Ястребиный орёл

— 36 —

Не печалься... твое появление здесь предначертано судьбой...

Не имея выбора, я собрался в единственное доступное мне без собственного транспорта, населенное и полностью освоенное место, где мы со Стасом видели пару орлов во второй раз четыре года назад.

Подвез меня тогда разговорчивый туркмен на «волге» с коврами на сиденьях, шелковыми кистями на окнах и с треснутым ветровым стеклом, из которой я, доехав до места, выгрузил все тот же акушерский саквояж и рюкзак со спальником, свитером и парой банок консервов.

Место, которое я выбрал на этот раз, было не просто красиво — оно было исключительно, компенсируя примечательностью ландшафта прозаическую освоенность человеком.

Узкая долина Сумбара, зажатая высокими скалами, соединяется в этом месте с ущельем, подходящим с севера. Живописные открытые склоны чередуются с пластами скал, создавая подобие неких сказочных многоэтажных дворцов. Сложность расчлененного рельефа определяет многообразие условий обитания для животных и растений, поэтому обозримое пространство буквально наполнено жизнью, которая хлещет из всех пор. Этому обилию и разнообразию не мешало даже то, что, по сравнению с местами, где я хотел бы сейчас находиться, это место было почти городом.

Подо мной в долине был маленький поселок: виноградник, огороды и несколько домиков. В загородке под нависающей скалой умиротворенно помахивал хвостом прекрасный гнедой конь. Около домов ходили куры и индюки. Из тандыра (круглой глиняной печки во дворе) вился еле заметный прозрачный дымок растопки — туркменка, громко перекликаясь с кем-то в доме, готовилась печь чурек. Седобородый аксакал, в черном тельпеке, пижамных штанах, заправленных в носки, и в неизменных туркменских остроносых галошах, неторопливо прочищал лопатой арык около виноградника. И что не лезло совсем уж ни в какие ворота — на пасеке около русла Сумбара громко играл магнитофон...

Картина эта, при всей своей красоте, повергла меня сначала в транс, а потом — в кокетливое мазохистское умиление: «Что я здесь делаю? Не проще было бы высматривать ястребиного орла прямо из своего московского окна? Или, чего уж там, глядя в телевизор...» Еще я вспоминал свою первую встречу с фасциатусом, и мне казалось то ли мистическим знамением, то ли вселенской иронией то, что в самый первый раз я видел пару этих птиц почти вплотную, очень низко и разглядев во всех деталях; так близко редко видишь даже очень обычных хищников. Что это было? Вызов? Подсказка? Подарок? Перст судьбы?

Размышляя об этом, я залез по крутому склону на выбранную точку, устроился и начал наблюдать.

Все было как-то некругло, писать рутину о происходящем вокруг не хотелось, я просто сидел и смотрел. На неугомонных сорок в ежевике около Сумбара. На людей около домов. На изредка проезжающие машины. На песчанку, перебежавшую дорогу, и на здоровенную гюрзу, непростительно медленно переползающую проезжую часть точно по следу песчанки и явно принюхиваясь — вышла на охоту.

◄

Место под солнцем

…рассеяв тьму и мрак, солнце озарило мир своим сиянием...

Открытые гнезда устроены так, что хотя бы часть постройки всегда находится в тени, давая укрытие от безжалостного солнца еще беспомощным птенцам: даже в жаркое время года, в полдень, когда солнце выше всего, в гнезде всегда есть хоть маленький уголок, где птенцы могут укрыться в спасительную тень. Как естественный отбор учит птиц угадывать эту затененность? Ведь положение солнца меняется не только по часам, но и по сезонам. А ведь, кроме этого, для выбора места важны десятки других факторов: защищенность от весеннего дождя (а иногда и снега!), недоступность для хищников, размер уступа или расщелины, угодья вокруг и прочее. Неудивительно, что даже на необозримых горных просторах удобные для гнездования места всегда в дефиците. Они используются птицами поколение за поколением, а нередко за них соперничают и разные конкурирующие виды.

Несколько лет назад я нашел у Куруждея, выше по Сумбару, на недоступном скальном обрыве первое для Западного Копетдага гнездо охраняемого и воистину уникального вида — бородача. Это редкий и очень особый родственник грифов, сильно отличающийся от них по облику и поведению. Нашел совершенно мистическим образом, не поддающимся рациональному объяснению. Вы не поверите, но я его почувствовал. Не увидел, не проследил вслед за птицами, а именно почувствовал с расстояния в семь километров.

Ехал на машине со своей молодой женой (она тогда была Кларой и приехала навестить меня, полгода работавшего в экспедиции сразу после свадьбы), поднимаясь по серпантину на плато, и вдруг ни с того ни с сего ощутил, что должен остановиться, — прямо засвербило внутри: «На той скале вдалеке что-то есть». Ничего, конечно, не увидел, но через два дня, возвращаясь назад, уже не мог проехать мимо, попросил шофера сделать крюк и нашел в той самой точке на скале (с точностью до метров) гнездо бородача. Как это понимать?

Так вот, на следующий год это гнездо было занято другим редчайшим видом, ранее также не отмечавшимся на гнездовании в Западном Копетдаге, — черным аистом, а еще через год — очень обычным здесь повсеместно белоголовым сипом.

Что определило эту очередность? История одного такого гнезда, будь у нас возможность ее проследить, — это захватывающий роман, растянувшийся на столетия и тысячелетия, а сколько таких гнезд в Копетдаге? И сколько в Евразии подобных и прочих горных хребтов? А ведь есть еще Африка, Австралия, Америка... »