рыжеватой бородой — Данила Алексеевич Алексеев.
— Милости прошу обогреться.
Войдя в дом, Жабо обратился к хозяину:
-
А что, Данила Алексеевич, если мы у вас в доме поживем некоторое время?
-
Пожалуйста, располагайтесь. Жилья хватит на всех! Своих сынов трое на войне — Максим, Ваня да Никита. Где воюют с проклятым супостатом — не знаю!
К полудню помещение для штаба было готово. Приехавшие Шматков, Кириллов и Селиверстов единодушно одобрили сделанный выбор. Наутро Жабо начал лично объезжать партизанские группы, начав с расположенных в Свинцове и Каменке.
Через два дня полковник Кириллов и старший политрук Микрюков улетели в Москву, в штаб Западного фронта.
Еще не кончились морозы, лежал плотным панцирем на полях снег, но солнце становилось ярче, на буграх и косогорах появились проталины.
В освобожденном районе действовал пока лишь один аэродром, под Желаньей. Другой, больший по размеру, сооружался на поле между Лоховом и Прасковкой. Приближение весны заставляло строителей торопиться. Взлетно-посадочная дорожка желаньинского аэродрома, через который до сих пор доставлялись оружие, боеприпасы, медикаменты, в самое ближайшее время могла превратиться в месиво, и тогда освобожденный район оказался бы в труднейшем положении: сражающиеся воинские части требовалось систематически снабжать всем необходимым, надо было также переправлять на Большую землю раненых солдат и командиров.
Шматков лично контролировал ход строительства. Он регулярно бывал в Лохове. Трудностей здесь, конечно, было немало. Обходились главным образом лопатами и ломами. Настоящих дорожных катков не было, строители сделали их сами из старых тракторных и вагонных колес. Вместо цемента и асфальта, необходимых для сооружения взлетно-посадочной дорожки, использовали мелкий гравий, песок и глину из карьера на берегу Слочи. Руководил строительством аэродрома начальник инженерной службы 4-го воздушно-десантного корпуса Вениамин Яковлевич Горемыкин. Тут же находилась группа строителей из десантников.
Одновременно с прокладкой взлетно-посадочной дорожки сооружались в прилегающих к полю лесных урочищах стоянки для самолетов. Укрытия делались на крайний случай, так как предполагалось, что прибывшие из Москвы самолеты задерживаться на аэродроме не будут, чтобы не попасть под бомбежку либо обстрел. В Лохове и Алексеевке подготовили, однако, несколько изб для экипажей самолетов, которым почему-либо пришлось бы на время остаться.
Фашистские воздушные разведчики довольно скоро обратили внимание на скопление людей в поле между Лоховом и Прасковкой и, поняв, в чем дело, стали совершать систематические налеты. То прилетят один-два бомбардировщика и вспашут поле бомбами, то налетит истребитель и разгонит людей пулеметными очередями. Но стройка продолжалась, несмотря ни на что.
По плану сооружение аэродрома намечалось завершить не позже 1 марта. Однако развернувшиеся в связи с десантом и рейдом военные события потребовали сократить сроки. Райком партии принял все меры, чтобы ускорить стройку: в Лохово было направлено еще несколько десятков конных упряжек с санями из других деревень, дополнительно мобилизовано большое количество трудоспособных мужчин и женщин. Работа пошла быстрее.
Уже к середине февраля стало ясно, что аэродром будет готов раньше установленного срока. Взлетно-посадочная дорожка — самая трудоемкая его часть — была почти закончена. Завершалось и строительство капониров.
Свыше двух месяцев люди не выпускали лопат из рук, неустанно трудились от утренней зари до вечерней. Среди колхозников, участвовавших в сооружении аэродрома, можно назвать немало подлинных героев трудового фронта. Но больше всего было их в колхозе имени К. Е. Ворошилова, на чьей земле и развернулась стройка.
Вскоре аэродром Лохово уже ожидал прибытия первым рейсом тяжелых транспортных самолетов из-под Москвы.
Тогда-то и налетели на аэродром три вражеских бомбардировщика. Снизившись почти до земли, они сбросили с десяток бомб и разворотили поле воронками. Правда, взлетно-посадочная дорожка почти не пострадала: на нее попала только одна бомба, и дорожка была быстро восстановлена. Не ушли от расплаты и фашистские стервятники. Когда немецкие самолеты шли на низкой высоте, по ним ударили два крупнокалиберных трофейных пулемета, замаскированных на опушке леса. Один из бомбардировщиков вспыхнул и взорвался в воздухе.
