I
Вся деятельность Александра Александровича в Ленинградском ТЮЗе пронизана педагогической мыслью. Искусство здесь — великое средство. Воспитание — конечная цель.
Это начинается с самого понимания театра для детей как театра педагогического. Это сказывается и в устремленности к зрителю, и в знании психологических особенностей восприятия им спектакля, в установлении вытекающих отсюда законов построения спектакля.
Педагогическая мысль — и в четкой возрастной дифференциации зрителей, с точным учетом того, что и как в спектакле нужно для данного возраста, и в соответствующем отборе репертуара, выразительных средств.
Педагогическое начало — и в том большом уважении к зрителю, спектакль для которого мыслится только как полноценное произведение искусства, а сам театр — как «расширенный театр для взрослых».
Брянцеву-педагогу Ленинградский ТЮЗ обязан своим общим стилем.
{264} Вся жизнь школьников в ТЮЗе продумана до малейших мелочей — с момента, когда они парами вступают в свой театр и седовласый швейцар встречает их приветствием: «Здравствуйте, отличники!» и до ухода после спектакля, когда они, на разные голоса, весело прощаются с тем же швейцаром: «До свиданья, дедушка! Спасибо, дедушка!..»
У лестницы зрителя встречает школьник-делегат с повязкой на рукаве и направляет движение — к вешалке и оттуда в зрительный зал.
Делегат как будто говорит: «Это — наш театр. Мы здесь хозяева, — это наш порядок, и мы соблюдаем его». Доброжелательные служащие у вешалки не только помогут зрителю раздеться, но и пришьют оторванную вешалку, найдут и сберегут носовой платок, рукавичку.
У контроля ребят не задержат, не обидят недоверием, и если случилась такая беда, что билет забыт или утерян, зрителю, по строгому наказу Брянцева, сразу поверят, что он не обманывает, и радушно пропустят в зрительный зал.
В антрактах ничто не мешает юному зрителю отдыхать, как ему хочется, ничего не будут навязывать. Но если у него возникнут вопросы по спектаклю или ему захочется узнать что-либо о театре, тюзовские педагоги на своих постах внимательно выслушают и охотно дадут необходимые разъяснения.
В первые годы существования театров для детей в некоторых из них было принято развлекать зрителей во время антрактов массовыми играми, танцами. Брянцев запретил проводить в Ленинградском ТЮЗе «мероприятия», утомляющие детей и отвлекающие их внимание.
Однажды все же здесь по чьей-то инициативе была организована в антракте викторина: тот, кто удачно ответит на десять вопросов на тему данного спектакля, получает бесплатный билет на следующий. Случился казус: когда прозвучал звонок, группа зрителей, войдя в азарт, не захотела идти в зрительный зал и требовала продолжения викторины!
Этот случай повлек за собой полное изгнание каких бы то ни было развлечений во время антракта: зритель должен культурно отдыхать, должен иметь возможность спокойно подумать о том, что видел, не утратить интереса к тому, что предстоит увидеть в следующем действии.
* * *
{265} Опыт утверждает Александра Александровича и тюзян в непреложности основного закона повседневной жизни театра для детей: тесная связь со зрителем — неиссякаемый животворный источник силы и молодости театра.
Этот зритель не есть — даже для каждого данного возраста — величина постоянная, если говорить об интенсивности, характере, глубине восприятия спектакля. Громадные сдвиги и перемены в нашей жизни, встречающие соответствующее отражение в психологии людей, естественно, влияют и на формирующееся сознание ребенка, подростка, юноши. Запросы, мечты, общее развитие, скажем, третьеклассника до и после Отечественной войны — пример разительного изменения. Но и менее масштабные события, связанные с исполинским движением вперед нашей техники, переменами в быту, изменениями в практике школы, по-своему влияют на восприятие спектакля разными поколениями юных зрителей, на требования, предъявляемые ими к своему театру.
{266} В разные периоды своей жизни ТЮЗ немало поработал над тем, чтобы уловить особенности восприятия этого специфического разновозрастного зрителя на каждом данном этапе.
Изучение и разработка «проблемы зрителя» ведется в ТЮЗе каждодневно; у школьного театра возможности для этого иные, чем у взрослого, где зритель, покинув театр, уже неуловим. Зрители ТЮЗа посещают спектакль группами, целым классом, иногда группой классов, и назавтра, после спектакля, вы можете встретиться и поговорить с ними в их школе. И не только назавтра, но и через год или два, если вас интересует «последействие» спектакля, его дальний след.
ТЮЗ неустанно фиксирует реакции зрительного зала, анализирует индивидуальное восприятие спектакля. Александр Александрович уделяет особое внимание этой работе.
