НЕВЁ, КАТОЛИЧЕСКИЙ ЕПИСКОП ВСЕЯ РУСИ

— Могилевская архиепархия, к которой была присоединена также Минская епархия;

— Виленская епархия;

— Тельшевская, или Самогитская, епархия;

— Луцко-Житомирская епархия;

— Тираспольская епархия — кафедра Тираспольского ординария находилась в Саратове.

После революции и гражданской войны западно-белорусская часть Могилевской митрополии отошла к независимой Польше, получили независимость прибалтийские государства и Финляндия. Но сам Могилев остался на территории СССР, и эта архиепархия по-прежнему оставалась самой большой в мире по территории: она включала часть Украины, Восточную Белоруссию, а также всю Сибирь и Среднюю Азию. 2 февраля 1923 года была учреждена Владивостокская епархия. Но на этой кафедре побывал всего один епископ — монсеньор Сливонский. Газета "Osservatore Romano" за 7 апреля 1929 года сообщала, что он был выслан из СССР в возрасте 82 лет. В действительности Сливонский скончался во Владивостоке 5 января 1932 года^cxli.

Виленская епархия была поделена между Литвой и Польшей; Тельшевская целиком отошла к Литве; Луцко-Житомирская епархия лишилась части приходов на Волыни и в Подолии, отошедших к Польше; в составе епархии по-прежнему оставались территории, отошедшие к советской Украине. Луцко-Житомирской кафедре подчинялся Киев. Тираспольская епархия лишилась Бессарабии, отошедшей к Румынии. Как и раньше, в ее состав входили территории, расположенные в нижнем течении Волги и Дона, Новороссия, Крым и весь Кавказ. В 1926 году декретом "Quo aptius"^cxlii была произведена реорганизация епархиального устройства на территории СССР: все старые епархии были упразднены^cxliii, а вместо них образованы десять апостольских администратур.

Новые апостольские администратуры
К середине 20-х годов сложилась следующая ситуация: формально Эдуард фон Ропп оставался архиепископом Могилевским, а Иозеф Кесслер — епископом Тираспольским. Находясь в эмиграции (первый в Варшаве, второй — в Берлине), они не могли осуществлять управление своими епархиями. Вместе с тем положение в этих диоцезах было очень тяжелым: шли аресты священников, и присутствие епископа на территории СССР было необходимо как никогда. По этой причине Святой Престол решил коренным образом реорганизовать структуру католической иерархии на территории Советского Союза. 10 марта 1926 года были подписаны моту проприо "Plenitudine potestatis" и декрет "Quo aptius", предоставлявшие чрезвычайные полномочия монсеньору д'Эрбиньи, который образовал на территории СССР десять новых апостольских администратур, которые были названы в "Annuario Pontificio" лишь четырьма годами позже — в 1930 году. Как только ГПУ узнало об этой реорганизации, у арестованных администраторов и священников начали выпытывать данные о границах этих администратур. Чекисты принялись искать географическую карту, на которой были бы отмечены границы территорий, находившихся в ведении апостольских администраторов. У Невё такая карта была, но в целях безопасности он поручил ее хранение одному из свидетелей своей епископской хиротонии — военному атташе итальянского посольства полковнику Берджере. Мы сами ни разу эту карту не видели. Приводим ниже список апостольских администраторов в том виде, в каком он был напечатан в "Annuario Pontificio" за 1930 год:

Могилев. Правящим архиепископом по-прежнему остается монсеньор фон Ропп, на территории епархии учреждается пять апостольских администратур:

Апостольский администратор Могилева — монсеньор Болеслав Слосканс, назначенный 13 августа 1926 года (узник совести с 10 августа 1927 года).

Апостольский администратор Москвы — монсеньор Пи Невё, назначенный 5 сентября 1926 года(!).

Апостольский администратор Ленинграда — монсеньор Антоний Малецкий, назначенный 1 сентября 1926 года.

Апостольский администратор Харькова — аббат Венсан Ильгин,

назначенный 15 августа 1926 года (узник совести с декабря 1926 года).

Апостольский администратор Казани, Самары и Симбирска — аббат Михаил Иодокас, назначенный 1 сентября 1926 года (узник совести с апреля 1929 года).

Генеральный викарий, или экзарх для католиков восточного обряда в Москве, — монсеньор Леонид Федоров (узник совести).

Тирасполь. Правящий епископ — по-прежнему монсеньор Кесслер, на территории епархии также учреждается пять апостольских администратур:

Апостольский администратор Одессы и южной части епархии — монсеньор Александр Фризон, назначенный 10 мая 1926 года.

Апостольский администратор Поволжья — ...

Апостольский администратор Кавказа — ...

Апостольский администратор Тифлиса и Грузии — ...

Апостольский администратор для армяно-католиков на всей территории России — преподобный отец Иаков Бакаратян (с резиденцией в Тифлисе — Грузия).

К 1931 году положение в Могилевской архиепархии оставалось прежним, тогда как Тираспольская кафедра стала вакантной в связи со смертью епископа Кесслера. Кроме того, в "Annuario pontificio" за 1931 год были названы имена апостольских администраторов, отсутствующие в приведенном выше списке:

Апостольский администратор Поволжья — монсеньор Августин Баумтрог, назначенный 23 мая 1926 года (узник совести с августа 1930 года).

Апостольский администратор Кавказа — монсеньор Иоанн Рот, назначенный 23 мая 1926 года (узник совести с августа 1930 года).

Апостольский администратор Тифлиса и Грузии — викарий "ad interim" (временный) — преподобный отец Стефан Демуров.

Полномочия монсеньора Невё

1. Монсеньор Невё мог поставлять преемников апостольских администраторов в случае, если место становилось вакантным в связи со смертью администратора или невозможностью для него в течение длительного времени исполнять свои обязанности; он должен был следить за тем, чтобы в России оставалось не менее трех лиц, посвященных в епископский сан.

2. Другие епископы и апостольские викарии должны были согласовывать с Невё свои отношения с гражданской властью.

3. Леонид Федоров, являвшийся прежде экзархом митрополита Андрея Шептицкого для верующих славянского обряда, переводился в юрисдикцию Невё в качестве генерального викария для верующих славянского обряда.

4. Епископам было предоставлено право принимать в лоно Католической Церкви православных священников и епископов, предоставляя им право публично заявлять об этом не сразу, если таковая отсрочка могла способствовать присоединению к Католической Церкви их приходов, а в случае с епископами — клириков их епархий. Приводим ниже четыре папских письма в переводе с латинского.

Апостольские администраторы

Если апостольский администратор умирает либо по состоянию здоровья или какой-либо иной причине не может исполнять свои обязанности в течение длительного времени, монсеньор Пи Невё, титулярный епископ Цитрусский, немедленно уведомляет об этом Святой Престол, а также сообщает свои соображения относительно замещения вакантной должности. Если данный вопрос требует безотлагательного решения или если ожидание ответа Святого Престола может привести к отрицательным последствиям, тот же епископ Пи Невё имеет право избрать или поставить апостольского администратора по собственному усмотрению с предоставлением последнему всех прав, перечисленных в бюллетене Священной Конгрегации Пропаганды Веры, но с сохранением за Святым Престолом права на их смещение по своему усмотрению (ad nutum sanctae Sedis). Тот же Преподобнейший Господин Пи Невё должен позаботиться о том, чтобы новопоставленный администратор приступил к выполнению своих обязанностей, вступив в предоставленные ему права; он должен немедленно сообщить имя нового администратора Святому Престолу и получить оттуда утверждение этого назначения. Кроме того, он должен следить за тем, чтобы на территории России всегда было не менее трех рукоположенных епископов.

Подлежит выполнению, невзирая ни на какие противоречащие указания, даже особо оговоренные.

Дано в Риме, у святого Петра, 26 июля года 1926-го, Нашего понтификата — пятого. Пий РР XI^cxliv.

Пий РР XI.

Для сохранения единого подхода и дисциплины в управлении и решении вопросов церковной жизни, в случае если епископы и апостольские администраторы вступают в контакт с представителями государственной власти с целью добиться, с Божией помощью, более благоприятных условий для верующих, они должны предварительно согласовать свои действия с епископом монсеньо-ром Пи Невё, который должен впоследствии снестись по этому вопросу с епископом-ординарием.

