Аксёнова-Штейнгруд



бет1/6
Дата12.06.2016
өлшемі194 Kb.
#129684
  1   2   3   4   5   6

Аксёнова-Штейнгруд



* * *
Зануда запредельная! Зараза!

Безумная! Заноза! Фантазерка!

Заканчивай последнюю из сказок,

Пока ты не освистана галеркой.


Претензии к земному персонажу,

В герои возведенному – нелепы.

Так осень выставляет на продажу

Раскрашенное, благостное лето.


Заядлая! Зачем зудишь, как муха,

Когда вокруг размеренно зевают!

Зачем? Зачем заводишь эту муку:

Смотреть в себя, себя не узнавая…


Язычница! Твой идеальный идол -

В удавке из проклятий и поклонов.

Сомнения седы, как пирамиды,

И образы томятся, как иконы.


А иудейский Бог свободе учит.

И даже благосклонен к многоженству.

Но почему Всевышний не отучит

Свою Рахель от идолопоклонства?…




Алексей Алёхин



ДЕВОЧКА ЖИЗНЬ
Когда-то веранды светились через листву,

как вечерние пароходы,

на которых танцуют,
и мы дружили с детьми дачников,

и не интересовались политикой,

и даже пытались шалить с девочками,

подростками, как и мы.


Потом дачники уехали навсегда,

и умерли где-то,


а мы выросли,

и читаем газеты каждый день,

и знаем о женщинах так мало,

сколько отведено мужчине,

и бываем не в духе,

и всё ломаем голову над загадкой,


загаданной тогда в саду.


Максим Амелин

FRANKFURT AM MAIN
Пробил девятый час на франкфуртских воротах,

что местным жителям пора ложиться спать

и бремя точности до тысячных и сотых,

сваливши, бережно задвинуть под кровать.


Часы, «глагол времен, металла звон» надгробный

(так сузил Вяземский Державина, вобрав),

незаменимы здесь. – С войной междоусобной,

чумою, перхотью, защитой равных прав,


увы, покончено, – ни шума, ни заразы:

духовной жажды нет, утих телесный глад.

А там, в России, смерть секретные приказы

строчит без отдыха, как триста лет назад.


Здесь тихо и тепло, – там сыплет снег и вьюга

вершит кружение надрывное свое,

клянут политики бессовестно друг друга

и проливают свет на грязное белье.


Пусть лысые придут на смену волосатым,

вслед полутьме одной другая полутьма, –

все к лучшему, но как не выругаться матом,

зря здесь без горя ум, там – горе без ума.


Отсюда глядючи, охотникам до пенок

известна красная и твердая цена...

Хотел бы родину продать, хоть за бесценок, –

да кто ее возьмет? кому она нужна?



Сергей Артуганов



* * *
Туман полями к травам ластится,

Петляет голая дорога,

Земля чиста, как первоклассница

На самом первом из уроков.


И облака от белокаменной

Луну несут на полотенце.

Нежны они, как руки мамины

Над мягким теменем младенца.


Простор вокруг как том нечитанный…

А я иду себе за пивом,

И путь мой, росами пропитанный,

В том томе выведен курсивом.



Иван Ахметьев

выход
конечно


всегда есть
но надоело
его всегда
искать

Дмитрий Банников



* * *
В тебе – изящество и грация,

Дарованные высшим мастером,

А я – простая аппликация,

Раскрашенная фломастером –


Вишу наклеенныой афишей,

Ободранной бродячей кошкой,

И ничего уже не вижу,

За исключением окошка.


А ты, как будто изваяние,

Окаменевшее за шторой,

Воспринимаешь покаяние

Как еле уловимый шорох,


И ничего уже не видишь,

Не слышишь злобные куранты.

И я молчу с тобой на Идиш,

А ты со мной – на эсперанто.


И только ветер, ветер, ветер,

Свою разыгрывая фишку,

Срывает, наполняя светом,

Неактуальную афишку.


… Мои надежда и утопия

вольются в городскую серость.

Прощай, цветная ксерокопия.

Господь, прости меня за ксерокс…




Наум Басовский
* * *

 

                    Шломо Эвен-Шошану



 

Язык – могучий образ правоты,

с которой мыслят целые народы.

В иврите нет ни неба, ни воды,

а только небеса и только воды.

 

Нам не дано осмыслить до конца,



когда всего лишь погруженье длится,

что нет в иврите слова для лицa,

а есть одно-единственное – лица.

 

Не оттого ли каменный кумир



не мог ужиться с племенем дотошным,

давно понявшим, как изменчив мир

и только с виду кажется несложным?

 

Язык с печатью тайны на челе!



В нём даже Бог, единый несомненно,

во множественном пишется числе –

поскольку Он везде одновременно.


Лев Болдов
* * *

А.Р.
Пойдём гулять по ноябрю,

Где дерева черны, как спички.

К Донскому ли монастырю,

В Нескучный, к чёрту на кулички!


Не всё ль равно, где пить до дна,

Где выпивать горчащий вечер,

Который оплатить нам нечем

(А всё ж оплатим, и сполна!)


Пойдём гулять по ноябрю,

По топким тропкам неприметным,

И я с тобой заговорю

О самом главном, самом тщетном.


И прошлое обступит нас,

Скрутив, как щупальцами спрута.

И будет вечностью минута,

И жалкою минутой час.


И нам не хватит сотни лет,

Чтоб отдохнуть от посторонних.

И светлячки двух сигарет

Затеплятся у нас в ладонях.


И наше тайное храня,

Пропахнув им, родным и странным,

Ты будешь прятать от меня

Кольцо на пальце безымянном.




Игорь Болычев

* * *
И – никогда... И больше – никогда...

Ладонь царапнув, вспархивает птица.

И в собственных объятиях вода

Бессмысленно под берегом кружится.


Вернуть? Догнать? Вопрос стоит не так.

Жизнь только в том, чего не быть не может.

И это вечно юное “тик-так”,

Боюсь, уже небытие итожит.


Они сошлись – начала и концы.

И на столе меж скомканных бумажек –

Четыре жёлтых лужицы пыльцы

От некогда стоявших здесь ромашек.


Ещё тепло словам в твоих руках.

Ещё дождит над пятой частью суши.

Ещё звучит, но где-то там, в веках, –

Нежнее, безнадёжнее и глуше.





Достарыңызбен бөлісу:
  1   2   3   4   5   6




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет