(№45) 2 СТЕНОГРАММА ДОПРОС АДИЛОВА ПРОДОЛЖЕНИЕ 27 ДЕКАБРЯ 1928 ГОДА (вечером):
Как я вам уже говорил в прошлый раз. Я знал Омарова, Садвакасова.
(Повтор предыдущих показаний)1.
<...> Мендешев, Байтурсунов, Бокейханов, Сарсенов Ахмет – люди, которые занимались подбором национальных кадров.
Мы считали политику правительства колонизаторской, что она ущемляет национальные интересы, притесняет, этим объясняется наше соответственное выступление на том собрании. Мы пошли на это собрание, на котором выступил Кулаков с речью. Мне помнится, он обвинял казахских работников в национализме. Он хотел на этом собрании добиться ухода некоторых работников, вообще у него была такая цель, морально выяснить идею. После него выступил Садвакасов Смагул, который горячо опроверг Кулакова. И между прочим сказал, думаю смысл был такой, что бывший переселенец-чиновник теперь сидит и командует нами. Затем выступил я против Кулакова и Радзенковича, говорил, что они хотят создать коммуны и т. д. Выступали другие работники: Омаров, Элимов, всех не помню. Садвакасов собрал абсолютное количество голосов. Перетянул на свою сторону большинство казахских работников. Я помню Кенжин сидел между двух стульев: и там и здесь.
Кулаков на этом собрании потерпел полное поражение, решено было его снять с должности. Через несколько дней ко мне зашел Кулаков, я в то время исполнял временные обязанности Наркома внутренних дел, он просил открыть вьезд до города Уральска. Я распорядился и ему открыли. С тех пор больше я Кулакова не видел. Таким образом, мы установили объединение националистов. Главным образом Болганбаев вводил меня в круг, который имел на деле большое влияние, вместе обедали, ужинали, часто собирались вместе. Были Омаров, Букейханов, Сарсенов, Болганбаев, Акаев, которые занимали хорошие номера, не нуждались. В то время ощущался большой недостаток продуктов. Акаев жил хорошо, поэтому мы у него частенько собирались. О существовании тайной организации я не знал, когда мы вошли в круг националистов, стали опасаться даже друг друга. В один прекрасный вечер в марте 1921 года вечером нас собрали вместе, тех, кто составлял центр. На собрании выступал Букейханов, Сарсенов, Ахметов, Омаров Елдес, Болганбаев, Хайордин, Байтурсынов и я. Вот этих шесть человек я помню и знаю, как свои пять пальцев. Байтурсынов читал письмо от Валидова, написанное на тонкой бумаге мелким почерком химическим карандашом. Бывали моменты, когда Валидов писал шифром, который состоял из цифр. Я раньше шифрованных писем не видел. Он писал арабским шрифтом и в середине строк писал эти цифры. У Байтурсынова был отдельный ключ, который расшифровывал цифры. Он говорил так: Приехал один Москвич из Бухары и вручил мне это письмо. В близких отношениях с нами был также Нахимжанов, член КирЦИКа, он был председателем Кирреспублик в Башкирии. Позднее был отозван в Оренбург, не помню точно, был ли он в правлении. Я его знаю, как сторонника Садвакасова. Среди молодежи с нами был в хороших отношениях Тулепов. Он в последнее время находился в Кызылорде. Ездил в Берлин. Валидов писал, что он находится в Бухаре, за ним большая сила, много сторонников, и в заключение писал, что он состоит от имени казахских представителей националистов, которые должны быть в Среднеазиатской организации.
Присутствующие обрадовались этому и стали обсуждать, кого послать. В результате было решено послать Болганбаева, Хайретдина и меня. На этом заседании было решено снабдить Болганбаева мандатом. У них оказалась печать Алашординского правительства не то Тургайского отделения, не то Центрального. Сарсенов Ныгымет выступал как секретарь центрального правительства Алаш Орды. Между прочим, он умер после нашего отъезда. Выступал Букейханов как высшая глава Алашординского правительства. Мандат был подписан Букейхановым как председателем, Байтурсыновым как членом, Сарсеновым как секретарем. Вообще присутствующие подняли такой вопрос – если определенное лицо снабжается мандатом – значит мандат должен быть выдан официальным учреждением. Других документов мы не получили, так как поездка эта была тайная. И мы не должны были разглашать, что мы делегированы в Среднеазиатский центр. Болганбаев раньше был знаком с Валидовым. Это был 1921год. Мы считали, что в Ташкенте есть сильная группа. Основу этой группы положили в Москве.