Подлежит выполнению, невзирая ни на какие противоречащие указания, даже особо оговоренные.

Дано в Риме, у святого Петра, 26 июля года 1926-го, Нашего понтификата — пятого. Пий РР XI^cxlv.

Экзарх Федоров,

генеральный викарий для русских униатов

Пий РР XI.

Поскольку все, что идет на благо верных чад славянского обряда, приносит Нам большую радость, Мы, заботясь о духовном окормлении этих чад, препоручаем экзарха Леонида Федорова, чьи добродетели и ревностное служение Святому Престолу давно Нам известны, пастырскому попечению Преподобнейшего Пи Невё, титулярного епископа Цитрусского, проживающего в Москве; последний должен назначить его генеральным викарием для верующих славянского обряда с предоставлением всех законных полномочий. Экзарх Леонид Федоров освобождается впредь от подчинения любому другому епископу и находится в юрисдикции епископа Пи Невё.

Подлежит выполнению, невзирая ни на какие противоречащие указания, даже особо оговоренные.

Дано в Риме, у святого Петра, 26 июля года 1926-го, Нашего понтификата — пятого. Пий РР XI^cxlvi.

"Воссоединившиеся" священники или епископы

Пий РР XI.

Заботясь о благе Наших чад, живущих в Сарматии, Мы постановляем следующее: священники и, если такое случится, епископы, исповедавшие перед Богом желание и решимость возвратиться к единству с Католической Церковью, должны быть подвергнуты серьезному испытанию в той мере, в какой это позволяет ситуация и время. Если, однако, покажется уместным отложить публичное исповедание веры до того времени, когда этот священник или епископ сможет увлечь своим примером свою паству, то этот священник или епископ может оставаться на своем прежнем месте и прилагать все усилия, дабы и других убедить принять и исповедать католическую веру.

Подлежит выполнению, невзирая ни на какие противоречащие ему указания, даже особо оговоренные.

Дано в Риме, у святого Петра, 26 июля года 1926-го, Нашего понтификата — пятого. Пий РР XI^cxlvii.

Четыре письма, в которых папа определял полномочия Невё, были составлены не без влияния д'Эрбиньи — особенно последнее, откровенно униатское по духу. Оно разрешало священникам и епископам, переходящим в католичество, временно скрывать это, если, оставаясь "на подпольном положении", они могли способствовать переходу в унию своей паствы. Совершенно очевидно, что д'Эрбиньи был под впечатлением случая с о. Патапием, священником из Нижней Богдановки, перешедшим в униатство вместе со всем своим многотысячным приходом.

12 февраля 1928 года д'Эрбиньи дал Невё указания относительно священников, считавших себя католиками, но временно остававшихся в Православной Церкви. Эти указания полностью соответствовали папскому декрету. "Ввиду чрезвычайных обстоятельств Вы, в порядке исключения, уполномочены после тщательного исследования под свою ответственность принимать в лоно Церкви духовных лиц, родившихся в схизме и временно остающихся во главе своих приходов или общин верующих, не требуя от них сразу же открыто объявлять о своем переходе в католичество; при этом такие пастыри, временно остающиеся криптокатоликами, должны признать своим истинным и законным епископом апостольского администратора, назначенного Святым Престолом (или лиц, назначенных этим администратором), и обязаться не делать и не говорить ничего такого, что противоречило бы католической вере, о своем переходе в которую они временно будут хранить молчание, и как следствие всего этого не выполнять никаких распоряжений раскольнических иерархов, если они будут противоречить их католической вере, даже если эта верность убеждениям будет чревата для них опасными последствиями"^cxlviii.

Хотя полномочия, предоставленные Невё, казались в Риме весьма широкими — Пий XI говорил о. Кенару, что у Невё было больше власти, чем у него самого! — на самом деле они были совершенно не приспособлены к реальному положению Католической Церкви в России. Если до 1936 года и удавалось сохранить на территории СССР законную иерархию, то причиной этому было исключительно привилегированное положение монсеньора Невё, который находился под покровительством посла Франции в Москве, а с 1 июля 1932 года даже стал жить у него. Комиссары закрывали глаза на такое "ненормальное положение дел", и причиной этого была не столько терпимость, сколько холодный расчет: довольно быстро узнав, что Невё являлся главой Католической Церкви в России, ГПУ решило до поры до времени не трогать его, надеясь выйти через французского епископа на многочисленные связи, соединявшие — через переписку, встречи, посещение богослужении, исповедь — католиков России друг с другом и, через посредство монсеньора Невё, с Римом.

Обе ветви католичества — латинская и славянская — были за десять лет практически уничтожены, и епископские хиротонии, право совершать которые было оговорено в папских письмах, состоялись всего два раза, причем в обоих случаях им предшествовало распоряжение из Рима. Во время своей предпоследней поездки в Россию д'Эрбиньи рукоположил четырех епископов: Невё, чья хиротония состоялась 21 апреля 1926 года в московской церкви святого Людовика; Слосканса и Фризона — оба они были рукоположены 10 мая 1926 года, также в Москве; и, наконец, Малецкого, который был хиротонисан в Ленинграде 13 августа 1926 года. Впоследствии, 9 февраля 1929 года, по распоряжению папской комиссии Про Руссиа" Малецкий совершил епископскую хиротонию монсеньера Матуланиса, коадьютора апостольского администратора Ленинграда — эта хиротония состоялась в ленинградском храме во имя св. Екатерины. А 30 апреля 1935 года в московском храме во имя св. Людовика Невё хиротонисал во епископа монсе-ньора Амудрю, апостольского администратора Ленинграда — секретное распоряжение об этой хиротонии было получено Невё во время аудиенции у Пия XI 4 июня 1934 года. Мы специально так подробно останавливаемся на этом вопросе, чтобы показать, что весьма распространенные слухи о многочисленных епископских и пресвитерских хиротониях, совершенных в России Невё и другими апостольскими администраторами в период с 1926 по 1939 год, — не более чем легенда.

Что же касается четвертого папского декрета, то он-то как раз и получил конкретное применение, когда в 1933 году православный епископ Варфоломей (Ремов), находившийся в юрисдикции митрополита Сергия, был принят в лоно Католической Церкви, официально оставшись в прежней юрисдикции. Об этом архиерее мы расскажем ниже.

За все годы пребывания в России монсеньор Невё рукоположил всего одного священника — брата Майяна. Это произошло после провала всех попыток добиться прибытия из Франции ассумпционистского монаха, который занялся бы окормлением макеевского прихода. Невё буквально из кожи вон лез, чтобы добиться предоставления въездной визы о. Блуа, избранного для служения в СССР о. Кенаром: он писал Раковскому, назначенному послом Советского Союза в Париже, надеясь на его помощь; он ходатайствовал перед секретарем посольства Тихменевым, зятем о. Николая Толстого; он просил Кенара разыскать Альфана, сотрудника франко-русской комиссии. Но все было напрасно. Виза так и не была предоставлена. Когда 30 ноября 1926 года Эрбетт в очередной раз попросил об этом Литвинова, тот ответил ему; "Обычная поездка — пожалуйста. Но позволить ему заниматься религиозной деятельностью мы не можем — это вопрос внутренней политики".

Тогда Невё решил воспользоваться своими полномочиями и рукоположил брата Майяна во священника ad missam — для совершения мессы. Хиротония состоялась 10 ноября 1926 года в храме св. Людовика; церемония была публичной. В то же время Невё попросил монсеньора Кручинского, генерального викария Юга, время от времени присылать в Макеевку священника для проведения исповеди. О. Майян совершал мессу со страхом и трепетом. Прихожан становилось все меньше. В апреле 1927 года Майяна вызвали в милицию, где заставили подписать бумагу, в которой он обязывался не совершать более "польских" церемоний. Снова последовал протест посла. Литвинов пообещал ему постараться что-нибудь сделать, но, прекрасно понимая, что решение вопроса зависело не от него, добавил: "Лишь бы только они нас послушали". ГПУ мотивировало свой запрет о. Майяну совершать богослужения тем, что он иностранец. Осенью 1929 года была арестована его экономка Станислава. Верующие окончательно перестали приходить на службы. Здоровье священника пошатнулось. Невё удалось спасти макеевскую библиотеку, за которой во время своего служения на этом приходе присматривал Майян. После того что произошло осенью 29-го, Майяну уже не имело смысла оставаться в Макеевке. Он вернулся в Москву, и 7 октября того же года уехал из России. Умер Майян в доме для пребывавших на покое ассумпционистов в Ментоне 9 апреля 1932 года.

