Анна пролог 28 декабря 1977 года, Висконсин

Ветер качал стволы гигантов, голые ветви поскрипывали. Где-то прокричала сова, и снова стало тихо, вернулось ночное спокойствие.

Но вот рокот мотора послышался в отдалении, стал приближаться. Вскоре из-за хребта вывернула легковушка, спугнувшая светом фар очарование этого часа – это семейство Ландер возвращалось из Эшленда в родной Уосау.

На заднем сиденье, подложив под голову пушистый свитер, спала маленькая девочка лет семи, отец сидел за рулём. Мать открыла пудреницу и делала вид, что увлечена исправлением макияжа.

Супруг несколько раз, когда машина оказывалась на прямом участке, искоса поглядывал на жену. Он всё хотел начать разговор, которому помешало празднование Рождества. Однако Ландер и сейчас не решался. Решив отложить дело до утра – в который уже раз – мужчина бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и невольно улыбнулся.

«Анна такая милая, – подумал он. – Закрыла ручками лицо, точно пушистый котёнок и посапывает. Светлые локоны закрывают лицо, как у… даже не знаю… кавказской овчарки! Дурацкое сравнение!» Ландер усмехнулся.

Женщина отвлеклась от своего отражения в крышке пудреницы и отрывисто спросила:

– Что?

– Выбрал адвоката? – поинтересовалась вдруг миссис Ландер.

Именно эту тему мужчина собирался затронуть давным-давно, только ждал подходящего момента, и вот, наконец, он наступил.

– Пусть останется Джонс, в таких делах я по-прежнему доверяю ему, – ответил мистер Ландер.

– Даже после… – начала супруга.

– Того, как он стал спать с тобой? – уточнил Ландер. – Да, разумеется. Один мой друг, например, ходит к проститутке, его я тоже не виню.

Женщина вернула косметичку в сумочку, скрестила руки на груди и спокойно поинтересовалась:

– Мы опять начинаем ругаться? При ребёнке? Знаешь, Майкл, ты ужасен.

– Как тебе будет угодно, – сказал на это Ландер. – В любом случае, моя дорогая, Анна останется со мной. Не хочу, чтобы наша дочь становилась помехой для твоей личной жизни.

– Мы это уже обсуждали! – чуть не закричала женщина.

– Тише, тише, – успокоил её супруг. – Ей нужна медицинская помощь, и только я смогу оплатить специалистов. Ты ведь, родная моя, не работаешь.

– Я начну! Всё что угодно ради моей маленькой девочки! Это лучше, чем отправить Анну к сумасшедшим.

– Слова, громкие и пустые, – усмехнулся мужчина. – Пойми, она поедет не в лечебницу, а в хороший исследовательский институт. Это необходимо. Разве тебя саму не пугает, что она кричит по ночам, рассказывает о людях, которые давно умерли. А тот рисунок с виселицей? Забыла?

– Нет, – ответила женщина и откинулась на сиденье.

– Если промедлим сейчас, со временем станет только хуже, – продолжал убеждать Ландер. – И к этому не имеет отношение наш развод.

– Я знаю, – сказала супруга и, хватаясь за соломинку, предположила. – Но может всё не так страшно? Может, у Анны просто слишком богатое воображение? У меня в детстве тоже был невидимый друг.

– Теперь понятно, откуда у неё…

Майкл не успел окончить мысль – на, казалось бы, плавном повороте колёса заскользили по льду. Мужчина схватился за руль и почти выровнял машину, когда навстречу вылетела снегоочистительная машина. Дальний свет фар упёрся в красную кабину и скошенный треугольником бульдозерный нож. Видимо, водитель тоже на миг потерял управление, и этого хватило для катастрофы.

Легковушка врезалась в краешек ножа, смялся со скрежетом передок, капот выгнулся дугой. Машина оторвалась от дорожного полотна и, вращаясь по продольной оси, рухнула в долину, прямо на верхушки сосен. Толстый ствол с голыми ветвями прошил салон насквозь. Девочке повезло, что она лежала – дерево просто оцарапало ей спину, прижало к сиденью.

