666 Атаджан таган чужо й

- Если Аллах поможет - спасут, а если нет - не спасут,-Юсуп хан улыбнулся с видом человека, не очень-то верящего в Бога.

Блоквил решил, что улыбка хана - это его смех над вырытыми ямами. Но следующие слова Юсуп хана опровергли это предположение.

- От этих укрытий нам нет никакой пользы, господин. Думаете, если текинцы нападут на нас и начнется сабельное сражение, мы будем размахивать шашками, стоя в этих ямах? Конечно, нет. Но приказ есть приказ.

- Но ведь эти ямы роются против артиллерийских снарядов?

Юсуп хан снова улынбнулся. На сей раз в его улыбке отчетливо был виден сарказм. Слова его стали подтверждением:

- Ай, господин, ты лучше ни о чем не спрашивай у меня! Ты ведь сам знаешь, что означает приказ принца!..

Неожиданные залпы туркменских пушек заставили Юсуп хана замолчать.

Артиллерийские снаряды, выпускаемые из двух орудий с небольшими перерывами, хоть и не долетали до высокого шатра Хамзы Мирзы, спокойно достигали середины войска. Раздались крики и стоны.

Блоквил посмотрел на Юсуп хана. Прочитав в его взгляде упрек, хан не нашелся, что сказать, только произнес:

- Да что же это такое?

- Это начали стрелять пушки, про которые вы говорили, что они не могут стрелять!- не удержался, съязвил Блоквил, хотя и знал, что собеседнику это не понравится.

- Наверно, стреляют попавшие в их руки наши пленные,- Юсуп хан попытался обосновать неспособность туркмен стрелять из пушек. Но приведенный им довод был так же смешон, как и эти толщиной с ладонь заграждения от артиллерийских снарядов.

- Туркмены наши пленных даже близко не подпустят к своим пушкам, господин,- причислив себя к персам, Блоквил дал ответ и одновременно поднял настроение Юсуп хана.

На сей раз Юсуп хан ответил честно:

- Это правда. Но самое смешное во всем этом то, что наши снаряды не долетают до туркменского бастиона, а их снаряды сыпятся на наши головы...

-А мне показалось, тут что-то другое.

- Говори!

- В вас стреляют вашими собственными пулями. Вот что смешно. Вы на своем горбу тащили из Мешхеда в Мерв снаряды, а их из ваших же пушек выстреливают в вас, и это в самом деле смешно.

Не видя другого выхода, Юсуп хан и на сей раз вынужден был согласиться.

- Да, это и в самом деле нечестно.

Пушечные снаряды начали падать совсем близко от них.

Юсуп хан стал озираться по сторонам, словно ища укрытие. Поняв, что понастроенные сербазами заборчики не в состоянии укрыть от пуль, он остался стоять на месте, чтобы показать себя перед посторонним человеком мужественным.

В этот момент прямо с неба свалился заряд и упал на голову жирного мула, стоявшего в нескольких шагах от того места, где находились Юсуп хан и Блоквил, и распластал его по земле. Задрыгав ногами, мул сразу же сдох.

Тревожно посмотрев в сторону мула, француз обнял свой фотоаппарат.

- Надо поскорее уходить отсюда, иначе следующей мишенью можем оказаться мы с вами, господин!

Француз как в воду глядел. Если бы реакция Блоквила не была мгновенной, Юсуп хана постигла бы та же участь, что и жирного мула.

Пронзительно закричав, Блоквил толкнул плечом Юсуп хана. Пошатнувшись от удара, хан отлетел на несколько шагов в сторону и упал. И сам Блоквил тоже свалился возле его ног.

Схватив головной убор, Юсуп хан поднялся с земли и посмотрел назад. На том месте, где он только что стоял, зияла черная воронка от снаряда. Хан переменился в лице, то ли от радости, то ли от пережитого ужаса. Немного придя в себя, он потер правое плечо.

- Господин, у тебя сил не меньше, чем у черного камня, выброшенного из ствола,- хан улыбнулся. Он еще раз посмотрел на воронку. - Ты, господин, спас меня от неминуемой смерти. Смогу ли я рассчитаться с тобой за добро твое?

- В бою никто не считает долгов, господин...