Французский приход св. Людовика в Москве
Являясь апостольским администратором Москвы, монсеньор Невё был в то же время — я бы даже сказал, в первую очередь — настоятелем французского храма во имя св. Людовика.

Этот французский приход был создан в 1789 году по указу Ее Величества императрицы Екатерины II, адресованному на имя московского генерал-губернатора генерала Еропкина. Указ гласил, что французы, проживающие в Москве, получают разрешение построить церковь для совершения богослужения по римо-католичес-кому обряду^cxlix:

"Петр Дмитриевич! Предварительный ответ, данный Вами на просьбу проживающих в Москве французов о позволении им построить римскую церковь, Нами утвержден: что же касается места, подходящего для этого строительства, то было бы предпочтительно, чтобы они нашли таковое в Немецкой слободе".

Решение императрицы было подтверждено церковными властями: 16 марта 1812 архиепископ Могилевский Станислав Сестренцевич подписал следующий указ:

II. В круг лиц, обозначенный в первом пункте, входят не все лица, говорящие на французском языке, — поскольку на нем говорят и иностранцы, — но только представители нации, составляющей приход церкви св. Людовика, в связи с чем мы исправляем пункт 3 распоряжения от 5 апреля 1800 года, данного в наше отсутствие. (...)

IV. Все прочие римо-католики, проживающие в Москве и ее пригородах, какой бы национальности они ни были, являются прихожанами церкви во имя свв. Петра и Павла. [...]

VI. Римо-католики, проживающие в губерниях нашей страны, где не имеется собственного пастыря, в случае прибытия в Москву должны быть приняты как в своих приходах в церквах, принадлежащих выходцам из тех народов, к коим относятся они сами, дабы получить там духовное утешение".

1. Прихожанами французской католической церкви в Москве могут быть исключительно:

а) французские католики, проживающие в Московской и соседних с нею губерниях;

б) иностранные подданные католического исповедания — бельгийцы и прочие, перечисленные в указе католического архиепископа Могилевского от 16 марта 1812 года; и

в) российские подданные, ведущие свое происхождение от вышеупомянутых лиц.

2. Богослужение и совершение треб в приходе поручаются двум или трем католическим священникам французской национальности, один из которых исполняет обязанности настоятеля, а другие — викариев.

25 декабря 1918 года в "Известиях" был опубликован декрет наркомата юстиции, который требовал — во исполнение закона об отделении Церкви от государства — изъятия из приходов печатей и бланков с печатями. Настоятели трех католических приходов направили наркому юстиции прошение, в котором говорилось о необходимости сохранения печатей: верующим были необходимы справки о крещении, о браке, о смерти супруга для вступления во второй брак. Эти справки должен был выдавать настоятель прихода, заверяя документ приходской печатью. Все это, считали авторы прошения, вполне соответствовало действующему законодательству, отделившему Церковь от государства, но провозгласившему полную свободу отправления культа. Это тем более необходимо, продолжали они, что "большинство прихожан трех московских церквей не являются российскими подданными, а прихожане храма св. Людовика — исключительно подданные Французской республики". В случае возвращения на родину они просто не смогут обойтись без этих документов. С другой стороны, верующие римско-католического исповедания подчиняются папе Римскому, и по законам Католической Церкви эти бумаги нужны им и для решения ряда духовных вопросов. 13 января 1919 года прошение было удовлетворено. В течение первых лет советской власти жизнь приходов несколько облегчилась^cl.

Начавшаяся в 1922 года кампания по вскрытию мощей, ставившая своей целью "разоблачить мошенничество духовенства", которое якобы обманывало верующих, устанавливая почитание нетленных и мироточивых мощей, прошла для Католической Церкви относительно спокойно, поскольку на территории России не было чтимых мощей католических святых. Правда, в Полоцке в 1922 году была вскрыта гробница блаженного иезуита Андрея Боболи (1592—1657); его останки были выставлены напоказ в московском анатомическом институте. Папской миссии помощи, которую возглавлял о. Уэлш, удалось вернуть мощи Церкви: они были перевезены в Рим через Одессу, на итальянском корабле. 17 апреля 1938 года Пий XI канонизировал Андрея Боболю.

После отъезда монсеньора Видаля в 1920 году храм св. Людовика оставался без постоянного священника. В то время на всю Москву было всего два католических священника-поляка, не знавших никаких языков, кроме польского и русского. Между тем в городе насчитывалось от 25 до 30 тысяч католиков, говоривших на французском, итальянском, немецком.

Советы неоднократно пытались закрыть церковь св. Людовика, но каждый раз поистине героическое сопротивление прихожан не позволяло этого сделать. В апреле 1922 года, после принятия декрета об изъятии церковных ценностей на нужды голодающих, глава живоцерковцев митрополит Антонин захотел изъять из храма все священные сосуды и отправить их на переплавку. Трофеи оказались скромными: золота не было вообще, а серебра — менее шестнадцати фунтов. Католики потребовали, чтобы на основании того же декрета предметы, имеющие богослужебное употребление, были оставлены в церкви. Антонин ответил отказом. Впрочем, сказал он, комиссия согласится оставить священные сосуды храму, если в трехдневный срок прихожане соберут вдвое большее количество серебра. Для тех французов и бельгийцев, которые оставались к тому времени в приходе — а это были разорившиеся коммерсанты, учительницы, инженеры, приехавшие с дальних заводов, — собрать шестнадцать килограммов серебра было невыполнимой задачей. Наконец им удалось сторговаться до двадцати четырех фунтов. Начался сбор пожертвований, который, казалось, мог растрогать самое черствое сердце: служанки приносили свои серьги, с которых прямо у них на глазах сдирали оправы; на покрытые тонкой чеканкой кофейники, чайники и сахарницы, на семейные реликвии обрушивался молоток, и шла запись чистого веса. Люди жертвовали обручальные кольца из позолоченного серебра, серебряные образки, которые они вешали на шею младенцам, последние реликвии, оставшиеся от умерших родственников... и, наконец, необходимый вес был достигнут! Таким образом удалось спасти потир, дароносицу, монстранцию и серебряную кадильницу с латинской надписью: "Дар герцога де Ноая, посла короля Франции Людовика XVI при дворе императрицы России" (Екатерины II)^cli.

Кроме того, приход должен был приспособиться к советским законам о проведении богослужений, о содержании и реставрации здания, об уплате налогов. Здание было передано объединению верующих, сформировавших "двадцатку", которая и стала официально отвечать за все перед государством. Двадцатка избрала исполнительный орган, который по привычке называли приходским советом, или советом синдиков. 30 августа 1926 года во время своего последнего пребывания в Москве монсеньор д'Эрбиньи утвердил "положение о взаимоотношениях церковных властей с приходским советом французского прихода св. Людовика в Москве", составленное г-жой Отт:

2. Духовные лица, избранные для служения в приходе, прежде чем войти в состав приходского совета, должны ознакомиться с законодательством СССР о культах и в дальнейшем прилагать все усилия к тому, чтобы их практическая деятельность находилась в соответствии с теми обязательствами, которые представители прихода дали гражданским властям.

3. Приходской совет, на который — как говорится в этих обязательствах — возложена ответственность за содержание церкви, должен заботиться о сборе необходимых средств и контролировать их расход^clii.

Этот текст не имел никакой юридической силы, и лично мне кажется, что идея его составления целиком принадлежала г-же Отт, боявшейся возможных конфликтов нового настоятеля, монсеньора Невё, с властями.

Кроме церкви св. Людовика в могилевском церковном календаре за 1925 год упоминаются следующие московские храмы:

— церковь свв. Петра и Павла, 15 000 прихожан, администратор — аббат Лупинович (настоятель монсеньер Зелинский был в ссылке). Приходу принадлежат часовни на кладбище, в больнице и в приюте, а также частные часовни в домах, принадлежащих знати;

— церковь Непорочного Зачатия, 5000 прихожан, администратор pro tempore — аббат Цакуль.