В театре с первых его лет была заведена «пятиминутка» — немедленное обсуждение зрительских реакций после каждого данного спектакля. Брянцев непременно здесь присутствовал.
Далее впечатления от спектакля выясняются тюзовскими педагогами при выездах в школу, на зрительских конференциях, на встречах с группами школьников и учителями, через письма и письменные отзывы зрителей…
Уже со второго года существования ТЮЗа при театре по инициативе профессора Н. Н. Бахтина, сразу же горячо поддержанной и развитой Брянцевым и его соратниками, был организован невиданный до сего в мире «парламент зрителей». Тюзовское «делегатское собрание» ставит несколько сот школьников в самую непосредственную близость к своему театру. Это — постоянно действующая выборная организация зрителей численностью свыше пятисот человек. Через них осуществляется связь театра с его многотысячными зрителями-школьниками.
В начале учебного года в каждой ленинградской школе происходят выборы двух связистов-делегатов в свой театр. Право быть делегатом предоставлено только отличникам. В некоторых случаях, впрочем, эта честь бывает оказана и не «примерному» школьнику. Подобное доверие обостряет его чувство достоинства, ответственности как «представителя» школы. Поставленный на равную ногу с лучшими, он зачастую не только оправдывает себя как «делегат», но и начинает добиваться лучших результатов в школьных занятиях и поведении.
Делегат сообщает театру о впечатлениях, запросах товарищей. В школе делегат — представитель театра, организатор его посещений. Два три раза в год созывается общее собрание делегатов {267} ТЮЗа. Это — не скучное «мероприятие», а семейный праздник! Александр Александрович неизменно председательствует на таких собраниях.
Несколько позднее, наряду с делегатским собранием школьников, начало функционировать и делегатское собрание учителей также выборных представителей школ.
Внутритюзовские производственные совещания по каждому новому спектаклю начинаются с доклада педагога-методиста ТЮЗа о реакции зрителей.
Собирание материалов — дело сложное, творческое Брянцев советует педагогам ТЮЗа действовать «с хитрецой»: «В обыкновенный, будний день идите в школу, и… не надо официальных обсуждений и ораторов. Станьте на перемене в коридоре в сторонку, завяжите с двумя-тремя школьниками разговор о вчерашнем спектакле, “спровоцируйте” их, стравите их в споре — обязательно пусть спорят! — разожгите страсти; к ним подойдут другие ввяжутся в схватку… И вот уже о вас забыли, и вот уж началось {268} настоящее: мысли, вкусы, характеры, чаяния — все наружу! И вот когда — ваш хлеб.
Только ничего не записывайте — спугнете! А потом — не ленитесь, попытайтесь создать обстановку для разговора о том же спектакле через месяц, а то и много позже — в школе, а то и в вузе… Да, да — чтобы добыть крупицы золота надо промывать горы золотоносного песку!..»
За годы работы ТЮЗом собрано множество «зрительских» материалов, полученных в театре и в школе.
Материалы эти, однако, еще не могут быть исследованы на подлинно научной основе — ее нет, как нет и научно разработанной методики их отбора, анализа, необходимой «науки о зрителе». Таким образом, собираемый ТЮЗом материал может быть лишь положен в основу черновых, рабочих гипотез в ежедневной творческой практике театра. Они могут лишь подтверждать, без широкого обобщения, те или иные характерные реакции зрителя, уточнять показатели возрастных границ спектакля, «дозировку» средств воздействия, взятых ранее «на глазок».
И все же высказывания, письма зрителей, восклицания, шумы в зрительном зале, как и само молчание юной аудитории, приближают театр к подлинному постижению своих зрителей, поддерживают в нем как в воспитателе постоянное чувство ответственности.
Ребята обращаются к театру прямо, как к другу и советчику.
«Что такое счастье — спрашивает один. — Ответьте срочно»; «Можно ли воспитать в себе храбрость, или это передается по наследству?»; «Всегда ли нужно говорить правду? Я попробовала на подругах — они обиделись. Теперь хожу одна». И уж совсем неожиданно: «Отчего покончил самоубийством Маяковский?» и «С кем должны оставаться дети, когда родители расходятся?..»160
У Александра Александровича чувство ответственности перед зрителем очень велико.