Анна Ландер проснулась и первое, что сделала, завопила. Её испугали резкая боль и тот противный звук, с которым машина всё сильнее насаживалась на сосну, точно баранье ребро на вертел.

– Мамочка! Папа!

Девочка завертела головой, попыталась выбраться из-под прижавшего её ствола, но тщетно. Сверху, с шоссе, кто-то кричал, слов было не разобрать. По выбитому заднему стеклу шарил луч ручного фонарика, ежесекундно появлялись жёлтые вспышки – это виновник столкновения включил проблесковый маячок.

– Папочка… – прошептала Анна, у которой таяли силы от испуга.

Увидев, как на развороченную приборную панель закапали крупные бурые пятна, девочка потеряла сознание.

Пришла в себя от лютого холода. Уже никто не звал с дороги, темноту не нарушал искусственный свет. Девочка скинула с лица светлый локон и вновь позвала слабеньким голоском:

– Мама…

– Надо кого-нибудь позвать.

Анна узнала голос отца, однако он сделался каким-то отрешённым и долетал, словно из глубокой пещеры.

– Как?

– Вы живы! – обрадовалась девочка и всхлипнула.

Несколько секунд царила тишина, потом отозвался тихий голос матери:

– Да, золотце, но нас прижало, не можем пошевелиться. Ты в порядке?

– Дерево, – простонала Анна.

– Мы знаем, – сказала мать.

– Оно меня придавило, – пожаловалась девочка. – Ветки впились в кожу, так больно, наверное, кровь будет идти.

– Всё заживёт, – успокоил отец. – Но сначала придётся тебе спуститься на землю, одной, своими силами. У тебя ведь получится? Ты же большая девочка.

Анна промолчала, а мистер Ландер продолжил:

– Теперь осторожно сползай на пол, не бойся.

Девочка послушалась, хоть и получила с десяток глубоких царапин.

– Молодец, самое трудное позади, – подбодрил мужчина. – Открой дверцу. Далеко до земли?

– Очень, футов пятнадцать, – ответила Анна. – Внизу сугробы, я думаю, смогу спрыгнуть.

– Вот и отлично, сделай это, – сказал Майкл Ландер.

– А вы?

– Мы прямо за тобой, – уверили родители.

– Я внизу! – радостно сообщила Анна, чувство победы помогло забыть о струйках крови, стекавших по спине на джинсы. – Ваша очередь!

– Иди вдоль дороги, мы догоним тебя, – голос родителей упал до шёпота и окончательно умолк.

Сколько бы девочка ни вглядывалась в разбитое стекло в четырёх метрах над собой, она не могла рассмотреть отца и матери. «Может быть, им плохо», – подумала Анна. Она поднялась и побрела по глубокому снегу, проваливаясь по колено, вдоль угрожающе нависшей автострады.

Уже луна скрылась за лесом, а небо обрело голубоватый оттенок, когда девочка нашла достаточно пологий участок, чтобы влезть на дорогу и, перевалившись через ограждение, растянуться на асфальте. Это была её первая в жизни большая победа. Скоро кто-нибудь появиться, найдёт – поможет. Осталось чуть-чуть подождать.

Вот и рокочет, приближаясь, могучий двигатель, гремит подвеска автопоезда. Девочка вскинула руку, на посиневшую ладонь упал электрический свет. Завизжали тормоза, и настоящий дорожный титан с прицепом-рефрижератором прогрохотал мимо и замер. Водитель – по виду, южный реднек в засаленной бейсболке, кожаной жилетки, клетчатой рубашке, рваных джинсах и ковбойских сапогах – подбежал к распростёртому телу ребёнка и опустился на колени. Анна ощутила запах бензина, машинного масла, пережаренного лука и сигарет. Она была рада этим неприятным запахам.

– Они внизу, там, – прошептала девочка, махнув на сумеречный лес, и вновь потеряла сознание.

В полусне она слышала вой сирен, голоса переговаривающихся людей, но слов разобрать не могла. Её куда-то понесли. Потом вдруг стало очень тепло и спокойно. Девочка почувствовала нежную мамину руку на голове, а папа, всё тем же приглушённым и бесчувственным голосом пел колыбельную.