По-видимому Валидова знали Букейханов, Ермеков, Байтурсынов, я же не знал. В то время о программе речи не было. Вообще та организация должна была идти по пути Алашординского правительства и партии Алаш. Устав, платформа и т.д. Изменений не было. Просто так ставились вопросы. Раньше Алашординское правительство было в союзе с белогвардейцами-меньшевиками. Эта организация имела свою программу. Я не знаю, почему на этом собрании не поднимали вопрос о программе. Наверное, чтобы она не попала в руки коммунистов.
Таким образом, мы стали собираться. Меня перевели в Наркомпрос. Смешно, но Байтурсынов снабдил меня документом-мандатом от Наркомпроса в командировку в Ташкент для приобретения каких-то печатных листов, а также приглашения учеников и т. д. Деньги были выданы Наркомпросом. Я поехал с Болганбаевым. На этом же собрании было решено заняться организацией ячейки в Сибири, Акмолинске, Семипалатинске. Кому было поручено, не помню. Ермекова среди нас не было. Его также считали членом организации. Также считали членами Габбасова Халела, Козыбагарова, Турлыбаева. Предполагалось, что эти люди должны были организовывать ячейки. Мастеков в то время был не то в Китае, не то в Семипалатинске, не знаю, о нем тоже говорили. Мы считали своими людьми в Семипалатинске Сатбаевых, их несколько братьев.
Нам было поручено остановиться в Ташкенте, и в первую очередь информировать вопрос о создании здесь центра. Главным лицом считался Дулатов. Центральное правительство Алашорды находилось где-то возле Семипалатинска. Туркестанское отделение переправлялось в Семипалатинск. Из приехавших в Семипалатинск были Дулатов, Беремжанов Газымбек, Рыскулов и Токтыбаев Карим и еще несколько человек. В то время Букейханов был в степи, к нему они поехали. Затем каким-то образом Дулатов поехал в Омск, там его хотели расстрелять; к его счастью в то время председателем Акмолинского и Омского Губисполкома оказался Полюдов, русский казах из Павлодарского уезда. Он раньше был знаком с Байтурсыновым, Дулатовым. Дулатов обнял Полюдова и при его содействии стал работать в Омске по линии Наркомпроса. Положение его было скверное, его преследовали, его домашние обратились к Полюдову за помощью, который достал ему пропуск, и он на международном вагоне вернулся в Ташкент. Приехал он к Ходжанову, с которым был знаком. После второго Всекиргизского съезда по поручению Центрального правительства Дулатов и Курманов ездили в Туркестан. Это было в 1927 году, после организации Алашординского правительства. Они ездили с целью привлечь на свою сторону туркестанских казахов. В то время казахи Семиреченской и Кызылординской областей хотели присоединиться к Кокандской автономии. Состоялся съезд в Туркестане, были делегации из этих областей. На этом съезде Дулатов и Курманов встретились с Ходжановым. С тех пор Дулатов и Ходжанов знакомы. Приехав в Ташкент, Дулатов попадает к Ходжанову, последний очень обрадовался, ему нужны были грамотные работники и Дулатову было поручено организовать казахскую газету. Через несколько дней он организовал газету «Ак жол», ответственным редактором был Ходжанов, но фактически дело вел Дулатов. В то время проводилась земельная реформа в Семиречье. Там был Сафаров, Ходжанов и другие. В Оренбурге считали Дулатова близким сотрудником Ходжанова, что они установили тесный контакт. Дулатов знаком с местными условиями. В Оренбурге образовалось ядро, которое поручило поехать в Ташкент Дулатову для организации ячейки в Ташкенте. Оренбургскому съезду должны