А через сутки пришли транспортные самолеты с Большой земли. Взлетно-посадочная полоса отлично выдержала испытание. Летчики с похвалой отозвались об аэродроме.
Первые самолеты доставили множество автоматов с патронами, пулеметы и минометы, противотанковые ружья и даже две небольшие пушки. Среди грузов было много обуви и одежды, продовольствия. В обратный рейс самолеты взяли на борт несколько десятков раненых из полнышевского госпиталя.
Так между освобожденным районом и Москвой был наведен воздушный мост. Авиация Западного фронта преодолевала огромные трудности, проводя операцию по переброске грузов в освобожденный район. Далеко не всегда капризная погода позволяла привести воздушный мост в действие. Ориентироваться в ночных условиях летчикам было нелегко.
Гитлеровцы всячески мешали рейсам самолетов: встречали их в небе артиллерийским огнем, поднимали навстречу истребители, подкарауливали их вблизи аэродрома. Но в целом задачу удалось решить.
Со всех сторон в Лохово потянулись подводы с ранеными. В тыл старались прежде всего отправить тяжелораненых, доставленных из госпиталей в Желанье, Полнышеве, Свинцове и Великополье. Привозили раненых и больных даже из Хватова Завода
В прилегающих к аэродрому деревнях были созданы группы возчиков для доставки на санях тяжелораненых с передовой. По инициативе колхозников возникли домашние лазареты, где доставленные к отправке раненые и больные ждали своей очереди на самолет.
Известны случаи, когда, спасая доставляемых на аэродром раненых партизан и бойцов, возчики — как правило, зеленая молодежь — совершали подвиги.
Ваня Петраков из Полнышева вез поздней ночью десантника, тяжело раненного в бою за деревню Ключики близ «Варшавки». Подъезжая к деревне Глухово, юный возница из-за метели сбился с дороги. Потом справа и слева появились фашистские лыжники. Отстреливаясь, Ваня гнал коня во весь опор и благополучно добрался до Глухова. Отдохнув в деревне до утра, напоив чаем раненого, он снова двинулся в путь и к полудню доставили его на аэродром.
Воздушная трасса, связавшая освобожденный район с Москвой, с первых же дней играла огромную роль. Благодаря ей партизаны и воины, боровшиеся в тылу немецко-фашистских захватчиков, чувствовали себя ближе к матери-Родине, у них прибавлялось сил.
Самолеты доставляли в район газеты, журналы, а затем и письма. Партизанская полевая почта имела свой собственный адрес: ППС-17Ж- Газеты «Правда», «Известия», «Красная звезда», «Комсомольская правда» снова появились в домах колхозников. Теперь Наталии Ивановне Зятевой и ее помощникам не нужно было размножать от руки сводки Совинформбюро. Сообщения с фронтов каждый сам мог найти в газетах.
Воздушный мост действовал. Воздушный мост помогал бороться и жить.
Первый успех окрылил десантников. Опираясь на освобожденные партизанами в ходе восстания населенные пункты, они пробились почти к самому Варшавскому шоссе.
Захват двух населенных пунктов на подступах к «Варшавке» имел большое значение для дальнейшего развития операции. Уже на следующий день поступила радиограмма от командования Западного фронта: «Казанкину, Оленину, Курышеву, Щербине. Поздравляем с победой над фашистами и взятием Ключи и Горбачи. Представьте к награде».
Гитлеровцы не могли смириться с потерей этих двух деревень, открывавших путь к «Варшавке». Подтянув резервы, артиллерию и танки, они ожесточенно контратаковали. Первый удар гитлеровцы обрушили на деревню Горбачи, находящуюся значительно ближе к шоссе, чем Ключи. После налета нескольких штурмовиков открыла огонь артиллерия, а затем двинулась пехота.
Батальон капитана Плотникова, занимавший Горбачи, стойко встретил врага. Бой длился до полудня, одна вражеская контратака следовала за другой; утро 7 февраля гитлеровцы снова пошли в атаку на Горбачи, но и в этот раз не добились успеха.
В это время штабу корпуса наконец удалось установить радиосвязь с 50-й армией, которая наступала на Варшавское шоссе с юга. Чтобы ускорить соединение с нею, Казанкин приказал бригаде полковника И. И. Курышева совершить в ночь на 1 марта прорыв Варшавского шоссе.
Вместо этого, однако, десантникам в тот день пришлось сдерживать гитлеровцев, бросивших в бой за Ключи около двух батальонов пехоты при поддержке танков и артиллерии. Батальоны Смирнова и Бибикова не только отбили все контратаки, но и нанесли врагу большие потери.