Когда звуки канонады стихли, из крепости противника вышли около пяти сотен человек и направились к реке. Разделившись на две группы, они занялись своим делом.

Блоквил с удивлением наблюдал за поведением туркмен. К реке стягивались огромные валуны, длинные и короткие деревья. С ружьями за спинами и с серпами в руках люди рубили тростник на берегу реки и вязали из него снопы. Поначалу Блоквил не понял, для чего они это делают. Понятно было, что они не траву косят для скота, как это было у пленного Егенгельды. Кто-то из сведущих пояснил, что туркмены собираются построить мост через реку.

После этого Блоквила разобрало еще большее любопытство. Во-первых, странным казалось то, что туркмены, ничего не опасаясь, приступили к строительству моста, в то время, как все еще продолжался бой. Второй странностью было то, что сербазы равнодушно взирали на действия туркмен, хотя всем было ясно, что мост необходим для нападения на сербазов.

Мало того, часть войск занялась подбором убитых и раненых, а другая взяла на себя заботы об обеде.

С самого первого дня своего появления в Тегеране Блоквил много думал о том, что восточные люди беспечны, что они постоянно ищут поводы для того, чтобы перенести на завтра сегодняшние дела. Больше всего его удивляло то, что они даже перед лицом смерти свои первоочередные дела переносили во вторую очередь. Похоже, командующие не очень-то переживали из-за того, что двадцати четыре пушки в течение двух часов издавали пустые звуки и принесли им самим неисчислимые потери. Никто и не думал о том, чтобы исправить допущенную оплошность. Напротив, по дошедшим до Блоквила слухам некоторые военачальники предлагают прекратить атаку, отступить, а после некоторой передышки с новыми силами напасть на Гараяп.

Если гаджары удовлетворятся первым неудачным выступлением и отступят в Мерв для накопления сил, то уже только это может стать началом конца их похода. Это было ясно даже тем, кто не разбирался в секретах военного искусства. Похоже, никто, кроме Блоквила, считавшегося для них чужим, среди иранских военных и не задумывался об этом. В этом огромном войске все, начиная от Хамзы Мирзы Хишмета Довле и кончая простым сербазом, были озабочены спасением собственной шкуры.

Последнее предположение Блоквил посчитал неправдоподобным. Потому что, по его мнению, желающий спасти свою жизнь человек просто обязан думать о победе над угрожающим его жизни врагом. Туркмены возводят над рекой мост не для того, чтобы по нему прошли гаджары, а для того, чтобы самим напасть на гаджаров.

В три часа пополудни шестнадцатого сентября около тысячи туркменских всадников проскочили по новому мосту и пошли в атаку на гаджаров. Вместе с наступающими с их стороны поднимались такие клубы пыли, что Блоквил догадался, что они подняты не только конскими копытами. Пыль все смешала, всадники двоились и троились, число сабель зрительно многократно возросло. Казалось, не будет конца всадникам, выскакивающим из-за пыльной стены. И это намного усилило угрозу близкой опасности.

Когда только начали строить мост, Блоквил предполагал, что события будут развиваться именно так, но вот чем может закончиться такая атака, он придумать не мог. Собственно, у него и возможности-то не было, чтобы размышлять над этим вопросом долго. Он думал о том, что его поездка, на которую согласился, чтобы повидать страны, познакомиться с народами, превращается в кровавое путешествие. Вполне возможно, что сегодняшний день станет самым последним в его жизни. Одна из сотен кривых шашек, ослепительно горящих на солнце, может запросто оборвать его жизнь.

Когда скачущие всадники стали приближаться, все стало отчетливо видно: их одежда, лица, движения. Прозвучавшие для острастки врага пушечные залпы желаемого результата не дали. Заряды пролетали над головами мчащихся всадников и попадали в заросли камыша на берегу реки. Грохот орудий, смешиваясь с криками нападающих, только усиливал страх.

Видя, что от пушек снова нет никакого толка, командиры стали готовить сербазов к сабельному сражению. Вверх взметнулось знамя с изображением льва и солнца, из ножен достали кинжалы. Чуя приближающуюся опасность, раздували ноздри кони. Воздух сотрясали крики, поднятые с обеих сторон.