были подчиняться все остальные филиалы. Я приехал. Встретил Сармолдаева, тот провожал свою жену. Он при моем содействии попал в Нарком внутренних дел и стал работать в Оренбургском Губисполкоме. И вот на станции я мельком сообщил ему, что еду в Бухару. Я приехал прямо на квартиру Болганбаева, и через два дня из Туркестана приехал Ходжанов. Я разыскал Дулатова, который жил в гостинице. Я его встретил в газете «Ак жол», которая по улице Карла Маркса недалеко от Киринпроса. Мы с ним шли по улице, и я рассказал ему все положение. Он сказал, что «да», он предчувствовал, что кто-нибудь должен приехать из Оренбурга. Это скорее всего объясняется тем, что кто-то привозил письмо от Байтурсынова. Затем в номере, занимаемым Дулатовым, собрались члены организации. До собрания Дулатов сказал, что уже сделал свое дело, создал организацию, и что они командировали в Бухару своим представителем Беремжанова. После приезда Болганбаева состоялось заседание. На нем были Иса Кашкинбаев, Халел Досмухаметов, Дулатов, Жалелов Карим, Изтлеуов Акмолда, Досмухамедов Жагайша и Омаров Уалихан тоже там были. Из всех я лично был знаком с Дулатовым и Омаровым, остальных не знал. На этом собрании была одобрена работа Оренбургской организации… Мы ждали приезда Беремжанова, приехав, он сообщил о положении в Бухаре. Было специальное заседание, он сделал доклад о деятельности Валидова. Вообще он отозвался очень хорошо о Валидове и говорил, что из этой организации может выйти толк. Валидов сообщил, что о средствах для казахской организации разговора вести не нужно. Насколько я помню, он говорил, что мы должны опираться на самого Валидова и Бухару. Он говорил о возможности посылки средств нам из Оренбурга и Ташкента, если у них будут свободные деньги. На мою поездку деньги выделил Наркомпрос, откуда Болганбаев получил средства, не знаю. В Ташкенте связь с Ходжановым, Торекуловым держал главным образом Болганбаев. В близких отношениях он был с Ходжановым, который был с ним откровеннее, чем со мной. Активное участие в организациях они не принимали, поскольку занимали ответственные посты. Дулатов тем временем стал собираться в Семипалатинск, а мы в Бухару. Дорогой он хотел заехать в Бухару, затем в Оренбург, в Семипалатинск за семьей, которая после бегства оставалась в Семипалатинске. Ходжанов выхлопотал ему свободный вагон 3-го класса в полное распоряжение. У него было две цели. Одна – поехать за семьей, вторая – связаться с Оренбургом, Семипалатинском, Акмолинском. Это было в конце мая 1921 года. Раньше нас был командирован в Бухару Изтлеуов для подыскивания квартиры. Днем Дулатов уехал в Оренбург, а мы в Бухару с Болганбаевым. В Ташкенте организовывали восточные вечера, распространителем казахской части был я. В тот день, когда мы выехали, шел такой спектакль.
Приехав в Бухару, переночевал на станции. Потом мы подъехали в Бухарский центральный комитет. Были мы с Изтлеуовым. Встретились с Валидовым. Он в то время жил за чертой города. По своему виду он не был похож на вождя. Мне запомнились только выразительные глаза. Болганбаев объяснил цель нашего приезда. Он очень обрадовался. Потом поехали обратно к Гарифу. Стали ожидать заседание Среднеазиатского центра. Болганбаев не смотря на то, что был образованным, способным, знал турецкий язык, как политик был пассивный. Он решил уехать за границу, с этой целью вошел в Среднеазиатскую организацию. Насколько я помню, в Среднеазиатском центре Болганбаев не присутствовал. Где состоялось заседание, не помню.