– Папа, хватит, я большая, – промямлила девочка непослушными от усталости губами.

Новое пробуждение оказалось приятным. Анна лежала на мягкой постели, застеленной белоснежными чистыми простынями, укрытая одеялом. За окнами с поднятыми жалюзи светило солнце, можно было увидеть верхние этажи домов провинциального городка.

Дверь тихо отворилась, вошла медсестра. Заметив, что юная пациентка бодрствует, она встала как вкопанная.

– Мои мама и папа, где они? – спросила девочка, потирая заспанные глаза.

Медсестра вздрогнула, потупила взор и отступила из больничной палаты.

Вечером явились сразу два посетителя. Один – местный шериф, седовласый, с пышными усами, а другой – мужчина, который часто приходил в дом Ландеров, стройный, подтянутый, со светлыми курчавыми волосами, одетый в безупречно отглаженный тёмно-синий костюм, при галстуке в мелкую крапинку. Анна не могла вспомнить его имени.

Шериф откашлялся и, пододвинув к постели стул, присел на него. Второй гость остался топтать в дверях. Защитник правопорядка достал записную книжку, откашлялся и задал традиционный в таких случаях вопрос:

– Как ты себя чувствуешь, малышка?

– Хорошо, – ответила девочка. – Только спина чешется.

– Это швы, скоро пройдёт, – заверил шериф. – Если не возражаешь, я кое-что спрошу.

– Мои родители, сэр…

– Твои… да, потом, ладно? – попросил шериф. – Нам нужно знать, что с вами произошло. Мистер Ландер, твой папа, он не справился с управлением?

– Точно не знаю, я спала, – честно ответила Анна. – Помню только жёлтый свет, он озарял машину. На дороге был кто-то ещё.

– Значит, вы врезались? – уточнил мужчина.

– Очень может быть, сэр.

– Заметила, в кого именно? – спросил шериф и сделал пометки в блокноте.

– Говорю же, нет. Я проснулась только от удара.

– Жаль, – вздохнул шериф. – Ладно, отдыхай, если узнаю что-нибудь, обязательно тебе сообщу. Доброй ночи.

Мужчина поднялся и вышел не оглянувшись. Его место на стуле занял второй гость, который решил сразу перейти к делу.

– Здравствуй, Анна, меня зовут Эдвард Джонс, я – адвокат вашей семьи.

Девочка кивнула на его слова. Гость глубоко вздохнул, прикрыл глаза и медленно произнёс:

– Анна, Майкл и Эшли, твои мама и папа не пережили катастрофу. Мне очень жаль…

Такая неожиданная новость лишила девочку дара речи. Лишь через целую минуту тягостного молчания она сумела просипеть:

– В больнице?

– Нет, они погибли мгновенно, – ответил Джонс.

– Лжёте! Ночью мама гладила меня по волосам, а папа пел колыбельную! – выпалила Анна и стала сама напевать.

Адвокат закрыл ей рот ладонью.

– Тише. Я слышал про твои фантазии, сейчас не время и не место для них. Эта не игра, девочка…

На щеках Джонса блеснули слёзы.

– Я позабочусь, чтобы у дочери моих друзей всё было хорошо. Только замолчи сейчас, пожалуйста, Анна.

«Но она ваша внучка, миссис Ландер».

«И что с того? Мы имеем право не обременять себя, особенно после такой трагедии, смерти нашего единственного сына».

«Предлагаете отправить Анну в приют?».

«Я этого не говорила. У Эшли тоже есть родители, разве они не согласятся?»

«Их давно нет в живых, если вы не в курсе. Эшли была поздним ребёнком».

«Печально… Что ж, тогда, возможно, приют остаётся единственным выходом».

Адвокат раз за разом прокручивал этот тяжёлый разговор и не находил себе места от гнева. Его просто трясло от ощущения, что Анна никому, кроме него не нужна. Мог ли он сам взять на себя заботу о её судьбе? Нет, это могло помешать карьере, но и просто бросать дело неоконченным, сказав «Прости, я сделал всё, что мог» было неправильно.