По данным того же календаря, в московский деканат входили также следующие приходы:

Ярославский — 300 прихожан,

Калужский — 1500 прихожан,

Костромской — 900 прихожан,

Нижегородский — 1200 прихожан,

Рязанский — 70 прихожан,

Рыбинский — 400 прихожан,

Тамбовский — 300 прихожан,

Тульский — 900 прихожан,

Тверской — 400 прихожан,

Владимирский — 500 прихожан.

Священники из этих приходов и приходов других апостоль

ских администратур, не получавшие с 1914 года церковной перио

дики и богословских книг, сталкивались в новых условиях с боль

шими трудностями. Со всех концов России они слали письма Невё.

Полномочия, предоставленные священникам
Чтобы священник мог служить на приходе, требовалось выполнение двух условий: двадцатка верующих должна была его "нанять", а городской или районный уполномоченный по делам религии — зарегистрировать. Пройдя эти стадии регистрации, священник получал удостоверение, которое, по свидетельствам некоторых очевидцев, было напечатано на желтой бумаге. "Чтобы исполнять свои обязанности в этой стране, нужно получить желтый билет. Совсем как во времена проституток", — говорится в романе Владимира Волкова "Предатель"^cliii. Впрочем, и среди бумаг Невё было очень много билетов, счетов, квитанций, листков календаря, имевших тот же желтый цвет, — в стране царила разруха и нищета, и думать о качестве бумаги было чрезмерной роскошью. Если богослужения и требы совершал священник, не получивший соответствующей регистрации, это считалось правонарушением и влекло за собой наказание: допрос, арест, а затем — достаточно суровый приговор.

Невё, обладавший столь широкими полномочиями, был строг и к себе, и к другим. Он писал в Рим, желая уточнить подробности, не имевшие на самом деле никакого значения. Например, он хотел выяснить, за какие грехи следует назначать епитимию в форме чтения молитв страстного круга розария, а за какие — другие молитвы. Он не понимал, каким образом священники могут служить два раза в день за исключением воскресных дней, даже при большом скоплении народа — а именно такой порядок был заведен в польских приходах Москвы по первым пятницам месяца.

Священникам было предоставлено право служить в любом месте, в любое время, без богослужебных облачений, на простом хлебе мессу de Beata (заказную мессу Богородице) или de Requiem (по усопшим), текст которых они должны были знать наизусть. Мирянам, в том числе детям, позволялось разносить и преподавать причастие. Священники могли освобождать монахинь, решивших вернуться в мир, от обетов — даже торжественных. Пий XI предоставил священникам право разрешать от всех грехов, кроме нарушения тайны исповеди и разрешения греха по соучастию в нем, если имелась возможность связаться со Святым Престолом или с апостольским администратором. В случае же вынужденной изолированности от вышестоящего духовенства священник должен был принимать соответствующее решение самостоятельно, сохраняя обязательство обратиться по этому вопросу в Ватикан как только такая возможность появится. Ни при каких условиях апостольские администраторы и священники, находившиеся в заключении, не имели права разрешать от препятствий к браку, если препятствия были связаны с рукоположением в священный сан, то есть они не могли узаконить гражданский брак латинского священника.

Особые сложности были связаны с различием в обрядах. На Украине апостольский администратор Житомирский монсеньор Свидерский разрешил двум священникам восточного обряда перейти в латинский. Оба они были женаты, но совершали латинскую мессу. Что делать? Был направлен запрос в Рим, где решили следующее: "Кардинал Синсеро склонен закрыть глаза на совершение латинской мессы женатыми священниками. Может быть, в сложившейся ситуации стоит рукополагать священников сразу в латинском обряде? — спрашивал далее монсеньор д'Эрбиньи. — Причем выбирать ставленников из вдовцов или благочестивых холостяков, имеющих добрую репутацию, в достаточной степени знающих латынь, чтобы служить мессу и не делать при этом грубых ошибок? Не кажется ли Вам, что таким образом удастся воспрепятствовать сокращению числа клира? Но удастся ли Вам найти подходящих людей? Может быть, таковые найдутся в Ленинграде, в немецких провинциях или в сельской местности? Не исключено, что легче будет научить их всему уже после того, как они станут священниками? Но не испугают ли их преследования?"

Невё ответил по существу: "Теоретически все мы согласны, но на практике никто, или почти никто, не хочет посвящать себя служению, тем более — сейчас, когда идет яростная борьба. Я думаю, что если бы нашелся серьезный кандидат, его бы рукоположили без малейших колебаний" (22 июля 1929 года).

Как бы то ни было, Невё имел право разрешать и узаконивать переход из одного обряда в другой. 15 июня 1929 года д'Эрбиньи напоминал ему: "Если униатские священники смогут продолжать служить в своем обряде и от этого не разбегутся прихожане латинского обряда, — это просто прекрасно. Но предвидя возможные трудности, Святой Отец наделяет Вас полномочиями — в случае, если того будет требовать высшее благо — допускать женатых священников к совершению латинской мессы. Вы можете самостоятельно разбираться со всеми сложностями, которые возникнут в этой связи. В своем следующем письме Вы, конечно, напишите о возможности рукополагать в священный сан по латинскому чину вдовцов и холостых, имеющих недостаточную подготовку. Если Вам кажется, что можно допускать к служению в латинском обряде и женатых — с сепарацией или без нее — пожалуйста, напишите и об этом, только отдельно".

Такая постановка вопроса была для того времени — 1929 года — весьма смелой. Но она вполне отвечала главному постулату: Salus animarum suprema lex esto — Спасение душ — высший закон. Невё не ответил на этот вопрос. Нам кажется, что он был против рукоположения женатых.

Не менее сложными были проблемы брака. Бывший тогда в силе канон 1098, 1 гласил, что, если двое католиков в течение месяца не могут обратиться к священнику, они могут заключить брак в присутствии двух свидетелей; таким образом, каноническое право в этом вопросе было весьма либеральным, но большинству верующих не было об этом известно. "Когда я служил в Макеевке, — вспоминал Невё, — в разговорах со священниками из близлежащих приходов мне приходилось слышать: «Я никогда не расскажу прихожанам об этом правиле; никто не станет ходить в церковь, и брак превратится в самое обыкновенное сожительство»". Невё обнаружил, что и в Москве верующим ничего не известно об этом правиле: "Похоже, что только о. Амудрю и я огласили эту статью канонического права, снабдив ее, однако, соответствующими комментариями во избежание злоупотреблений".

Невё воспользовался этим законом, чтобы успокоить верующих, которые специально приезжали к нему, потому что их приходской священник в течение многих месяцев не имел возможности их посетить. "Сейчас, в моем присутствии, без какой-либо церемонии, вы скажете друг другу о своем согласии вступить в брак, — говорил им Невё, — а потом, когда вам удастся наконец встретить своего священника, попросите его благословения. Но знайте, что отныне вы законные муж и жена".

Случалось порой, что разведенные православные хотели вступить в брак с католиками. Не будучи обвенчаны, они разводились по законам гражданского права и получали справку о возможности жениться или выходить замуж повторно. Монсеньор д'Эрбиньи спрашивал у Невё, как, по его мнению, следует относиться к их первому брачному союзу, учитывая, что для людей крещеных брак всегда должен рассматриваться как таинство и поэтому считаться нерасторжимым. В Риме до сих пор придерживаются мнения, что брак является браком в любом случае. Может ли считаться служащий советского ЗАГСа свидетелем брака? Невё проконсультировался у своего друга епископа Варфоломея, и оба они составили такой ответ: "Не вызывает сомнения, что те православные, которые ограничиваются регистрацией брака в ЗАГСах, обладая при этом возможностью обвенчаться в церкви, не имеют намерения заключить истинный брак. Они просто довольствуются соблюдением советского законодательства. Выгоду от этого получает только женщина: имея справку из ЗАГСа о браке, ей гораздо проще добиться уплаты алиментов в случае, если муж ее бросит. Что же касается супруга, то он выбирает регистрацию в браке, чтобы не связывать себя на всю жизнь с той, кто привлекает его в данный момент с чисто физической точки зрения. Возможно, что иногда жених и Невёста, заключающие брак в ЗАГСе, имеют вполне серьезные намерения, но таковых — явное меньшинство".