Помню я, Касым Шанха Решили они включить меня в члены организации. Ввели они меня в особую комнату, дали в руки какую-то книгу, кажется коран и стали мне говорить, а я должен был повторять. Это была своего рода клятва «Я никогда не разоблачу тайну» этой организации. Серьезная секретная обстановка. Повторял за ним клятву. По окончании они меня поздравили, привели в больщую комнату, где было много народу. Среди них я увидел и узнал Турсынходжаева и Кулимдиева. Оба они занимали ответственные посты и были видными деятелями этого центра. Они со мной поздоровались как старые знакомые. Затем мне дали слово, я докладывал о казахской организации. Я им говорил о Ташкентском филиале, об Оренбургском центре, они спрашивали, с какой целью я приехал. Я объяснил, они обрадовались. Как выяснилось впоследствии, здесь были ответственные работники Бухарской республики. Среди них председатель ГубЧКа, Мухиддинов Абулкадыр – председатель Бухарского ревкома, Файзуллходжанова, кажется, на этом заседании не было.
Затем я приехал к Валидову, у которого я жил несколько месяцев. В Бухаре я жил 3 с половиной месяца постоянно у Валидова, Ходжанов в Башкирии, он говорил, что этот народ боевой, на него положиться можно. Я с ним был на квартире Баншева, впоследствии он жил в Аулие-Ате, заведовал какой-то школой. Сейчас он должен быть в Аулие-Ате, или в Шымкенте, постоянно бывал у Валидова. Касымшанхов получил образование в Турции и был человеком образованным. Валидов постоянно ругал всех за пассивность. Я подчеркну один момент, Файзуллходжаев держал ураза, мне передовали, что он бывший Бухарский милиционер. Он очень состоятельный человек, который хотел господствовать над Бухарой. На этом заседании решили перенести центр на квартиру Азимходжаева. Эта квартира была узбекской постройки с двором и насаждениями. Азимходжаева помню хорошо, человек среднего возраста, на нем была европейская одежда, потом стали собираться другие члены этого центра. По окончании все разъехались, а я остался ночевать. У него была жена, похожая на армянку или грузинку. Женщина была красивая, хорошо одетая. Принесли очень много фруктов. За столом сидели Азимходжаев, его жена и я. На этом собрании Валидова не оказалось. Был представитель Ангорского национального собрания. Одет он был по-европейски. Заседание продолжалось долго и приняло официальный характер. Я помню выступление Алимходжанова и Мухиддинова, их считали крупными лидерами, так как один был председателем ИК, другой был председателем Бухарского ревкома. Я помню одно из выступлений Алимходжанова, он приглашал всех к активности. Это было в 1921 году. После этого заседания работа оживилась.
Я послал через представителя письмо Беремжанову, который принимал участие в восточном вечере в Ташкенте. На нашем участке выступали жены Хожданова, Ходжаева, Тынышбаева и другие. Все были сняты в национальных костюмах. Я попросил его по приезду в Ташкент, зайти в редакцию «Ак жол» и передать письмо Беремжанову, потому что Дулатова в то время в Ташкенте не было. Беремжанов был авторитетным членом организации. Таким образом, работа оживилась, меня командировали в Бухару. Это слово сказал Валидов. Кто-то должен был из казахов стать заместителем в Среднеазиатском центре, назначили меня. В это время из ТурЦИКа в Бухару приехали два казаха. Помню, один должен был войти в эту организацию, его фамилию не помню, другой был Акжалов, уроженец Актюбинского уезда. Он учился в Константинополе. После мировой войны была организована 60-тысячная армия. Эта армия должна была занять Оренбург. Эти ученики остались в Бухаре работать. Я помню Акшалова, его ввели в курс дела и решили оставить его вместо меня. Хотя не было распоряжения из Оренбурга или Ташкента. Акшалов рассказывал, что после моего отъезда из Бухары, он видел Амирпашу. Я его познакомил с Валидовым. Главным вдохновителем в Ташкенте был Ануарбек «кара узбек». О нем можно сказать несколько слов. Человек образованный, прогрессивный, дружил с Валидовым. Я его видел в Ташкенте в чалме, в узбекском халате, а работал он по линии Наркомпроса.
