Чирков Юрий Георгиевич. Дарвин в мире машин. Изд. 2-е, испр и доп. М.: Ленанд, 2012. 288с

Антуон де Сент-Экзюпери

\253\

«Если делали транспортное средство —- старались получить максимальную скорость, — рассказывал как-то корреспондентам газеты Легасов, — наивысшую грузоподъемность, если энергетическую установку — стремились к большей, желательно рекордной мощности. Надо было напитать мир новыми машинами, приборами, устройствами — именно в этом заключалась задача. А способ производства этих вещей принципиального значения не имел, проблема — в широком смысле слова — платы за обладание ими, в общем, не стояла».

В итоге, говорил Легасов, мы научились получать колоссальный эффект, но в дело, в реальную, нужную нам работу уходило лишь два, четыре, самое большее — 10 процентов. Гигантские силы, деньги, сырье шли «в стружку», создавая к тому же серьезные экологические проблемы.

Что же делать? Нужна смена целей, нужны иные лозунги, новая техническая стратегия. В сознании землян должен укорениться нестандартный тезис: сейчас способ производства становится не менее важным, чем сам продукт производства.

«Если смыслом технической, индустриальной эры было достижение наилучших технических свойств любого изделия, установки, средства связи или транспорта, то смысл наступающего периода — достижение наилучших ТЕХНОЛОГИЧЕСКИХ качеств. Товар, — учил Легасов, — обязан производиться таким и только таким СПОСОБОМ, который оправдан и экономически, и экологически, и социально.

Легасов так уточнял свою мысль:

„Убежден: отныне и в течение ближайших веков главные усилия науки будут направлены не на то, чтобы появилось что-то более 'результативное', чем нынешний автомобиль, телевизор, телефон, а на то, чтобы на смену привычным формам техники пришло что-то более технологичное. Под технологичностью имею в виду и доступность сырья, и разумность использования энергии, и целесообразность затрат времени и сил, и удобство для будущего потребителя, и учет всех побочных эффектов от внедрения новинки, например, степень безопасности. Центральным мотивом деятельности ученых и конструкторов станет желание создать процесс, придумать принципиально новую технологию — такую, при которой параметры самого изделия сохранятся на прежнем уровне — или даже в чем-то ухудшатся! — но изготовлено это изделие будет наиболее удобным способом.

Я бы выразил разницу между прошлым и будущим подходами так: раньше думали, что сделать, а теперь надо думать, КАК сделать"».

\234\

7.11. Даже тина болот

И рисуется нам не очень отдаленное будущее, когда в основу промышленности будет положена глина...

В начале кайнозойской эры (70 миллионов лет тому назад, в этой эре живем и мы, люди, живем уже миллион лет) произошло «великое вымирание» динозавров: они исчезли. Причина? Динозавров, гигантов с длиной тела до 25 метров и более, видимо, убил холод, им не удалось приспособиться к новым более суровым климатическим условиям...

Вовсе не надо быть пророком, чтобы предсказать, что скоро начнется массовое вымирание и ДИНОЗАВРОВ ТЕХНИКИ: домен-гигантов, экскаваторов ростом в десятки метров и других громоздких, но, в общем-то, малоэффективных устройств. Под напором протестов населения должны уйти в прошлое и гиганты-АЭС.

А собственно, вымирание неуклюжих технических видов уже началось. Ученые ещё спорят, кто извел мамонтов, но почему, скажем, исчез паровоз, тут нет разногласий. Ведь известно, что паровоз ел за десятерых, а работал вполсилы. Из каждого килограмма угля, что поедал бедолага-паровоз, «на пользу» ему шло всего-навсего 70-80 граммов. Другими словами, лишь 7-8 процентов энергии топлива шли в дело, остальное вместе с дымом вылетало в трубу.

И человек отказался от паровоза, заменил его тепловозом (КПД — 28 процентов), пытается использовать вовсю и электровозы.