Его римским корреспондентом был монсеньор д'Эрбиньи, точнее — комиссия "Про Руссиа", созданная папским моту проприо "Inde ab inicio" от 20 июня 1925 года. 6 апреля 1930 года комиссия была выведена из состава Конгрегации Восточных Церквей. 8, 9 и 12 апреля 1930 года монсеньор д'Эрбиньи встречался с Пием XI, обсуждая вопросы реорганизации комиссии. Кардинал Синсеро, чрезмерно занятый работой в Восточной Конгрегации и кодификацией восточного канонического права, был освобожден от должности президента комиссии, а вместо него был назначен д'Эрбиньи, сохранивший за собой место президента Папского Института^cliv.

Эта чрезмерная власть была одной из причин опалы, постигшей впоследствии монсеньора д'Эрбиньи. После его отставки комиссия была реорганизована новым моту проприо — "Quam sollicite" от 21 декабря 1934 года: русские клирики и миряне восточного обряда снова передавались в ведение Конгрегации Восточных Церквей, а комиссии "Про Руссиа" подчинялись только клирики и миряне латинского обряда. Сама комиссия была по политическим причинам присоединена к Конгрегации чрезвычайных церковных дел, а ее президентом стал секретарь pro tempore той же Конгрегации, преобразованной в 1967 году в Совет по публичной деятельности Церкви^clv.

Как мы уже говорили, в непосредственной юрисдикции Невё находилась Московская апостольская администратура. Ему подчинялся также экзархат восточного обряда. Кроме того, он считался первенствующим среди других апостольских администраторов и обладал для них моральным авторитетом. Однако изданный в октябре 1926 года декрет ВЦИК запрещал иностранцам осуществлять на территории СССР духовную власть и даже совершать богослужения для советских подданных. Таким образом, Советы практически разрушали всю организацию католической иерархии в России, которую возглавлял иностранец Невё.

15 декабря 1926 года настоятеля польского храма во имя свв. Петра и Павла аббата Лупиновича вызвали в ГПУ, где состоялся следующий разговор:

— Кто такой Невё?

— Это настоятель церкви св. Людовика, имеющий епископский сан.

— А кто является администратором?

— С конца октября — я.

— Для чего в стране четыре епископа?

— Чтобы не зависеть от заграницы.

— Имеет ли сейчас архиепископ фон Ропп какое-либо отношение к церковным делам в своей епархии?

— Нет.

— Не собирается ли он вернуться?

— А что вы будете делать, если потребуется решить какие-то вопросы?

— Я напишу в Рим.

— Все это прекрасно, но ваше положение здесь незаконно. Мы можем всех вас арестовать разом.

Номинально Эдуард фон Ропп все еще оставался архиепископом Могилевским, администраторы были назначены sede plena, кафедра по-прежнему была занята епископом, который не имел возможности выполнять свои обязанности. Невё жаловался, что в Великую Субботу 1927 года во время пения Exultet при благословении пасхальной свечи польский священник, служивший за диакона, с большим воодушевлением пропел: "Et antistite nostro Eduardo" — "Помолимся и о епископе нашем Эдуарде (фон Роппе)". "Когда после этого мы утверждаем, что не зависим от Польши, мы очень похожи на лжецов", — заключает Невё.

В соответствии с декретом, о котором мы говорили выше, с 20 октября 1926 года Невё было запрещено служить за пределами церкви св. Людовика. 15 ноября 1927 года он послал д'Эрбиньи статью из "Известий" за 12 ноября, "в которой впервые в прессе было заявлено, что священники-иностранцы не имеют права служить. Вы, должно быть, понимаете, кто те два иностранца, которых этот запрет касается в первую очередь": речь шла о самом Невё и об о. Амудрю, которые, будучи иностранными подданными, служили в СССР.

Невё получил от Рима приказ рукоположить другого епископа для Юга. Апостольским администратором, которого нужно было рукоположить для Юго-Восточного региона, должен был стать либо администратор Поволжья (Августин Баумтрог), либо администратор Кавказа (Иоанн Рот). Д'Эрбиньи хотел отправиться на юг во время своей третьей поездки и лично урегулировать этот вопрос, назначив визитатором для всей территории бывшей Тираспольской епархии с пребыванием в Одессе монсеньора Фризона, а его генеральным викарием — прелата Кручинского. "Когда Вам удастся встретиться с Фризоном, обсудите с ним вопрос о хиротонии одного из двух апостольских администраторов, которую он должен будет совершить, если не возникнет каких-либо препятствий. Самое главное, чтобы все католические епископы в России были действительно мужами святой, безупречной и благочестивой жизни и, в то же время, искренне преданными Святому Престолу" (11 октября 1926).

Чтобы лучше контролировать деятельность епископов и апостольских администраторов, Советы решили организовать "католический церковный собор". 9 февраля 1927 года Невё писал: "Монсеньора Малецкого снова вызвали в ГПУ; и снова ему стали говорить о созыве собора. Он ответил, что сейчас неподходящее время, а летом будет видно". ГПУ думало решить таким образом сразу несколько вопросов: узнать точный состав католической иерархии на территории СССР, добиться лояльности, а если понадобится, то и осуждения вмешательства извне во внутренние дела Советского Союза — и все это в обмен на лживые обещания. "Россия, — писал далее Невё, — это большая контора, и ее правителям не нужно ничего, кроме контор. Одна из причин преследования католиков — их нежелание созывать национальный собор. Ведь если таковой собор будет созван, ГПУ направит туда, как на все подобные собрания, своего представителя, который милостиво соизволит предложить каноны, удобные для ГПУ, заставит избрать какой-нибудь исполнительный комитет, который окажется целиком во власти не слишком святой канцелярии (ГПУ), а вдобавок заставит принять решение о запрещении переписки с Римом, как это было в добрые времена царя-батюшки". С тех давних пор ничто не изменилось к лучшему, и надежды, которые питал Невё в начале революции, надежды о долгожданной свободе на все времена, оказались иллюзорными.

Отношения с православными. Унионизм и обращения
Можно сказать, что экуменизм Невё был определенно "униатистским", если, конечно, не придавать этому слову того уничижительного оттенка, с которым его употребляют теперь. Тем, кто спрашивал у него литературу, Невё предлагал книгу польского иезуита Урбана "Православие и католицизм". Более осведомленным читателям он предлагал только что вышедшую "Молитву за единство" о. Жюжи, но особенно часто — книгу Владимира Соловьева "Россия и вселенская Церковь", написанную по-французски, опубликованную в 1889 году и переведенную на русский язык Величко. Он давал читать девять вопросов Владимира Соловьева протоиерею Иванцову-Платонову, которые рассматривал как краткое изложение своих собственных аргументов в пользу воссоединения. Поэтому я считаю нужным привести эти вопросы полностью:

1. Постановления вселенских соборов о неприкосновенности никейской веры относятся ли к содержанию этой веры или же к букве символа никео-константинопольского?

2. Слово Filioque, прибавленное к первоначальному тексту никео-константинопольского символа, содержит ли в себе непременно ересь, и если да, то на каком вселенском соборе эта ересь подверглась осуждению?

3. Если сказанное прибавление (появившееся в западных церквах с VI века, а около половины VII века ставшее известным на Востоке) заключает в себе ересь, то каким образом бывшие после сего два вселенские собора — шестой в 690 году и седьмой в 787 году — не осудили эту ересь и не отлучили принявших ее, но пребывали с ними в церковном общении?

4. Если нельзя с достоверностью утверждать, что прибавление Filioque есть ересь, то не дозволительно ли всякому православному следовать в сем деле мнению св. Максима Исповедника, который в послании к пресвитеру Марину оправдывает сказанное прибавление, толкуя его в православном смысле?

5. Помимо Filioque, какие другие учения римской церкви и на каких вселенских соборах осуждены как ересь?

6. В случае, если должно признать, что римская церковь виновна не в ереси, а в расколе, — раскол же точнейшим определением св. отцов бывает тогда, когда часть церкви (духовные и миряне), ради каких-нибудь вопросов обряда или дисциплины, отделяются от своего законного начальства, — то спрашивается: от какого своего церковного начальства отделилась римская церковь?