Итак, было решено командировать меня в Фергану для восстановления связи с Жанузаковым. Я хочу рассказать о том, как Валидов попал за границу. Он уехал в Афганистан, из Афганистана в Персию, из Персии в Анкару, из Анкары в Константинополь, из Константинополя в Мадрид, оттуда в Париж. Приехал в малахае и в больших казахских сапогах. Там он встретился с Мустафой Шокаевым, который посоветовапл ему поехать в Берлин. А в Берлине оказались наши ребята, которые устроили его на квартиру. Он стал заниматься в Берлинской библиотеке по своей специальности. Он был историком. В Берлинских библиотеках он изучал исторические документы. Потом я узнал, что он приглашен в Константинополь профессором Константинопольского Университета. Что относительно Мустафы Шокаева, позднее говорили, что он работает в посольстве (28-46 стр.).
*** *** ***
(№46) ДОПОЛЬНИТЕЛЬНЫЕ ПОКАЗАНИЯ АДИЛЕВА ДИНМУХАМЕДА ОТ 1929 ГОДА 28 ДЕКАБРЯ Г. КЫЗЫЛОРДА1.
(47–62 стр.). Я, помощник начальника Восток отдела ОГПУ допросил нижеподписавшегося, который показал:
Я, Адилов Досмухамед, казах аула №3 Сарысуского района Сырдарьинского округа, женат.
После заседания Ташкентского филиала на квартире Кокенбаева (?), оба они решили уехать за границу. Валидов со своим товарищем поехал к адаевцам, оттуда в Туркмению и после в Афганистан. Из Кабула через Персию поехал в Турцию. В Анкаре он вел какие-то переговоры, оттуда попал в Константинополь, сел на пароход в Марсель и оттуда железной дорогой приехал в Париж, Берлин. В Берлине он занимался историческими исследованиями. Знаю, что Валидов был официально приглашен Турецким правительством, приехал в Константинополь и занял кафедру истории тюрко-татар в Константинопольском университете. Мунайпасов отзывался о Валидове хорошо, он был приглашен Валидовым, состоял членом организации, и Валидов поручил ему заботу о своей семье. Мунайпасов должен был доставить его жену в Башкирию, а потом через Москву переправить за границу. После этого Мунайпасов был с нами. Я и Мунайпасов ездили в старый город в Ташкент, посетили жену Валидова, она была похожа на узбечку; узнав о поручении мужа, ругала его, сетуя на то, что он бросил семью на произвол судьбы. В отчаянии говорила, что не поедет за границу, поедет к себе на родину в Башкирию, и на этом мы расстались. Как было дальше, не знаю, из Бухары я уехал.
>...<
В 1921 году ехал в Коканд в вагоне, предоставленном в распоряжение турка. Этот турок со своими учениками приезжал в Бухару. Валидов посоветовал поехать с Космамбетовым до Коканда. Я остановился с этим турком в школе. Он снабдил меня удостоверением на имя своего ученика и дал адрес того, к кому я должен был обратиться. Дня через три-четыре после приезда в Коканд, я сел на поезд и поехал в Андижан. Там я попал к одному узбеку, имя не помню, по профессии учитель. На другой день пошел в Андижанскую организацию. Там мне устроили поездку к Жанузакову и дали проводника. С этим проводником попали мы в кишлак, я видел вооруженных басмачей. Меня повели сначала к Курбачи, который сидел в окружении своих басмачей, я поздоровался, представился, сказал, что приехал к Жанузакову, о том, что я от Валидова я Курбачи не сказал. По распоряжению Курбачи один из джигитов повел меня к Жанузакову. Я был с ним знаком раньше, он спросил о цели моего приезда. Я рассказал о положении. Через некоторое время к месту, где мы сидели, подошел Курбачи. С Жанузаковым они стали совещаться относительно поручения Валидова – организовать отряд из киргиз. По этому вопросу – организовать отряд можно. Поскольку у меня не было коня, Жанузаков послал своего подчиненного из близлежащих киргизских аулов привезти лошадь; Жанузаков имел намерение связаться с Курбачи Мухиддином. Он же познакомил меня с казахом Билбаевым. Между прочим Мухиддинов раньше был начальником Аулиеатинской уездной милиции. Сейчас он должен быть в Шимкенте или в Киргизии. Я его встретил в Ташкенте. После отъезда Бабаева Жанузаков частенько ходил к Курбачи, для него это было благоприятное положение. Однажды на заре мы услышали сильную стрельбу, кое-как оделись, ускакали, почувствовав нападение. Жанузаков сел на коня и простился. Больше я его не видел.