Вынув из кобуры пистолет, Блоквил тем не менее и не подумал стрелять из него. Он был растерян, потрясен. Потому что в рядах воевавших лицом к лицу туркмен были и женщины! “Вот они, эти бестии! Это они! - прошептал Блоквил. - Наконец-то они попались мне на глаза!”

Женщины, находящиеся в туркменской коннице, чтобы подолы платьев не мешали сидеть в седле, задрали их до пояса и связали на боку узлом. То, что француз принял за белое бедро, оказалось белой бязью, из которой шьется верхняя часть нижнего белья туркменской женщины.

“Я должен смириться со своей судьбой. Я даже не должен стрелять в них. Видно, это кровавое путешествие было написано у меня на роду. А иначе разве до сих пор хотя бы один французский капрал погибал от рук обнаженной женщины? Первый за всю историю позор выпал на мою долю. Все равно от судьбы никуда не денешься...”

И громкое ржание раненых коней, и крики выпадающих из седел людей превращались в голоса бестий. Они наполнили весь мир своим шумом.

Но Блоквил на заметил, как скачущая впереди других бестия ударила его своим кинжалом. Спасаясь не от штыка бестии, а от копыт другого коня, он приподнялся в седле, и в тот же миг замолкли ржущие кони, крики колдуний. Для него битва закончилась, кончился и страх. Блоквил успокоился. Ни разу за последние полгода он не спал так спокойно...

Когда Блоквил, отлежавшись на дне ямы, открыл глаза, все вокруг было спокойно, ни пыли не было, ни криков ведуний не было слышно. Осторожно подняв голову, он посмотрел в сторону реки. Туркмены на правом берегу реки спокойно расхаживали перед своей крепостью.

Блоквил пощупал голову, прикоснулся ко лбу. Нигде не было ран, не сочилась кровь. “Если мне удалось избежать этой опасности, значит, смерть мне не страшна!- обрадованно подумал Блоквил. Но когда он вспомнил материнский сон, у него снова испортилось настроение. - Не торопись, Жорж! Только что ты от одной смерти спасся. Как говорит туркменский посол, смерть подстерегает человека на каждом шагу. И ты не можешь знать, на каком шагу ты наступишь на нее...”

Блоквилу стало стыдно, что он лежит в яме. Поднявшись, он отряхнулся, нашел свой пистолет, в котором не был расстрелян ни один из двух зарядов, и сунул опять в кобуру.

Выйдя из ямы, он увидел, что трупы сербазов, погибших во время сегодняшней атаки туркмен, до сих пор не убраны. Они лежали в разных позах: на спине, раскинув руки, скрючившись, среди них были и туркмены. Блоквил узнал их по одежде. Но среди погибших туркмен он не увидел ни одной полуобнаженной бестии. “Слава Богу! Я бы даже трупов их испугался... Неужели ни одна из них не погибла? Ну да, ведьмы и смерти не нужны!”

Сам не понимая, для чего он это делает, Блоквил направился к высокому шатру главнокомандующего. Шатер стоял на прежнем месте. Выходит, пошедшие в атаку туркмены, хоть и проникли в глубь войск, до высокого шатра так и не добрались, повернули обратно.

Пройдя шагов пятьдесят, Блоквил стал свидетелем удивительного события. Подросток лет пятнадцати-шестнадцати сидел на корточках на насыпи на краю ямы, вырытой в качестве укрытия.

Блоквилу было известно, что среди иранских воинов были и люди старше шестидесяти лет, одущие на службу ради заработка военных, и подростки лет пятнадцати-шестнадцати, пошедшие в армию добровольно либо взятые на службу вместо кого-нибудь. Он много раз сталкивался с ними лицом к лицу.

Но щупленький юноша, сидящий на корточках, казался гораздо младше своих лет. Мальчик чем-то увлеченно занимался.

Блоквилу стало интересно, чем это он увлекся на месте, где только что прошли конские копыта. Ширинка штанов подростка была мокрой. Было похоже, что он не может удержать мочу, из глины, замешенной на собственной моче, он вылепил пушку с длинным дулом. А теперь из остатков глины собирался вылепить снаряд.