С тех пор на протяжении десяти дней противник не возобновлял активных действий в районе деревень Ключи и Горбачи. По данным разведки было ясно, что гитлеровцы накапливают силы для нанесения ответного удара.
Рано утром 12 марта фашисты снова атаковали позиции десантников в Горбачах. Под прикрытием артиллерийского огня цепями шли две роты, со стороны леса их поддерживал танк. В результате двухчасового боя противнику удалось подойти к деревне довольно близко.
Получив радиограмму Плотникова с просьбой о подкреплениях, полковник Курышев немедленно послал резервную роту лыжников в обход деревни с севера, чтобы ударить по противнику с тыла. Ее удар и решил исход боя. Фашисты в панике откатились на исходные позиции. Отступая, они оставили на поле более 160 убитых, три пулемета, много ручного оружия.
Не удались врагу и контратаки в Ключах, и попытка обойти левый фланг 9-й воздушно-десантной бригады, стоившая гитлеровцам более сорока убитых.
18 марта снова разгорелся многочасовой бой в районе Ключей и Горбачей. Гитлеровцы ввели в бой штурмовики и бомбардировщики, артиллерию и танки. В ряде мест удалось оттеснить 9-ю и 214-ю бригады. Но из Ключей и Горбачей десантники не ушли.
Попытки группы М. Г. Ефремова разорвать кольцо окружения и соединиться с наступавшими навстречу частями не удавались. Борющиеся в тылу врага войска ударной группировки приковывали к себе значительные силы 9-й полевой и 4-й танковой армий противника и истребляли живую силу и технику врага.
Убедившись, что разгромить ударную группировку 33-й армии не так-то просто, фашисты подтянули крупные дополнительные силы — пехоту, танки, артиллерию. Над укрывавшимися в лесах под Вязьмой подразделениями беспрестанно кружили бомбардировщики.
Глубокий снег, бездорожье мешали быстрому передвижению. Фашисты же располагали двумя хоряшо укатанными большаками Юхнов — Вязьма, Юхнов — Гжатск и, пользуясь этим преимуществом, усиливали натиск на армию Ефремова. Дорого доставался врагу каждый метр продвижения вперед. На смоленских проселках, подступах к деревням и селам, на лесных опушках гитлеровцы оставляли немало трупов своих солдат и офицеров.
Генерал твердо верил, что на помощь рейдируюшим частям 33-й армии придет ее восточная группировка, оставшаяся за линией фронта, соседняя43-я армия, и тогда удастся изменить ход борьбы, возобновится наступление на Вязьму. «И в окружении можно бить врага,— говорил командарм.— Окруженные войска — еще не побежденные».
Жители деревень и сел, где сражалась с врагом ударная группировка, всячески помогали воинам. Колхозники и рабочие совхозов расчищали дороги от снежных заносов, перевозили грузы, шили рукавицы. Обмолачивали уцелевшие стога ржи, а затем мололи зерно на ручных мельницах-«партизанках»; собирали по домам картофель, мясо, молоко и другие продукты.
Вскоре, однако, вопрос о снабжении группировки обострился до предела. Самолеты, которые доставляли продукты питания, из-за нелетной погоды почти прекратили рейсы.. Бездорожье еще больше осложнило снабжение продовольствием. В деревнях, где расположись рейдирующие войска, продукты питания были на исходе.
8 февраля генерал Ефремов пригласил к себе командира 2-го партизанского отряда «Смерть фашизму!» Алексея Григорьевича Холомьева и сказал:
— Товарищ Холомьев, вы многое сделали по заготовке продовольствия для группировки. Огромное вам солдатское спасибо. Но нам надо еще больше хлеба, картофеля, мяса. Сделайте так, чтобы все это поступало в армию регулярно!
Холомьев заверил командарма, что он примет все меры.
Отряд Холомьева помогал войскам Ефремова и боевыми делами. Он по-прежнему систематически устраивал вылазки на большак Юхнов — Вязьма, громил там проходящие фашистские подразделения, подрывал мосты, автомашины.
28 февраля, когда отходившая от Вязьмы ударная группировка оказалась на территории Знаменского района, генерал Ефремов опять пригласил к себе Алексея Григорьевича Холомьева. В этот раз он сказал ему:
— Группировке требуется пополнение, поэтому в нее необходимо влить ваш отряд. Партизаны хорошо защищали наш левый фланг. Ваши удары по большаку очень нам помогали. Теперь партизаны станут бойцами армии, и я уверен, что они будут так же храбро бить врага. Вас, товарищ Холомьев, прошу возглавить работу по заготовке хлеба, картофеля, мяса. Подберите с десяток партизан, оставьте их при своем штабе и продолжайте заготовку продовольствия.
