Зельцер С. Д. Александрович Брянцев / Общ ред и вступит ст. С. Д. Дрейдена. М.: Вто, 1962. 292 с

IV

Большим проблемным спектаклем на современном советском материале, поставленным А. А. Брянцевым в содружестве с художником В. И. Бейером, явились «Бунтари» Л. Ф. Макарьева.

Что может быть более увлекательного для педагогического театра, чем вторгнуться в насущную жизнь советского подростка, юноши, в его жизнь в школе? Здесь происходит непосредственное формирование личности молодого человека, складываются взаимоотношения его с коллективом; здесь он на практике усваивает понятия чести и долга, дружбы, верности, чувство ответственности.

{240} Перед режиссурой встала труднейшая задача — как достоверно, с должной художественной убедительностью отразить вопросы, поднятые в пьесе, чтобы получился действительно серьезный разговор «по душам» с молодежью, в жизнь которой эти вопросы входят настойчиво и конкретно.

Спектакль остро ставил проблему нравственного облика человека, вызывая зрителя на откровенную дискуссию.

Коллектив театра вслед за режиссурой был увлечен интересной задачей — создавать в спектакле образы тех, кто смотрит эту постановку из зрительного зала.

Спектакль предоставлял благодарную возможность непосредственно учесть, через «последействие», степень его художественной правды, «коэффициент полезного действия».

С началом спектакля перед зрителем возникала большая светлая школа. Она была дана «в разрезе» — со всеми этажами и связывающими их лестницами, с длинными школьными коридорами, со строгими дверьми классов, с учительской, раздевалкой… Чувствуется строгая тишина, пока идут уроки. Прозвучал звонок на перемену, и тишина нарушена многоголосым шумом, веселым движением. Перед нами — школа с ее живой жизнью.

Так режиссер и художник стремились показать с наибольшей достоверностью обстановку, в которой происходят события пьесы.

Основной герой спектакля — старшеклассник Жорж Игренев — умный, самовлюбленный, юный карьерист, хорошо владеющий искусством интриги. Девиз Игренева — «разделяй и властвуй». В соответствии с этим он ведет себя в отношениях с товарищами, с коллективом, стремясь разбить его на два враждующих лагеря. Бой разгорается вокруг издаваемой классом газеты. Игренев втягивает в интриги еще несколько слабовольных школьников, которым он импонирует спокойной уверенностью в себе, положением первого ученика, острым умом, волевой личностью. Коллективу удается разобраться в создавшейся ситуации, разоблачить вредные тенденции эгоиста и индивидуалиста. Моральный крах, который терпит Игренев, служит серьезным уроком ему да и кое-кому из сидящих в зале юных зрителей.

Как бы сложна ни была для тюзовской аудитории тема, Александр Александрович не признает «сюсюкания», разговаривает со зрителем по-взрослому.

В образе Игренева, как он трактовался в спектакле, содержалось резкое обличение — это был подлинный суд над эгоистом и карьеристом. Однако как настоящий педагог Александр Александрович, подчеркивая тенденции, заложенные в пьесе, не уставал {242} напоминать исполнителям, что не Следует доходить до предела, за которым Игреневу нет пути к исправлению.

Проверка спектакля на зрителе, широкие дискуссии, которые вызывал он в школах, многочисленные отклики школьников-зрителей подтверждали давнюю мысль Брянцева, что «коэффициент полезного действия» надо мерить не только и не столько непосредственной реакцией зрителя на происходящее в спектакле, сколько тем, как спектакль дозревает в его сознании много времени спустя.

Характерно высказывание одного из директоров ленинградских школ: «Я как никогда получил возможность провести с классом беседу “при закрытых дверях”, говорить в обстановке такого доверия и так, как юношество обычно не дает с собою говорить: не подпускает к себе, замыкается в молчании или грубит… Причем класс-то был трудный…»

В других школах обсуждение спектакля велось — по требованию учеников — «без педагогов и директора».

В пьесе «Бунтари» среди образов девочек-школьниц был образ Кисы — девочки, такой же эгоистки, как и главный герой, легкомысленной, охотно принимающей «ухаживание» мальчиков.

По поводу этого образа одна из зрительниц — девятиклассница Лида К. — писала: «Киса, конечно, образ отрицательный. Вечные разговоры о тряпках, торгсине, кино, мальчишках. Такие черты есть частично и у наших. Теперь, после спектакля, будет серьезный разговор. Кис надо навсегда осмеять, противопоставить им серьезных, скромных девочек, общественниц. Но почему, все-таки, как идти в кино, мальчишки — даже вдумчивые — приглашают Кис?»

И еще один зрительский отзыв. Говорит молодой педагог: «В пьесе нет полноценного образа учителя, над которым задумались бы старшеклассники. И все же я благодарна ТЮЗу за помощь. Я — неопытная учительница. С начала года не сумела подойти к классу, может быть оттого, что застенчива, хотя стараюсь это не показывать (но они-то понимают); неважно одета — к таким вырабатывается пренебрежение. В общем — контакта не нашла. И вот мы побывали всем классом на спектакле, вместе возвращались домой, на следующий день весь урок проспорили — они увлеклись и я тоже. Установилось какое-то доверие, человеческая теплота… Кажется, они простили мне даже мои парусиновые полуботинки».

В разделе советского репертуара «Бунтари» были одним из крупных по своему значению спектаклей в жизни Ленинградского ТЮЗа тридцатых годов.

{243} «Театр создал в “Бунтарях” спектакль Своего обычного, высокохудожественного и производственного качества, — читаем в одной из рецензий о “Бунтарях”, — начиная от ясной и отчетливой режиссуры (з. д. и. Брянцев), превосходного оформления и кончая работой всего коллектива актеров театра. Последний спектакль ТЮЗа еще раз должен напомнить ленинградцам о том, что художественное значение этого театра выходит далеко за пределы собственно детской аудитории»¹⁵⁰.