Джонс ворочался в кровати целую ночь, сбрасывал на пол одеяло, затем вставал, включал лампу и долго просматривал бумаги, оставшиеся от семейства Ландер. Наконец, он отыскал письма от некой дальней родственницы из Миссисипи. В них она приглашала Майкла и Эшли и провести у неё в гостях несколько дней. Почерк был очень красивым, старомодным, да и стилистика словно явилась из середины девятнадцатого века, так что адвокат, привыкший к современным казённым выражениям, не сразу улавливал смысл написанного. Но, перечитав пару раз, понял, что автор – явно очень пожилая женщина – человек строгих нравов и традиций. Для таких людей семья свята, как церковное распятие.

Сердце учащённо забилось. Адвокат достал ручку с золотым пером и быстро составил послание: «Уважаемая миссис Харлин, с прискорбием довожу до Вашего сведения…» Отправив письмо – этот отчаянный крик о помощи – по указанному на конверте адресу, Джонс стал ждать.

Прошла неделя, и в почтовом ящике он обнаружил ответ: «Ваша новость поразила меня до глубины души…» Продравшись сквозь хитросплетения стиля, адвокат нашёл главное – дальняя родственница соглашалась приютить Анну и дать ей воспитание и образование.

Скала, целый месяц давившая на плечи Джонса, рассыпалась в пыль. Он забрал Анну из дома одной доброй семьи, в которой она находилась после выписки, и отправился в Миссисипи. Всю дорогу девочка бодрствовала, на каждый вопрос отвечала односложно:

– Ты разве не устала?

– Нет.

– Да.

Выстроенный на высоком берегу у слияния Язу и Миссисипи, городок мало изменился со времён Гражданской войны, когда с суши его обстреливала осадная артиллерия северян, а по широкой водной глади прорывались с боем броненосцы. Шпили церквей, здания городского суда, станции и старой речной таможни выступали над жилыми домами и магазинчиками на Уолнат-стрит. Население этого некогда процветающего порта, из которого к побережью отправлялись нагруженные хлопком пароходы, уменьшилось по сравнению с прошлым веком и составляло всего двадцать шесть тысяч человек.

Особняк госпожи Харлин высился к востоку, на вершине пологого холма, и был довольно необычен для южных штатов. Старые усадьбы, как правило, строились из дерева, здесь использовался камень. Внешне здание нельзя было назвать красивым, оно двухэтажным, кубическим по форме, четыре стороны не отличались друг от друга – пять стрельчатых окон на втором этаже, четыре на первом, плюс круглое слуховое под самой крышей – и только дверь из матового стекла позволяла понять, где же фасад. Каждый угол венчали монолитные пирамидки с флюгерами, между ними кое-где торчали кирпичные дымоходы. Поразительной чертой был дворик для прогулок десять на десять метров в центре здания: пара лавок и обнесённый оградкой цветник и какой-то мемориал. Видимо, первым владельцам не нравилось покидать свой маленький мирок, они предпочитали прогуливаться, не покидая пределов дома. Кроме этого, адвокат ничего не выяснил о доме, в котором предстояло жить Анне.

Теперь он увидел, что к зданию примыкали бывшие конюшни, в которых сейчас стояли красный пикап, микроавтобус и классический чёрный кабриолет, и склад с погребами.

Остановив машину напротив особняка, адвокат Джонс даже присвистнул от восхищения.

– Надо же! Богатая у тебя, Анна, родня. Ты об этом знала?

– Нет.

Джонс прихватил сумку с вещами девочки и сказал ей:

Электрического звонка у двери не оказалось, только золочёный шнурок с кисточкой, адвокат потянул за него и услышал перезвон колокольчика. Кто-то медленно и степенно сошёл по лестнице – ступени так и скрипели – прошёл в холл. Дверь приоткрылась внутрь настолько, насколько позволяла цепочка. В образовавшейся щели показалось лицо чернокожего старика, абсолютного лысого, зато с мохнатыми пепельными бровями.

– С кем имею честь? – спросил старик.

– Гилберт Джонс и Анна Ландер, – отрекомендовался адвокат и подозвал девочку ближе, чтобы её узрел встречающий.