Несмотря на тяжелые испытания оборонительных боев в тылу врага, войска М Г. Ефремова сохраняли боевой дух, высокую дисциплину и наносили противнику ощутимые удары. Совершая организованный отход от Вязьмы, они уничтожили не одну тысячу гитлеровцев.
Но и сама ударная группировка несла немалые потери К середине марта в ней насчитывалось не более четырех-пяти тысяч бойцов Между тем в местных госпиталях насчитывалось примерно две с половиной тысячи раненых. При наличии достаточных медицинских сил многие из них скоро могли бы возвратиться в строй. 15 марта Ефремов по радио приказал немедленно прибыть группе врачей, находившихся при штабе армии в Износках, в том числе начальнику санитарной службы Л И. Лялину и главному хирургу профессору И. С. Жорову.
Ранним утром 17 марта медицинские работники армии уже явились к командарму. Через два дня профессор Жоров доложил, что в течение семи — десяти дней в строй можно будет вернуть около тысячи человек. И действительно, спустя некоторое время из госпиталей отправились на пополнение поредевших полков 1100 подлечившихся бойцов и командиров
Ефремов поблагодарил врачей за помощь и приказал им действовать дальше в том же духе. Прошло пять — семь дней, и в строй встало еще несколько сот бойцов. В последующем партизанские госпитали продолжали пополнять части и подразделения за счет выздоравливающих.
Получив пополнение, ударная группировка значительно усилила сопротивление врагу, а в ряде мест заставила гитлеровцев отступить Так было в бою за деревни Тякино, Стукалово, Горбы.
23 марта командарм произвел перегруппировку войск. Это мероприятие было продиктовано необходимостью усилить оборону на подступах к Угре и на ее берегах. Туда, в район деревень Семешково и Федотково, была срочно переброшена 160-я стрелковая дивизия. Ей была поставлена задача держать фронт по реке Угре с востока. Здесь партизаны уже подготовили переправу.
С первых же дней пребывания в районе Жабо принялся за дальнейшее укрепление оборонительных позиций. В условиях, когда от партизан требовалось обеспечивать тылы десанта, кавалерии и пехоты, во взаимодействии с ними постоянно наносить удары по врагу, характерные методы борьбы, присущие партизанам — неожиданный налет, умение быстро уйти в неизвестном направлении,— в значительной мере изменились. Им нужно было прежде всего укреплять рубежи освобожденного района.
Вместе со Шматковым Жабо объехал все партизанские группы, побывал на наиболее ответственных участках, тут же на месте намечая вместе с командирами групп меры по укреплению рубежей.
Всюду, где побывал Жабо, на всем почти 40-километровом партизанском фронте тотчас возобновилось строительство окопов, траншей, блиндажей. Ряд новых пулеметных гнезд был оборудован на Молчановой горе у деревни Лепехи, в Марьине и возле «Комбайна». В наиболее важных пунктах партизанские группы значительно пополнились бойцами.
Одновременно майор Жабо готовил преобразование партизанского отряда в отдельный партизанский стрелковый полк. Хотя он с этим замыслом и прилетел в Желанью, продолжать реорганизацию оказалось не так-то просто. Надо было укрепить дисциплину, усилить партийно-политическую работу в партизанских группах, изучить командный со став; все это требовало времени.
Между тем войска Казанкина, Белова и Ефремова вели труднейшие, непрерывные бои, действия партизан также требовалось максимально усилить
Совершив внезапный ночной налет, партизаны вновь овладели дебрянским разъездом и на несколько дней перерезали сообщение по железной дороге. Получили развитие объединенные действия нескольких отрядов партизан и десантников. Они овладели станциями Вертехово и Баскаковка, в результате чего гитлеровский гарнизон на станции Угра на некоторое время лишился связи со своими войсками по железной дороге. Попытки противника отбить Вертехово и снять угрозу полного окружения станции Угра не имели успеха.
На юхновско-вяземском большаке удалось провести несколько совместных операций: возле деревни Липники была разгромлена колонна автомашин с пехотой, в деревне Екимцево сожжено три танка и четыре автомашины с горючим, на подступах к селу Слободка подорваны на минах два танка и шесть автомашин.
Противник в свою очередь провел ряд атак. Партизаны мужественно выдержали их.
4 марта гитлеровцы предприняли решительную попытку захватить деревню Андрияки на подступах к железной дороге Вязьма — Брянск. Они рассчитывали прорвать здесь оборону партизан, выйти через Еленку и Великополье к Желанье, а оттуда к станции Угра. С рассвета враг открыл по деревне сильный артиллерийский и минометный огонь.