>...<
Ввиду моего болезненного состояния я не мог присутствовать на собрании Ташкентского филиала Среднеазиатской организации. Частенько ко мне заходил Жаленов Карим, в то время он был преподавателем Киринпроса. И приходил меня навещать Беремжанов Газымбек, мы с ним много беседовали. Во время моего пребывания в лазарете меня часто посещала жена Ходжанова, когда опухоль немного спала, Досмухамедов Халел сделал мне укол. Вскоре я выписался из лазарета.
>...<
Досмухамедов Халел, Жаленов Карим, Кашкынбаев Иса, Омаров вели заседания. Насколько мне помнится, на заседании ставились вопросы о необходимости расширения организации, вырабатывались методы ее увеличения. На этих заседаниях я узнал о существовании четверочной системы. Ее сущность: каждый член организации должен был принимать меры по привлечению новых членов при помощи информации. Вырабатывалась программа. Программа была составлена Досмухамедовым. Сущность программы: после избавления от большевиков, Казахстан оформляется как национальное государство по воле представителей всего населения Казахстана. Созыв Национального Учредительного собрания, принятие конституции, в дальнейшем образование буржуазной демократической республики. Казахстан должен быть самостоятельным государством, по военным отражениям все восточные страны должны были составить военный совет, над всеми вооруженными силами должно быть единое командование, находящееся в Турции. Поэтому насколько мне помнится, программа называлась добровольной партии «Алаш» из термина алаш. Центр был переброшен в Ташкент, по-моему Ташкентский филиал работал более активно. Члены этого центра чувствовали себя более свободно, в разработку программы вербовали молодых учителей, молодежь и т. д. Связь с Оренбургом поддерживалась. Кажется, в Оренбург на съезд по поводу нового алфавита ездил Досмухамедов Халел. Он связался с театром в Семипалатинске. В то время (там) был Дулатов, Букейханова Алихана не было. Вскоре Дулатов и Букейханов были арестованы, доставлены в Оренбург. Сарсенова тоже не было. Таким образом, в Оренбурге оставался Байтурсынов. Омарова Эльдоса в то время не было. Когда он вернулся в Семипалатинск, не знаю. Все это было в конце 1921 года, начало 1922года.
Программа была у Жаленова Карима, который сейчас должен быть в Уральске. Этот Ташкентский филиал поддерживает связь со Среднеазиатской организацией. Я помню представителя узбеков непосредственно с нашими казахскими организаторами. От узбеков был Миржалилов, от казахов был Жаленов. Я сам видел Миржалиева в сопровождении Жаленова.
>...<
В Ташкенте на Воскресном базаре была какая-то лавочка, где был главным лицом Миржалилов. Из учащихся Киринпроса в конце 1921 года были привлечены Данияров Базаркул, Элиев Османкул, Баймазанов Садвакас, Ходжанкулов Омир, Мусаев Есеналы, Бухарбаев Эбжан. Элиев Османкул окончил в Ташкенте Киринпрос при Ходжанове, он был членом коллегии какого-то Наркомата, работал в Аулие-Ате заведующим УК по размежеванию, руководитель комсомола, работал в Москве. Элиев был родственником Жанузакова, и он отзывался о нем хорошо. Сам он кара киргиз. Данияров Базаркул тоже киргиз, по окончании Киринпроса уехал к себе на родину, полагаю, что он работает в Киргизии. Кожамедов (Ходжанкулов –? – Т.Ж.) по окончании Инпроса поступил в САГУ. Он же помогал Валидову скрываться и уехать. Сейчас должен жить около Ташкента, по Среднеазиатской дороге первая станция от Ташкента. Баймаханов Садвакас по окончании назначен членом коллегии Наркомпроса. Он работал в Шимкенте заведующим Казпедтехникума, работал некоторое время в Кызылорде, близкий друг Саттарбекова. В последнее время был ответственным секретарем казахского Губкома партии в Шымкенте, одновременно был председателем Меркенского райисполкома. Бухарбаев Эбжан по окончании остался в Ташкенте, долгое время жил в Ташкентском казахском уезде, на станции Калыншы. Некоторые пошли по партийной линии. Элиев, Баймаханов были членами партии. Члены организации должны были соблюдать правила предосторожности, проводить национальную линию, насколько мне помнится, они вообще хотели взять в свои руки руководство и воспитание молодежи, при воспитании молодежи они должны были прививать национальное чувство достоинства. < …>