Эволюция тсхновидов — каких зверюг породит она? Об этом можно только гадать. Хотя, скорее всего, технозверье будущего вряд ли будет одето в железные и стальные шкуры. Убытки от коррозии, от порчи железо-стальных материалов стали настолько велики, что окончания железного ВЕКА ждать очень долго, видимо, не придется.

Впрочем, и эта мысль — не новинка. В 1924 году в Ленинграде вышла тонкая, всего 50 страниц, книжка «Химические проблемы промышленности». В ней были такие строки:

«Будущее за другими металлами, а железу будет отведено почетное место старого, заслуженного, но отслужившего свое время материала».

Написал эти пророческие строки академик Александр Евгеньевич ферсман.

Ферсман (1883-1945), советский геохимик и минералог, академик (стал им в 35 лет, был самым молодым академиком за все 200 лет существования Российской Академии), родился в семье генерала, занимавшегося воснно-педагоги ческой деятельностью. Любовью к камню заразил мальчика («Камень владел мною, моими мыслями, желаниями, даже снами», —

\235\

писал Ферсман, которого называли поэтом, певцом камня) родной дядя: в его имении в Крыму семья Ферсманов обычно проводила лето, здесь шестилетний Саша стал собирать свою первую минералогическую коллекцию. В Московском университете Ферсман стал учеником выдающегося русского ученого и мыслителя Владимира Ивановича Вернадского (1863-1945), основоположника учения о биосфере. Вместе с учителем Ферсман создает новую науку, родившуюся на «стыке» геологии и минералогии, — геохимию. Ферсман опубликовал около 1500 (!) заметок, статей, мелких и крупных монографий, был и замечательным популяризатором науки, им написаны «Занимательная минералогия», «Путешествие за камнем», «Рассказы о самоцветах», «Занимательная геохимия» и другие книги. Максим Горький очень высоко ценил талант Ферсмана-беллетриста и даже советовал ему «бросить камни» и стать писателем. Александра Евгеньевича в шутку называли «пожирателем пространств»: не было года, когда бы он не проехал, не прошел несколько тысяч километров. Воспоминания сотрудников и фотографии донесли до нас образ Ферсмана тех дней: обросший бородой, он обычно был одет в старую отцовскую кожаную куртку с красной генеральской подкладкой, на шее висел бинокль, лупа, свисток, фотоаппарат, на поясе — помятый жестяной чайник, в руках палка и геологический молоток, за спиной рюкзак. Вот он движется по дороге — большой, грузный и необыкновенно подвижный. Друзья звали Ферсмана «шаровой молнией», он заражал всех своей неуемной энергией, весельем. Подтрунивая над собой, он утверждал, что создан природой в форме шарообразного тела, — при этом весело проводил рукой по ежику своей круглой головы, — поэтому-то вынужден постоянно куда-нибудь катиться. Ферсман участвовал в исследовании Тянь-Шаня, Кызылкумов и Каракумов, Урала (на Южном Урале в Ильменских горах им был создан первый в мире минералогический заповедник), Забайкалья и многих других регионов нашей необъятной страны. Особое прикладное значение имели исследования Ферсманом и его сотрудниками тундр на Кольском полуострове: было открыто около 90 месторождений редких минералов и среди них «камень плодородия», минералогическая диковинка, зеленый камень — апатит. Как превратить эту «окаменелую сказку природы» в фосфорные удобрения? Тут Ферсману пришлось изрядно потрудиться, при активном участии ученого в Хибинах выросли первые промышленные города (очень помогал Сергей Миронович Киров) — сначала «город ветров» Хибиногорск (теперь — Кировск), 'затем Мончегорск... Деятельность ученого оставила яркий след в памяти благодарных потомков, имя Ферсмана увековечено во многих географических и геологических названиях: гора на Таймыре, ушелье в Хибинах, остров на Земле Франца-Иосифа, ледник на Тянь-Шане. И даже два минерала были названы в честь Ферсмана: «ферсмит» и «ферсманит...»

\236\

К сожалению, до сих пор не написана история завоевания природы, она бы показала, какими сложными путями шла эта социальная и экономическая проблема, и как не без крупных ошибок и даже обратных течений развивалось использование природных богатств.