7. Если римская церковь не виновна в ереси, а в расколе виновна быть не может, не имея над собою никакого церковного начальства, от которого она могла бы отделиться, то не должно ли признать, что эта церковь пребывает нераздельною частью единой вселенской церкви Христовой, а так называемое разделение церквей, не имея никаких истинно-религиозных и церковных причин, есть лишь дело человеческой политики?

8. Если наш разрыв с римскою церковью не основан ни на чем подлинно-божественном, то не должны ли все православные христиане, думающие более о том, что Божие, нежели о том, что человеческое, деятельно стараться о восстановлении церковного единства между Востоком и Западом для блага всей церкви?

9. Если восстановление церковного общения между восточными и западными православными есть наша обязанность, то должны ли мы отлагать исполнение этой обязанности под предлогом чужих грехов и недостатков?^clvi

Хорошая девушка, поистине прекрасная душа. Мне показалось, что она почти готова к воссоединению с Католической Церковью. Во вторник я сказал преосвященному Варфоломею, что, может быть, пора прекратить недоговорки и открыто подтолкнуть ее вперед; до сих пор она знала только, что мы с преосвященным Варфоломеем — большие друзья. Совсем недавно епископ сообщил ей об истинном положении дел, и вчера, вручая мне письма своего духовного отца, она заявила, что полностью готова последовать по его пути: девушка хотела бы присоединиться в конце августа, чтобы как можно лучше подготовиться к причастию. Она станет достойным членом нашей Церкви и сможет привести за собой других: она окончила университет и совершенно не похожа на овцу из стада — она знает, что делает и чего хочет. Да ниспошлет ей Бог здоровья — она так худа, что просто становится страшно" (31 июля 1933 года).

Через всю корреспонденцию Невё красной нитью идут две темы: с одной стороны, аресты и гонения, с другой — обращения в католичество и продвижение к воссоединению Церквей. 16 сентября 1928 года он, например, писал: "В Сергиевом Посаде (Загорске) живет один подвижник благочестия — древний старец отец Алексий — сейчас он уже почти при смерти. Всю свою жизнь он провел в молитве и помыслах о горнем. Так вот, он предсказал, что Церкви воссоединятся: "Наступит соединение".

Жена одного православного священника, сделавшись тайной католичкой, наконец призналась в этом мужу. Муж, о. Борделиус, нашел Невё и сказал ему: "Я послушное чадо моей Церкви. И если вся она воссоединится с Римом, я с радостью последую за ней". Он попросил Невё разрешить жене вернуться в православие. Невё не пошел на это, и они расстались, признав свою общность в едином священстве Христове. Священник предоставил жене свободу выбора, но, верный канонам своей Церкви, расстался с ней.

Другое свидетельство экуменизма: старец Высоко-Петровского монастыря Митрофан благословлял православных, тяготевших к католицизму, исповедоваться и причащаться в любой из двух Церквей. "Если такая точка зрения распространится повсеместно, — отмечал по этому поводу Невё, — в наших храмах придется предпринимать те же меры предосторожности, что были предприняты в Англии в отношении ромофильствующих англикан" (16 сентября 1929 года). Был ли Невё интегристом по духу? Когда православные или баптисты просили предоставить им право собираться в еще действующей католической церкви, Невё колебался и даже проявлял строгость (6 января 1930).

Православным, которые говорили с любовью и почтением о католичестве и папе, Невё предлагал торжественно прочитать католическое исповедание веры — для него единственным неопровержимым доказательством любви к Католической Церкви оставались вхождение в эту Церковь и католическое исповедание веры. Он составил текст, включавший повторение символа веры и перечисление основных догматов веры^clvii. Текст этот был одобрен Римом для лиц восточного обряда, присоединявшихся к Католической Церкви. В символ веры не было включено Filioque. В исповедании веры особый акцент делался на нерасторжимости брака: "Верую, что узы брака нерасторжимы и что если в случае прелюбодеяния, ереси или каких-то иных причин между супругами может быть допущена сепарация, им не позволяется вступать в новый брак, пока жив другой супруг". В тексте упоминалось чистилище, утверждалось первенство папы Римского и приводились определения Флорентийского, Тридентского и I Ватиканского соборов по этому вопросу.

Православные, присоединявшиеся к Католической Церкви, подписывали отпечатанный экземпляр этого текста, который Невё затем отсылал в комиссию "Про Руссиа".

Вот имена некоторых православных, пришедших в Католическую Церковь:

— Доктор Леонид Титов — 30 января 1931 года. Он изучал теологию по учебнику о. Пеша и по римскому миссалу.

— Нина Быкова; 23 сентября 1932 года. 25 лет от роду она скончалась в алма-атинской больнице, полная веры и любви к товарищам по заключению.

— Девица Багрецова. Хотела уехать из СССР, но ее просили остаться (1931 год).

— Профессор Баскарев — на Пасху 1933 года. Он работает над книгой о Соловьеве.

— Елена Рожина — духовное чадо епископа Варфоломея, родом из Нижнего Новгорода. Окончила университет; обратилась, ознакомившись с девятью вопросами Владимира Соловьева (23 июля 1933 года).

— Павел Мусатов, священник, обратился в Мценске 31 июля 1933 года.

— П.Анисимов, в Саратове, в тюрьме.

— Князь Оболенский (сочувствующий).

— Профессор Иван Чинченко стал католиком 5 сентября 1936 года. Знаком с монсеньором д'Эрбиньи, хорошо знает бывшего митрополита Ювеналия, теперь — просто епископа Владимирского, все больше и больше проявляющего симпатии к католицизму.

Нужно отметить еще один момент. Невё и в еще большей степени о. Сергий Соловьев обратили в католичество большое количество евреев. Вот некоторые из них:

— Профессор Букшпан^clviii. По доносу профессора Кондратьева арестован.

— Анна Рубашова, она обладала мистическим даром.

— Две сестры Сапожник, одна в Бутырках, другая — на Соловках.

— Тереза, дочь костромского "жертвоприносителя". Отец проклял ее и устроил громкий скандал, который привел к аресту сестер Фюсснер и повторному аресту матери Абрикосовой и нескольких молодых комсомолок; в рядах этой организации обнаружили целую сеть религиозной пропаганды.

Отношения с православными епископами
Как это ни парадоксально, Невё было легче установить контакты с православными епископами, чем с латинскими. Трое администраторов-епископов были очень скоро арестованы, другие предпочитали оставаться на местах и не ездить в Москву на встречу с Невё, рискуя быть арестованными на вокзале перед отходом обратного поезда, как это случилось со многими их эмиссарами. Наиболее охотно с Невё общались обновленцы. Они проявляли явные симпатии к католическому епископу, были более свободны, охотно говорили о папе и будущей унии. Другие епископы, особенно из числа "сергиевских", восхищались стойкостью и единством Католической Церкви.

Большое влияние оказывал о. Сергий Соловьев. Его имя было широко известно; поэзией Соловьева восхищались, его жизнь ставили в пример. Однажды тверской епископ Жербовский решил раскрыть перед ним душу. Письмо о. Сергию от 10 декабря 1928 года показывает тот кризис, в котором оказались многие из епископов.

"Я пребываю в унынии и полном одиночестве. Я филолог — окончил литературное отделение историко-филологического факультета Новороссийского университета, потом — Московскую духовную академию. Я начал свое служение с бодрым духом, но раскол Православной Церкви буквально превратил мою жизнь в тюрьму. Надо было стать либо тихоновцем, либо обновленцем. Сначала я присоединился к тихоновцам, но потом покинул их по причине их узости и реакционности мышления. Я пошел к обновленцам и понял, что это разорники. В настоящее время я ни с теми ни с другими. Но Церковь Христова выше этих партий и, не принадлежа к ним, я чувствую, что становлюсь ближе ко Христу. Действительно, Православной Церкви больше нет. Она существовала лишь благодаря поддержке со стороны царской власти, которая теперь пала. И при этом падении Церковь раскололась на куски.