Наблюдая за действиями подростка, который не обращал никакого внимания на подошедшего к нему человека, Блоквил сделал вывод, что от недавнего грохота пушек, криков людей, сносивших друг другу головы, мальчик тронулся умом.

- Как тебя зовут, сербаз?

Мальчик сербаз ничего не ответил. Он посмотрел на француза глазами несчастного ребенка. Блоквил подумал, что мальчик, видимо, забыл даже собственное имя. Юный сербаз опередил вопрос незнакомого человека:

- Я вылепил пушку, агабек. А теперь хочу сделать для нее снаряд, агабек. Только моя пушка получилась не желтой, а черной. Посмотри на нее. Это Исфаганская пушка. Если начнется война с туркменами, я пойду с ней в бой. Жаль только, у меня не хватило мочи, чтобы слепить снаряд. Ты бы пописал на этот песок, агабек! - Мальчик протянул Блоквилу ладонь, на которой лежал неслепившийся комок глины.

Блоквилу стало жаль мальчика, но он продолжил свой путь, не выполнив его просьбы. “Ну да, конечно, ваши медные трубы сделали свое дело, может, теперь глиняные пушки принесут победу!”

Подойдя поближе к высокому шатру Хамзы Мирзы, Блоквил понял, что последний налет туркменских всадников нанес гаджарскому войску непоправимый урон. Рядом с шатром были уложены несколько трупов. Блоквил знал, что к высокому шатру обычно сносят тела высших офицеров, и стал искать среди покойников знакомые лица. Но он не увидел среди погибших ни одного знакомого. Его взгляд задержался на четвертом с краю трупе. Из-под разодранной рубахи мертвеца вывалились окровавленные внутренности. Никому и в голову не пришло прикрыть этот ужас.

Блоквил посмотрел по сторонам. Возле высокого шатра стояли приближенные главнокомандующего, лица у всех были опущены. Француз представил Хамзу Мирзу сидящим внутри шатра в глубокой печали и раздумьях. Ему было бы интересно узнать, о чем сейчас думает полководец. Понимая, что на этот вопрос он не услышит ничего вразумительного не только от главнокомандующего, но и от остальных, Блоквил пошел обратно, к своей запыленной палатке.

В Жерендепе произошла двусторонняя схватка. Сербазы

Сербазы Авшарского и Фарахонского полков с возгласами “О,Али!” выдвинулись вперед. Спрятавшиеся в укрытии туркмены неожиданно напали на них и убили 70 сербазов... Они отрезалит голову и Хесен хану, конь которого застрял в

трясине...

Сейит Мухаммет Али аль-Хусейни.

Наступавшие нам на пятки туркмены обрушили на нас сзади град пуль. Попытавшись перебраться через широкую

канаву, я рухнул вместе с конем...

Жорж БЛОКВИЛ.

Именно поэтому появился приказ всем гаджарским войскам вместе со снаряжением в четыре часа ночи со второго на третье октября 1860 года двигаться в сторону Мерва.

Блоквил был во второй группе, возглавляемой самим главнокомандующим Хамзой Мирзой и отвечающей за безопасность тыла.

Даже в ночной темени невозможно было скрыть от посторонних глаз движение тысяч воинов, тысяч животных. Беспорядочное передвижение войск сопровождалось невероятным шумом. Не успели гаджары пройти и одного фарсаха пути, как случилось непредвиденное. Зная об отступлении врага, туркмены вдруг начали выскакивать из укрытий с криками “Аллах!”.Они прочесывали войско по краям и также стремительно скрывались в зарослях камышей.

Эти вылазки повторялись беспрестанно, при этом каждый раз несколько сербазов слетало с коней и мулов, тем не менее тяжелое войско безостановочно продвигалось вперед. Оно двигалось медленно, словно старый слон, не ощущающий несильных ударов палкой. В хвосте не знали, что делается в голове войска, и наоборот. Но даже если бы и знали, сербазы, получившие приказ двигаться вперед и не имеющие желания воевать, упорно шли вперед.

И вот они уже на землях бурказов, в окрестностях Мерва, до которого рукой подать. Однако пройти это небольшое расстояние гаджарскому войску оказалось намного труднее, чем одолеть путь в сто фарсахов. Им так и не удалось воссоединиться с оставшимся в Мерве на хозяйстве генералом Ага Реза Ажеданбаши.