Макаренко, рассказывая о своих воспитанниках, говорил: «… Мне тогда казалось, что сто двадцать колонистов — это не просто сто двадцать беспризорных, нашедших для себя дом и работу. Нет, это сотня этических напряжений, сотня музыкально настроенных энергий…»
Для Брянцева тюзовская аудитория также не просто «дети» — это также «сотня этических напряжений», «сотня музыкально-настроенных энергий», которые будут искать, идя от спектакля, точку {269} приложения вызванных к жизни сил. В сложном комплексе задач, которые стоят за понятием «воспитание искусством театра», Александр Александрович видит не только эстетическую задачу. Его величайший результат — творческая активность, вызванная спектаклем.
* * *
Характерным в истории Ленинградского ТЮЗа явился случай, который запечатлен в ней под названием «Моховики».
Одно время (это было за несколько лет до войны) на Моховой улице в районе театра стала из вечера в вечер бесчинствовать группа подростков — отнимать билеты у идущих в театр ребят, пугая их, и т. п.
Все принятые театром меры оказались безрезультатными. В ТЮЗ приходили перед спектаклем или опоздав на него задержанные таинственными «моховиками» зрители и с плачем рассказывали об обидах, которые им причинили… Что делать? Многие советовали Александру Александровичу обратиться в милицию. Но Брянцев наотрез от этого отказался: какие же мы педагоги, если не справимся с этим!
И вот представители «моховиков» были приглашены в ТЮЗ для переговоров. Их проводили в артистическую уборную Леонида Федоровича Макарьева. В этот вечер шел спектакль «Продолжение следует», и Леонид Федорович еще был в костюме и гриме профессора Веделя — борца с фашизмом в Германии. Несколько часов длилась беседа по душам. В результате был заключен и подписан «договор», по которому «моховики» в качестве друзей и помощников ТЮЗа брали на себя «охрану» Моховой улицы и спокойствия юных зрителей, идущих в театр; ТЮЗ, со своей стороны, принимал новых друзей в число своих помощников и предоставлял им право свободно посещать все тюзовские премьеры и общественные просмотры. Для «моховиков» был даже организован свой драмкружок. Руководил им артист В. Никитин, сам бывший беспризорник. Кружок взял в свой репертуар пьесу о беспризорниках «Винтовка № 492116» А. Крона и с воодушевлением занимался ею. Дружба с «моховиками» длилась долго, до тех пор пока они, на глазах тюзян, из разболтанных мальчишек не выросли в хороших советских людей. Некоторые стали учиться, другие пошли на производство. Когда же грянула война и некоторые из «моховиков» оказались на фронте, ТЮЗ получал от них трогательные письма. Они помнили о нем, как о родном доме.
* * *
{270} Звонит звонок, возвещая начало спектакля.
В полукруглом амфитеатре ТЮЗа сейчас погаснет свет. Мимо оживленных рядов нетерпеливо рассаживающихся юных зрителей направляется к своему месту в центре такая всем знакомая невысокая фигура доброго седого хозяина этого дома — Александра Александровича Брянцева.
Но вот он, не дойдя до своего места, остановился — место занято! Кто-то из ребят уже удобно расположился здесь и блаженствует. Александр Александрович, улыбаясь, поворачивается и возможно менее заметно идет по зрительному залу обратно; скромно усаживается где придется, в сторонке…
Педагоги, дежурящие в зале, уже давно не пытаются навести порядок — освободить его место от юного «захватчика». Они знают: Брянцев ни за что не позволит «снять» ребенка, чтобы сесть самому на неоспоримо принадлежащее ему место.
Чувство уважения к зрителю лежит в основе всей театральной деятельности Брянцева. Оно родилось и утвердилось еще в общении его с рабочей аудиторией Общедоступного и Передвижного театра, оно активно живет сегодня в его отношении к зрителю — ребенку, подростку, юноше. Брянцев никогда не говорит о любви к детям и терпеть не может умильных разговоров на эту тему. Знать своих зрителей, хотеть их знать, видеть в их воспитании свое признание и радость жизни — вот без чего работать для детей действительно не стоит — скучно и трудно…
Тюзяне хорошо помнят случай, когда на одном спектакле, на котором были и взрослые, перед самым финалом некоторые из взрослых зрителей поднялись с мест, чтобы, предусмотрительно покинув зал, не толпиться потом с ребятами у вешалки. Резкий свисток Брянцева вдруг прервал действие. Актеры на полуслове замерли на сцене. Взрослые, пытавшиеся оставить спектакль до окончания, остановились. В воцарившейся грозной тишине раздался голос взбешенного Брянцева. Он предлагал нарушителям порядка, которые «спешат к своим калошам», не мешать зрителям-детям досмотреть спектакль и примером бескультурья не портить работу педагогического театра…
Никто не покинул зал. Вставшие ранее со своих мест пристыженно побрели назад. Спектакль продолжался…
Достарыңызбен бөлісу: |