– Мы ждали вас, – ответил старик и снял с двери цепочку.

Гости попали в просторный холл с полным набором аристократического жилища: вешалка для шляп, подставка для зонтов и тростей, картины маслом в резных рамах и, конечно же, керосиновые лампы.

– Зовите меня Хесус, – представился старик. – Я – дворецкий госпожи Харлин. Простите, что так темно – сегодня довольно пасмурно, но мы не приветствуем электричества.

Дворецкий улыбнулся, обнажив ряд белоснежных зубов, казавшихся слишком здоровыми для его возраста, и обратился к Анне:

– Вас ведь не пугает эта полутьма, юная мисс Ландер? Могу принести ещё ламп.

– Нет, – сухо ответила девочка, и улыбка Хесуса погасла.

– Госпожа ждёт в гостиной, – сказал дворецкий и указал на арочный проход.

Самый настоящий дворецкий в бордовой ливрее с выпуклыми пуговицами, пылавшими подобно расплавленному золоту в отсветах пламени, проводил прибывших в комнату с единственным окном. Здесь пылал камин во всю стену, а в кресле сидела она – хозяйка, такая ссохшаяся, что лица нельзя было разобрать за глубокими морщинами. Можно было подумать, что это статуя с блестящими камешками вместо глаз, не будь в руках госпожи Харлин дымящейся курительной трубки.

Джонс постарался вспомнить, как здоровались джентльмены со старыми леди в исторических фильмах, не сумел и в привычном для себя адвокатском тоне представил себя и свою подопечную. Харлин выслушала его и поднесла трубку к потрескавшимся губам, слегка затянулась, тут же выдохнула, и совсем тоненькая змейка дыма поднялась к потолку.

– Рада знакомству, мистер Джонс, – проскрипела, наконец, хозяйка особняка и позвала. – Клара…

Из тёмного угла поднялась высокая фигура. Джонс вздрогнул от неожиданности, но быстро понял, что его напугала горничная: очень высокая и бледная, в чёрном платье и белом кружевном переднике. Адвокат кивнул ей, однако мрачная женщина смотрела мимо него, на свою хозяйку.

– Клара проводит девочку в комнату. Хесус, отнеси её вещи.

Горничная тихо и быстро пересекла гостиную, протянула Анне тонкую костлявую руку. Девочка посмотрела на Джонса, тот сказал:

– Иди с ней, мы ещё увидимся.

Анна повиновалась и вложила руку в кольцо сжавшихся железной хваткой пальцев Клары. Дворецкий принял от адвоката спортивную сумку с вещами девочки и скрылся за дверью, ведущей в один из коридоров. Женщина и ребёнок уже шли по нему, причём горничная держала на уровне груди керосинку, так что с каждым шагом тени от предметов обстановки меняли положение на стенах и потолке, сплетаясь в подчас пугающие узоры.

Этот коридор проходил вдоль внутренней стены здания, так что сквозь прозрачные раздвижные двери девочка могла увидеть двор для прогулок. Под затянутым тучами небом темнели плитки дорожки, лавки и, над кустами роз, постамент со старым артиллерийским орудием без лафета. Жерло с маленькой, едва различимой мушкой, смотрело прямо на роскошный обеденный зал с овальным столом.

Анна слегка сжала руку и Клара остановилась.

– Мне разрешат там погулять? – спросила девочка.

Горничная холодно посмотрела на неё сверху и вниз и сурово сказала:

– Юная леди, если вы собираетесь жить в этом доме, запомните его правила: нельзя бегать, так вы повредите половицы, запрещается шуметь, этим вы навредите госпоже Харлин, не задавайте глупых вопросов, поддерживайте свою комнату в чистоте, а свою одежду и внешность в надлежащем виде. И не забывайте про распорядок. Мы встаём в семь, завтракаем в восемь, в полдень – чай, обед в три, ужин в девять часов вечера. Ровно в одиннадцать лампы должны быть потушены, чтобы не тратить зря керосин. Только в гостиной, где любит полуночничать госпожа, разрешено оставить одну. Для других людей и помещений исключения не предусмотрены. Я понятно объяснила?