Туркмены сделали все возможное, чтобы не дать основному войску соединиться с частями, оставшимися в Мерве. Неожиданно вылетая со стороны реки, словно вылезая из нор, на сей раз всадники стали нападать на головную часть колонны. По подсчетам Блоквила, в последней вылазке участвовало не менее полутора тысяч туркмен.

Началася сабельный бой, в котором участвовали обе стороны. А тем временем со стороны реки появилась еще одна небольшая туркменская кавалерия, которая ринулась на вторую часть гаджарских войск.

Блоквил был в некотором отдалении от действия туркменских мечей. К тому же он знал, что защищен, поскольку находился вблизи командиров. Отборные сербазы, охраняющие полководцев, вряд ли близко подпустят врага. И поэтому у Блоквила появилась возможность понаблюдать за искусством боя туркмен. По его наблюдениям, преимущество туркмен в том, что они действуют молниеносно. Туркменские кони были легки и резвы. Они стремительно появлялись из ниоткуда и так же стремительно уносили ноги.

Блоквил по-своему расценил поведение туркмен, которые не углублялись в войска, а нападали только слева. Значит, основная цель туркмен не уничтожение воинов, а изменение маршрута их следования.

Парень в черной папахе, отделившийся от напавших туркмен, видимо, не справился с конем, и вместо того, чтобы сделать петлю возле гаджаров и повернуть назад, вдруг устремился в гущу войск. Конь с белой пеной у рта, хоть и сбавил скорость, промчался возле Блоквила. Блоквил успел заметить в руках худощавого юноши необычное оружие.

Это была палка длиной в полторы маховых саженей с надетой на конец гупбой. Сверкнувшая на солнце серебряная гупба показалась европейцу, не очень хорошо знакомому с Востоком, необычным оружием.

Конь юноши с необычным оружием не сумел пересечь гаджарское войско поперек и выскочить с другой стороны. Одна из сабель противника ранила коня в переднюю ногу. Конь споткнулся и покатился кубарем, вылетевший из седла юноша, с которого слетела черная папаха, упав на землю, оказался молодой женщиной. Две черные косы, спрятанные под папахой, вывалились на песок.

Блоквил раскрыл рот от изумления6 “Теперь понятно, почему тяжелое войско так боится легкого. Уж если слабые женщины так могут...” Вместе с тем он стал свидетелем еще одной жестокости войны: она дала оружие в хрупкие руки женщины, самой природой предназначенной для воспитания детей.

Кинжал подоспевшего разъяренного сербаза опустился на голову женщины, которая никак не могла подняться с земли. Черные волосы рассыпались по песку, черная голова окрасилась алой кровью. Жестокая сила хищника под названием война не смягчилась даже при виде нежной красоты женщины.

... Туркмены добились осуществления придуманного Говшут ханом хитрого плана. С появлением в голове колонны группы туркменских всадников гаджарское войско не смогло двигаться вперед и безропотно повернуло в сторону, на северо-восток от Мерва.

Лишь немного позже Блоквил понял, почему туркмены, проливая кровь и теряя своих людей, заставили врага свернуть с намеченного пути.

Не пущенное в Мерв и вынужденное от южной окраины города свернуть на восток, примерно через один фарсах пути войско достигло Сейитнасыра. Блоквил знал эти места. Он бывал здесь вместе с полководцами, выезжавшими на охоту, и много раз осматривал здешние окрестности.

Выше Сейитнасыра был Попушгум, а после него Семендук. А еще выше располагался Порсугала, где хранилось основное снаряжение гаджарского войска. И поэтому следующей целью командиров не допущенных в Мерв гаджаров, было попасть в эту местность.

Пройдя чуть дальше Сейитнасыра, Блоквил увидел залитые водой дороги, непроходимые заросли камыша в низинах тянудись до самого горизонта, и это навело его на мысль, что иранцев ждет что-то совершенно невероятное. Потому что трир месяца назад, когда они проходили здесь, в эти местах не было ни капли воды, все вокруг пересохло от засухи. Известно, что с наступлением осени воды не становится больше, напротив. Блоквил сам был свидетелем, что за все лето с неба ни упало ни капли. При таком остром дефиците воды с чего бы все низины были затоплены?