>...<
Я уехал в степь, в 1922 году, вернулся в Ташкент, встретился с Ходжановым, виделся со многими членами организации, часто посещал Ходжанова, и когда у него был, видел Рыскулова, который как раз приехал в Ташкент в качестве председателя Совнаркома Турреспублики. Со слов Валидова я узнал, Рыскулов был членом Среднеазиатской организации. У Ходжанова с Рыскуловым шла борьба, не знаю из-за чего. Когда вошел Рыскулов, поздоровались. Я подумал: председатель Совнаркома – член нашей организации, конечно, я никому ничего не сказал. Они с Ходжановым зашли в кабинет, через некоторое время Рыскулов уехал. В Ташкенте члены организации сказали мне, что сейчас Валидов в Ташкенте, скрывается от всех, потом уехал в Бухару. Мне было известно, что Умбетбаев Алдаберген (?) был командирован в Бухару для связи с Валидовым. В Ташкенте в старом городе скрывается Жылкыбаев (?). Я поехал, моя первая встреча с Валидовым в Бухаре после разлуки произошла в октябре 1922 года в Саду. Заведовал садом некий Худярханов, потомок уездного Кокандского Худиярхана. Он тоже участвовал, виделся с Валидовым. В этот сад меня привел Жакынбай (Жылкыбаев –?). В саду Валидов рассказал все, что с ним случилось. Он сказал, что деятельность организации оживилась, тем более в Бухару тогда приехал Амир (Ануар – ?) паша, с которым Валидов был в близких отношениях. Амир пача руководил Бухарской республикой. Он публично выступал на площади Бухары. После приезда Амир пачи Валидов выступил как глава вооруженных сил. Он говорил, что во время столкновений потерпел поражение из-за Файзуллаходжаева. Валидов сказал, что Файзуллаходжаев не очень тонкий парень и советовал с ним не связываться. После Самарканда он потерпел поражение, хотел взорвать не то мост, не то поезд на железной дороге < …> С помощью Умбетбаева Алдабергена попал в Ташкент.
>...<
Не помню когда, но это говорил Досмухамедов Жаһанша у себя на квартире: «Если бы у нас было 100-150 тысячное войско, мы выгнали бы русских за Волгу». Через несколько дней было созвано заседание Ташкентской организации на квартире Кашкинбаева. Это было в октябре 1922 года. Досмухамедов, Кашкинбаев, Рыскулов, еще несколько человек, пришел Валидов со своими людьми. Вид у него был незавидный. Поэтому на заседании поставили вопрос о его дальнейшей судьбе. Валидов на заседании начал рассказывать о своих приключениях. На этом заседании намечалось посещение Рыскулова. Сам Валидов говорил, что Рыскулов не говорил о присоединении Туркестана. Тогда он работал председателем Турккомиссии в Ташкенте. Валидов говорил, что утвердительного ответа Рыскулову он не дал. Рыскулов в дальнейшем не может защищать Валидова. С этим мнением он согласился. Даже говорил, что может быть Рыскулов своим советом (несогласием) устроит свое счастье на несчастье Валидова. На этом заседании решено было Валидову заявление подавать не нужно, а нужно продолжать скрываться, а также ему нужно пробраться и уехать за границу. Так расстались. Валидов говорил, что денег у него достаточно, еще сказал, что Рыскулов совершил авантюру. Вообще Рыскулов был очень осторожным в своих обращениях с людьми, открыто людям о Ташкентской организации не говорил. У Жаһанши Досмухамедова Рыскулов занимал самую дальнюю комнату, где он принимал людей. На официальных заседаниях очень много говорил о просвещении.