– Мама и папа разрешали мне… – всхлипнула Анна.

– Прости, но это не дом твоих родителей, - сказала Клара. – Здесь действуют законы, которые намного старше тебя. И запомни, из всех жильцов, только госпоже разрешено отдыхать целый день. Остальным же, то есть мне, Хесусу, а теперь и тебе, юная Анна, придётся трудиться, иначе особняк зарастёт пылью и плесенью. Будешь следовать правилам, и тогда сможешь отдохнуть и погулять.

Клара увлекла девочку дальше. В угловом помещении находилась винтовая лестница, по ней взошли на второй этаж. Горничная повернула ключ в двери ближайшей комнаты и отступила назад, сказав:

– Эта спальня теперь твоя, Анна. Я прибрала её, но дальше порядок будешь наводить ты. Лампа на столе, в шкафу найдёшь одежду. Госпожа была столь добра, что, узнав о твоём приезде, послала Хесуса в Виксбург за покупками. Ванная комната в конце этого коридора, там есть всё, что нужно. Приведи себя в порядок, переоденься и спускайся в столовую. Ты, надеюсь, заметила, где она. И, надеюсь, мы поняли друг друга? Правила дома нужно выполнять, иначе он падёт.

– Я их не нарушу, мисс Клара, – тихо сказала Анна и вошла в свои новые покои.

– Просто Клара, – отозвалась горничная. – Хесус, отдай ей сумку. Я позабочусь об ужине, придётся поставить ещё два прибора.

Девочка протянула руки, собираясь взять сумку, однако дворецкий сам занёс её и поставил возле кровати. Оглянувшись на дверной проём и убедившись, что Клара удалилась, Хесус достал из кармана ливреи пакетик фруктовых леденцов и отдал его Анне со словами:

– Вот, купил, когда ездил в Виксбург. Добро пожаловать, мисс Ландер, ничего не бойтесь.

В это время в гостиной Джонс сидел на стуле напротив кресла госпожи Харлин. Спину адвоката буквально обжигало пламя камина. Поморщившись, мужчина стал раскладывать на полированной поверхности чайного столика, рядом с хрустальным графином с водой и мешочком с табаком, документы на опеку.

– Вы должны расписаться на каждом экземпляре, чтобы стать официальным опекуном девочки, – пояснил адвокат.

Однако Харлин не торопилась и, нацепив на сморщенный нос очки, стала внимательно читать бумаги и делала это так медленно, что Джонс не стерпел и выпалил:

– Там всё правильно, осталась только ваша подпись.

– Мне некуда торопиться, – безучастно сказала старая южная леди, продолжая водить пальцем по строкам машинописного текста.

Мысленно чертыхнувшись, Джонс вытащил из кармана пачку сигарет.

– Не надо этого делать, – предупредила Харлин. – Только мне позволено курить в этом доме, к тому же, ваш табак – сущая отрава.

Пришлось адвокату потерпеть. Вошла Клара и предупредила, что ужин подан. Старуха кивнула и продолжила чтение.

– Ты спал с Эшли? – вдруг спросила она.

– Мы… встречались всего месяц… может два, – несмело ответил Джонс.

– Любил её?

– Да, миссис…

– Тогда почему решил взвалить девочку на кого-то другого? – поинтересовалась Харлин и чёрные глазки, похожие на спелые маслины, впились в мужчину.

Он выдержал этот взгляд и ответил:

– Она мне – никто.

– Какая честность, – в голосе старухе слышалась усмешка. – Мне нужно знать что-нибудь особенное? Хронические болезни? Странности поведения? Девочка послушная?

– У меня не было возможности пообщаться с ней достаточно, к тому же после… этой трагедии она замкнулась. Кто может узнать сейчас, что твориться в её голове, - сказал Джонс. – Правда, Майкл в нашу последнюю встречу кое-что говорил… Анна несколько раз в месяц кричала во сне, что задыхается, при этом её с трудом удавалось разбудить. Потом она стала рисовать страшные картинки: раскидистое дерево, на нём повешен человек с мешком на голове, а внизу стоят люди.