Что делать... Я страдаю от бездействия. Я думал о Вашем пути, дорогой Сергей Михайлович. Скажите мне: дает ли Вам Католическая Церковь возможность служить Христу с чистой совестью? Католичество представляется мне некоей монолитной организацией, имеющей за собой великое прошлое и до сего дня не давшей трещин; у нее есть деятели культуры и интеллигенция — только так ей удается сохранять во всей полноте святое Евангелие Христово. Возможно, что и меня Господь направит по Вашему пути. Я не связан ничем земным; у меня нет ни жены, ни детей, я свободен и готов пойти туда, куда будет угодно Богу. Из близких людей у меня осталась только мать, все еще бодрая телом и духом"^clix.

Другие архиереи не высказывали своих симпатий столь открыто. В письме от 27 января 1929 года монсеньор д'Эрбиньи просил Невё сообщить ему сведения о епископе Соловье: "Несколько раз за последние два года он выражал желание поехать в Рим, чтобы, как говорит он сам, представить какие-то бумаги патриарха Тихона и исповедать католическую веру. Но поскольку он уехал из СССР по паспорту, полученному стараниями обновленцев, это внушает опасения. Сейчас он работает в Монтевидео и, похоже, никаких нареканий в его адрес оттуда не поступало. Он вдовец, имеет пятнадцатилетнюю дочь. Действительна ли его хиротония?"

18 февраля 1929 года Невё написал ответ: "Сведения о Соловье не очень благоприятные. По профессии он фармацевт, был довольно близок к Тихону. Несмотря на это еще при жизни патриарха он нашел способ рукоположиться во епископа у небезызвестного Антонина, который скончался два года назад. Соловей не получил никакого богословского образования; он решил уехать из России и обратился к помощи обновленцев. Визу ему дали по просьбе Евдокима. Едва перебравшись через советскую границу, он стал писать многочисленные письма, в которых говорил, что единственным главой Православной Церкви был патриарх Тихон. Говорят, что тогда Тучков вызвал Евдокима в ГПУ и отвесил ему пощечину: "Кого вы нам рекомендовали!" Но в тех же самых письмах Соловей говорил, что Тихон поддерживал великого князя Кирилла как законного наследника Николая II. Он писал и председателю ВЦИК Калинину. Кто это — провокатор или честный человек, искренне изменивший свои взгляды?"

Невё не давали покоя некоторые епископы, хотевшие невзирая ни на какие препятствия соединиться с Римом. Одним из таких был обновленец Русанов — женатый епископ Пензенский, пришедший от имени других пяти епископов и нескольких священников. Проконсультировавшись с Невё, 25 ноября 1929 года д'Эрбиньи ex audientia Sanctissimi — то есть после встречи с папой, дал следующий ответ: "По поводу сообщения монсеньера Невё от 11 ноября 1929 года о коллективной просьбе принять в лоно Римской Церкви, поступившей к нему от нескольких русских епископов, среди которых есть женатые епископы и священники, женатые вторым браком или на вдовах (а также, возможно, и на разведенных):

1. Ответить монсеньору Невё, что он может сказать епископам, что они могут поступать во всем согласно своей совести и чувству долга, исповедуя католическую веру и привлекая в ней своих клириков и паству; в случае если они будут приговорены к заключению или к смертной казни, они умрут в лоне Католической Церкви, засвидетельствовав своим подвигом, что им отпущены грехи, как это было в Церкви со времен первых гонений (например, св. Ипполит). Положение каждого будет изучено и канонически урегулировано, когда настанут более спокойные для России времена. В ожидании этого каждому надлежит придерживаться славянского обряда.

2. Написать об этом в Святую Канцелярию, чтобы подробнее объяснить доложенное монсеньером Невё и обсудить возможные ответы, сообщив временный ответ, данный монсеньору Невё в параграфе 1"^clx.

В 30-е годы Невё имел контакты и с епископом Владимиром Путятой. Тихоновцы не доверяли ему по причине его связей с ГПУ. 8 октября 1934 года Невё писал монсеньору Джоббе, заменившему монсеньера д'Эрбиньи в качестве получателя корреспонденции из России, что НКВД трижды присылал к нему посланницу пензенского обновленческого епископа Путяты, который непременно хочет встретиться и поговорить об унии. "ГПУ продолжает проявлять интерес к нашему недостоинству. Три дня тому назад ко мне пришла одна католичка — очень добрая, но чересчур доверчивая и наивная — и сказала: "Епископ Владимир Путята очень хочет познакомиться с вами и спрашивает, когда вы сможете его принять". — "Если он хочет покаяться и примириться с Католической Церковью — пусть приходит, когда ему захочется; но если у него есть другие мотивы, пусть сначала напишет, что ему от меня угодно. Я ему не верю и считаю его провокатором". — "Это достойнейший человек: он был в Риме и очень понравился кардиналу Рамполле. На него просто клевещут". — "Я знаю, что говорю и продолжаю настаивать на этом". Путята был запрещен в служении патриархом Тихоном и митрополитом Сергием; ему приписывают прямо-таки "распутинское" поведение, а сам он представляется агентом ГПУ".

Однако 17 ноября 1935 года Невё сообщил Джоббе, что епископ Путята, хотевший присоединиться к Католической Церкви, только что был сослан в Вятку "за передачу епископу Невё сведений о православной иерархии и советской администрации, которую тот передавал за рубеж". 17 мая 1936 года Невё сообщал: "Он умер в этом городе (в Вятке, ныне — Киров) в феврале 1936 года. Перед смертью он причастился, отпевали его в русской церкви как простого монаха, поскольку митрополит Сергий лишил его сана за уход к реформаторам".

Другой епископ, Сергий Лавров, приходил к Невё буквально со слезами на глазах. Рукоположенный в 1913 году, он покинул иерархию митрополита Сергия и ушел к обновленцам. Они возвели его на Ташкентскую кафедру, где этот епископ-монах публично женился и попытался с амвона оправдать свое поведение. В июне 1931 года — тогда он уже оставил кафедру — Лавров приходил к Невё (письмо Невё от 8 июня 1931 года). Он был арестован и приговорен к трем годам ссылки на Урале: у него забрали книги на иностранных языках, наперсный крест и панагию, пообещав отпустить на волю, если он отречется от Бога. Когда срок ссылки истек, Лавров вернулся в Москву и снова пришел к Невё. "Я увидел бедно одетого человека. Он плакал, рассказывая о своих несчастьях, горько сожалея о том, что сделал. Супружеская жизнь не удалась, и он жил совсем один, давал частные уроки современных иностранных языков и делал переводы, чем и зарабатывал на хлеб. Потом он исчез, и я вскоре узнал, что его арестовали. На днях я получил от него письмо, отправленное из Тобольска 16 октября: пишет, что его задержали на некоторое время в Березове (возле Оби, в пятистах километрах к югу от Обдорска) и только что отправили в Тобольск, где ему придется остаться до мая 1936 года. Он голодает и просит о помощи; я послал ему кое-какую еду"(5 ноября 1934 года).

В пропагандистской книге "Правда о религии в России" помещен материал о преступлениях фашистов, желавших использовать религию в своих политических целях (с. 77—78). Автор — священник Сергий Лавров. Не тот ли это самый епископ-тихоно-вец, ставший обновленцем, а потом вернувшийся в Церковь Сергия в сане священника? Вполне возможно.

Николай Ярушевич — будущий митрополит —

вступает в контакт с Католической Церковью
В сентябре 1933 года во врата Католической Церкви постучался тихоновский епископ, ставший впоследствии одним из первых иерархов Русской Православной Церкви, вошедший в историю Великой Отечественной войны как вдохновитель ратных подвигов, а после войны ставший одним из инициаторов Стокгольмского воззвания о запрещении атомного оружия. Его звали Николай Ярушевич. Вот как сообщал об этом эпизоде в жизни будущего митрополита настоятель ленинградского храма Лурдской Богоматери о. Амудрю в письме монсеньеру д'Эрбиньи. Ввиду особой важности информации, Амудрю специально приехал в Москву и написал письмо там, чтобы сразу же отправить его дипломатической почтой^clxi.

Москва, 26 сентября 1933 года

Монсеньор,

Я приехал в Москву, чтобы написать Вам о деле, которое может оказаться весьма важным... если приведет к каким-то результатам. Несколько месяцев назад мадемуазель Юлия Николаевна Данзас, из обратившихся русских, вышедшая недавно из тюрьмы, где она провела десять лет за веру, сказала мне, что один православный епископ хотел встретиться с ней, чтобы побеседовать о вере. Мадемуазель Данзас очень умна и прекрасно образована, ревностная католичка (она обратилась пятнадцать лет назад), бывшая фрейлина императрицы. Я сказал ей пойти на эту встречу и дал кое-какие полезные книги, оказавшиеся у меня под рукой.