Вдали были видны насыпи земли, выброшенной из вновь вырытх канав. И это тоже не к добру. Этих гряд было так много, что невозможно сосчитать. Чувствовалось, что это очередная ловушка, устроенная Говшут ханом, который, как считал Блоквил, “обладал быстрым умом и умением находить выход из самых безвыходных положений” Ведь, чтобы вырыть столько канав и залить водой такое огромное пространство, необходимо не только много рабочей силы, но и много времени. И если бы не острая необходимость, вряд ли кто-то стал тратить силы на такую объемную работу, да еще в военное время.

По обе стороны дороги тянулись сплошные заросли позолоченных осенью камышей. В надежде, что затопленная часть дороги скоро кончится, войско медленно двигалось вперед. Вдруг из чащи с обеих сторон дороги стали доноситься ужасающие крики. По предположению Блоквила, с каждой стороны из зарослей выскочило не менее трех тысяч туркменских всадников. Они с криками вылетели на дорогу и, прежде чем персы поняли, что к чему, началась схватка.

Часть туркмен вступила в сабельный бой, а другая начала окружать артиллеристов, с трудом тащивших арбы с пушками. Там обошлось без особого боя. Блоквил только и увидел, как туркмены, погоняя мулов, повернули арбы с пушками в обратную сторону.

Мингбаши делали всме возможное, чтобы удержать своих сербазов. Но начавшаяся паника охватила и солдат основных частей, и они тоже обратились в бегство.

Шахсевентный мингбаши пришпорил коня и догнал одного из удирающих нукеров и обрушил на его голову свой меч. Всадник вылетел из седла, а конь повернул назад.

- Такая участь ждет каждого, кто решил бежать! - громогласно выкрикнул мингбаши.

Его политика подействовала на гаджаров.

... Сабельный бой длился не более получаса. Туркменам, заранее все продумавшим, сопутствовала удача. Гаджарам, попавшим в трясину солончака, бежать было некуда. Туркмены же двигались только вперед, подталкивая врага к этой соленой хляби.

Охраняющие Хамзу Мирзу сербазы сражались отважно, стараясь не подпустить к главнокомандующему туркмен. Все больше туркменских парней вылетали из седел рядом с принцем. Хоть они и стояли в болоте, все же отборные воины принца давали врагу достойный отпор. С трудом преодолевая каждый смертельно опасный шаг, сербазы все же двигались в сторону Мерва.

Блоквил, даже не пытаясь стрелять во врага, изо всех сил подгонял свою лошадь. Но та, как ни старалась, не могла идти быстро, потому что копыта ее увязали в соленой жиже.

Заболоченные камыши неожиданно кончились, и появилась тоненькая надежда на спасение, но тут снова все испортилось. Конь Блоквила поднялся на высокую насыпь и оказался на краю наполненной водой канавы. Блоквил растерянно посмотрел по сторонам. Вокруг царила полная неразбериха, сербазы бежали кто куда. Воодушевленные их несопротивлением, туркмены гнали сербазов.

Бросив взгляд на запад, Блоквил увидел, что все иранские пушки захвачены противником. Их уводили под усиленной охраной человек в пятьсот. “Если все пушки, призванные поддерживать боевой дух армии, оказались в руках туркмен, игру можно считать оконченной”,- даже в такой сложной обстановке Блоквил попытался дать оценку происходящему.

Сзади их нагоняли два туркмена с саблями. А впереди был ров с водой. И впереди была смерть, но настигающая сзади смерть была еще страшней. Не было ни малейшего шанса уйти от погони. Зато, если повезет, впереди может оказаться спасение. Блоквил выбрал второе и погнал коня вниз. Конь оказался на самой середине грязного рва. И как ни бился он, как ни старался, выбраться на противоположную сторону ему не удалось.

Наверху появились туркмены с кинжалами. Две смерти слились воедино. Теперь от них никуда не уйти. Блоквил выхватил пистолет. Но это был всего лишь жест отчаяния, он ведь понимал, что побывавший в воде пистолет не будет стрелять.