В Андрияках оборонялась сравнительно немногочисленная группа партизан. Зная, что противник здесь попробует рано или поздно сделать прорыв, партизаны заранее создали прочную систему обороны; строили дзоты, откопали окопы в рост человека, расположили пулеметные точки так, что они перекрывали огнем друг друга.
Во второй половине дня, видя, что в Андрияках происходит что-то важное, прискакали на лошадях Жабо, Шматков и Московский. Они появились среди партизан в момент отражения очередной атаки. Воодушевленные их присутствием, партизаны решительно отбили вражескую атаку.
Майор Жабо попросил командира роты К. Воробьева назвать лучших бойцов для представления к награде. Когда фамилии отличившихся были названы, партизаны, находившиеся поблизости, в один
голос заявили, что нужно отметить и Женю Новикова.
-
А кто такой Женя Новиков? — заинтересовался Жабо.
-
Наш пулеметчик.
-
Где ж он?
-
Здесь,— ответил командир роты и подозвал молодого пулеметчика.
Невысокого роста парень, приложив руку к шапке, отрапортовал:
—Пулеметчик Евгений Новиков. Держу оборону на правом фланге.
Жабо обнял бойца, спросил:
-
Давно воюешь?
-
С начала войны.
— Ну что ж, Женя, ты достоин награды.
Внимание майора Жабо привлек необычный вид бойца в немецкой шинели, черной пилотке, ботинках на толстой подошве.
— А это что за боец?
-
Густав Кельман, шофер, а теперь автоматчик,—ответил Воробьев.— Тот, что перешел на нашу сторону в Великополье.
-
Ах, этот самый и есть? Мне рассказывал о нем Петр Карпович. Как воюет?
-
Хорошо. Сегодня при отражении атаки убил пятерых.
-
Молодец!
Жабо подошел к Кельману и крепко пожал ему руку.
Бой за Андрияки длился весь день. Фашисты предприняли еще несколько атак, но всякий раз откатывались назад, напоровшись на меткий, хорошо организованный огонь.
К вечеру стрельба затихла. Партизаны удержали занимаемый рубеж, не отступив из деревни ни на шаг.
Осмотрев поле боя, Жабо и Шматков поблагодарили партизан и отправились в деревню Луги,
Ехали они историческими местами, где в 1812 году били врагов партизаны Дениса Давыдова. Его отряд прижал к берегу Угры большую группу отступающих французов и разгромил их наголову. О пребывании отряда в тех местах Денис Давыдов упоминал в своих записках, называя, в частности, и Андрияки.
При въезде в Луги Петр Карпович остановил коня, прислушался и улыбнулся:
-
Слышите, товарищ майор?
-
Где-то совсем рядом, кажется, работает кузница. Готовятся к севу? — удивился Жабо.
Именно так и было. Луговские кузнецы ремонтировали плуги, бороны, сеялки. Привели в порядок уцелевший трактор.
Во всех освобожденных деревнях шел ремонт машин, колхозники собирали и сортировали посевное зерно.
— Беда только в том, что семян не хватает,— сказал Петр Карпович.— Мало лошадей. Трактористов почти нет, все на фронте.
Разговор, естественно, перешел на обеспечение сражающихся в районе войск и госпиталей продовольствием. Открытие лоховского аэродрома, конечно, облегчило положение, но далеко не решало проблему. Особенно большие трудности испытывала 33-я армия, куда из-за бездорожья с трудом доставляли продовольствие. Заготовками для этой армии занимались партизаны Холомьева. Из его сообщения Шматков знал, что через Беляевский сельсовет колхозники уже передали армии Ефремова 32 коровы, 447 овец, сотни пудов зерна и картофеля.
-
Понимаю, трудно жителям отрывать от себя, но надо,— произнес Жабо.
-
Иначе никто и не мыслит,— уверенно сказал Петр Карпович.
В Лугах Жабо и Шматков узнали о новой замечательной победе войск Западного фронта: 5 марта армии генералов К. Д. Голубева, И. Г. Захаркина и И. В. Болдина, сокрушив оборону фашистов, освободили Юхнов. В результате фронт приблизился к Знаменскому району почти вплотную, от передовых позиций Советской Армии на «Варшавке» партизан отделяли 30 километров.
А в Желанье Н. А. Силкин сообщил Шматкову, что предатель Маник пойман и по приговору партизанского трибунала расстрелян.
Достарыңызбен бөлісу: |