Никаких известий об этом деле я больше не получал. Но вот несколько дней тому назад мне передали письмо, которое я прилагаю к этому своему посланию, — его автором был тот самый епископ. Теперь уже он хотел встретиться со мною лично, чтобы узнать, что конкретно нужно сделать для присоединения к Католической Церкви и что потребовал бы от него Святой Отец. Я назначил ему встречу на субботу, собираясь на следующий день после этого, в воскресенье, приехать в Москву, чтобы проинформировать об этом деле Святого Отца. К сожалению, он не смог прийти на встречу со мной; но мне почему-то не кажется, что это плохое предзнаменование.

Я спросил у м-ль Данзас, кто этот иерарх, и она ответила, что это епископ Петергофский. Сейчас он фактически управляет Ленинградской епархией; ему около пятидесяти лет. Она думает, что он настроен вполне серьезно. После всего, что он ей сказал, м-ль Данзас считает, что догматические вопросы не представляют для него никаких препятствий; но он полагает — и, судя по всему, в Ленинграде есть целый ряд православных, думающих так же, — что в нынешнем плачевном состоянии единственное спасение для Православной Церкви заключается в унии с католическим центром и что без этого ни о какой дисциплине помышлять не приходится. Он сказал даже, что надо, чтобы первый шаг сделала какая-нибудь одна епархия, оказывающая влияние на другие. Но это уже совсем другое дело, и я считаю, что если такое движение действительно начнется, ГПУ тотчас же разгромит его и одним из первых пострадаю я. Возможно, помышляя об унии, они тешат себя какими-то химерическими мечтами (по крайней мере, в данный момент) — нельзя быть русским, не будучи "химеричным", — что папа сможет прийти к ним на помощь, установив сам не знаю какой протекторат над российской Церковью: но этот момент для него — второстепенный.

Должен добавить, что г-жа Нефедьева, из обратившихся русских, тоже общалась с ним. Она сказала мне, что писала по этому поводу экзарху о. Федорову, и тот считает, что следует остерегаться православных клириков, которые, оказавшись в столь сложном положении, хотят лишь добиться папской помощи. Признаюсь, что я не разделяю опасений экзарха, который к тому же не знаком с этим епископом лично и знает обо всем деле только по письму г-жи Нефедьевой. Мне кажется, что если даже намерения епископа непостоянны, все равно не стоит пренебрегать этим делом, поскольку любое сближение окажется полезным и сможет привести к разрушению той атмосферы предубеждения и ненависти к Католической Церкви, которая царит среди схизматиков. Если даже первые обратившиеся окажутся людьми не вполне святыми, то, может быть, следующее поколение, воспитанное в большем благочестии — если Щедрый Господь смилостивится над этим народом, — станет лучше после всех этих страданий. Это не значит, конечно, что я слеп, — я видел так много дурного в этих новообращенных католиках и так много пострадал за это, что просто не могу в глубине души не опасаться. Но будущее — в руках Господа, и мне кажется, что не стоит пренебрегать этой возможностью, этой "открытой дверью" из страха перед трудностями, страданиями, разочарованиями, которые, может быть, и придут потом.

В любом случае, я считаю своим долгом поставить Святого Отца в известность об этом деле и прошу Ваших указаний на тот случай, если у этого дела появятся благоприятные последствия.

Соблаговолите принять...

о. Ж. Б. М. Амудрю

Когда Амудрю сообщил об этом Невё, тот, уже привыкший к подобного рода "воссоединениям", отреагировал со спокойствием и некоторым скептицизмом. Он поговорил обо всем со своим другом епископом Варфоломеем, прекрасно знавшим положение в Православной Церкви, и узнал, что епископ, о котором шла речь, — Николай Ярушевич, родившийся в Ковно 31 декабря 1891 года, законно рукоположенный 25 марта/7 апреля 1922 года, находившийся в заключении с 1923 по 1926 год. Он возвратил Ленинградскую епархию тихоновцам.

Монсеньор д'Эрбиньи, для которого это было последнее дело в комиссии "Про Руссиа", уже через посредников, 16 октября 1933 года ответил Невё из Брюсселя: "Я предложил Его Святейшеству, чтобы с делом, о котором писал Амудрю, разбирался он сам, договорившись обо всем с Вами, как с верховным представителем Его Святейшества в СССР — ведь Вы уже смогли во всем разобраться в случае с нашим дорогим Владыкой Варфоломеем". 28 октября того же года д'Эрбиньи, находившийся в брюссельской больнице, послал Невё письмо — уже написанное от руки, — в котором говорилось: "Святейший Отец соблаговолил передать мне: «В случае, о котором спрашивает о. Амудрю, и в других аналогичных случаях, если таковые представятся, Вам (Невё) предоставляется право принимать в лоно Церкви на тех же условиях, на каких был принят Владыка, информируя об этом — по мере возможности — Святой Престол и позволяя оставлять соединение с Католической Церковью в тайне и т.д. После перехода в католичество они остаются в Вашей юрисдикции, в силу полномочий, полученных от Святого Престола, до того, как Вы предложите какие-либо новые варианты»".

Впоследствии о. Амудрю встречался с епископом Николаем, который произвел на него очень хорошее впечатление. Он был сильно обеспокоен развалом дисциплины среди православных. Что касалось вопросов веры, то он принимал все учение Католической Церкви; отзывы о Ярушевиче были самые восторженные.

24 февраля 1934 года Невё снова вернулся к этому вопросу. "Одна русская дама, — писал он д'Эрбиньи, — совсем недавно приехавшая из Ленинграда, говорила мне, что среди православных этого города существует сильное течение симпатизирующих католицизму. Я спросил, не знает ли она каких-нибудь имен и подробностей, но дама не смогла ничего ответить — ей было известно только, что среди верующих часто ведутся разговоры на эту тему". Что же делать? — задает себе вопрос Невё. — Ехать в Ленинград? "Мне трудно уехать из Москвы незамеченным; пять лет назад я ездил тайком в Ленинград, но меня заметили, и это привело к неприятностям для г-жи Левенхоф^clxii, монсеньора Малецкого и других. С другой стороны, о. Амудрю настолько поглощен своим тяжелым служением, что совершенно не успевает следить за тем, что происходит вокруг: вот уже три месяца он мне ничего не сообщал о епископе Николае. Христиане первых веков имели во времена гонений одно преимущество: государство не использовало тогда железные дороги, фотографию, телеграф, чтобы следить за ними, — с этой точки зрения, нам гораздо труднее, чем нашим Отцам по вере".

На этом история с Николаем Ярушевичем заканчивается. В 1940 году митрополит Сергий назначил его архиепископом Волынским и Луцким; 15 июля 1941 года он стал экзархом Украины и митрополитом Киевским. С февраля 1942 по сентябрь 1943 года Ярушевич замещал Сергия, эвакуировавшегося в Ульяновск, в управлении Московской епархией. Он был членом комиссии по расследованию преступлений нацистов на советской территории. 28 января 1944 года Николай назначен митрополитом Крутицким, а 25 марта 1947 года добавил к своему титулу слово "Коломенский". 21 июня 1960 года митрополит Николай был освобожден от обязанностей председателя Отдела внешних церковных сношений, которые он исполнял с 1946 года. 19 сентября того же года он оставил Крутицкую кафедру и вышел на покой, а 13 декабря 1961 года умер от инфаркта в Боткинской больнице.

Православный архиепископ московской юрисдикции, имя которого я теперь могу спокойно назвать, потому что 22 сентября 1985 года он скончался в своем родном Петербурге, — преосвященный Василий Кривошеин — говорил мне в 1960 году, что митрополита Николая заставили уйти на покой, так как он мужественно выступал в защиту Церкви и веры. Таким образом, оставаясь в лоне Православной Церкви, верность которой он неизменно сохранял после упомянутого нами тяготения к католицизму, он также стал исповедником веры.

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ VII

Глава VIII