Еще один момент. Рыскулов, будучи председателем Совнаркома Турреспублики, однажды поехал в Москву и послал письмо в Ташкент Сармолдаеву (через) Жаһанше. У него были близкие отношения с Сармолдаевым и Досмухамедовым. Рыскулов считал Досмухамедова совершенно своим человеком, в то время он был женат на сестре жены Досмухамедова. Он на ней женился в Москве и после этого приехал в Туркестан председателем Совнаркома Турреспублики. Письмо было написано на русском языке. Содержание: По дороге его преследовал какой-то мужчина – агент Ходжанова до Акмечети или до Казалинска. Он возмущался, что Ходжанов не дает ему покоя. В этом письме он предлагал начать борьбу с Ходжановым. Он писал, что надо разоблачить связь Ходжанова с Алашординцами. И что это они не раз защищали национальную линию во время наиболее сильной националистической деятельности. Этот момент присутствовал у Рыскулова. Я видел подлинник этогог письма. Прочитал это письмо Досмухамедов Жаһанша и сказал, что необходимо передать это письмо Досмухамедову Халелу. Тынышбаев хотел показать это письмо Ходжанову. Я тоже попал к Ходжанову и ознакомился лично с подлинником письма. Досмухамедов Жаһанша ругал Халела, что они поставили его в неудобное положение.
Вообще, после этого случая отношения между Ташкентским центром и Рыскуловым стали охлаждаться. На заседании Рыскулов не принимал участия. В 1924 году Рыскулова отозвали в Москву, тогда он уже ушел с поста председателя Совнаркома. Я встретил его в Кызылорде, когда он официально работал редактором газеты «Енбекши казах» и кажется, некоторое время заведовал отделом печати Крайкома. Когда центр перешел в Кызылорду, этот отдел существовал, были Байтурсынов и Дулатов. Когда Рыскулов был в Москве, он был членом организации.
>...<
Я приехал в Ташкент. Это было весной 1925 года. У Юсупова Мыргазы (Ахметсафа – ?) я познакомился с стенографическим отчетом наших работников в Москве. Если не ошибаюсь, отчет предназначался только для членов партии. Рыскулов взял этот отчет у Ходжанова. Некий Султангалиев был снят с работы. Я познакомился с выступлением Фазылходжаева, Рыскулова и другими. Из видных работников ЦК стоял вопрос о Фазылходжаеве, лично знаком с Валидовым. Он говорил, что Валидов приезжает в один город из Средней Азии. По моему мнению на них лежала большая ответственность по Среднеазиатской организации. По ознакомлению с этим отчетом, я пришел к выводу, что эти люди очки (?) в пользу Центрального комитета партии. Может быть, они пришли бы в партию, заявили бы о своих ошибках. Не нашли мужества.
Рыскулов был кандидатом в члены ЦК. По отчету понял, что ЦК придает значение деятельности Валидова и вообще, обстановке в Средней Азии. О связи Султангазиева с Среднеазиатским центром не знаю и при мне этой связи не было. Я жил в Бухаре два с половиной месяца. В Ташкенте видел фотографию, там были Беремжанов и Байдильдин.
>...<
Когда я скрывался в Омске, со мной встретился Байдильдин. Он жил отдельно. Садвакасов Жанайдар тоже посещал. Мы с Жанадаром Садвакасовым возглавляли восстание против Колчака. Но восстание было подавлено. Из Омска выбраться мне помог Байдильдин. Перед этим он был у Букейханова, ездил в Самару на совещание. Из Омска мы вместе приехали в Петропавловск, использовали удостоверение на имя Садвакасова Жанайдара. Затем мы с Байдильдиным оказались в Жетысу. Мы жили с ним в одном номере вместе с Смагулом Садвакасовым и Омаровым Ашимом. Байдильдин был нам близок, но в организации не состоял.
Осенью 1923 года я приехал в Ташкент и остался там работать в так называемой Киргизской комиссии, был преподавателем Импроса, некоторое время директором. Я помню Мухтара Ауэзова и Магжана Жумабаева. Центр организации был перенесен в Ташкент. Адижанов (?) был в Оренбурге, за точность не ручаюсь.
Достарыңызбен бөлісу: |